Научные «дискуссии»

В годы войны знания ученых были востребованы властью, многих из них возвратили из заключения. Постепенно, хотя и в известных рамках, шло возрождение свободомыслия в науке, без которого она обречена на загнивание. Творческая атмосфера не была утрачена и после победы, когда развернулись оживленные дискуссии среди историков, философов, биологов, физиков, кибернетиков, экономистов. Однако эти дискуссии были использованы партийным руководством для «усиления партийной направленности науки», а отдельными ее представителями - для сведения счетов с научными оппонентами. Наиболее типичной из таких «дискуссий» стала дискуссия по проблемам биологии. Ее инициировал президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина Т.Д. Лысенко. Сделав головокружительную карьеру в 30-е гг. на критике «кулаков от науки». Добившись ареста в 1940 г. академика Н.И. Вавилова (умер в саратовской тюрьме в 1943 г.), Лысенко в 1947-1948 гг. возобновил атаку на генетиков и биологов-менделистов. Началась компания в печати, направленная на шельмование «антидиалектической» генетики и ее представителей, ставивших опыты на мухах-дрозофилах. Критика «мухолюбов-человеконенавистников» завершилась тем, что на августовской (1948 г.) сессии ВАСХНИЛ академики А. Жебрак, П. Жуковский, Л. Орбели, А. Сперанский, И. Шмальгаузен и их ученики (несколько сот человек) были изгнаны из академии, лишились возможности заниматься исследовательской работой. Вместе с ними оказалась на долгие годы в «изгнании» и сама генетика, в которой отечественные ученые в 30-е гг. занимали ведущие позиции.

В 1950 г. Сталин принял личное участие в научной дискуссии по проблемам языкознания. Лингвистика была лишь поводом для постановки вопроса о взаимоотношениях базиса и надстройки. Сталин в ходе дискуссии «научно доказал» абсолютную необходимость незыблемого и всесильного государства в СССР, отвергнув тем самым тезис Ф. Энгельса об отмирании государства по мере продвижения к коммунизму.

Дискуссии в исторической науке были сведены, по сути, к укреплению безраздельного влияния концепции «Краткого курса» для оправдания существующего положения вещей. В ходе этих дискуссий, например, прогрессивными деятелями были объявлены Иван Грозный и его опричники, боровшиеся с боярской оппозицией почти сталинскими методами. Лидеры национальных движений (например, Шамиль) были объявлены платными агентами зарубежных спецслужб. Полностью оправданным и неизбежным представал якобинский террор. В гротескном виде были показаны многие исторические деятели царской России. Множество имен и событий, не вписывавшихся в сталинскую концепцию, были надолго забыты. Борьбой с влиянием западных философских концепций была пронизана критика книги Г.Ф. Александрова, руководителя отдела агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), «История западно-европейской философии» (автора объявили в терпимости к идеалистической, буржуазной и декадентской философии, отсутствии должной полемичности) и другие философские дискуссии.

Экономические дискуссии, начало которым было положено еще в годы войны работами академика Е.С. Варги (по проблемам развития мирового капитализма), завершились с выходом в свет работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.), отвергавший любые проявления рыночной экономики и обосновывавшей еще большее огосударствление экономической жизни в СССР.

Таким образом, если в послевоенные годы вся сущность культуры и все ее задачи были сведены, по сути, к выполнению функции очередного «приводного ремня» в обработке общественного сознания, то роль науки сводилась, кроме этого, еще и к тому, чтобы обеспечить решение оборонных задач и добиться «партийной направленности» не только гуманитарных, но и естественных наук.