Эллинистическая философия

Завершающий период развития античной философии назван эллинистическим, иногда его называют еще эллинско-римским. Почему? Завоевания Александра Македонского носили характер не только военной экспансии, они способствовали усвоению греческой культуры другими странами и континентами. Правомерно ли считать концом этого периода завоевание Греции Римом, как это делают иные исследователи? Наверное, нет, ведь Римом не была уничтожена греческая культура, напротив, многие ее элементы он воспринял. Итак, более исторически достоверным будет утверждение о том, что эллинистический период развития философии начинается завоеваниями Александра Македонского и завершается даже не падением Римской империи, а несколько позже, то есть уже в VI в. нашей эры, когда в Афинах была закрыта Академия Платона, и европейская история вступила в новую культурную эпоху, в эпоху Средневековья.

Иногда считают, что в эллинистический период философия имела явно выраженный эклектический характер. Видимо, в этом утверждении есть некоторая доля истины, но не следует забывать при этом, что именно в это время были систематизированы многие разрозненные до этого идеи, построены цельные философские системы, обобщены знания в различных областях человеческой деятельности.

Философию этого периода обычно подразделяют на два этапа: философию раннего эллинизма (III в. до н. э. – III в. н. э.), к которой относят такие течения философской мысли, как кинизм, стоицизм, эпикуреизм и скептицизм, и философию позднего эллинизма, выраженную прежде всего в учении неоплатонизма.

Киники. Этимологически название этого течения связано с Киносаргом, холмом в Афинах, на котором Антисфен, ученик Сократа, проповедовал последователям опрощение жизни, основанное на идеале безграничной духовной свободы индивида, предполагающем демонстративное пренебрежение ко всяким социальным институтам, обычаям и установлениям культуры. (По другой версии, название происходит от греч. «собака», поскольку Антисфен считал, что жить следует просто, «подобно собаке»). Киники презирали роскошь и стремление к наслаждению, осуждали рабство, призывали к упразднению государства, частной собственности и брака. Очень характерно предание о том, что Александр Македонский перед своим походом пришел к Диогену, кинику, жившему в бочке и отличавшемуся умом и безразличием к материальным благам, препятствующим моральной свободе, известному своими экстравагантными манерами. После долгой беседы Александр спросил Диогена, не хочет ли он от него какой-либо милости, на что тот ответил: «Отойди и не заслоняй мне свет Солнца!» Свита полководца громко рассмеялась, Александр же резко обернулся к ней и произнес: «Если бы я не был полководцем, я хотел бы быть Диогеном».

«Учение Диогена никоим образом не было тем, что мы теперь называем “циничным”, как раз наоборот. Он пламенно стремился к “добродетели”, в сравнении с которой, как он утверждал, все земные блага ничего не стоят. Он искал добродетель и моральную свободу в освобождении от желания: будьте безразличными к благам, которыми одарила вас фортуна, и вы освободитесь от страха… Диоген считал, что Прометей был справедливо наказан за то, что принес человеку искусства, породившие сложность и искусственность современной жизни… Лучшее из учений киников перешло к стоицизму – вообще неизмеримо более полному, совершенному и законченному философскому учению»[9].

Кинизм развивает после Сократа линию философствования как образа жизни, задавая в историко-философской традиции такой его модус, как скандальный эпатаж. С одной стороны, в кинизме отчетливо выражена критическая составляющая, с другой, – прослеживается идея отказа от социальной адаптации, наиболее мощно выражающаяся в нравственной позиции кинизма: «без общины, без дома, без отечества». Именно к кинизму восходит идея «гражданина мира» и космополитизма. Латинская калька названия школы легла в основу современного термина «цинизм», который отражает лишь эпатирующую сторону кинической философии. Однако цинизм как откровенное нигилистическое глумление над общепринятыми культурными нормами в учении кинизма отнюдь не самоценен. Например, счастье понимается в учении киников как добродетель, но не в смысле внешней благопристойности, а в качестве глубинного внутреннего достоинства, когда «судьбе противопоставляется мужество, закону – природа, а страстям – разум» (Диоген Синопский).

О позиции киников ярко свидетельствуют дошедшие до нас высказывания его представителей:

«Лучше быть варваром, чем эллином, и животным, чем человеком».

В ответ на реплику: «Тебя все хвалят» – «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?».

«Я предпочел бы безумие наслаждению» (Антисфен).

«Родина моя – бесчестье и нищета» (Кратет).

Аргументирование своих просьб подаяния у статуй: дабы «приучить себя к отказам», ведь «люди скорее подадут калекам, каковыми и сами могут стать, нежели мудрецу, каковыми им никогда не стать».

В ответ на напоминание о том, что соотечественники осудили его скитаться: «А я осудил их остаться дома».

Реакция на гордое представление Александра Македонского: «Я – великий царь Александр» – «А я – собака Диоген» (Диоген Синопский).

Стоицизм свое название получил от греческого слова «стоя», обозначающего портик, галерею с колоннами, где учил афинский философ Зенон из Китиона, основатель этого течения. К числу его последователей относятся такие исторически известные личности, как Плутарх, Цицерон, Сенека, Марк Аврелий и др. Стоики, характеризуя различные свойства человеческой души, особое внимание уделяли феноменам воли, терпения, самообладания. Вселенная представлялась им единым живым существом, тело мира образовано из огня, воздуха, земли и воды, а его душа – это огненно-воздушная пневма. В мире все события предопределены роком, фатумом, судьбой. Идеалом поведения мудреца для стоиков было сохранение им состояния спокойствия, душевной безмятежности (атараксии) в любых жизненных коллизиях. Судьбу не следует проклинать и пытаться изменить, ее нужно любить.

Все люди, по представлениям стоиков, являются гражданами Космоса как мирового государства, стоический космополитизм уравнивал в теории перед лицом Мирового закона (Логоса – Судьбы) всех людей – свободных и рабов, греков (позднее – римлян) и варваров, мужчин и женщин. Следует признать, что подобные идеи о равноправии отнюдь не были характерными для рассматриваемой нами эпохи.

Этический идеал стоиков – мудрец, достигший апатии, т. е. полного освобождения от случайных казусов окружающего мира и определяющий свои поступки исключительно исходя из своих убеждений, которые всегда остаются неизменными, как бы трудно и даже трагично не складывались обстоятельства внешней жизни. Этот мудрец постиг смысл мира, постиг неотвратимость судьбы и неумолимость законов природы, и он не сопротивляется им, а свободно следует их предписаниям (вспомните представления о мудреце в даосизме). Добровольное следование законам неумолимого рока представляется стоикам единственным способом достижения полной и истинной свободы, ибо, отдавая тело в распоряжение материального мира, человек только и получает возможность освободить свою душу, свое Я, свое самосознание от какой-либо внешней зависимости, от подчинения всему тому, что не является его собственным продуктом. Один из наиболее известных стоиков Эпиктет писал:

«Например, тебе необходимо умереть, но необходимо ли тебе об этом плакать? Тебя насильно тащат в тюрьму, ты не можешь этого избежать, но ты можешь не сокрушаться об этом. Тебя ссылают в изгнание; никто не может тебе помешать уехать в спокойном духе и с легким сердцем.

– Расскажи мне о тайнах твоего друга,– скажет мне мой враг.

– Нет, я тебе не скажу этого, – отвечу я, – так как в моей власти сохранить тайну моего друга.

– Но я тебя закую в кандалы и отправлю на каторгу, если ты не откроешь мне его тайны!

– Что ты говоришь? Не меня закуешь ты в кандалы; ты закуешь мои ноги, руки, а меня, мою душу, мою волю, мой разум ты не сможешь заковать, потому что никто, кроме меня, не в силах распорядиться ими!» (Эпиктет. В чем наше благо? // Мыслители Рима. – М.: 1998. – С. 648 – 649).

В философии стоиков мы видим дальнейший шаг в направлении к отрыву человеческого познания и сознания вообще от окружающего мира. Самосознание человека превращается в самостоятельный мир, в микрокосмос, по масштабу и значимости равный, по крайней мере, Вселенной и, что самое главное, автономный и независимый от нее.
 

Эпи куреизм. В философии Эпикура (341 – 270 гг. до н.э.) получили дальнейшее развитие идеи древнегреческого ато-мизма. Причем детерминизм Демокрита Эпикура не устраивал, стремясь обосновать наличие у человека свободной воли, он наделил ею даже мельчайшие атомы, которые, по его мнению, могут спонтанно, самопроизвольно отклоняться от предопределенной траектории. Это дало возможность философу утверждать: «В необходимости нет никакой необходимости!» и впервые в истории философской мысли выдвинуть идею об объективности случайности. По Эпикуру, жизнь и смерть одинаково не страшны для мужа: «Пока мы существуем, нет смерти; когда смерть есть, нас более нет». Получение удовольствий от жизненного процесса – вот важнейшая цель философствующего субъекта (принцип гедонизма), а для этого прежде всего необходимо соблюдение меры во всем.

Согласно Эпикуру, если у человека отнять чувства, то у него не останется ничего. Следует стремиться к достижению постоянного и ровного блаженства, а для этого необходимо состояние атараксии (не из-за бесполезности сопротивления Року, как у стоиков, а для лучшего «вчувствования») и разумное, нравственное и справедливое отношение к жизни. Уместно также богопочитание, но не в широкопринятом смысле, ибо толпа не сохраняет о богах постоянного представления, а значит, в культах есть немалая доля субъективности. Боги – блаженно-безразличные вечные существа, живут в пространствах между бесчисленными мирами и не вмешиваются в жизнь людей и Космоса.

В историю мировой философской мысли учение Эпикура вошло в качестве одной из самых воинствующих антирелигиозных школ. Докторскую диссертацию К. Маркса украшал эпиграф из гордых слов мудреца: «Нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто разделяет мнение толпы о богах». Однако необходимо отметить, что философию Эпикура к атеистической отнести нельзя, поскольку существование богов в ней не отрицалось. Божества эпикурейцев – скорее этические образцы, идеалы полной безмятежности и равнодушия ко всему происходящему в мире. Поэтому в гносеологии этой школы начинает уже проявляться скептическая тенденция: конечно, Эпикур никогда не утверждал ничего похожего на фундаментальную непознаваемость объективного мира, никогда не говорил о его принципиальной оторванности и противопоставленности разуму человека. Но, сравнивая познавательную ценность ощущений и разума, он делал выбор в пользу первых, утверждая, что в ощущениях заблуждений быть не может, и если у человека все же появляются заблуждения, то источником их может быть только его мыслительная деятельность. Человек, таким образом, может быть включен в божественно-мировое единство исключительно как физическое, телесное ощущающее существо, тогда как мышление оказывается деятельностью всецело внешней и Богу, и миру.

Скептицизм (от греч. skeptikos – разглядывающий, расследующий). Основателем философского течения считают Пиррона (360 – 270 до н. э.), который говорил, что любому нашему утверждению о всяком предмете может быть с равным правом и с равной силой противопоставлено противоречащее ему утверждение. Поэтому следует воздерживаться от каких бы то ни было суждений о чем-либо, а вместо того, чтобы пытаться описать какую-нибудь вещь, лучше, сохраняя молчание, указать на нее пальцем. Скептицизм Пиррона еще не есть в полной мере агностицизм, для нас все же достоверны наши чувственные ощущения, но только для нас, и если что-то кажется нам сладким или горьким, следует высказаться так: «Это кажется мне горьким или сладким». Мудрец, следуя принципу догматического сомнения, находится в постоянном поиске, и воздержание от любых категорических суждений об истинной природе вещей рождает в нем чувство невозмутимости, безмятежности (снова другое понимание атараксии).

Безусловно, здоровый скепсис нужен любому мыслителю, которого не устраивает сложившееся положение вещей. Но цель его сомнения – освобождение путей для принятия новых истин. В скептических же школах античности принципиальная невозможность достижения истинного знания о чем-либо доводилась до предела и переносилась даже на их собственное учение. Так, принимая во внимание аргумент оппонентов о том, что, сомневаясь во всем, нельзя сомневаться в самом факте сомнения, поэтому, отрицая всякую истину, скептики, тем самым, отрицают и истинность своей философии, один из наиболее известных представителей школы скептицизма – Секст Эмпирик – писал: «Скептик пользуется произносимыми им положениями, как, например: «ничего не устанавливать», «ничего не истинно» и т. д. не в том смысле, что эти положения вообще существуют. Ибо он думает, что положение «все ложно», утверждая ложность всех других положений, утверждает и ложность самого себя и таким образом себя ограничивает. Таким образом, относительно всех скептических положений мы должны твердо помнить, что мы вовсе не утверждаем, что они истинны, ибо мы говорим, что они могут сами себя опровергать, так как их ограничивает то, о чем они высказаны» (Цит. по: Гегель. Лекции по истории философии. Т.2. – М.: 1994. – С.389).

На базе подобного отношения к познавательным возможностям человека формировалось и определенное нравственное учение, весьма схожее со стоицизмом в следующем аспекте: возникало представление об абсолютной автономности души, обосновывалось представление о ее невозмутимости как высшем идеале, внутренний душевный мир человека становился тем центром, вокруг которого начинала вращаться вся его жизнь.

Неоплатонизм – философское учение, относящееся к позднеэллинистическому периоду, основные его положения были разработаны в III в. н. э. римлянином Плотином. В неоплатонизме сосредоточились все элементы философии Платона и Аристотеля, отчасти неопифагорейцев и стоиков, и все они сведены в одно стройное и грандиозное мировоззрение, ставшее достойным завершением всей древней философии.

Совершенное Первоначало, Божество, или Единое-Благо понимается Плотином не только как сверхчувственное, но и как сверхмыслимое, неизреченное. Постичь само наличие этого сверхсущего мы можем только в состоянии умоисступления, экстаза. Но если для ограниченного существа человека этот экстаз, это выступление из себя к Богу есть возвышение, то для бесконечно совершенного Божества выступление из себя может быть только нисхождением. Единое изливается или излучается вне себя от избытка своей совершенной полноты, неизменно пребывая в себе, подобно тому, как источник наполняет реки, сам ничего не теряя, или солнце освещает тьму, само не затемняясь. «Первое истечение (эманация), или излучение (радиация) Единого есть ум, начальная двоица, т. е. первое различение в Едином мысли и бытия или его саморазличение на мыслящего и мыслимого». Действием Мирового Ума нераздельная полнота Единого-Блага расчленяется на множественность идей, образующих мысленный мир. Причем идеи не являются внешними по отношению к созерцающему их Уму, они – его собственные вечные состояния или положения, его мысли о Едином во множественности, или числе. «За этим первым кругом эманации, где Божество или Единое через Ум различается в себе и обращается на себя мысленно или идеально, следует его второе или реальное различение и обращение на себя, определяемое живым движением Души»[10]. Мировая Душа уже не мыслит непосредственно Единое как внутреннюю предметность, а стремится к нему, желает его как чего-то действительно от нее отличного.

Единое-Благо, Мировой Ум и Мировую Душу Плотин называет тремя начальными ипостасями, полностью объясняющими все положительное содержание Вселенной. Душа – вторая, существенная «двоица», начало реальной множественности, причем неоплатонизм различает две основные стороны Души – высшую и низшую, под последней понимается природа, а высшая Душа есть, собственно, живой и чувствующий субъект Мирового Ума, неподвижно созерцающий Единое. Низший аспект Мировой Души эманирует в Материю, или в не-сущее. Материя – беспредельная возможность бытия, так же, как Ум мысленно расчленяется на множественность идей, образующих умопостигаемый мир, так и Душа рожает множество душ, заполняющих реальный мир. «Небытие» Материи посредством Мировой Души «сгущается» в соответствующие тела, составляющие обманчивый чувственный мир. Поскольку Материя, или субстрат видимого мира, наиболее удалена от источника божественной эманации (конечно, не в пространственном смысле), то важнейшей этической, нравственной задачей человека становится, с точки зрения неоплатонизма, стремление к возвращению души от материального, плотского через чувственное к идеальному и умопостигаемому, и далее – к божественному Единому-Благу. Таким образом, важнейшая жизненная задача – возвращение единичной души к Богу. В неоплатонизме нет места ни общественным, ни политическим, ни историческим задачам. Низший мир противоположен Божеству, но человек никогда не побеждает этого мира, он может лишь бежать из него в лоно Божества, стать отрешенным от мира аскетом-созерцателем, стыдящимся собственного тела. По мысли Владимира Соловьева, крайнему мистицизму теории неоплатонизма, поглощающему личность, «соответствует абсолютизм римского государства, поглотившего местные города и нации, не возвысившись, однако, до настоящего универсализма. Римская империя оставалась лишь огромным, безмерно разросшимся городом, который именно вследствие своей огромности теряет живой интерес для своих граждан»[11].

Возникший на рубеже двух культурно-исторических эпох неоплатонизм попытался вывести античную мысль за пределы тупиков скептицизма. Центральная проблема неоплатоников была сфокусирована на внутреннем мире человеческого самосознания, на его автономии и свободе, но если для стоиков и скептиков освобождение от внешнего бытия и превращение души в самодостаточный мир стало конечной целью всех их размышлений и действий, то в неоплатонизме эта интеллектуальная эмансипация была не концом, а лишь началом пути. Они утверждали, что уйти от внешнего мира еще недостаточно. Отвернув свой взгляд от материального бытия, человек должен вглядываться в самого себя до тех пор, пока внутри мира своей души не отыщет Бога. Тем самым провозглашенный эллинистической философией внутренний, автономный мир человеческого Я, в учениях философов этой школы перестает быть лишь субъективной, случайной реальностью, а превращается в звено, соединяющее человека с Богом, а через него – и со всем миром.

С одной стороны, такой вывод кажется вполне логичным итогом развития философского учения античности об интеллектуальной природе Бога. Однако, с другой стороны, несмотря на логичность подобного вывода, в рамках классической древнегреческой культуры он не мог был быть сделан в принципе, ибопровозглашавшееся неоплатониками прямое, ничем не опосредованное единство Бога и человека, было чуждо языческому мировоззрению. Поэтому не случайно, что неоплатоническая философия смогла возникнуть лишь на рубеже двух эпох, когда мировоззрение новой, христианской эры, уже вызревало в глубинах мировой культуры.

Идеи неоплатонизма не погибли с крушением античного общества, они впитали в себя воззрения раннего христианства и оказали значительное воздействие на средневековую, возрожденческую и нововременную философии.

[1] Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь: Современная версия. – М.: Эксмо, 2003. – С 379.

[2] Рассел Б. История западной философии. – СПб.: Азбука, 2001. – С. 75.

[3] Рассел Б. История западной философии. – СПб.: Азбука, 2001. – С. 63 – 64.

[4] Философский словарь Владимира Соловьева. – Ростов н/Д.: Феникс, 1997. – С. 136.

[5] Рассел Б. История западной философии. – СПб.: Азбука, 2001. – С. 119.

[6] Спиркин А. Г. Философия: Учебник. – М.: Гардарики, 2004. – С. 53.

[7] Философский словарь Владимира Соловьева. – М.: Инфра-М, 1999. – С. 386 – 387.

[8] Философский словарь Владимира Соловьева. – Ростов н/Д.: Феникс, 1997. – С. 388.

[9] Рассел Б. История западной философии. – СПб.: Азбука, 2001. – С. 292 – 293.

[10] Философский словарь Владимира Соловьева. – Ростов н/Д.: Феникс, 1997. – С. 393.

[11] Философский словарь Владимира Соловьева. – Ростов н/Д.: Феникс, 1997. – С. 395.