2015-03-08
370
400 год К. С. 6-й день Зимних Скал
Врач зудел обнаглевшим шмелем, закатывал глаза и путался под ногами, но Робер все равно дошел до окна и тут же рухнул в кстати подвернувшееся кресло, потому что спальне вздумалось выписывать круги и петли.
— Монсеньору следует лечь, — воспрял духом лекарь. — Я немедленно пришлю монсеньору тинктуру, составленную из…
— Что мне следует, я как-нибудь разберусь! — рявкнул Иноходец. Медик делал свое дело и делал неплохо, но благородный пациент испытывал жгучее желание запустить в беднягу чем-нибудь потяжелее. Сдерживаясь из последних сил, Робер отвернулся от милосердно-укоризненной рожи и тут же нарвался на собачий взгляд Сэц-Арижа.
— Жильбер, найди мне капитана, тьфу ты, генерала Карваля. — Эпинэ прикрыл глаза ладонями, за что и поплатился: врач ринулся вперед не хуже унюхавшего падаль ызарга.
— Это очень дурной симптом, — торжествующе возвестил он. — Очень! Необоримое желание укрыться от света вкупе с нарушениями сна и слуховыми галлюцинациями могут означать…
— Они означают одно, — огрызнулся Эпинэ, — нежелание вас видеть. Я благодарен за помощь, но больше в вас не нуждаюсь. Сэц-Ариж вам заплатит.
— Моя совесть не позволяет вас покинуть, — уперся лекарь, — вы нездоровы. Вы очень нездоровы.
— Генерал Карваль, — крикнули из-за двери, — явился справиться о здоровье Монсеньора.
И этот туда же! Здоровье… Какое к Леворукому здоровье, когда все летит в Закат!
— Входите, Никола. Жильбер, ты заплатил лекарю?
— Еще нет, Монсеньор.
— Заплати, и чтоб духу его здесь не было. И проследи, чтоб к нам никто не лез.
— Да, Монсеньор. — Сэц-Ариж попытался подмигнуть Карвалю, но коротышка был то ли слишком непонятлив, то ли, наоборот, понимал все.
— Капитан Сэц-Ариж, вы свободны!
— Да, Монсеньор.
Спина Жильбера выглядела обиженной. Ничего, переживет. Робер пристроил больную руку на подлокотнике и взглянул на военного коменданта.
— Если вы спросите, как я себя чувствую, я вас убью.
— Я не стану спрашивать, — шутить Карваль так и не выучился, — но я очень рад, что вы пришли в себя.
— Я рад еще больше, — заверил Иноходец.
— Что в городе?
— Тихо, — утешил маленький генерал, — но это плохая тишина. Хуже, чем в Старой Эпинэ накануне вашего возвращения. Есть довольно много новостей.
— Давайте. — Комната больше не отплясывала, но затылок ныл зверски, а запястье горело, словно рану натерли перцем.
— Альмейда у Хёксберг наголову разбил дриксенский флот. — Никола привык начинать с самого дальнего. — В порт… простите, Монсеньор, все время забываю дриксенские названия… вернулся единственный корабль, на котором находился один из адмиралов.
— Ему будет трудно жить, — посочувствовал неведомому дриксенцу Робер. — Откуда, кстати, это известно?
Левий не на кошке скачет. Насколько его прознатчики обогнали прочих? Самое малое на неделю. Его Высокопреосвященство молодец, надо к нему сходить, возблагодарить Создателя за чудесное спасение и выпить шадди.
— Третьего дня по городу поползли слухи, — наморщил нос коротышка, — потом посол кесарии все подтвердил. Готфрид объявил четырехдневный траур. По словам посла, причиной поражения стал небывалый шторм.
— А причиной поражений в Фельпе, надо полагать, был штиль. — Эпинэ незаметно передвинул руку, лучше не стало.
— Монсеньор, — Карваль все еще был в Хёксберг, — мне думается, кесарь отложит военную кампанию против фок Варзов.
— Если не дурак, — уточнил Робер, не испытывая по поводу дриксенских неудач ни малейшего сожаления.
— Победа Альмейды была принята обывателями с воодушевлением. — Никола значительно сдвинул брови. — Горожане не сомневаются, что верные Олларам войска разобьют неприятеля и повернут на столицу.
Именно это они и сделают, и Лионель должен опередить фок Варзов. Робер облизнул сухие губы:
— В любом случае они подойдут не раньше весны, а настроения, о которых вы говорите, меня не удивляют. Мы принесли людям мало хорошего.
— Не мы, — взвился Карваль, — а Ракан и его отребье.
Неделю назад Никола сказал бы «северяне», но Дора примирила маленького генерала со «спрутами». С одной стороны, это было хорошо, с другой — очень плохо. В Доре лиловые стрелки пришлись более чем кстати, но в авантюре с Савиньяком они — помеха. Придды слишком много задолжали Олларам, а Валентин не из тех, кто забывает.
— Граф Гонт уже вступил в командование гвардией?
— Нет, Монсеньор. — Глаза Карваля как-то странно мигнули. — Я должен вам сообщить, что Медузой оказался Удо Борн.
— Удо? — не понял Иноходец. — Чушь какая! А почему не Темплтон, не Мевен, не ты, наконец?
— Борна застали за составлением очередного манифеста. — Карваль прямо-таки сочился неодобрением. — Он не запер дверь… Ему следовало быть осторожней.
Осторожность осторожности рознь. Если ты — Суза-Муза и пишешь гадости про Его Величество, следует запираться, но, запираясь, ты привлечешь внимание. Удо понадеялся на судьбу, а та повернулась задом и лягнула.
— Он арестован?
— Был. — Маленький генерал нахмурился еще больше. — Ракан лишил Борна привилегий и выслал за пределы Великой Талигойи. Я послал Курше вдогонку, предположив, что Борн захочет передать что-то вам или Темплтону.
— Вы поступили совершенно правильно. — Значит, Удо… Сдержанный, спокойный, унимавший рвущегося с привязи Темплтона. Жаль, они не поняли друг друга. — Где письмо?
— Сожалею, Монсеньор. Догнать Борна не удалось. Герцог Окделл вывез его поздней ночью под охраной. Клод не счел разумным вступить в разговор. В Барсине Борна отпустят, Курше послал туда Форестье. Если они разминутся, напишем в Ло.
У Карваля на Эпинэ свет клином сошелся, а Борну на юге делать нечего, он поедет или к брату, или все к тому же Лионелю.
— Монсеньор. — Сэц-Ариж вновь торчал на пороге, правда, без лекаря.
— Жильбер, я же просил…
— Монсеньор, теньент Грейндж просит об аудиенции.
Грейндж? Ах да, офицер, который помешал сговориться с разбойниками. У бедняги талант являться невовремя, но прогонять его неразумно. Во всех отношениях.
— Пусть войдет.
Грейндж был одет по-походному и выбрит до синевы. Куда это он наладился?
— Господин Первый маршал, — отчеканил визитер, — я счастлив видеть вас в добром здравии. Я имел смелость просить об аудиенции, потому что не удовлетворен тем, как ведется дело о нападении на вас.
И хорошо, что не удовлетворен. Марианна должна остаться вне подозрений, по крайней мере, до разговора начистоту.
— Вы куда-то собираетесь, теньент? — Надо его выпроводить, прежде чем Карваль почует след. — Куда?
— По приказу Его Величества я переведен в Марипоз вторым комендантом. Отбываю немедленно.
— Теньент Грейндж, — вылез Сэц-Ариж, — дважды в день справлялся о здоровье Монсеньора.
Сговор! Сговор возомнивших себя ищейками щенков, один из которых смышленей, чем хотелось.
— Разбойники по части цивильников, — отмахнулся Робер. — Пусть раз в жизни делом займутся.
— У меня есть серьезные опасения, — насупился Грейндж. — Прошу меня простить еще раз, но я не поверил тому, что рассказал камердинер герцога Окделла.
— Джереми? — насторожился Иноходец, не терпевший пригретых Диконом приспешников Люра. — Он имеет какое-то отношение к нападению?
— Не думаю, но один из разбойников узнал в нем человека, два года назад нанявшего во Дворе Висельников убийц. Жертвой должен был стать герцог Окделл. Слуга признался, что деньги некому Выдре он действительно заплатил и при этом по поручению генерала Люра сорвал покушение. Прошу меня простить, монсеньор, я ему не верю.
А вот это прекрасно, это просто великолепно! Камердинер отвлечет Никола от Марианны, да и Дикону сплошная польза.
— В следующий раз, когда кому-то не поверите, можете не извиняться. Джереми займется генерал Карваль. Что-то еще?
— Да. Я взял на себя смелость повторно допросить служанку баронессы Капуль-Гизайль. Она утверждает, что пропавший истопник обсуждал с графом Салиганом похищение баронессы. Женщина настаивает на своих словах, но это ложь!
— Почему вы так решили? — Салиган собрался похитить Марианну?! Такое даже спьяну не придумаешь.
Про Салигана служанка врет, Клементу ясно, но почему? Покрывает госпожу или мстит неряхе-маркизу?
— Эта Ваннина ведет себя в точности как моя кормилица. — На этот раз Грейндж обошелся без извинения. — А Мари — отъявленная лгунья, к тому же ревнивая и мстительная.
— Ерунда, — отмахнулся Эпинэ. — Отправляйтесь в Марипоз и ни о чем не волнуйтесь. Или нет, постойте. Жильбер, угостите теньента на дорогу, а я напишу ему рекомендательное письмо. Не помешает.
Парочка скрылась за дверью, Эпинэ прикрыл глаза:
— Никола, мне нужно поговорить с этим «спасителем», но так, чтоб об этом никто не знал и в первую очередь Окделл.
— Я хотел предложить то же самое. — Карваль был доволен, чтобы не сказать счастлив. — Герцог Окделл почти все время проводит с Раканом, камердинера он с собой не берет.
— Пошлите Дювье. — Иноходец привычно погладил руку и внезапно рассмеялся. — Мне сейчас станет плохо, а вы вернете лекаря. Пока вы не притащите ко мне Джереми, я буду болеть.
Привратник открыл ворота, но Сона заупрямилась. Мориска мотала головой, пятилась, фыркала, не желая делать и шага. Чует покойника? Но Сона на войне к ним привыкла! Дикон потрепал любимицу по взмокшей шее, Сона обернулась и коротко, умоляюще заржала.
— Это от краски, монсеньор, — пояснил привратник. — Вчера, как вы съехали, на заднем дворе маронку[8]для малого подвала заварили. Воняло — страсть, лошадки ночью чуть конюшню не разнесли. Сейчас повыветрилось уже…
В Надоре маронку на коровьих костях тоже заваривают. Лошади от нее и впрямь бесятся, и нечего Леворукий знает что воображать.
— Джереми не возвращался?
— Нет, монсеньор.
— Хорошо. — Юноша заставил-таки мориску войти во двор. Красить подвалы лучше весной, но проступившие на стенах пятна следовало замазать: резиденция Окделлов должна быть безупречна. Не хватало, чтоб какой-нибудь Придд принялся болтать о Повелителях плесени.
— Монсеньор, — Нокс качнул носатой головой, — я еще понадоблюсь?
— У вас дела? — быстро переспросил Дик, гадавший, как избавиться от все замечавшего полковника. — Что ж, поезжайте, а я лягу спать.
Золоченые вепри на воротах казались сотканными из солнечных лучей, радостный дневной свет разогнал ночные тени, но не ужас перед тем, что предстояло.
— С разрешения монсеньора я навещу родных, — чопорно произнес северянин. — Мне не удалось нанести им визит в дни празднеств, и я хочу это сделать при первом удобном случае.
— Сожалею, — невпопад откликнулся Ричард. — Пошлите справиться о здоровье Эпинэ и можете быть свободны.
От Нокса он избавился, а больше к Повелителю Скал без доклада никто не войдет. Остается дождаться Джереми, передать ему приказ и… И отправиться к Марианне, потому что сидеть и думать, что творится за стенкой, немыслимо.
— Монсеньор будет обедать?
— Да. — В висок вонзилась ледяная игла, солнечный свет позеленел, наперерез Соне метнулась кривая тень, напомнив о сумасшедшей под копытами Караса. Все началось с нее… Кровавая пена на голодных камнях, вопли Айнсмеллера, зеленая от злобы Дора, синий взгляд Удо, приказ сюзерена… Какое счастье, что он поснимал синие тряпки, это и впрямь цвет смерти.
Дювье удалось перехватить Джереми на въезде в Олларию. Камердинер Окделла был один и подвоха не ожидал. Настойчивое приглашение посетить особняк Эпинэ его удивило, но мерзавец был отменно вышколен и уверен в себе. Бич попросил сообщить своему герцогу, что задерживается, и спокойно заворотил коня вслед за южанами.
— Ты ничего не заметил? — на всякий случай спросил сержанта Иноходец. С чего начинать допрос, он не представлял.
— Вроде ничего, — протянул Дювье, — разве что лошадь не та.
— То есть? — Джереми поймали по его приказу, но видеть мерзавца не хотелось до рвоты. Отдать Никола со всеми потрохами? Не годится. Сунул в рот, так глотай!
— Обычно Бич этот на гнедой ездит. — Дювье чихнул и покраснел. — Хорошая лошадка, видная, впору офицеру. А тут на мерине заявился. Рыжем, жирном, хоть сейчас муку вези.
Лошадь не доказательство. Лошадь можно сменить по десятку причин, и все же почему камердинер Повелителя Скал взгромоздился на крестьянскую клячу?
— Давай его сюда. Никола, начнете вы, я послушаю.
Карваль уперся ладонями в колени и выпрямился. Хочет казаться выше? Визгливо скрипнули дверные петли, покачнулись огоньки свечей.
— Монсеньор! — Джереми вытянулся по-военному, от чего стало еще тошней. Когда змея ползает и шипит, все в порядке, если гадина пытается ржать, это мерзко.
— Входи, — взялся за дело Никола, — можешь сесть, у нас долгий разговор. Расскажи о покушении на герцога Окделла. О том, что было позапрошлой весной.
— Господин генерал, — несмотря на приглашение, Джереми остался стоять, — я уже все рассказал.
— Не нам. — В голосе коротышки звучала сталь. — Начни с самого начала. Поручение тебе дал генерал Люра?
— Тогда он был полковником. — Джереми смотрел прямо, очень честно смотрел. — Господин Люра, помяни он нас в Рассвете, вызвал меня и сказал, что тессорий хочет, чтобы герцога Окделла убили разбойники. Я должен нанять убийц, но так, чтобы монсеньор остался жив. Еще господин Люра сказал, что если в Талиге творятся такие вещи, то с Талигом пора кончать.
Как же Люра доверял славному Джереми, и какой же он был совестливый. Святой Авксентий[9]да и только.
— Как ты отыскал убийц?
— В нашем гарнизоне служил капрал, его звали Грегуар Мель. Он погиб у леса Святой Мартины. Мель проговорился, что его брат пошел по дурной дорожке. Я приехал в Олларию, разыскал этого брата, и тот меня свел с одним человеком. Настоящего имени не знаю, он называл себя Выдра. Мы договорились, что Выдра с приятелями станут следить за герцогом Окделлом и, когда представится случай, нападут, а я стал следить за ними.
Все вышло, когда монсеньор пришел в «Шпору». Я чуть домой не пошел, не думал, что герцог Окделл в одиночку возвращаться будет, но тут Выдра крикнул своим, что добыча близко. Все, что я мог, — затаиться и вмешаться, если дело будет плохо. Сначала монсеньор отбивался любо-дорого, но потом его окружили. Разбойников собралось больше, чем я думал. Я выстрелил, перезаряжать пистолеты времени не было. Я вытащил шпагу, побежал на помощь, но тут в конце улицы показались люди, и убийцы удрали. Вот и все.
— Больше ты Выдру не видел?
— Видел. Он отказался от работы и возвратил залог, а я вернулся к моему полковнику.
— А Манрик что?
— Разозлился, — покачал головой Джереми. — Господин полковник говорил, орал тессорий на него как резаный.
— Как же вышло, что Люра стал генералом? — хмуро спросил Карваль. — Монсеньор, я разбирал бумаги в военной канцелярии. Симон Люра получил чин после покушения.
— Откуда мне знать. — Джереми и не подумал смутиться. — Может, рыжий боялся, что донесут на него, только полковник отродясь в доносчиках не ходил.
Правильно. Люра ходил не в доносчиках, а в убийцах и предателях, надо думать, по себе и ординарцев подбирал.
— Значит, — спросил Робер, чтобы хоть что-то спросить, — герцог Окделл хорошо дрался?
— Да. — Глаза Джереми блеснули. — Монсеньор очень ловко фехтовал. Ранил двоих, остальных на клинке держал, не подберешься.
— Сколько их было?
— Пятеро.
— Как же ты все разглядел, ведь было темно?
— Не очень. Луна была полной, а я оказался не так уж и далеко.
— Как именно недалеко? — буркнул Карваль. — Десять шагов или сто?
— Двадцать, двадцать пять, не больше…
И впрямь близко, не промахнешься… Надо было продолжать допрос, но в голове не осталось ни единой мысли — только боль. Эпинэ с ненавистью взглянул на Джереми. Продолжать допрос было бессмысленно, по крайней мере сейчас… Может быть, завтра он что-нибудь и придумает, но завтра будет поздно. Заняться лошадью? Спросить, почему слуга Повелителя Скал взобрался на крестьянскую клячу, и услышать в ответ о потерянной подкове или кроличьей норе?
— Монсеньор, — голос Никола саданул по вискам чугунной гирей, — позвольте мне на несколько минут отлучиться и взять с собой капрала Бича.
— Хорошо, — кивнул Эпинэ, — а в чем дело?
— Нужно кое-что уточнить.
— Идемте. — Робер с трудом поднялся.
— Но, Монсеньор…
— Идемте!
Карваль что-то почуял, но что? Бич может врать, а может говорить правду, в любом случае его слова не расходятся со словами Дикона.
— Монсеньору помочь? — проявил рвение Джереми.
— Нет. — О другое плечо Робер бы оперся, но не об это.
— Вам помочь? — Это уже Дювье, но слово уже сказано.
Лестница вытянулась раз в шестнадцать, но Робер спустился, ни разу не споткнувшись. В прихожей кто-то из южан набросил сюзерену на плечи плащ. Карваль вышел в одном мундире, только шляпу прихватил.
— Тератье, Дювье, Гашон, за мной. Дювье, возьми шляпу.
Двор был холоден и пуст, только раскачивался, споря с лунной половинкой, фонарь, да плясала по стене тень старого клена. Карваль снял шляпу и сунул руку за пояс, вытаскивая пистолет.
— Дювье, повесь мою шляпу на сук, а рядом — свою. Джереми Бич! Если ты собьешь двумя выстрелами обе, я тебе поверю. До определенной степени. Нет, пеняй на себя.
«… сим остаюсь преданный Ваш сын Ричард». Дикон присыпал письмо песком и бросил на стол. Утром оно отправится в Надор, а через две недели матушка прочтет ни к чему не обязывающие строки о погоде и почтении. Вежливость требовала написать и сестрам, но при мысли об Айрис перо делалось тяжелым, словно гайифка. Юноша все же вытащил чистый листок и пододвинул подсвечник, затем поправил покосившуюся свечу, поднялся, прошелся до камина, тронул замершего на мраморной полке бронзового вепря.
Зверя нашли в дворцовой кладовой, он был грязно-зеленым, грубым, неимоверно тяжелым, но на клейме стояло «296 год Круга Молний». Этот вепрь помнил Алана Святого! Фигуру отчистили до блеска и водрузили в кабинете. Дикон твердо решил увезти ее в Надор, матушка будет в восторге, а на камин можно поставить что-нибудь поприятней. Хотя бы танцующую астэру. Тоненькую, игривую, откинувшую в танце изящную головку…
Рука соскользнула с неровной поверхности, не зажившая до конца рана откликнулась болью. Святой Алан, ну сколько можно ждать! Письма, встречи, поездки, подсвечники, вепри — все это вранье, а правда лежит за черной дверью и ждет слугу с топором.
Дикон сам не понял, как выскочил из кабинета. На лестничной площадке горели лампы, у колокольчика сидел дежурный слуга.
— Завтра утром мне потребуется курьер.
— Да, монсеньор.
— Джереми не возвращался?
— Нет, монсеньор.
Лакей был отвратительно спокоен. Еще бы, откуда ему знать, что в доме труп. Что задержало Джереми? Случайная встреча, расковавшаяся лошадь, бутылка?
Дикон взялся рукой за натертые воском перила, ключ в кармане обжигал даже сквозь сукно. Утром заявится Нокс. Довериться ему? Полковник казался преданным и смышленым, но этого было мало. Тот, кто исполнит приказ Альдо, должен быть молчаливее скал. Джереми доказал, что он на это способен, Нокс еще нет.
— Который час?
— Около восьми. Монсеньор желает обедать?
— К Леворукому обед!
Дикон рванул надраенную дверную ручку. Его встретили камин, кресла, письменный стол… Писать письма, а в доме покойник! Обедать, а в доме покойник! Спать, а в доме покойник! Дышать, а в доме покойник! Ричард хрипло вздохнул и бросился вон. Лестничная площадка, галерея, заполнивший все вокруг бой часов…
Вот и дверь. По черному дереву пляшут злые черные завитки, дверь он заменит на что-нибудь светлое. На розовое дерево или марагонскую березу с бронзовыми накладками, а эту сожжет. Юноша оглянулся и выхватил ключ, он только посмотрит… Посмотрит, уберет подушку, зажжет свечи, а ночью перетащит Удо в дальний подвал, там холодно… Через месяц все уляжется, можно будет подумать о настоящих похоронах. Жаль, погиб преосвященный Оноре, он бы не отказался проводить Удо.
Нокса нет, все спокойно… Хорошо, что Джереми не вернулся, иначе непоправимое уже бы делалось. Сюзерену можно сказать, что Джереми задержался и он все сделал сам. Придется съездить к Данару и что-то туда бросить, какие-нибудь мешки.
Юноша прислушался. Тихо. Слуги, кроме дежурного лакея, сидят на кухне и сплетничают, и, в конце концов, он — хозяин. Куда хочет, туда и заходит.
Дикон повернул ключ, тот не поддался. Ричард надавил, замок холодно щелкнул, и по спине отчего-то побежали мурашки. Не сметь бояться, это не первая смерть на твоем пути!
Дверь распахнулась сама. Свет с галереи желтым языком протянулся в темный провал: наборный паркет, ножка кресла, разбросанные подушки… Ударивший в виски ужас тянул назад, но Дикон с ним справился, ему даже удалось зажечь свечу. В выстывшем за два дня и ночь кабинете ничего не изменилось, только на диване никто не лежал. Удо в комнате не было. Ни мертвого, ни живого.
Одна пуля вошла в стену, вторая оцарапала толстенный сук. Обе шляпы остались на месте. Джереми стрелял неплохо, очень неплохо, но уложить в ночной драке двоих убийц, не зацепив жертву… Для этого нужно иметь другую руку и другой глаз или… целить отнюдь не в разбойников и промахнуться.
— Вот так, — сказал кому-то невидимому Карваль.
Ветер раскачивал ветки, шляпы и их тени качались и плясали, словно кто-то и в самом деле затеял драку.
— Вернемся в дом, — бросил Робер. И как он сам не догадался проверить слова Джереми таким образом?
— Идемте, Монсеньор, — согласился маленький генерал. — Дювье, свяжи этого человека.
— Будет сделано, — обрадовался сержант. Новоявленных «надорцев» Дювье не переваривал, и Робер его понимал. Дикон видел в вояках Люра солдат, вставших за дело Раканов, а для южан они были ублюдками и мародерами. Может, хоть сейчас до мальчишки дойдет, хотя Эгмонт был таким же. Для него Кавендиши были соратниками, а кэналлийцы — врагами…
— Монсеньор, вы не устали?
— Устал, — признался Эпинэ, падая в кресло. — Ничего не соображаю. Как вы додумались? Я о выстрелах…
— О! — Маленький генерал заметно смутился. — У меня возникли некоторые сомнения, и я осмотрел место предполагаемой засады. Дважды попасть в цель с указанной этим капралом позиции мог только великий стрелок. Лично я не стал бы рисковать. Разумеется, если бы хотел спасти герцога Окделла. Я бы ввязался в драку, но стрелял — только в упор.
Поставить себя на место другого и понять, что тот врет… Как просто! Леворукий бы побрал эту голову, не только болит, но и соображать не хочет.
— Я должен был догадаться, — поморщился Иноходец, — и не только об этом.
— Монсеньор, вы слишком хорошо стреляете, — буркнул Карваль, — и вы судите о других по себе, иначе вы бы не имели дело с Раканом.
— Джереми хотел убить, а не спасти, — не позволил увести себя в сторону Робер. — Сядьте, мне тяжело смотреть вверх.
— Если Джереми Бич стрелял, он хотел убить. — Из всех кресел и стульев Карваль выбрал самое неудобное. — Но почему мы уверены, что он вообще там был? Потому что он так сказал герцогу Окделлу? Это не доказательство.
А в самом деле, почему? Джереми заплатил «висельникам», в чем его и уличили, все остальное известно с его слов. Убийца попытался выставить себя спасителем, и ему это почти удалось. Бич мог стрелять в Дикона, а мог сидеть в какой-нибудь харчевне и ждать вестей от наемников.
— Ненавижу копаться в чужом вранье, — признался Иноходец, — и не умею.
— Монсеньор, если вам неприятно продолжать допрос, — предложил Карваль, — я возьму его на себя.
Искушение свалить на маленького генерала еще одну навозную кучу было велико, но Эпинэ покачал головой. Он и так слишком часто выезжает на чужих спинах, и чаще всего на Карвале.
— Пусть его приведут, — Робер завозился в кресле, поудобнее пристраивая руку и голову, — и покончим с этим.
— Да, Монсеньор.
Дик расстроится, но это лучше, чем держать при себе двурушника и убийцу. Жаль, Альдо полагает иначе: сюзерен бы в Джереми вцепился. Еще бы, не подручный, а клад — убьет, соврет и не покраснеет!
Виски ныли все сильнее: то ли погода менялась, то ли голове не хотелось думать, и она топила мысли в боли. Боль, она как дым, сквозь нее ничего не разглядеть. Эпинэ потер лоб, потом затылок, стало легче, но ненамного. Вызвать лекаря и потребовать настойку? Приказать сварить шадди, благо Левий прислал отменные зерна? Или просто лечь и уснуть?
Самое простое и самое надежное. Так он и поступит, но сначала — Джереми Бич.
— Ты расскажешь правду, — объявил сквозь горячий шум Карваль. — И упаси тебя Леворукий соврать.
— Зачем мне говорить? — угрюмо откликнулся Джереми. — Говори, не говори…
— Не хочешь — не надо, и так все ясно. — Голова болела все сильнее, Эпинэ снова поморщился, мерзавец это воспринял по-своему.
— Я выполнил приказ моего полковника. — Глаза камердинера бегали, как кагетские тараканы. — Я всегда выполнял приказы.
— И что тебе было приказано? — На щеке Джереми — ссадина. Свежая. Дювье постарался.
— Явиться в распоряжение тессория, сделать, что он хочет, и убраться из столицы.
— Когда ты приехал в Олларию?
Таракан остановился, шевельнул усом, запомнил. При случае донесет, что Первый маршал Талигойи называет Ракану Олларией, только случая не будет.
— В начале Весенних Ветров. — Перед Робером вновь торчал туповатый служака. — Управляющий Манрика обо мне знал, сразу провел меня к тессорию.
— Очень хорошо. — Карваль вытащил пистолет и положил рядом с собой. Точно так же, как это сделал в Багерлее Робер. — Что тебе велел этот гоган?
— Сговориться с «висельниками». Я так и сделал.
— А когда у них все пошло навыворот, стал стрелять? — рявкнул Никола. — Ты сам решил прикончить Окделла, так ведь?
— Я не стрелял, — затряс головой Джереми, — стрелял не я… Я не знаю, кто стрелял. Он из-за стены вылез, я его не видел. Показались люди, пришлось уходить…
— Это все?
— Все, — буркнул Джереми, — чтоб меня выходцы прибрали, все!
— Что ж, — согласился Карваль, — все так все. Чтобы тебя вздернуть за покушение на герцога Окделла и пособничество Манрикам, хватит. Монсеньор, это человек вам еще нужен?
— Нет, — Робер с трудом повернул голову, — но мерзавец — камердинер Окделла, так что приказ лучше подписать мне. Пришлите утром бумаги…
— Отведите меня к моему герцогу! — вдруг завопил Бич. — Я исполнял его приказ! Секретный! Я обязан доложить…
— Закатным кошкам доложишь, — буркнул Карваль. — Монсеньор, я пришлю бумаги к десяти.
— Монсеньор! — Теперь Джереми напоминал загнанного в угол, нет, не крыса, Кавендиша. — Монсеньор! Я выполнял приказ… Я сказал не все!
— Допустим. — Подлая игра, но доиграть придется. — Но Окделлу камердинеры-убийцы не нужны, а я устал.
— Монсеньор, — Карваль прислонился к стене, — уделите этому делу еще несколько минут, ведь потом вернуться к нему будет нельзя.
— Хорошо. — Эпинэ прикрыл глаза. Он не врал, боль и впрямь становилась нестерпимой, одна радость, рука отвлекала от головы, а голова от руки. — Пусть расскажет еще раз. Последний.
— Понял? — Никола похож на медвежью гончую: верный, настырный, и пасть как капкан. — Сначала и подробно.
— Манрику не только Окделл мешал, — заторопился Джереми. — Лараки тоже. Фердинанд отдавал Эпинэ Маранам, значит, Надор достался бы Ларакам, иначе всякие Валмоны могли обидеться. Вот тессорий и решил свалить смерть Окделла на родичей. Он сына Ларака в казначейство взял, чтоб под рукой был. Я, когда Выдру нанимал, потому толстяком и прикинулся.
Бедный Реджинальд, знал бы он, что из него лепили убийцу. Манрики лезли в Надор, как Колиньяры в Эпинэ. Вряд ли их отпугнула одна неудача.
— После Выдры ты взялся за дело сам? Так?
— Я ничего не делал! — засучил усиками таракан. — Я только следил за Окделлом, мне было приказано.
— Не делал? — переспросил Карваль. — Что-то не верится…
— За Окделлом следили, — забормотал Джереми. — Окделл думал, он один. Как же… Кэналлийские ублюдки за ним хвостом таскались. Меня б сразу поймали.
Тайна, как и большинство тайн, была отвратительной, но была у нее и оборотная сторона. Дикон не дожил бы до своего комендантства, если б его не стерегли. И так ли уж важно, почему Ворон это делал?
— В Выдру стрелял кэналлиец?
— Не знаю… Я его не видел, только тень… Быстрая такая… Я не стал за ним гнаться.
Еще бы, гоняться за такими себе дороже.
— Ты доложил тессорию про кэналлийцев?
— Да. — Глаза бывшего капрала бегали точно так же, как глаза ныне покойного Морена.
— И вы взялись за дело с другого конца. — Карваль усмехнулся и заложил ногу за ногу. Он сказал наугад, но Бич уже сдался.
— Монсеньор… — Сейчас бухнется на колени и начнет целовать сапоги. — Монсеньор!..
— Я слушаю. — На всякий случай Иноходец подобрал ноги. — К Окделлу ты не вернешься. Что велел Манрик?
— Велел подобраться к Окделлу через его родича. Я заставил помощника аптекаря подменить настойку от прыщей. Ее Ларак заказал… У толстяка с мордой все в порядке, ясно было, для кого старался.
— Настойка не подействовала. — Робер провел пальцем по браслету, пламя делало червонное золото алым. — Что ты делал дальше?
— Дальше не я, — затряс башкой Джереми. — Я только узнал, что они в «Солнце Кагеты», а потом все младший Колиньяр… Ему не сказали, что за Окделлом шпионят… То есть думаю, что не сказали.
— Возможно, ты прав. — Омерзение мешалось с желанием узнать все до конца. — Продолжай.
— Манрики перехватили нарочного из Надора. Он вез письмо от старухи. Она болела, хотела видеть сына… Убить герцога в Надоре никто бы не взялся, а Ворон шел на войну… Я прикинулся нарочным и отвез кэналлийцу другое письмо. Его тессорий подделывал, не я… Окделл отправился на войну. Мы думали, он не вернется, такая горячая голова.
— А он вернулся, — жестко сказал Карваль. — Что ж, похоже, теперь на самом деле все. Ты остался в Олларии или вернулся к Люра?
— Меня отпустили. Я вернулся к моему полковнику. Отвез приказ о его производстве в генералы.
Белый конь, алая перевязь, свист сабли… Справедливость есть, и имя ей «перевязь Люра».
— Что тебе сказал твой генерал?
— Что я сделал все что мог и что дальше пусть Манрики сами возятся.
— А еще?
— Ну, — Джереми переступил с ноги на ногу, — он был доволен, как получилось с Колиньяром.
— Что ж, — решил Эпинэ, — с Окделлом ты, похоже, не врал. Теперь поговорим о Люра. Когда он решил… нам помочь? У Манриков карты были лучше наших. Дювье? Что такое?
— Вот… — Сержант бросил на стол два тугих кошелька. На первом красовалась монограмма Матильды, на втором — герб Темплтонов. — В седельных сумках отыскались.
