Триста восемьдесят шестая ночь

Когда же настала триста восемьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что СиттЗубейда однажды пришла к пруду и стала смотреть на его красоту, и ей понравилось его сверканье и то, как сплелись над ним деревья. А было это в очень жаркий день, и Ситт‑Зубейда сняла одежду и вошла в пруд и встала там (а вода не покрывала того, кто стоял в ней) и стала наполнять серебряный кувшин и поливать на себя. И халиф узнал об этом и вышел из своего дворца, чтобы подсмотреть за ней из‑за листвы деревьев, и увидел её голую, и было видно у неё то, что бывает закрыто. И когда Ситт‑Зубейда услышала повелителя правоверных, который был за листьями деревьев, и поняла, что он видел её голой, она повернулась и увидала его и, застыдившись, закрылась рукою, но не совсем, и её тело виднелось из‑под руки. И халиф тотчас же повернулся, удивлённый этим, и произнёс такой стих:

«Глаз увидел моте гибель,

И горю я от разлуки».

И он не знал, что после этого сказать, и послал за АбуНовасом, призывая его. И когда поэт к нему явился, халиф сказал: «Скажи стихотворение, которое бы начиналось словами:

«Глаз увидел мою гибель

И горю я от разлуки».

И Абу‑Новас сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И в следующее мгновенье сымпровизировал и произнёс такие стихи:

«Глаз увидел мою гибель,

И горю я от разлуки,

От газели, меня сразу

Взявшей в плен, под сенью сидра[405],

Что водою обливалась

Из серебряных кувшинов.

Видя нас, его закрыла,

Но был виден из‑под рук он,

О, когда б на нем побыть мне

Два часа или часочек».

И повелитель правоверных улыбнулся словам Абу‑Новаса и оказал ему милость, и Абу‑Новас ушёл от него довольный.

Рассказ о халифе, невольнице и Абу‑Новасе (ночь 386)

Рассказывают также, что повелитель правоверных Харун ар‑Рашид однажды иочью почувствовал сильное беспокойство. И он пошёл пройтись во все стороны по своему дворцу и увидел невольницу, которая покачивалась от опьянения (а халиф был влюблён в эту невольницу и любил её великою любовью). И он стал с ней играть и привлёк её к себе, и с неё упал плащ, и изар её развязался. И халиф стал просить её о сближении, и невольница сказала: «Дай мне отсрочку до завтрашнего вечера, о повелитель правоверных – я не приготовилась для тебя, так как не знала, что ты придёшь». И халиф оставил её и ушёл.

А когда пришёл день и засияли огни солнца, он послал к ней слугу, чтобы тот уведомил её, что халиф идёт к ней в комнату, но невольница послала сказать ему: «Слова ночные день уничтожает».

И ар‑Рашид сказал своим сотрапезникам: «Скажите мне стих, где бы стояло: „Слова ночные день уничтожает“.

И они отвечали: «Слушаем и повинуемся!»

И затем выступил вперёд ар‑Раккаши и произнёс такие стихи: «Клянусь Аллахом, знай ты моё волненье, Покой ушёл бы от тебя тотчас же.

Ведь та оставила тебя безумным, Кто не идёт, но и не принимает.

А обещав, уйдёт и после скажет:

«Слова ночные день уничтожает».

А после этого вышел Абу‑Мусаб к произнёс такие стихи:

«Когда проснулся ты с летящим сердцем

И, сна не знав, ночной покой утратил,

Ужели мало, что глаза льют слезы

И все внутри огонь, как тебя вспомню?

Но улыбнулся он и молвил гордо:

«Слова ночные день уничтожает».

А потом выступил Абу‑Новас и произнёс такие стихи:

«Долга любовь, прервались посещенья,

Открылись мы, не помогло признанье,

Хмельною мне она явилась ночью,

Достоинством украсив опьяненье.

И покрывало с плеч её упало

В игре, и плащ прозрачный развязался,

И ветер бедра всколыхнул крутые

И ветку с парою гранатов малых.

И молвил: «Дай влюблённым обещанье».

Она же: «Завтра будет посещенье»,

И утром я сказал: «Обет!» – и слышу:

«Слова ночные день уничтожает!»

И халиф приказал дать каждому из поэтов по кошельку денег, кроме Абу‑Новаса. Ему он велел отрубить голову и сказал: «Ты был с нами во дворце ночью!» – «Клянусь Аллахом, – ответил Абу‑Новас, – я не спал нигде, кроме своего дома, но твои слова указали мне на содержание стихов, и сказал Аллах великий, – а он самый правдивый из говорящих: „А стихотворцы – за ними следуют обманщики; разве не видишь ты, что они во всякой долине блуждают и что говорят они то, чего не делают?“

И халиф простил его и велел ему выдать два кошелька денег, и потом поэты ушли от него.

Рассказ о Мусабе ибн аз‑Зубейре и Аише (ночи 386–387)

Рассказывают также про Мусаба ибн аз‑Зубейра, что он нашёл АЗЗУ в аль‑Медине (а она была из разумнейших женщин) и сказал ей: «Я намерен жениться на Аише, дочери Тальхи, и мне хочется, чтобы ты пошла к ней и посмотрела, какова её наружность».

И Азза пошла к ней и потом вернулась к Мусабу и сказала: «Я видела лицо прекраснее, чем здоровье. У неё большие глаза, под которыми нос с горбинкой, и овальные щеки, и рот, подобный плоду граната, и шея, точно серебряный кувшин, а под всем этим грудь с сосками, подобными двум гранатам, и под нею втянутый живот с пупком, точно шкатулка из слоновой кости, а зад у неё, как кучка песку, и плотные бедра, и голени, подобные двум мраморным столбам, но я только видела, что её ноги велики. Ты будешь проводить с ней время в минуту нужды».

И когда Азза приписала Аише такие качества, Мусаб женился на ней и вошёл к ней…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.