Основные категории земель и государственная аграрная политика

Структура земельной собственности во Вьетнаме в первой по­ловине XIX в. включала в себя две основные категории земель:

1) государственные земли (жуонг ня ныок),

2) частные земли (ты дьен).

Государственные земли подразделялись на ритуальные (тить дьен); земли, непосредственно управляемые государством; земли, переданные в безусловное владение феодальным родам, заслужен­ным чиновникам и их потомкам для отправления культа, или так называемые культовые земли; общинные земли.

1. Ритуальных земель при династии Нгуенов было очень мало — около 3 мау в столице Хюэ. Учреждены они были в 1828 г. Ежегодно в установленный день император, возглавлявший цере­монию, проводил три борозды на ритуальном поле. В экономике Вьетнама ритуальные земли имели чисто символическое значение.

2. Непосредственно управляемые государством земли находи­лись в полной и нераздельной собственности государства. На них работали зависимые от государства крестьяне, военнопленные, пре­ступники и солдаты.

Рента-налог, взимаемая с земель этой категории, была очень высокой и значительно превышала налоговые ставки с общинных и частных земель. Ставки ренты-налога, собираемого с непосред­ственно управляемых государством земель, не были единообразны и на всем протяжении первой половины XIX в. зависели от той величины, которая собиралась с них государством либо передава­лась в жалование служилым феодалам в XVIII в. Даже в конце полувека ставки ренты-налога, собираемого с этой категории зе­мель (куан дьен, куан дон дьен, куан дьен чанг, куан чай и жуонг нгу лок), колебались от 245 до 10 тхангов с 1 мау. С этих земель бегство крестьян было довольно частым. Пытаясь приоста­новить уход зависимых с непосредственно управляемых земель, государство постепенно снижало с них ставку ренты-налога. Существенное влияние на снижение этой ставки оказывало раз­витие помещичьего землевладения, которое также нуждалось во всевозрастающем количестве зависимых крестьян. Беглецы с не­посредственно управляемых государством земель чаще всего на­ходили приют на землях богатых землевладельцев.

3. Часть государственных земель передавалась в наследствен­ное пользование феодальным родам и семьям заслуженных чинов­ников. Пожалования такого рода совершались под видом предо­ставления права сбора налога (нгу лок) для отправления культа покойных и назывались пожалованиями культовых земель. Был реализован опыт Дангчаунга, где пожалования культовых земель были очень распространены, особенно в конце XVIII в. Предостав­ление культовых земель было отлично от простых пожалований в нгу лок земель служилым феодалам в XVIII в., которые отби­рались государством после ухода чиновников со службы. Культо­вые земли давались в вечное наследственное пользование, и един­ственным отличием от частных земель был их неотчуждаемый ха­рактер. Наиболее крупные пожалования культовых земель были предоставлены двум феодальным домам (Ле и Чинь), долгое время стоявшим у кормила государственной власти во Вьетнаме[545].

Родовая знать дома Нгуенов тоже получала культовые земли, но значительно меньших размеров, не превышавших 100 мау. Совсем мало культовой земли досталось потомкам заслуженных чиновников — от 15 до 3 мау[546]. Государство могло отнимать куль­товые земли только в самых крайних случаях. Для конфискации земли у потомков дома Ле, например, потребовалось уличить ето членов в государственной измене.

4. Большую часть государственных земель составляли общин­ные земли, в отношении которых государство в полной мере обла­дало верховным правом собственности. Это право заключалось в запрете купли-продажи общинной земли, аренды, залога и закла­да ее на длительные сроки. Государство могло в XVIII в. изъять часть общинной земли и передать ее в жалование чиновнику, да­же не имеющему права на получение пая в данной общине. Одна­ко в связи с переводом чиновников на денежное жалованье в XIX в. таких пожалований почти не производилось.

Ослабление верховного права государственной собственности на землю общины шло параллельно с усилением помещичьего зем­левладения, разложением экономической базы общины, превра­щением ее в чисто фискально-административную единицу. Кроме запрета отчуждения общинных земель, который на практике по­стоянно нарушался, государство подтверждало свое право верхов­ной собственности в тех районах, где община была экономически сильна, более высокими ставками ренты-налога по сравнению с налогом с частных земель. Однако такие повышенные ставки были установлены только на севере. В центре Вьетнама налогообложе­ние общинных и частных земель было одинаковым: по 40, 30 и 20 тхангов с 1 мау облагались 1, 2 и 3-я категории и общинной и частной земли[547]. На юге этой категории земель почти не было.

Повышенное налогообложение общинных земель на севере бы­ло связано с тем, что частные земли там в значительно большей степени принадлежали помещикам, а крестьяне владели лишь не­большими клочками частной земли, вряд ли достаточными для прокорма. Частные земли на севере в большей степени являлись синонимом поместного землевладения, чем в центре. Поэтому раз­ницей налогообложения общинных и частных земель на севере приближенно была зафиксирована величина ренты, которую по­лучал помещик с частных земель.

Такая же ситуация в центре, где частной землей наряду с по­мещиками владело и подавляющее большинство крестьян, созда­вала бы льготные условия наряду с помещиками и крестьянам. А это совершенно не входило в классовые интересы государства. Поэтому налогообложение общинных и частных земель в центре бы­ло одинаковым, крестьяне платили ренту-налог и с тех и с других, а помещики, захватывая административные должности в общине, всеми правдами и неправдами укрывали свои земли от налогов, получая с них высокую ренту от эксплуатации зависимого кре­стьянства. Как правило, объем укрываемых помещичьих земель превосходил величину земель официальных. Этому в огромной сте­пени способствовали родственные связи основной массы помещи­ков с той их частью, которая занимала административные посты в деревне.

Наделение общинной землей полноправных членов общины было далеко не равным. Значительную часть земли должны были получать по паям чиновники и солдаты. Последним кроме общин­ного пая (кхау фан) полагалось еще и земельное жалование (лыонг дьен) из фондов общины. Но для этого земли не хватало, и вопрос о наделении солдат земельным жалованием стал одним из основных на всем протяжении XIX в., явившись одной из глав­ных причин «биньдиньского эксперимента» — конфискации полови­ны частных земель и передачи их в общинный фонд. Уменьшение фондов общинных земель влекло за собой неравномерное наделе­ние и в среде самого крестьянства. Молодые, бедные, наемные, по­жилые, старики и физически неполноценные крестьяне имели пра­во на меньшее количество паев общинной земли. Из женщин об­щинную землю получали только вдовы, из детей — сироты. При выходе замуж вдовы лишались своего надела.

Кроме того, наряду с крестьянами основных дворов, имеющих общинный надел, официально существовала категория крестьян пришлых дворов, не имеющих общинной земли и платящих в свя­зи с этим пониженные налоги. Произошло разделение на общин­ников в социально-экономическом смысле и чисто юридических членов общины деревни.

«Переделы» общинных земель проводились один раз в три го­да и заключались лишь во внесении в списки совершеннолетних, имеющих право на получение пая, в выписке умерших и беглых. При этом отцовская земля чаще всего попадала в руки сыновей. Общинный надел фактически принимал наследственную форму.

Росло число беглых неприписных, которые не в состоянии бы­ли платить налоги и потому бежали из общины. В XIX в. от пре­следования неприписных государство перешло к их использованию в качестве «зависимых солдат».

В конце первой половины XIX в. община перестала удовлетво­рять потребностям общества и как административно-фискальная единица. Не связанные коллективной собственностью и не имею­щие общих экономических интересов, крестьяне отдельных дере­вень, на которые раскладывалось общее тягло, стремились к отде­лению и организации самостоятельных административно-фискаль­ных образований. Необходимость такого отделения понимали не­которые, наиболее реалистично мыслящие представители чиновни­чества.

5. Частные земли находились в полной и нераздельной собствен­ности владельцев, которые свободно могли купить и продать их, передать по завещанию, заложить и сдать в аренду. Подтвержде­нием нераздельной собственности владельца на эту землю явля­лось пониженное ее налогообложение по сравнению с общинной и непосредственно управляемой государством в тех местах, где экономически община была еще достаточно сильна, т. е. на се­вере: с 1-й категории общинной земли взималось 120 батов риса, с 1-й категории частной земли — 40 батов, со 2-й категории об­щинных земель взималось 84 бата, со 2-й категории частных земель — 30 батов; с 3-й категории общинных земель взималось 50 батов, с 3-й категории частных — 20 батов. На частных землях помещиков центра, захватывающих административные должности в общине и использующих свое положение для укрытия частных земель от налогов, происходило отделение налога от ренты, кото­рая присваивалась теперь землевладельцем-помещиком. Крестьяне же и с частных земель продолжали платить ренту-налог. На част­ных землях центра развитие феодальной ренты оказало такое влияние на общинное землевладение, что там тоже произошло от­деление налога от ренты, которая все более стала присваиваться общинной верхушкой, солдатами и чиновниками. Особенно широ­кой была эксплуатация зависимого крестьянства и арендаторов на юге Вьетнама. Там помимо крестьян, имевших частные земли, существовали целые деревни, не имеющие ни клочка собственной пахотной земли, а были и такие, которые сами находились на земле помещика. Иногда на земле помещика проживало несколь­ко деревень[548]. Государство пыталось бороться с господством поме­щичьего землевладения и даже шло на крайние меры — на конфи­скацию части частной земли. Такая политика, однако, не была последовательной. Ты Дык, внук Минь Манга, осуществившего конфискацию половины частных земель в Биньдине, склонен был к тому, чтобы вернуть частную землю ее прежним владельцам.

Аграрная политика в первой половине XIX в. характеризуется следующими чертами:

1) Всемерным поощрением обработки заброшенных земель, стимулированием возвращения крестьян в деревню, различным от­ношением к получению помещиками ренты с укрываемых от на­логообложения земель на протяжении полувека.

2) Лишением государственных чиновников жалования с непо­средственно управляемых государством земель в связи с перево­дом их сначала на получение земельного пая в общине наряду с денежным жалованьем, а затем на чисто денежное жалованье; сбором в полном объеме доходов с непосредственно управляемых земель в фонд государства.

3) Снижением налогообложения непосредственно управляемых земель в связи с бегством зависимого крестьянства.

4) Попытками выйти из кризисной аграрной ситуации органи­зацией освоения целинных земель руками свободных крестьян, солдат и заключенных. В зависимости от того, кто осваивал целин­ную землю, она превращалась то в непосредственно управляемую государством, то в общинную, то в частную.

5) Различным отношением на разных этапах к общинному и частному землевладению.

1. Для того чтобы увеличить фонд обрабатываемых земель, с которых можно было взимать налоговые подати, в начале века государство делало все возможное, чтобы вернуть беглых на за­брошенные общинные и частные земли. В связи с этим в 1802 г. было приказано освободить от налогов все земли беглых крестьян в Нгеане и Тханьхоа, которые были конфискованы Тэйшонами и превращены в непосредственно управляемые государством (куан чай) и выдаваемые в жалование чиновникам как нгу лок[549]. В том же году государство вернуло крестьянам общинные и частные зем­ли в Бактхане[550]. Однако крестьяне не спешили возвращаться в родные места. Чтобы разрешить проблему обработки пустующих земель и получения урожая, было решено прибегнуть к помощи армии. В 1802 г. было объявлено, что все земли беглых крестьян севернее Куангбиня местные чиновники должны четко поделить и передать в обработку войскам, освободив от налогов. Вместе с тем людям, захватившим землю беглых, временно разрешалось ее обрабатывать. Единственным условием была уплата налогов. Наряду с общинными разрешалось временно занимать и частные земли. Налоги вносились в денежной форме. Армия должна была четко следить за тем, чтобы рис не оставался на полях необрабо­танным. Если кто-либо к моменту жатвы бежал, солдаты должны были сами убирать урожай и вносить его в казну. Если беглые крестьяне возвращались на поля, то солдаты немедленно должны были передать им землю[551]. В 1803 г. был издан приказ, аналогич­ный приказу 1802 г., о возвращении крестьянам Центрального Вьетнама заброшенных земель, превращенных Тэйшонами в не­посредственно управляемые государством и выдававшихся их чи­новникам (куан дьен чанг). Возвращенные земли превращались как в общинные, так и в частные[552]. Пытаясь всеми мерами вер­нуть крестьянство на старые земли, государство в то же время декларировало учет облагаемой земли. Было приказано вносить налоги точно в соответствии с количеством обрабатываемой зем­ли. У нарушителей земля должна была отбираться и передаваться соседям. Однако в первое двадцатилетие XIX в. мероприятия по наказанию за укрытие помещичьих земель от налогообложения но­сили чисто декларативный характер. Подобные «злоупотребления» стали нормой и поставляли регулярную ренту помещикам. Факти­чески это санкционировалось правительством Зя Лонга. Жесткие правила, введенные еще в 1802 г., при отсутствии льгот для воз­вращавшихся в виде освобождения от налогов на ряд лет не да­вали беглым возможности снова поселиться на старых землях. Наконец, в 1805 г. государство приказало войскам, обрабатываю­щим заброшенные земли на севере, прекратить их эксплуатацию. Земли должны были пустовать до возвращения крестьян. Вернув­шиеся беглецы освобождались от налогов и военной службы на три года. Если в течение трех лет беглые не возвращались, то их земли передавались в обработку крестьянам других общин. С них взимались налоги начиная с 1808 г. Армия должна была уйти лишь с тех земель, которые были покинуты крестьянами до 1802 г.

Армия продолжала оставаться на землях тех, кто бежал позднее 1802 г., т. е. уже при Нгуенах. Хотя при возвращении они также получали землю обратно, но трехлетней налоговой отсрочки не имели и несли тягло со следующего года[553]. Уже на будущий год государство вынуждено было признать, что поступило опрометчи­во в отношении беглецов после 1802 г. В 1806 г. было предостав­лено освобождение от налогов всем беглым крестьянам, вне зави­симости от срока давности бегства, причем на срок, больший, чем три года. Всем возвращавшимся после 1804 г. крестьянам, когда бы они ни вернулись, предоставлялось освобождение от налогов до 1809 г. включительно.

Несмотря на эти меры, север пустовал. В 1806 г. чиновники из Бактханя доложили, что в Хайзыонге, Шонтэе, Киньбаке, Верх­нем и Нижнем Шоннаме, Тхайнгуене и фу Хоайан разбежалось 370 общин и деревень, налоговых недоплат на 110 тыс. куанов и 70 тыс. хопов риса[554]. Лишь такое тяжелое положение заставило государство признать захват соседями пустующих земель, которые должны были быть обложены налогами. Сделано это было в еди­ничном случае и не должно было стать правилом. В принципе го­сударство строго соблюдало право частных лиц.

Кроме возвращения беглых, государство в первое двадцатиле­тие проводило довольно пассивную политику, направленную на обнаружение земли, скрываемой от налогообложения. Рента, получаемая помещиками от таких «злоупотреблений», фактически санкционировалась государством, особенно в первые годы XIX в. Однако и при правительстве Зя Лонга в этой политике были из­менения. Наиболее радикальным отступлением, связанным с уступками консерваторам, было предоставление льгот крестьянам, начавшим первыми с условием уплаты налогов обрабатывать скрываемую от налогообложения землю. Как долго бы такая земля ни скрывалась от налогообложения, человек, первым начавший платить за нее налог, должен был оплатить недоимки лишь за три года. Если земля была обнаружена, а платить за нее никто не хо­тел, то она возвращалась к прежнему владельцу, если была част­ной, и к прежнему крестьянину-держателю, если была частью об­щинной земли[555].

В 30-х годах в связи с наступлением правительства Минь Манга на помещика заброшенная земля в докладах чиновников уже прямо связывается с землей, укрываемой от налогообложе­ния. Так, в 1831 г. чиновники Тханьхоа просили разрешить им вписывать заброшенную, но способную быть обработанной землю в списки, общинную заброшенную землю — передавать крестьянам общины, а частную заброшенную землю — владельцам; если же какой-нибудь участок этой земли не будет вписан в списки, будет скрыт от налогообложения, а кто-либо станет его обрабатывать, то человек, первый начавший обрабатывать этот участок, и будет его владельцем, а ли зити, допустившие незаконное укрыватель­ство заброшенной земли от налогообложения, будут наказаны[556]. Это вело не только к сокращению ренты помещиков, но и к уже­сточению налогового гнета крестьян и заставляло их платить за те земли, которые они часто не могли обработать. Чиновники из Ниньбиня настаивали на том, чтобы вписать в списки ранее об­рабатываемые, а затем заброшенные земли[557]. Если у общины было много земли, то она могла лишь передать ее той общине, у которой земли было мало, заброшенную землю можно было лишь передать в обработку крестьянам другой общины, которых начальнику волости разрешалось вносить в списки вместо бегле­цов. Но все-таки это были единичные случаи, когда усердствовав­шая в борьбе с помещиками новая администрация Бактханя, же­лая угодить решительно настроенному против частного землевла­дения Минь Мангу, по собственной инициативе перегибала палку. Общего закона о вписании заброшенной земли в списки общины издано не было. В то же время помещики все чаще объявляли свои земли заброшенными и передавали их зависимым крестьянам или арендаторам, захватывали общинную землю и превращали ее в частную, понижали категорийность налогообложения своей зем­ли, платя пониженные налоги. В 1832 г. Минь Манг издал указ о продолжении исправления земельных реестров. В этом году ис­полнилось 30 лет со времени официального прихода к власти Нгуенов и с того времени, когда начался отсчет пустования зем­ли. По истечении этого срока пустующая земля могла быть офи­циально передана другим владельцам. В связи с этим в земель­ный реестр была внесена земля тех, кто вернулся в общину и начал обрабатывать свои земли после 1805 г.— времени состав­ления основного земельного реестра. Кроме того, в реестр были внесены земли тех беглых, которые не вернулись, но чьи земли были переданы местными властями другим людям и «не были разграничены с землями общины»[558]. Большинство таких земель было захвачено помещиками, но если раньше они могли укло­няться от уплаты за них налогов, то после включения во вновь составленный реестр сделать это было уже невозможно. Несмотря на яркую антипомещичью направленность, указ о составлении но­вых реестровых списков в значительно большей степени ударил по сельской бедноте, которая не могла платить налогов, разоря­лась и вынуждена была бежать из общины, попадая в зависи­мость от помещиков. Такая политика правительства Минь Манга вызвала сопротивление реалистически мыслящего чиновничества. В 1833 г. начальник налогового управления Хайзыонга Чан Ван Чунг встал на защиту помещиков и потребовал запретить доносы об укрываемой от налогов земле и передачу ее доносчику, а так­же продлить срок освобождения от налогов заброшенной земли при ее освоении, иначе эта земля вновь забрасывается либо укрывается от уплаты налогов. Он предлагал предоставить воз­можность общине и частным лицам продолжать обрабатывать укрываемую землю, так как доносчики занимаются вымогатель­ством взяток и доносят только в том случае, если их требования не удовлетворяются. Когда же посылаются государственные чи­новники для расследования, то они тоже занимаются вымога­тельством. Император передал доклад на обсуждение ведомству финансов, которое указало, что нельзя отказаться от института доносчиков, при помощи которых были обнаружены сотни и тыся­чи мау укрываемой земли, но предложило в том случае, если об­ладатели общинной и частной земли сами признаются в укрытии ее от налогов, оставить ее им, взимая налоги с того же года, когда было сделано признание. Если же они не сознаются, то любой человек имеет право донести на них в казну. За каждое мау укрываемой земли платить доносчику по 3 куана в качестве вознаграждения, землю же оставить прежним владельцам, взыскав с них налоги за год. Заброшенную землю, как и прежде, сдавать первому, кто подаст на нее заявку. Частную заброшенную землю также сдавать первому, кто сообщит о ней и согласится обраба­тывать, налогами облагать по истечении трех лет. Лишь землю беглых передавать во временное пользование соседям с условием возвращения ее беглецам, снова объявившимся на старом месте. Такое либеральное решение, дающее льготы как помещикам, так и крестьянам, не могло удовлетворить Минь Манга, и он передал этот вопрос на обсуждение высших чиновников двора, которые вынесли следующие решения.

1. В течение трех лет (1835—1837) предоставляется срок об­щинам и частным лицам сознаться в укрытии от налогов земли. В течение этого срока запретить доносы. По истечении этого сро­ка разрешить доносы.

2. При доносах об укрытии необлагаемой земли рассматривать два случая:

а) когда в отрезке записной облагаемой налогом земли имеется кусок необлагаемой земли;

б) когда весь отрезок земли укрывается от налогов.

В первом случае земля возвращается к общине или владельцу с условием доплаты за необлагаемый кусок.

Во втором случае вся необлагаемая земля переходит к тому человеку, который первым согласится платить за нее налоги. В этом положении совершенно очевидны закамуфлированные льго­ты помещикам. Ведь именно они обладали такой земельной пло­щадью, которая давала им возможность за часть земли платить налоги, а с части земли полностью присваивать ренту. Именно такая земля не подлежала конфискации. Что касается крестьян, то они часто не имели средств для уплаты налогов даже за часть земли, и именно это жестоко каралось государством. Таким об­разом, даже антипомещичьи законы Минь Манга не были в пол­ной степени радикальными и били прежде всего по крестьянам.

Что касается заброшенной земли, то высшие чиновники двора заявили, что следует придерживаться правила, установленного в 1831 г., по которому такие земли облагаются через шесть лет после начала обработки.

Не поддержав просьбу провинциальной администрации об ослаблении вмешательства государственных органов в дела дерев­ни, правительство Минь Манга ударило своей аграрной политикой по всем деревенским слоям, но основная тяжесть легла на плечи бедняков, в то время как земли помещиков, лишь частично укры­ваемые от налогообложения, не подлежали конфискации. Кроме того, состоятельные помещики могли доносить о неуплате бедно­той налогов за скрываемую землю и, согласившись на такую упла­ту, присваивать ее себе. Если же на бедняка просто поступал донос и при этом доносчик сам не мог платить налоги за землю, то земля снова забрасывалась и крестьянин уходил из деревни.

В середине 30-х годов заброшенных земель стало так много, что государство вынуждено было передавать их обработку в Цен­тральном Вьетнаме армии. Сказались результаты антипомещичь­ей политики — лишения владельцев земли ренты с укрываемых от налогообложения полей.

На юге вопрос о налогообложении вновь осваиваемых земель встал особенно остро лишь после вмешательства центральной ад­министрации в его аграрную структуру в 1836 г. После обмера земель с переводом их налогообложения в общевьетнамские эта­лоны и составления точных списков обрабатываемых земель вновь назначенная провинциальная администрация, желая выслужиться перед императором, предложила в девятом месяце 1837 г. сокра­тить срок освобождения от налогов вновь освоенных земель с 6 до 3 лет[559]. Император не одобрил этой акции, но в 1838 г. отдал приказ всем чиновникам юга переписать тех, кто укрывает от на­логообложения обрабатываемые земли, а также тех, кто обраба­тывает землю, считающуюся заброшенной. Этот приказ последо­вал в качестве реакции на доклад губернатора Диньтыонга — Биенхоа, который в числе прочего сообщал, что в провинции много считающейся заброшенной земли обрабатывается. Такие сообще­ния о присвоении ренты помещиками с укрываемых от налогооб­ложения земель не были редкостью. Уже после провозглашения начала борьбы с укрывательством начальник судебного управле­ния Виньлонга писал в 1838 г.: «В провинции много земли, кото­рую захватывают люди из деревень»[560].

Освоение целинных земель на юге, к которому прибегло пра­вительство, чтобы вывести его из тяжелого экономического поло­жения после восстания Ле Ван Кхоя, к чему присоединилось со­кращение производства товарного риса после перемера земель, «компенсировалось» забросом земель обрабатываемых. Уже в 1838 г. император с гневом откомментировал поданный с юга до­клад: «Какая же польза в том, что целинная земля будет все больше осваиваться, если обрабатываемые земли все больше за­брасываются и приобретенное не будет покрывать потерянное»[561].

В связи с этим в 1838 г. по всей стране была проведена кам­пания по сокращению количества забрасываемых земель.

На юге были установлены правила награждения всех чиновни­ков от уровня провинции до уезда (хюен) и общинного само­управления от волости (тонг) до деревни (тхон) за освоение це­линных земель. Были предусмотрены наказания для тех же лиц за заброс обрабатываемых земель.

В центре и на севере всем «незаконным» рентополучателям, владельцам земли, считающейся заброшенной, но в действитель­ности обрабатываемой, было приказано сознаться о ее укрытии в шестимесячный срок. То же должны были сделать и ли зити. Вместо шести лет такие земли освобождались от налогов лишь на три года, но владельцы их не наказывались. По истечении шести месяцев все укрыватели подвергались наказанию. Чиновники и общинные старосты должны были стимулировать обработку за­брошенных земель и в конце года подавать списки земель, остав­шихся невозделанными. По величине этих земель им определялось поощрение или наказание, как на юге. В 1839 г. государство установило правила заклада земель. В документе должен был быть записан срок, на который закладывалась земля. По истече­нии этого срока бывший владелец мог ее выкупить. Если он не выкупал ее в срок, то владельцем становился тот, кому она была заложена. Если срок указан не был, выкупать ее можно бы­ло только через 30 лет. Если в документе срок указан не был, но сказано, что земля подлежит выкупу, и еще не прошло 30 лет, то ее можно выкупить. Если же срок не указан, но в документе ска­зано, что земля подлежит выкупу и прошло более 30 лет, то вы­купать нельзя[562].

В отношении заброшенной земли государство никогда уже не осуществляло такую жестокую фискализацию, как это было в 30-х годах. В 40-е годы на нее уже не обращали внимания. С при­ходом к власти Ты Дыка и усилением при дворе «реалистов», возглавляемых Нгуен Данг Зяем и Нгуи Кхак Туаном, отношение государственной власти изменилось и по этому вопросу.

В 1853 г. Ты Дык еще раз освободил от налогов заброшенные земли[563]. В начале правления Ты Дыка взяла верх линия «реа­листов» на ослабление административного контроля над дерев­ней. В принятом как закон докладе Нгуен Данг Зяя, Тон Тхай Бата и Нгуен Ван Тяна в 1848 г. в отношении укрываемых от налогов земель была с некоторыми коррективами сформулирована та программа, которую предложило в 1833 г. по докладу Чан Ван Чунга ведомство финансов, но которая была отвергнута высшими чиновниками Минь Манга. Если весь отрезок обрабатываемой земли укрывался от налогов, но в действительности обрабатывался, то с укрывателя взыскивалось по 3 куана за 1 мау в качестве вознаграждения доносчику, но земля оставалась в общине или у землевладельца. Только в том случае, если укрываемая от нало­гообложения земля не обрабатывалась, она могла быть передана первому человеку, который согласился бы платить за нее налоги. В том же докладе было указано, что если заброшенную землю можно обрабатывать, то надо постепенно обрабатывать и нельзя укрывать от налогообложения[564]. Постепенность, очевидно, рас­сматривалась как длительный срок освобождения от налогов пос­ле начала обработки, значительно превышающий и три года, и даже шесть лет. Указывалось, что если на заброшенной земле можно сажать какие-либо растения (а не рис), то надо извлекать из нее пользу. Программа обработки заброшенных земель была гибкой и многовариантной. Предлагалось оставить обработку зе­мель дон дьенами, но не взимать, как ранее, половину урожая в казну, а весь урожай оставлять солдатам. Наконец, были отмене­ны наказания и награждения чиновников всех рангов за забро­шенные и освоенные земли в районах их службы. Так была реви­зована антипомещичья аграрная политика Минь Манга в отно­шении заброшенных, укрываемых от налогообложения и осваива­емых земель.

Меры в отношении укрывателей не обложенной налогом земли были даже более мягкими, чем по указу 1802 г., который преду­сматривал передачу земли соседям нарушителя. Доклад чиновни­ков во главе с Нгуен Данг Зяем в точности повторял указ Зя Лонга от 1810 г. Все мероприятия, изложенные в докладе, повто­ряли если не букву, то дух эпохи Зя Лонга: в них чувствовалась реакция на реальность и социальные потребности различных слоев.

В 1851 г. Ты Дьщ вычеркнул из списков налогообложения 104016 мау земли, причем более 80% из Виньлонга (47120 мау) и Анзянга (34784 мау). На две другие провинции не приходится и 5% освобожденных от налогов заброшенных земель — 3200 мау в Диньтыонге и 1278 мау в Хатиене. В Зядине и Биенхоа вообще никаких освобождений не было. Это свидетельствует о провале всех мероприятий, связанных с перемером земли в 1836 г. На се­вере от налогов было освобождено сравнительно мало земли: 6668 мау в Ханое, 3548 мау в Тханьхоа, 1635 мау в Нгеане, 962 мау в Хайзыонге и 837 мау в Намдине, 210 мау в Каобанге. В центре от налогов были освобождены лишь земли в столичном районе—1984 мау и в Куангнаме—1826 мау[565]. Изменено было и отношение к возвращающимся беглецам. Если раньше Минь Манг приказал со всех крестьян, в том числе и возвращающихся, взимать налог как с «крепких», то теперь возвращающимся предо­ставляли налоговые льготы и взимали подушный налог как с бег­лых (дао).

Так поступило государство с общинными и частными землями, реквизированными правительством Тэйшонов у крестьян и поме­щиков. Таково было отношение государства к укрытию земель от налогообложения, к забрасыванию земель крестьянами и к об­работке пустующих земель в первой половине XIX в. Выясним далее политику государства в отношении других категорий зе­мель.

2. Что сделало государство Нгуенов с землями Ле, Чиней и своими собственными, которые в период с 1777 по 1801 г. были захвачены Тэйшонами? Были обложены налогами земли дон дьен, куан чай и конг дьен биет тхык в Куангнаме, доходы с которых почти полностью шли в пользу тэйшонского государства и тэйшонских чиновников. Обложение этих земель, как мы уже говорили, было очень высоким. Налогом облагались со стороны Нгуенов те же зависимые крестьяне, что сидели на этих землях ранее. Не вы­держивая высоких налогов, такие крестьяне бежали. Особенно массовым было бегство в конце войны с Тэйшонами, когда Тэйшоны были уже практически разбиты и не имели сил для того, «чтобы удержать зависимых на их землях, а власть Нгуенов еще не успела распространиться на все сферы экономической деятель­ности. В 1801 г. было указано всем чиновникам в фу и хюенах Тхуанхоа, что если на полях, раздаваемых ранее (при Тэйшонах) в жалование (нгу лок), на землях куан дьен и куан чай имелись люди, которые их обрабатывали, то оставить по-прежнему, если же нет, то вернуть крестьянам общин: «нельзя, чтобы они пусто­вали»[566]. Видно, что сразу же, с первых дней после захвата власти, новое феодальное государство не особенно стремилось сохранить непосредственно управляемые земли, частично возвращая их об­щинам. В широком смысле это было связано с развитием товар­но-денежных отношений, превращением земли в товар, все расши­ряющимися функциями денег и возможностью удовлетворить слу­жилых феодалов денежным жалованьем в позднефеодальном вьет­намском обществе. В узком смысле перевод чиновничества на де­нежное и рисовое жалованье был «отрепетирован» за 20 лет прав­ления Нгуен Фук Аня в Зядине, где чиновники не получали зе­мельного жалования. И происходило это также за счет высокой степени развитости производства товарного риса и распростране­ния денег. Несмотря на спокойное отношение к переходу забро­шенных непосредственно управляемых земель в общинные и неже­лание возвращать на них зависимых крестьян, если они разбежа­лись, государство еще до разгрома Тэйшонов на севере в 1802 г. временно, «впредь до последующего решения», подтвердило ста­рый порядок использования общинных земель (конг дьен), отдан­ных в жалование (нгу лок) в Центральном Вьетнаме. Очевидно, имелись в виду старые земли, розданные Нгуенами знати и за­служенным чиновникам еще до тэйшонского восстания, так как новых земель в нгу лок Зя Лонг в центре не предоставлял. Кроме того, подразумевались еще и культовые земли — пожалуй, единственные земли, которые Нгуены жаловали потомкам знати на протяжении всей первой половины XIX в. Многие получатели нгу лока с общинных земель были убиты, и в этом случае общины, очевидно, приобретали свободу и должны были платить обычный налог в государственную казну. В Нгеане и Тханьхоа Нгуены уже в 1802 г. вернули крестьянам земли, частично переданные в жа­лование тэйшонским чиновникам, частично непосредственно управляемые тэйшонским государством. На севере в 1802 г. кре­стьянам были возвращены земли, конфискованные у них для вы­дачи жалования военным, гражданским и ушедшим на пенсию тэйшонским чиновникам. В непосредственно управляемую госу­дарственную собственность были превращены лишь частные зем­ли тэйшонских чиновников и непосредственно управляемые госу­дарством земли Ле и Чиней (куан дьен, куан чай и куан тхо).

Получив сравнительно большой фонд непосредственно управ­ляемых государственных земель, Нгуены не были щедры при ее раздаче. Были розданы культовые земли Ле и Чиням. Эти земли были предоставлены не за службу, а навечно, но лишь с правом взимания налога. Пожалования были довольно крупные: 10 тыс. мау — Ле и 500 мау — Чиням. Кроме того, Ле были даны куль­товые крестьяне с правом взимания с них налога и 100 зависимых крепостных крестьян (тао ле). В 1802 г. в пересчете на лок дьены стали жаловать деньги, что явилось переходной формой к де­нежному жалованью. В 3-м месяце 1803 г. Нгуен Ван Тхань предложил выдавать землю в жалование, но в 12-м месяце 1803г. Зя Лонг предоставил военным и гражданским чиновникам и ар­мии лишь небольшое денежно-рисовое жалованье (большего и нельзя было позволить в разоренной войной стране), а в 4-м ме­сяце 1804 г.— земельные паи в общине[567]. Никакого земельного жалования чиновники не получали.

Лишь пожалования культовых земель семьям титулованной знати и заслуженным чиновникам посмертно носили более или менее постоянный характер; они могли достигать довольно круп­ных размеров — до 75—100 мау. Основная же масса таких по­жалований была значительно меньших размеров[568].

Из феодалов, условных землевладельцев, чиновники были пре­вращены в платных государственных служащих. Все налоги с не­посредственно управляемых государством и общинных земель, кроме культовых, стали поступать только государству. В течение всей первой половины XIX в. основная масса чиновничества не имела земельного жалования с непосредственно управляемых го­сударством и общинных земель, не считая пая в общине. Исклю­чением явилось архаическое мероприятие Минь Манга, одержи­мого идеей создания «идеального» государства по конфуцианским нормам древности. В 1833 г. он пожаловал высших военных чи­новников титулами знатности хау, ба и ты, дающими право на получение земельных владений. Система таких титулов была вве­дена в 1830 г., когда вместе с титулами (выонгов, конгов и хау) были предоставлены земли потомкам титулованной знати, а так­же высших чиновников эпохи прихода Нгуен Хоанга в Тхуанхоа и «героям» антитэйшонской войны. В 1834 г. было подтверждено право детей титулованной знати наследовать земли родителей[569]. Однако это архаическое мероприятие было чисто декоративным. Титулы, дающие право на земельные владения, получали считан­ные единицы. И это не удивительно. На протяжении всего полу­века сохранялся тот импульс на восстановление и сохранение свободной соседской общины (хотя бы и без «общинных» в узком смысле земель, как было на юге), который был дан после прихо­да Нгуенов к власти. В то же время благожелательное отношение к частному землевладению частично сменяется в конце 30-х годов активными мероприятиями, тормозящими его развитие и даже прямо направленными на его ликвидацию, а в конце 40-х — на­чале 50-х годов происходит возврат к политике эпохи Зя Лонга.

3. Какова была налоговая политика в отношении непосредст­венно управляемых государством земель? Мы знаем, что основная часть старых нгуеновских земель, а также земель Ле и Чинь со­ставила теперь фонд непосредственно управляемых государствен­ных земель. На этих землях сидело зависимое от государства кре­стьянство, которое прежде облагалось неравными в разных местах, чаще всего более высокими, чем в среднем, налогами, но не бе­жало, очевидно вследствие большей плодородности и урожайности этих земель. Нгуены не вводили нового обложения на основной массе непосредственно управляемых государственных земель, а сохранили то, что им досталось на севере от Ле и Чиней, а в цент­ре — от своих предков. Те же налоговые ставки, которые были введены заново, мало отличались от налогообложения общинных полей. В долинных районах севера — в Шонтэе, Хайзыонге, Верх­нем и Нижнем Шоннаме, а также в фу Фунгтхиен (Ханое) — часть непосредственно управляемых государством земель была обложена по ставке даже меньшей, чем налогообложение 1-й кате­гории общинных полей, и составляло 100 батов с 1 мау. С нанос­ных земель взимались налоги по категориям, в основном совпа­дающим с категориями обложения общинных земель, — 120, 84 и 50 батов с 1 мау. Несколько большая дробность обложения — на­личие земель, с которых взималось по 60 батов с 1 мау,— свиде­тельствует лишь об их более дифференцированном учете. В Нгеане обложение непосредственно управляемых земель было пони­женным — 52,5 бата, а ставки с наносных совпадали со ставками общинных земель 1-й категории — 120 батов. В Тханьхоа с на­носных земель брали как со 2-й категории общинных — 84 бата[570]. Общая тенденция обложения на севере и в Тханьхоа — Нгеане непосредственно управляемых государством и плодородных наносных земель заключалась в приближении налоговых ставок к став­кам с общинных полей. Нгуены пользовались каждым случаем, чтобы предоставить налоговые льготы зависимым крестьянам с этих земель наряду с общинниками и частными землевладельца­ми. Так, в 5-м месяце 1806 г. по случаю восшествия Зя Лонга на императорский престол земли куан дьен, куан дон дьен, куан дьен чанг, куан чай, а также земли, передаваемые в нгу лок и конфи­скованные частные земли Тэйшонов были освобождены от нало­гов на 50%. В 1820 г. Минь Манг также специальным указом снизил на 50% денежные и рисовые поборы с крестьян, сидящих на непосредственно управляемых государством землях куан диен и куан чай, так как они не получили общих льгот, данных об­щинным и частным землям по случаю его воцарения[571]. В 1821 г. были резко снижены поборы с непосредственно управляемых госу­дарством земель (куан дьен и куан тхо) в Центральном Вьетна­ме: Куангдинь (столичной провинции), Куангчи, Куангнаме, Куангнгае, Биньдине, Фуиене и даже в Нгеане. Земли эти были ранее розданы государством Тэйшонов своим чиновникам, на ко­торых те создавали свои хозяйства из заьисимых (чай жиенг) ли­бо получали право сбора налога (нгу лок). После поражения Тэй­шонов эти земли были конфискованы государством Нгуенов и по­лучили статус непосредственно управляемых государством (куан дьен, куан тхо). Однако налоговые ставки на них остались таки­ми же высокими, как и раньше, и не изменялись в течение всего правления Зя Лонга. Заявив, что «при предшествующем правле­нии тоже хотели это сделать, но не хватало времени»[572], Минь Манг снизил налоги с земель, облагаемых от 52 тхангов 5 хопов и 2 куанов 1 тиена до 100 тхангов и 3 куанов, на 20%, а с земель, облагаемых выше чем 100 тхангов и 3 тиена, — на 30%.

Землями, получившими налоговые льготы, являлись такие ка­тегории непосредственно управляемых земель (куан диен), как дьен чанг, куан чай, дон дьен, земли под домами зависимых, зем­ли, отданные для сбора налога (очевидно, большая часть из них была культовыми), земли под садами, пруды, озера, наносные и аллювиальные, земли, покинутые беглецами и конфискованные го­сударством.

В случае стихийных бедствий было приказано снижать налог зависимым крестьянам на непосредственно управляемых государ­ством землях в той же пропорции, что владельцам частной и дер­жателям общинной земли. Раньше при снижении налогов из ста­вок непосредственно управляемых государством земель вычитали ту меру риса, на которую снижался налог общинным и частным землям. А так как налоговые ставки непосредственно управляе­мых земель были раньше значительно выше ставок с общинных и частных, то зависимые крестьяне получали значительно меньше милостей, чем частные владельцы и общинники. После 1824 г. их положение при получении налоговых льгот от государства при стихийных бедствиях в значительной степени выравнилось.

Кроме процесса уравнения налоговых ставок с непосредствен­но управляемых, общинных и частных земель шло частичное воз­вращение государством конфискованных после 1802 г. частных земель.

Во второй половине 20-х годов продолжается процесс полного уравнения налоговых ставок с некоторых категорий непосредствен­но управляемых государством и общинных земель.

Так, в Биньдине в 1826 г. с земель жуонг чай стали взимать налоги, равные налогам с общинных полей. В 1835 г. часть куль­товых земель, данных семьям двух высших чиновников эпохи Зя Лонга, была переведена в категорию общинных земель. Семьи чиновников были компенсированы деньгами. Наконец, в 1836 г. все непосредственно управляемые государством земли куан дьен и куан тхо в Куангчи были переведены в категорию общинных зе­мель. В 1839 г. при конфискации половины частных земель в Биньдине и переводе их в категорию общинных полей заодно в эту же категорию были переведены все земли, непосредственно управляемые государством, что значительно сократило налоговые поступления в провинции.

Обращает на себя внимание тот факт, что полный перевод не­посредственно управляемых государством земель в общинные и соответственное уравнение налоговых ставок были произведены лишь в двух провинциях с наименее плодородной землей — в Ку­ангчи и Биньдине. По всей вероятности, здесь невозможна была повышенная эксплуатация зависимого крестьянства. Не выдержи­вая тяжелого налогового гнета, крестьяне разбегались, и у госу­дарства не было сил вернуть их на землю.

Более стабильное положение государственных зависимых в других провинциях может быть объяснено тем, что там были уро­жайные земли, из которых непосредственно управляемые госу­дарством занимали самые плодородные места. На большей части территории Вьетнама налоговые ставки на непосредственно управ­ляемых государством землях не были прямо уравнены со став­ками с общинных земель, но постоянно продолжалось снижение налогов с них. Одной из первых акций Тхиеу Чи после занятия престола было снижение налогов с непосредственно управляемых земель на 50% в Тхыатхиен в 1841 г. В 1846 г. один из высших чиновников, Нгуен Кхак Туан, предложил унифицировать налоги со всех непосредственно управляемых государством общинных и частных земель, сведя все налогообложение к ставкам с общин­ных и частных земель. Предложение было очень решительным и вследствие этого было отклонено. Но сам факт свидетельствует о том, что вопрос об унификации налогообложения уже назрел.

Обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на сни­жение налоговых ставок с непосредственно управляемой государ­ственной земли на 20—30% в центре в 1821 г. и повторное сни­жение тех же ставок на 50% в столичном районе, в 1841 г. общий уровень их оставался очень высоким и в 1846 г. достигал на не­которых полях 245 тхангов с 1 мау.

В 1848 г. пришедший к власти Ты Дык вновь снизил налоги на некоторые категории непосредственно управляемых государст­вом земель: чай куан, дьен чанг, чай конг, дон дьен конг, а так­же на земли зависимых, которые не подпали под общее снижение налогов по случаю воцарения нового монарха. Несмотря на пред­ложения реалистически мыслящего чиновничества избавить зави­симых крестьян от наиболее жестких форм налогового гнета, феодальное вьетнамское государство не отказалось от дополни­тельного, хотя и не совсем надежного источника доходов.

Вьетнамское государство вступило во вторую половину XIX в., отягощенное высокооблагаемыми казенными землями и неполно­правными государственными зависимыми.

4. Известно, что на разных этапах своей истории вьетнамское государство предпринимало организацию освоения целинных зе­мель. В первой половине XIX в. такое освоение осуществлялось солдатами, нсприписными крестьянами, осужденными преступни­ками и ссыльнопоселенцами, которым государство выдавало ин­вентарь, скот и ссуду, а также богачами — помещиками, имеющи­ми возможность на свои деньги набрать крестьян.

Большое распространение получили дон дьены еще в период антитзйшонского сопротивления. Их организовывал Нгуен Фук Ань для снабжения продовольствием своих солдат в 1785 г. в Сиаме, куда он бежал после поражения от Тэйшонов. После ор­ганизации нгуеновской администрации в Зядине особое распро­странение получили созданные в 1790 г. специальные дон дьены, в которые набирались крестьяне, обязанные платить высокий на­лог— 6 хоков риса с человека. Во главе таких дон дьенов чаще всего стояли состоятельные люди из местных помещиков, которые могли на свои средства набрать более 10 крестьян. В этом случае они получали чин управляющего (кай чай), имели право выпи­сываться из списков деревни, освобождались от повинностей и теряли всякую связь с общиной. На протяжении 12 лет этот вид специальных дон дьенов, которые фактически являлись поместья­ми, играл наиболее существенную роль в обеспечении армии ри­сом. Наряду с этим существовали дон диены, в которых работали солдаты. Они были организованы в том же, 1790 г., но вскоре поч­ти все войска были брошены на борьбу с Тэйшонами. В 1789 г. были созданы дон дьены из неприписных крестьян, которые снаб­жались государственным инвентарем, скотом и ссудой. Все это они должны были вернуть после сбора урожая. Во главе таких дон дьенов стояли чиновники (дьен туат), в обязанность которых входило снабжение армии продовольствием[573].

В 1802 г. Зя Лонг освободил всех крестьян дон диенов от на­логов на пять лет, начиная с 1803 г.[574]. Затем налоги были снижены на ²/₃ и составили 4 хока. В дальнейшем налоги с дон дье-нов постоянно снижались, колеблясь от 2 до 3 хоков с человека. Все это усилило приток крестьян в дон дьены. В 1814 г. число крестьян в дон диенах вместе с промысловиками и домашними ремесленниками приблизилось к десяти тысячам, и из них стали набирать в солдаты каждого третьего[575]. Поселение дон дьенов не рассматривалось как община, его жители превратились, по су­ществу, в лично-зависимых по отношению к организовавшему их набор помещику. Увеличение числа лично-зависимых крестьян дон дьенов очень обеспокоило Минь Манга, резко настроенного против поместного землевладения. В 1821 г. он обратился к Ле Ван Зюету с запросом по поводу того, почему в Зядине коли­чество людей в дон диенах растет, а число приписных крестьян в списках деревень не увеличивается. Губернатор Зядиня вынуж­ден был оправдывать наличие дон диенов большим количеством неприписных и бродяг, которым в случае отсутствия дон диенов некуда будет деться. В конце концов губернатор вынужден был установить новый порядок организации дон диенов, при котором уход в дон диен был возможен только в том случае, если против выписки крестьян из деревень не возражали деревенские власти[576]. Естественно, это несколько затрудняло организацию новых поме­стий, но в условиях почти полного отсутствия фонда общинных зе­мель на юге и слабой круговой поруки уход крестьян из деревень мало сказывался на экономическом положении оставшихся, пла­тивших налоги со своих частных земель. Поэтому особых возра­жений у властей деревенских общин не должно было возникать. У Минь Манга, мыслившего категориями старой деревни, с преоб­ладанием общинных земель, такой порядок не вызвал возражений.

В Центральном Вьетнаме в 20-х годах продолжалась обработ­ка земли солдатами, которые оставляли себе часть урожая лишь на пропитание, а все остальное сдавали государству[577]. Все прось­бы провинциальной администрации перевести их на фиксирован­ный налог наталкивались на сопротивление Минь Манга, и они продолжали вносить в казну половину урожая.

В 1828 г. с идеей создания на севере зоань диенов из бедняков, обрабатывающих заброшенные земли, выступил Нгуен Конг Чы. Уже в 10-х годах оставленные крестьянские земли там обраба­тывали солдаты, которые должны были их вернуть по первому требованию возвращавшихся беглых крестьян. По плану Нгуен Конг Чы зоань диены конца 20-х годов на севере, состоявшие из безземельного крестьянства, должны были получить государствен­ную субсидию, скот, инвентарь. Кроме этого после превращения из заброшенных в пахотные обработанные земли получали осво­бождение от налога на три года, а затем облагались налогом по ставкам с частной земли, однако не могли отчуждаться. План был одобрен, и в 1828 г. начата реализация широкой программы по созданию 71 поселения на заброшенных землях Намдиня. 2350 бед­няков должны были обработать 18970 мау земли, из которых должен был быть создан уезд Тиенхай. Однако не все земли, счи­тавшиеся заброшенными, в действительности были таковыми. Часть из них скрывали от налогообложения намдиньские помещи­ки, которые в 1829 г. дали Нгуен Конг Чы взятку за то, чтобы он оставил им часть этих «заброшенных» земель. Нгуен Конг Чы подал на помещиков в суд Бактханя. Однако чиновники севера встали на сторону помещиков и обвинили в нечестности самого Чы. Лишь императору удалось «восстановить справедливость»: оправ­дав Нгуен Конг Чы, он приказал наказать помещиков[578]. Но и Нгуен Конг Чы был отозван в столицу, и вскоре освоенные земли в Намдине стали снова забрасываться. В 1832 г. Нгуен Конг Чы, уже как генерал-губернатор Хайзыонга и Куангиена, занялся соз­данием дон диенов в Куангиене. Здесь заброшенную землю долж­ны были обрабатывать на средства государства местные солдаты, которые после сбора урожая должны были вносить в казну ²/₃ со­бранного риса[579]. После превращения заброшенной земли в пахотную она должна была передаваться в обработку крестьянам: с условием уплаты налога по ставкам с общинной земли. Освое­ние заброшенных земель на севере с его малоземельем шло архаи­ческими методами и продвигалось с трудом. Основным направ­лением приложения усилий была не столько борьба с природой, сколько настоящее сражение с помещиками, которые скрывали обрабатываемую землю от налогов и записывали ее как забро­шенную. В связи с этим деятельность Нгуен Конг Чы приобрела: ярко выраженный социальный характер и была направлена про­тив богатых землевладельцев севера.

По-иному развивалось освоение целинных земель на юге, где земли было много. Однако и здесь в 20-х годах свободная коло­низация целины, организованная состоятельными людьми — кай чай (управляющими поселений колонистов), а в действительности — распорядителями больших государственных имений, претерпела из­вестную метаморфозу. В 1822 г., очевидно по указу из Хюэ, все дон дьены, состоящие из 248 поселений колонистов общей чис­ленностью 9630 человек, были переведены на полувоенное поло­жение. 48 главных управляющих получили освобождение от подуш­ных налогов и поземельных податей. Основная масса сельскохо­зяйственных работников в дон дьенах солдатами считалась лишь условно и вносила подушный налог—1 куан 5 тиенов и плату за освобождение от трудовых повинностей — 2 хока риса. Некоторые категории крестьян дон диенов платили за освобождение от тру­довых работ в денежной форме. Однако с начала 30-х годов сол­даты дон диенов начинают все чаще использоваться для участия в пограничных военных конфликтах и на трудовых работах. В свя­зи с этим они периодически освобождались от подушных налогов.

Поземельные же подати постепенно увеличивались и в 1831 г. со­ставили 2 хока 15 тхангов[580]. С 1830 г. осужденных преступников стали посылать на освоение целинных земель, снабжая инвента­рем и освобождая от налогов за землю на три года. Предложение Нгуен Конг Чы послать всех ссыльных на юг не встретило под­держки в Хюэ, и они были разосланы по всей стране, кроме до­линного севера, но часть все же попала на юг: в Виньтхань, Динь-тыонг и Хатиен.

После восстания Ле Ван Кхоя и вмешательства государства в аграрную структуру Зядиня дон диены начали приходить в упа­док. В 1840 г. часть земель под дон диенами южнее Кханьхоа была передана преступникам и ссыльнопоселенцам, обязанным вносить в казну половину урожая, а то, что они не могли обрабо­тать, отдавалось крестьянам с условием уплаты налогов по став­кам с общинной земли. Особенно интенсивно осваивались поля в Биенхоа и Анзянге. В 1840 г. были произведены награждения солдат на юге за освоение земли[581].

Конец дон диенов этого типа на юге наступил очень скоро. С приходом к власти нового монарха, Тхиеу Чи, уже в 1841 г. значительная часть дон диенов как на севере, так и на юге была взята у солдат и передана крестьянам с условием уплаты налогов по ставкам с общинной земли. Когда в 1844 г. император пред­ложил Ле Ван Фу снова восстановить дон диены в Зядине и Биенхоа, тот сказал, что все население дон диенов разбежалось[582].

В 1845 г. были установлены новые правила освоения земель в Намки. Основная ответственность ложилась при этом не на дон дьены, а на государственных чиновников фу и хюенов, а также на общинное самоуправление деревень. Но в 1848 г. получившим силу закона докладом Нгуен Данг Зяя вместе с группой чинов­ников этот указ был отменен[583].

В результате бурной политической борьбы «реалистов» и кон­серваторов по вопросам экономики в 1853 г. была предпринята попытка снова возродить систему освоения земель в Намки при помощи дон диенов. Это мероприятие было связано с именем на­местника юга Нгуен Чи Фыонга, который при организации систе­мы дон диенов в Намки учел опыт эпохи Зя Лонга, что незамед­лительно дало экономический эффект. В 1854 г. было объявлено, что те люди, которые наберут бедных, беглых и неприписных кре­стьян, могут основывать отдельные деревни. Такой набор могли производить только богачи, так как для этого нужны были нема­лые средства. В случае создания отдельных деревень организато­ры их освобождались от подушных налогов, военной службы и общественных работ на пять лет. Наряду с этим к освоению це­лины привлекались преступники. Такая политика встретила сопро­тивление консервативно настроенного чиновничества. Один из его представителей обвинил Нгуен Чи Фыонга в том, что в результа­те проведения такой политики бедные начинают грабить, преступ­ники разбегаются, а приписные крестьяне живут на стороне[584]. В действительности же организация дон диенов типа времени Зя Лонга моментально вызвала приток в них бедных приписных кре­стьян, как в былые времена. Практика Нгуен Чи Фыонга была одобрена Ты Дыком, а обвинение с него снято. Уже в 1856 г. им­ператор разрешил выписать из списков общин 13800 крестьян, которые перешли осваивать целину в дон диенах[585]. Рост дон дие­нов происходил в основном за счет деревенской бедноты в общине, которую еще так недавно пытался воссоздать на юге Минь Манг. В 1857 г. Нгуен Чи Фыонг рассказал на приеме у императора о значительных успехах освоения целины путем организации дон диенов нового типа. Однако французское вторжение сорвало меро­приятия по организации дон диенов, так как все силы вьетнам­ского государства были брошены на борьбу с интервентами.

5. Одним из основных социальных конфликтов первой половины XIX в. был конфликт между старыми служилыми феодалами-чи­новниками и уже претендующими на политическое признание по­местными феодалами. Основой политической власти служилых феодалов являлась экономическая база в виде государственной земельной собственности. Количественно основную часть государ­ственной земельной собственности составляла земля, находившая­ся во владении общины, на которую государство имело верховное право собственности в полном объеме. Политическими противни­ками феодального служилого сословия были помещики-землевла­дельцы, обладавшие частной земельной собственностью и получав­шие земельную ренту. Борьба осложнялась тем, что часто служилые феодалы одновременно являлись и частными землевладель­цами. На верхних уровнях чиновничьей иерархии служилые фео­далы в большей степени зависели от чиновничьего жалованья, на низших — меньше. Поэтому политический импульс начала века — благосклонное отношение к частной земельной собственности — исходил от военных чиновников, в недавнем прошлом зядиньских помещиков, часто шедших в бой со своими дружинами, состоя­щими из набранных приписных или неприписных крестьян (тхуок киен), которые скорее всего были их зависимыми.

Различное отношение феодального государства на протяжении первой половины XIX в. к общинному и частному землевладению определялось тем политическим влиянием, которым пользовались служилые и поместные феодалы. Проследив политику государства по отношению к этим двум видам землевладения, можно оценить и изменение социальной базы государства на протяжении полу­века. Еще до окончательного разгрома Тэйшонов на севере в 1802 г. были отменены все налоги на военные нужды, которые взимались с частных землевладельцев в Зядине. Вскоре на ¹/₃ были снижены подушные налоги всем зядиньцам, а также натураль­ные подати с крестьян дон диенов. Крестьяне пришлых дворов по­лучили налоговые льготы наряду с крестьянами основных дворов. Перед походом на север Зя Лонг специально обратился с воззва­нием к помещикам — общинным старостам (хао мук),— в котором обещал им должностные посты в случае поддержки. За поимку Тэйшонов предоставлялись земля, характер которой был очень близок к частной, и зависимые крестьяне[586]. В инструкции для действия войск на севере тоже упоминалось прежде всего привле­чение на свою сторону общинных старост-помещиков.

Сразу же после прихода к власти община стала интересовать Зя Лонга, во-первых, с точки зрения сбора налогов, а во-вторых, с точки зрения наделения солдат, а не чиновников земельным жа­лованием из фонда общинной земли. Уже в 1802 г. было приказа­но выдать солдатам земельное жалование в размере 1 мау, а также земельный пай в столичной провинции Куангдык. Именно поэтому был издан приказ, запрещающий продажу общинной зем­ли. В 1803 г. было установлено налогообложение общинных и частных земель.

На севере, где общинное землевладение занимало господству­ющие позиции, налоговые ставки с общинных и частных земель были различны. В долинных провинциях и Тханьхоа — Нгеане с общинных земель трех категорий взималось 120, 84 и 50 батов риса, с частных —40, 30 и 20 батов. На окраинных провинциях со 2-й и 3-й категорий общинных земель собирали налоги в 42 и 25 батов риса, с 1, 2, 3-й категорий частных земель взимали 20, 15 и 10 батов[587]. Между общинными и частными землями сущест­вовало четкое различие. С общинных земель государство получало ренту-налог, затем отделенная рента в централизованном порядке через жалованье перераспределялась между всем сословием слу­жилых феодалов. С частных земель севера государство взимало только налог, а рента доставалась владельцу.

Иной была картина в Центральном Вьетнаме. Здесь государ­ственный налог дифференцированно взимался лишь в зависимости от категорий земли — 40, 30 и 20 тхангов. Налогообложение об­щинных и частных земель ничем не различалось. Пониженное налогообложение общинных земель в центре по сравнению с тако­вым на севере было связано с традиционным налогообложением в «старых владениях» Нгуенов, вызванным слабой внутренней структурой общины. При столь малом фонде общинных зе­мель в случае повышения налогообложения из центра было легче бежать на более свободный юг; поэтому государство вынуждено было меньше давить на общинного крестьянина. Основная масса крестьян здесь, как и помещики, имела частные земли. Частных земель здесь в то время было уже так много, что их пониженное по сравнению с общинными налогообложение наносило бы большой финансовый ущерб государству, поскольку дополнительные льготы достались бы в значительной степени крестьянам. Поэто­му в центре крестьяне платили ренту-налог как с общинных, так и с частных земель, а помещики, используя свое административ­ное положение лай зитей, укрывали свои земли от налогов и ре­гулярно присваивали себе ренту не только с частных, но и с об­щинных земель. В то же время общинных земель было в центре так мало, что их пониженное налогообложение особого ущерба государству не приносило. В некоторых провинциях общинной земли было настолько мало, что ее не хватало даже на жалование солдатам. Недаром на всем протяжении первой половины XIX в. вопрос о наделении солдат жалованием из фондов общины был одним из самых острых.

В период существования паевой системы земельного жалова­ния чиновничества из фондов общины до 1839 г. феодальная рен­та в центре взималась, очевидно, не только помещиками — лай зитями, но и служилыми феодалами за счет эксплуатации зави­симых крестьян, которых сажали на общинный пай чиновника. С общинных земель, используемых таким образом, чиновничест­во получало ренту путем усиленной эксплуатации крестьянства, так как чиновничество захватывало лучшую землю, имея право выбирать место своего пая первыми. Именно поэтому с общинных земель Центрального Вьетнама, как и с частных, в первой полови­не XIX в. государство тоже стало получать только налог, а фео­дальная рента присваивалась помещиками — лай зитями и чинов­никами внутри общины, владевшими большим количеством общин­ной земли. После перевода в 1818 г. чиновничества на денежное жалованье с сохранением общинного пая, а затем только на де­нежное жалованье в 1839 г. служилый феодал был отделен от землевладения и превратился в платного государственного служа­щего. Как таковой, он уже получал жалованье не в виде ренты, а в виде части государственного дохода. Земельную ренту он мог получать уже только как помещик с той частной земли, которую приобретал тем или иным способом.

Таким образом, с начала XIX в. происходит трансформация характера общинного землевладения в центре Вьетнама. С общин­ных земель уже взимается только налог, а феодальная рента либо присваивается служилыми феодалами внутри общины (как это было до 1839 г.), либо попадает в руки солдат, общинных старост и общинной верхушки, эксплуатирующих как рядовых общинни­ков-арендаторов, так и наемных работников и зависимых крестьян. Общинное землевладение в Центральном Вьетнаме носило двойственный характер: с одной стороны, общинная земля была неотчуждаема, что лишало ее характера частной собственности и формально делало собственностью всего коллектива, с другой стороны, ренту с нее получали общинная верхушка, солдаты и до 1839 г. чиновники, использующие в качестве зависимых и батра­ков неприписное и общинное крестьянство. Прежний характер об­щинное владение сохраняло в основном при наделении солдат жалованием. Несмотря на то что налогообложение частных зе­мель в центре было выше, чем в целом на севере, но так как зем­ли у чиновника центра было значительно больше, чем на севере, то ренту с общего количества своей земли центральный помещик получал большую, чем северный.

В 1803 г. не был указан размер налогообложения на юге Вьет­нама. Было упомянуто только, что оно остается таким же, как и ранее. Существенно, что применительно к югу не говорилось о делении на общинную и частную землю; вся земля делилась только на долинную и горную. Налоги взимались только по этим категориям. Фактически почти вся земля в Намки была частной (и крестьянская и помещичья), так как была освоена после из­дания указа о превращении всех пустующих земель после их обработки в частные.

Как же складывалась аграрная политика в отношении этих ка­тегорий земель? В 1803 г. группа чиновников во главе с Нгуен Ван Тханем подала доклад с предложением оставить на севере 30% частной земли из имеющейся, а остальную передать в общину[588]. Зя Лонг отверг этот проект, обещав обсудить его в бу­дущем. Его интересовало использование уже имеющейся общин­ной земли, купля-продажа которой была им запрещена. Поэтому Зя Лонг определил в 1804 г. п