Военные преступления

Особую подгруппу международных преступлений, нарушающих основные законы и обычаи войны и направленных против безопасности человечества, составляют военные преступления.

Еще Гераклит Эфесский утверждал, что война является матерью «права народов» и рождает богов, господ и рабов. По свидетельству историков, первые ограничения на действия во время вооруженного конфликта восходят к китайскому военачальнику Сунь Цзы (VI в. до н.э.). Более четкое определение военного преступления было дано в индийских Законах Ману (II в. до н.э.). В VI в. н.э. византийские историки Прокопий и Маврикий упоминали о существовании гуманных обычаев ведения войны у древних славян. В Ордонансе английского короля Ричарда II об управлении армии 1386 г. устанавливались ограничения на ведение боевых действий и под страхом смертной казни запрещались акты насилия в отношении женщин и безоружных священнослужителей. В 1474 г. произошел первый международный судебный процесс по военным преступлениям над Петером фон Хагенбахом, который, исполняя приказы своего правителя герцога Бургундского Карла Смелого (Ужасного), в качестве мэра города Брейзах (Австрия) творил произвол, насаждал жестокость и террор[395]. Законодательные ограничения ведения военных действий вошли в кодексы Фердинанда Венгерского 1526 г., императора Максимилиана II 1570 г. и кроля Швеции Густава II Адольфа 1621 г.[396] С научной точки зрения проблема соблюдения законов и обычаев войны впервые была исследована в книге Эммера де Ваттеля «Право людей, или Принципы естественного права» 1758 г. Важный этап по составлению и установлению международного гуманитарного правового порядка, законов и обычаев войны, регулирующих во время военных конфликтов взаимоотношения между вооруженными силами, состоящими из комбатантов, и между этими силами и некомбатантами (в противоположность доктрине о правах человека, задуманной как более общая и применимая ко всем людям и во все времена), начался в середине XIX века и отчасти стал откликом на экспоненциальный рост возможности столкновений, вызванный в свою очередь сочетанием всеобщей воинской повинности и технического прогресса[397]. Так, на принципах и обычаях войны основывался знаменитый «Кодекс Либера» 1863 г., составленный в раздираемой Гражданской войной Америке нью-йоркским профессором Фрэнсисом Либером (Лайбером) по поручению президента А. Линкольна, объявившего его впоследствии обязательным для всех вооруженных сил Союза[398] Кульминацией международной конференции, проводившейся под эгидой основанного примерно в то же самое время МККК, стало принятие Женевской конвенции 1864 г. «по улучшению состояния раненых в сражающихся армиях». В Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. впервые была закреплена норма, согласно которой «Воюющая Сторона, которая нарушит постановления названного приложения («Положения о законах и обычаях сухопутной войны» – Е.Т.), должна будет возместить убытки, если к тому есть основание. Она будет ответственна за все действия, совершенные лицами, входящими в состав ее вооруженных сил» (ст. 3).

Дальнейшее развитие международного гуманитарного права, принимавшего войну как данность и пытавшегося направить ее эксцессы в определенное русло, было связано с двумя городами – Гаагой, в которой конференции 1899 и 1907 гг., как правило, сосредотачивались на поведении в ходе войны (допустимое оружие и проч.), и Женевой, где разрабатывались дальнейшие конвенции – под эгидой Лиги Наций в 1925 г. и МККК в 1929, 1949 и 1977 гг., основанные на исходной Женевской конвенции 1864 г.

В официальных документах термин «военные преступления» начал использоваться после Первой мировой войны. В частности в документах Союзнической комиссии, созданной для установления ответственности «преступников войны» (ст. 227–229 Версальского мирного договора от 28 июня 1919 г.), под таковыми понимались как виновники агрессии, так и лица, ответственные за нарушение законов и обычаев войны. Комиссия ООН по расследованию военных преступлений гитлеровского фашизма, созданная в Лондоне 7 октября 1942 г., выдвинула предложение о том, что «концепция военных преступлений шире по своему значению собственно нарушений законов и обычаев войны. Помимо них, военные преступления включают также преступления против мира и человечности». По мнению Комиссии, военные преступления – это «любые грубые нарушения закона, совершенные в военное время или связанные с подготовкой и ведением войны, либо совершенные с целью воспрепятствования восстановлению мира, которые преступают основные принципы уголовного права, признаваемые всеми цивилизованными народами». Как замечал А.Г.Ф. де Кастро, такое расширительное толкование военных преступлений соответствовало историческому моменту, ибо Нюрнбергский трибунал судил не просто военных преступников, а лиц, виновных в подготовке, развязывании и ведении агрессивной войны[399]. Собственно юридическая дефиниция военных преступлений была закреплена в ст. 6 Устава Международного военного трибунала 1945 г., где указывалось на нарушения законов и обычаев войны, а также отдельные единичные действия, квалифицируемые как преступления против человечества и тесно связанные с военными действиями (убийство, истязания, обращение в рабство и др. – всего 7 составов таких международных преступлений). Но более детальный перечень из 17 самостоятельных международно-противоправных деяний нашел отражение в Женевских конвенциях о защите жертв войны 1949 г. и был расширен в ДП I 1977 г., хотя и не является до сих пор исчерпывающим.

В научной литературе под «военными преступлениями» нередко понимаются нарушения международного гуманитарного права («международного права вооруженных конфликтов»), которое адаптировало «право войны» (Женевские конвенции 1949 г.) к изменившимся условиям и применяется ныне к регулированию любого вооруженного конфликта[400]. По данным Международного института войны и мира, вооруженные конфликты второй половины ХХ в. унесли почти в два раза больше человеческих жизней, чем за годы Второй мировой войны. Массовые нарушения международного гуманитарного права отмечались во время войны во Вьетнаме и Ирано-Иракской восьмилетней войны, в период вооруженных конфликтов в Афганистане, Сомали, Камбодже, Боснии и Герцеговине, почти сорокалетнем продолжающемся Израильско-Палестинском вооруженном конфликте и др.[401]

Для квалификации деяния, нарушающего нормы международного гуманитарного права, в качестве военного преступления необходимо учитывать следующие разработанные в науке критерии этого международного преступления.

Во-первых, объектом военного преступления выступает установленный в международном гуманитарном праве порядок ведения вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера, который в свою очередь является составной частью интересов мира и безопасности человечества и мирового правопорядка в целом.

Во-вторых, перечень военных преступлений как преступлений против мира и безопасности человечества установлен в актах международного права, причем один и тот же документ может быть источником как международного уголовного, так и международного гуманитарного права.

В-третьих, общеуголовные деяния, совершаемые в рамках вооруженного конфликта и прямо указанные в актах международного права, приоритетно расцениваются как «военные преступления» в тех случаях, когда ответственность за их совершение вне вооруженного конфликта также установлена в международном праве (например, пытки, захват заложников и пр.).

В-четвертых, в отношении «военных преступлений» возможна как юрисдикция международного правоприминителя, так и национальная юрисдикция государств с известным приоритетом последней[402].

Под категорию «военных преступлений» подпадают следующие разновидности международных преступных деяний: 1) применение запрещенных методов и средств ведения вооруженного конфликта, являющихся «серьезным нарушением» Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительных к ним протоколов 1977 г.; 2) применение запрещенных методов и средств ведения войны, являющихся серьезным нарушением законов и обычаев, применимых в вооруженных конфликтах и установленных в иных источниках международного права; 3) незаконные оборот и применение во время вооруженного конфликта запрещенного оружия массового поражения; 4) наемничество; 5) преступные посягательства на культурные ценности во время вооруженного конфликта; 6) другие нарушения законов и обычаев войны.

Согласно букве Женевских конвенций 1949 г., государства обязаны пресекать «серьезные нарушения» в уголовном порядке лишь в том случае, когда они были совершены в ходе международноговооруженного конфликта. Эта сфера применения вытекает из положений общей статьи 2 Женевских конвенций 1949 г., где сказано, что «настоящая Конвенция будет применяться в случае объявленной войны или всякого другого вооруженного конфликта, возникающего между двумя или несколькими Высокими Договаривающимися Сторонами, даже в том случае, если одна из них не признает состояние войны». Эти конвенции будут применяться также во всех случаях оккупации всей или части территории государств-участников, даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления[403]. Под «оккупацией» подразумевается в том случае, как только одна из сторон конфликта начинает осуществлять власть над частью территории противника, если это может привести к последствиям, предусмотренным Женевскими конвенциями 1949 г. (например, обращение с покровительствуемыми лицами и собственностью, находящейся под защитой). Если одна из находящихся в конфликте стран не является участницей этих конвенций, участвующие в ней страны останутся тем не менее связанными ею в своих взаимоотношениях. Кроме того, они будут связаны конвенциями в отношении вышеуказанной страны, если последняя все же принимает и применяет ее положения. Дополнительный протокол I 1977 г. распространил понятие «международныйвооруженный конфликт» на целый ряд конфликтов, не выходящих за пределы территории одного государства, но имеющих по своей природе характер международного конфликта, т.е. таких, «в которых народы ведут борьбу против колониального господства и иностранной оккупации и против расистских режимов в осуществлении своего права на самоопределение, закрепленного в Уставе Организации Объединенных Наций и в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций» (п. 4 ст. 1).

В научной литературе нет общепризнанного определения понятия «международный вооруженный конфликт», но ряд ученых предлагают в этих целях использовать несколько уточняющих альтернативных критериев: 1) такой вооруженный конфликт носит, как правило, межгосударственный характер; 2) вооруженный конфликт является внутренним, но в связи с ним признано состояние войны; 3) вооруженный конфликт является внутренним, но в его рамках имели место одна или несколько иностранных интервенций; 4) вооруженный конфликт является внутренним, но в него вмешивается Организация Объединенных Наций; 5) вооруженный конфликт является национально-освободительной войной; 6) вооруженный конфликт является войной за отделение.

Возникает вопрос о соотношении понятий «международныйвооруженный конфликт» и «война». Последняя не охватывает многие пограничные ситуации, при которых интенсивность и продолжительность столкновения вооруженных сил государств не превысила определенный порог, например, такие, как пограничные инциденты, рейды вооруженных банд, мятежи без контроля над определенной территорией и т.п. Однако, исходя из смысла статьи 2 Женевских конвенций 1949 г., любой спор между двумя и более государствами, вызывающий введение в действие вооруженных сил, является вооруженным конфликтом, даже если одна из сторон оспаривает состояние войны. Ни длительность конфликта, ни степень его разрушительности или количество жертв не играют значительной роли. Как пишет В. Ю. Калугин, достаточно одного раненного, одного потерпевшего кораблекрушение или одного военнопленного[404].

К середине ХХ в. началось постепенное стирание различий между норма­ми обычного международного права, которые регламентируют международные вооруженные конфликты, и обычными нормами, регулирую­щими внутренние вооруженные конфликты. В результате сближения этих норм в настоящее время внутренние вооруженные конфликты в значительной степени регулируются нормами, которые ранее применялись лишь в период международных вооруженных конфликтов.

По мере развития «Женевского права» сначала на уровне национального законодательства, затем и на международном уровне после принятия уставов ad hoc трибуналов по бывшей Югославии и Руанде, проявилась тенденция установления уголовных санкций также в отношении деяний, которые были совершены в период внутреннего (немеждународного) или смешанного по характеру вооруженного конфликта[405]. Одним из первых государств, прямо распространивших некоторые «серьезные нарушения» международного гуманитарного права в качестве военных преступлений на немеждународные вооруженные конфликты, стала Бельгия[406]. В современном уголовном законодательстве Дании, Испании, Нидерландов, Норвегии, Канады, США, Швейцарии и др. также содержатся специальные положения об «универсальной юрисдикции» и уголовной ответственности за «серьезные нарушения» в период как международных, так и внутренних вооруженных конфликтов[407]. Что касается прецедентой практики ad hoc международных уголовных трибуналов по бывшей Югославии и Руанде, то здесь прежде всего следует указать на решение Апелляционной камеры Югославского трибунала по делу Dusko Tadic от 2 октября 1995 г., где было отмечено, что нарушения законов и обычаев войны, допущенные в ходе немеждународного вооруженного конфликта, также являются военными преступлениями[408]. В этом решении Апелляционной камеры было сформулировано новое определение вооруженного конфликта: «Вооруженный конфликт существует, если существуют столкновения между вооруженными силами государств или длительное вооруженное противостояние между властями государства и организованными вооруженными группами или между такими группами в пределах границ этого государства». Это определение, сформулированное судьями, несколько отличается от конвенционной нормы действующего международного права. Таковой является статья 1 ДП II 1977 г., в которой немеждународный вооруженный конфликт определяется через сферу применения этого Протокола: «Настоящий Протокол …применяется ко всем вооруженным конфликтам, …происходящим на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между ее вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группировками, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью ее территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и применять настоящий Протокол».

Таким образом, отличительными признаками немеждународного вооруженного конфликта признаются следующие: 1) особый статус противостоящих сторон, которые не являются суверенными государствами, а выступают в виде правительства одного государства, вступившего в конфликт с одной или более вооруженными группировками на своей территории, либо двух вооруженных группировок, сражающихся друг с другом без вмешательства вооруженных сил существующего правительства; 2) фактическое участие в боевых действиях вооруженных сил (в том числе полиции, национальной гвардии и любых других подобных сил), с одной стороны, и антиправительственных сил – с другой, а также применение ими оружия; 3) ответственное командование, что предполагает определенный элемент организации прежде всего повстанцев, которые должны создавать органы власти, ответственные за поведение повстанческих сил; 4) контроль над частью территории, где повстанцы должны эффективно осуществлять на ней функции власти, включая планирование и ведение военных действий; 5) непрерывный и согласованный характер военных действий со стороны антиправительственных организованных вооруженных сил или других организованных вооруженных групп, что должно свидетельствовать о том, что по организации таких действий достигнуто единство и согласие; 6) особые условия применимости лишь некоторых положений международного гуманитарного права, которые также в свою очередь могут меняться в зависимости от типа внутреннего вооруженного конфликта по степени его интенсивности: либо только статья 3, общая для Женевских конвенций 1949 г., либо наряду с ней еще и положения Дополнительного протокола II 1977 г. Так, в соответствии с п. 2 ст. 1 этого протокола, из сферы его применения исключены ситуации напряженности и беспорядков внутри страны, «такие, как беспорядки, отдельные спорадические акты насилия и иные акты аналогичного характера». Для применимости к вооруженному конфликту немеждународного характера статьи 3, общей для всех четырех Женевских конвенций 1949 г., достаточно установить два критерия: наличие вооруженного конфликта и его немеждународный характер, что предполагает наличие коллективного характера враждебных действий, направленных против законного правительства, и минимум организованности.

Одной из последний и весьма неоднозначных тенденций, наметившихся в судебной практике МТБЮ, стало игнорирование такого квалифицирующего признака немеждународного вооруженного конфликта, как «применение норм Дополнительного протокола II». Как известно, одним из важнейших вопросов юрисдикционного характера МТБЮ является вопрос о квалификации ситуации как «вооруженного конфликта», иначе трибунал не имеет компетенции рассматривать дело. В этой связи было принято решение судебной палаты МТБЮ от 16 июня 2004 г. в ответ на обращение-требование об оправдании С. Милошевича, которое направили «друзья суда» (амикус куриа) на основании статьи 98- бис Правил процедуры и представления свидетельств, где было заявлено, что часть обвинений, содержащихся в Обвинительном заключении по Косово, не могут рассматриваться судом, так как до момента начала агрессии НАТО против СРЮ 24 марта 1999 г. на территории Косово не было состояния вооруженного конфликта. В своем ответном решении суд посчитал, что достаточными квалифицирующими признаками вооруженного конфликта являются организация сторон конфликта и интенсивность конфликта. Для доказательства наличия первого из этих признаков судьи использовали весьма сомнительные показания, в том числе лидеров террористических групп так называемой Освободительной Армии Косово (далее – ОАК). При установлении второго признака вооруженного конфликта, при помощи ряда засекреченных свидетелей, лидеров ОАК и бывших международных наблюдателей, были рассмотрены такие аспекты конфликта, как его продолжительность и серьезность вооруженных столкновений; распространение конфликта по территории; число правительственных сил, направленных в Косово; использованное оружие. При этом такой важный признак немеждународного вооруженного конфликта, как «применение норм Протокола» со стороны ОАК, суд фактически проигнорировал. Судьи вскользь упоминали ДП II 1977 г., отметив, что решение по делу Тадича соответствует ему, и отнесли признак «применение норм Протокола» не к вооруженным группам, а к контролирующим их гражданским органам власти (§ 34 Решения от 16 июня 2004 г.). Суд должен был доказать наличие этого признака именно стороны вооруженных групп или, по крайней мере, истолковать норму статьи 1 ДП II 1977 г. таким образом, что обязательным является не готовность выполнять положения Протокола, а осуществление такого контроля над территорией и населением, который бы обеспечивал вооруженным группам возможность применять Протокол[409].

В Проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества 1996 г. в заголовке соответствующей ст. 20 было решено сохранить название «военные преступления» как более подходящее, чем выражение «нарушения законов и обычаев войны» или «нарушения гуманитарного права, применимого в вооруженном конфликте», хотя последнее с собственно юридической точки зрения представляется более корректным. В ст. 20 проекта воспроизводятся те категории военных преступлений, которые предусмотрены Гаагскими Конвенциями 1907 г., Женевской Конвенцией 1929 г., Женевским конвенциями 1949 г. и Дополнительными протоколами 1977 г. Однако, согласно общей формулировке большинства других составов преступлений против мира и безопасности человечества, закрепленных в проекте Кодекса 1996 г., применительно к военным преступлениям также делается акцент на их систематическом или крупномасштабном характере.

Предусмотренный в ст. 20 проекта Кодекса 1996 г. перечень из семи категорий военных преступлений не был составлен ex nihilo. В дополнение к нему целый ряд иных деяний признаны военными преступлениями во многих документах международного гуманитарного права.

Первая категория военных преступлений (п. «а» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г.) представляет собой «серьезные нарушения международного гуманитарного права», которые описаны в Женевских конвенциях 1949 г.:

1) тяжкие нарушения Женевских Конвенций 1949 г., закрепленные соответственно в ст. 50 Первой конвенции, ст. 51 Второй конвенции; ст. 130 Третьей конвенции и ст. 147 Четвертой конвенции (пп. «a» (i – iii);

2) нарушения, которые являются общими для Второй и Четвертой конвенций (пп. «a» (iv);

3) тяжкие нарушения, которые являются общими для Третьей и Четвертой конвенций (пп. «a» (v – vi);

4) тяжкие нарушения Четвертой конвенции (пп. «a» (vii – viii).

Следующие две категории военных преступлений, закрепленных в п. «b» и «c» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., охватывают серьезные нарушения из перечня в Дополнительном протоколе к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающемся защиты жертв международных вооруженных конфликтов от 8 июня 1977 г. (ДП I):

1) серьезные нарушения, предусмотренные в пп. «a», «c», «e» и «f» п. 3 ст. 85 ДП I (пп. «b» (i – v);

2) серьезные нарушения, предусмотренные в пп. «a» и «b» п. 4 ст. 85 ДП I (пп. «с» (i – ii).

Четвертая категория военных преступлений, закрепленных в п. «d» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., представляет собой «надругательство над человеческим достоинством в нарушение международного гуманитарного права, в частности, оскорбительное и унизительное обращение, изнасилование, принуждение к проституции и непристойное посягательство в любой его форме». Этот тип преступного поведения, безусловно, составляет серьезное нарушение всех четырех Женевских конвенций 1949 г., а также положений Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающегося защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера от 8 июня 1977 г. (ДП II). «Все лица, не принимающие непосредственного участия или прекратившие принимать участие в военных действиях, независимо от того, ограничена их свобода или нет, имеют право на уважение своей личности, своей чести, своих убеждений и своих религиозных обрядов. При всех обстоятельствах с ними обращаются гуманно и без какого-либо неблагоприятного различия. …Без ущерба общим положениям, указанным выше, запрещаются и будут оставаться запрещенными в любое время и в любом месте следующие действия в отношении лиц… надругательство над человеческим достоинством, в частности унизительное и оскорбительное обращение, изнасилование, принуждение к проституции или непристойное посягательство в любой форме» (п. 1 и п. 2 (е) ст. 4).

Пятая категория военных преступлений, закрепленных в п. «e» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., заключается в серьезных нарушениях законов и обычаев войны, которые закреплены в Гаагской Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 г. и приложенном к ней Положении о законах и обычаях сухопутной войны. В пп. «e» (iv) ст. 20 проекта Кодекса 1996 г. содержатся составы посягательств на культурные ценности, охраняемые Гаагской Конвенцией о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта от 14 мая 1954 г., и на литературные и художественные произведения, охраняемые Бернской Конвенцией о защите литературных и художественных произведений. В пп. «e» (iii) ст. 20 проекта Кодекса 1996 г. закреплено такое серьезное нарушение, как «нападение или бомбардировка любыми средствами незащищенных городов, деревень, жилища или зданий или демилитаризированных зон», которое ранее было включено в перечень запрещенных деяний по ДП I 1977 г. – «превращение необороняемых местностей и демилитаризованных зон в объект нападения» (пп. «d» п. 3 ст. 85).

Шестая категория военных преступлений, закрепленных в п. «f» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., состоит в серьезных нарушениях международного гуманитарного права, применимого в условиях вооруженного конфликта немеждународного характера, о которых говорится в статье 3, общей для всех четырех Женевских конвенций 1949 г., и в ст. 4 ДП II 1977 г., а также в ст. 4 Устава Международного трибунала по Руанде от 8 ноября 1994 г.:

(i) насилие по отношению к жизни, здоровью и физическому или психологическому состоянию людей, в частности убийство, жестокое обращение, как то пытки, истязания или любые виды телесного наказания (пп. «а» п. 1 ст. 3 Женевских конвенций 1949 г. и пп. «а» п. 2 ст. 4 ДП II);

(ii) коллективные наказания (пп. «b» п. 2 ст. 4 ДП II);

(iii) взятие заложников (пп. «b» п. 1 ст. 3 Женевских конвенций 1949 г. и пп. «с» п. 2 ст. 4 ДП II);

(iv) террористические акты (пп. «d» п. 2 ст. 4 ДП II);

(v) надругательство над человеческим достоинством в нарушение международного гуманитарного права, в частности, оскорбительное и унизительное обращение, изнасилование, принуждение к проституции и непристойное посягательство в любой его форме (пп. «c» п. 1 ст. 3 Женевских конвенций 1949 г. и пп. «t» п. 2 ст. 4 ДП II);

(vi) мародерство (пп. «g» п. 2 ст. 4 ДП II);

(vii) вынесение приговоров и приведение их в исполнение без предварительного судебного разбирательства, проведенного созданным в установленном порядке судом, обеспечивающим соблюдение всех судебных гарантий, которые по всеобщему признанию являются обязательными (пп. «d» п. 1 ст. 3 Женевских конвенций 1949 г.).

Седьмая категория военных преступлений, нашедших отражение в п. «g» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., охватывает те военные преступления, основные положения о которых закреплены в ст. 35 и 55 ДП I 1977 г. Однако в рассматриваемый п. «g» включены три дополнительных элемента преступления, не предусмотренных в ДП I.

Во-первых, использование запрещенных методов или средств войны не должно было оправдываться военной необходимостью. Термин «военная необходимость» имеет то же самое значение, что и в действующих международно-правовых документах, например, в п. «g» ст. 23 Положения о законах и обычаях сухопутной войны (Приложение к Гаагской Конвенции IV 1907 г.), в ст. 50, 51 и 147 Первой, Второй и Четвертой Женевских конвенций 1949 г. соответственно, а также в ст. 33 Первой и ст. 53 Четвертой Женевских конвенций 1949 г.

Во-вторых, рассматриваемое поведение должно быть совершено с определенным «намерением причинить обширный, долговременный и серьезный ущерб окружающей природной среде и таким образом нанести серьезный вред». В Руководящих принципах для военного командования и Инструкциях по защите окружающей среды во время вооруженного конфликта, подготовленных Международным Комитетом Красного Креста, установлено, что «разрушение окружающей среды, не оправданное военной необходимостью, нарушает международное гуманитарное право. При некоторых обстоятельствах такое разрушение наказуемо как серьезное нарушение международного гуманитарного права»[410].

В-третьих, такой ущерб должен фактически наступить в результате запрещенного поведения необходимо установить причинную связь. Кроме того, в отличие от ДП I 1977 г. предусмотренная в п. «g» ст. 20 проекта Кодекса 1996 г. категория военных преступлений может иметь место как в период международного вооруженного конфликта, так и во время вооруженного конфликта немеждународного характера.

По сравнению с «Гаагским правом», «Женевским правом» и сложившемся на их основе международным гуманитарным правом произошли определенные изменения в определении военных преступлений после принятия Римского Статута 1998 г. Это было, прежде всего, связано с конкретизацией объективной стороны этих преступлений и уточнением понятия «внутренний вооруженный конфликт». В соответствии с п. 2 ст. 8 Римского Статута эле­менты военных преступлений должны толковаться в установленных рамках международного права вооруженных конфликтов, включая, в соответствующих случаях, нормы международ­ного права вооруженных конфликтов, применимые к вооруженным конфликтам на море.

Ответственность за военные преступления была распространена на все деяния, совершенные в отношении лица или лиц, находящихся под защитой одной или нескольких Женевских конвенций 1949 г., т.е. лиц, выведенных из строя в результате болезни, ранения, содержания под стражей или по любой другой причине. При этом исполнитель должен был сознавать фактические обстоятельства, свидетельствовавшие об этом особом защищаемом статусе. Что касается гражданства, то подразумевается, что исполнителю нужно только знать, что потерпевший принадлежал к противоположной стороне в вооруженном конфликте. В перечень запрещаемых деяний входят: а) посягательство на жизнь и личность, в частности умышленное убийство в любой форме, причинение увечий, жестокое обращение и пытки; б) посягательство на человеческое достоинство, в частности оскорбительное и унижающее обращение; в) взятие заложников; г) вынесение приговоров и приведение их в исполнение без предварительного судебного разбирательства, проведенного созданным в установленном порядке судом, обеспечивающим соблюдение всех судебных гарантий, которые являются обязательными.

В ходе подготовки Римского Статута 1998 г. целый ряд государств были против распространения юрисдикция МУС на военные преступления, со­вершенные в ходе внутреннего вооруженного конфликта (Нигерия, Индия, Пакистан, Иран, Индонезия и др.). В качестве аргументов указывалось на то, что нормы гуманитарного права, применяемые в рамках внутренних вооружен­ных конфликтов, не имеют обычно-правового характера и поэтому внутренние вооруженные конфликты являются проблемой национальных влас­тей. Однако указанная позиция подверглась критике со стороны большинства делегаций. В пользу обычно-правового статуса гуманитарного права внут­ренних вооруженных конфликтов высказывались представители Швейцарии, США и др. Международный Комитет Красного Креста в своем заявлении указал, что в отношении внутренних вооруженных конфлик­тов применяется одна из основных частей между­народного права, которая хотя и включает об­щую для Женевских конвенций статью 3, но не огра­ничивается ею[411].

В итоге Римский Статут 1998 г. признал военными преступлениями ряд нарушений законов и обычаев войны, совершаемых во внутренних вооруженных конфликтах[412]. Понятие «внут­ренний вооруженный конфликт» было расширено по сравнению с «Женевским правом»: были исключены такие ранее обязательные критерии, как контролирование повстанцами части территории и противостояние повстанцам правительствен­ных сил. В то же время по смыслу Римского Статута понятием «внутренний вооруженный конфликт» не охватываются случаи нарушения внутреннего порядка и возникновения напряженности: беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия или иные акты аналогичного характера (пп. «d» п. 2 ст. 8). Однако, приблизительно половина положений ст. 8 Римского Статута, применяемых во время международных вооруженных конфликтов, так и не была распространена на ситуации внут­реннего вооруженного конфликта.

Это касается, например, запрещения умышленного использования голода среди гражданского населения, а также применения отдельных видов оружия, боеприпасов и техники или методов ведения войны, которые вызывают чрезмерные повреждения или ненужные страдания или которые являются неизбирательными по своей сути. Кроме того, в Римском Статуте не упоминаются деяния по использованию атомного оружия, противопехотных мин, зажигательного и ослепляющего лазерного оружия, которые по своему действию также причиняют чрезмерные повреждения или ненужные страдания или являются неизбирательными по своей сути. Такие преступления, после того как они станут предметом всеобъемлющего запрещения, могут быть включены в приложение к Римскому Статуту путем внесения поправок согласно ст. 121 и 123[413]. Как полагает М. К. Роберж, вполне вероятно сделать это уже на первой Обзорной конференции, «поскольку число государств-участников Дополнительных протоколов I и II от 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г. продолжает расти, и этим государствам будет легче принять более полный перечень военных преступлений»[414].

Первоначальный анализ подпунктов 2(b)(xvii-xviii) ст. 8 Римского Статута показывает, что применение бактериологического (биологического), токсинного и химического оружия составляет преступление, которое подпадает под юрисдикцию МУС. Однако, признаки вида оружия, указанные в подпункте 2(b)(xviii) ст. 8 Римского Статута и соответствующих ему Элементах преступлений 2001 г. полностью соответствуют признакам химического оружия. Следовательно, применение этого вида оружия массового поражения все же составляет подсудное МУС преступление. Кроме того, в Элементах преступлений 2001 г. применительно к подпункту 2(b)(xvii) ст. 8 Римского Статута установлено следующее: «1. Исполнитель применил вещество или оружие, которое в результате его применения испускает вещество. 2. Это вещество было таковым, что в силу своих токсичных свойство оно в ходе нормального развития событий причиняет смерть или серьезный ущерб здоровью…». Это позволяет заключить, что применение токсинного оружия также является преступлением, подпадающим под юрисдикцию МУС. Однако, ситуация с применением бактериологического (биологического) оружия или по крайней мере боевых болезнетворных микроорганизмов требует более глубокого анализа со стороны экспертов[415].

Наконец, существенным пробелом в Римском Статуте остается отсутствие положений об уголовной ответственности за применение таких видов оружия, как оружие, основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые не обнаруживаются в человеческом теле с помощью рентгеновских лучей, мины-ловушки, зажигательное оружие, ослепляющее лазерное оружие, боеприпасы, имеющие в своей основе необогащенный уран 238 и др.[416]

Важным квалифицирующим признаком такого военного преступления, как применение запрещенных средств и методов ведения войны, являются особые контекстуальные обстоятельства, выраженные путем указания на ситуацию вооруженного конфликта международного или немеждународного характера и связь деяния с этим конфликтом. При этом отмечаются три сопутствующих элемента: 1) не существует никакого требования в отношении правовой оценки исполнителем факта существования вооруженного конфликта или его характера как международного или немеждународного; 2) не существует никакого требования в отношении знания исполнителем фактов, определяющих характер конфликта как международного или немеждународного; 3) существует только требование в отношении знания исполнителем фактических обстоятельств, определяющих существование вооруженного конфликта, что подразумевается во фразе «имело место в контексте… и было связано с ним».

В соответствии с п. 1 ст. 8 Римского Статута, МУС обладает юрисдикцией в отношении не только тех военных преступлений, которые совершены «в рамках плана или политики или при крупномасштабном совершении таких преступлений», но и отдельных деяний без вышеназванных квалифицирующих признаков. Хотя основной упор делается именно на преследовании систематически совершаемых или массовых военных преступлениях.

На основе анализа ст. 8 «Военные преступления» Римского Статута можно выделить четыре категории этих международных преступлений:

I. Серьезные нарушения Женевских конвен­ций от 12 августа 1949 г., а именно: ст. 50 Женевской конвенции «Об улучшении участи раненых и больных в дей­ствующих армиях»; ст. 51 Женевской кон­венции «Об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение»; ст. 130 Женевской конвенции «Об обращении с военнопленными» и ст. 147 Женевской конвенции «О защите гражданского населения во время войны»;

II. Серьезные нарушения законов и обычаев, применяемых во время международных воору­женных конфликтов, дефиниции которых опира­ются на такие международные документы, как Гаагская дек­ларация о неупотреблении легко разворачивающихся и сплющи­вающихся пуль 1899 г., Гаагское положение о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., Женевский протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств 1925 г., Дополнительный протокол I 1977 г.;

III. Серьезные нарушения общей для четы­рех Женевских конвенций статьи 3, применяемой в воору­женных конфликтах немеждународного характера;

IV. Другие серьезные нарушения законов и обыча­ев, применяемых в воору­женных конфликтах немеждународного характера, дефиниции которых осно­вываются на нормах международного обычного и международного гуманитарного права (Гаагское положение о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., Дополнительный протокол II 1977 г. и др.).

Что касается последних двух категорий военных преступлений, которые могут быть совершены в рамках воору­женных конфликтах немеждународного характера, то они закреплены в тексте Римского Статута в двух отдельных подпунктах «с» и «е» п. 2 ст. 8.

Во-первых, деяния, предусмотренные в пп. «с» п. 2 ст. 8 Римского Статута, квалифицируются как военные преступления, если они представляют собой серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., совершенные во время любого немеждународного вооруженного конфликта в отношении лиц, не принимающих активного участия в военных действиях, включая военнослужащих, сложивших оружие, и лиц, выведенных из строя в результате болезни, ранения, задержания или по любой другой причине.

Во-вторых, деяния, предусмотренные в пп. «е» п. 2 ст. 8 Римского Статута, квалифицируются как военные преступления, если они запрещены нормами международного обычного или международного гуманитарного права и совершены во время вооруженных конфликтов, имевших место на территории государства-участника в ситуации длительного вооруженного конфликта между правительственными властями и организованными вооруженными группами или между самими такими группами (пп. «f» п. 2 ст. 8). При этом условия применения пп. «е» п. 2 ст. 8 менее строгие, чем в ДП II 1977 г. В частности, не требуется наличия ответственного командования или контроля над частью территории.

В целом, Римский Статут 1998 г. конкретизирует основные разновидности серьезных нарушений законов и обычаев войны, применимых в вооруженных конфликтах в установленных международно-правовых рамках. К указанным международным преступлениям отнесено свыше 50 различных составов, закрепленных в ст. 8 Римского Статута:

1) умышленное убийство (англ. wilful killing) лица (лиц), находящихся под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (I) Римского Статута), либо лица (лиц), которые перестали принимать участие в военных действиях, или являлись гражданскими лицами, или членами медицинского или духовного персонала, не принимавшими непосредственного участия в военных действиях (ст. 8 (2) (с) (I)-1 Римского Статута);

2) пытка (англ. torture) лица (лиц), находящегося под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (II)-1 и (с) (I)-4 Римского Статута) в таких целях, как получение информации или признания, наказание, запугивание или принуждение, или же по какой-либо причине, основанной на дискриминации любого рода;

3) бесчеловечное обращение (англ. inhuman treatment), т.е. причинение сильной физической или психической боли или страдания одному или нескольким лицам, находящимся под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (II)-2 и (с) (I)-3 Римского Статута);

4) биологические эксперименты (англ. biological experiments) в отношении лица (лиц), находящегося под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (II)-3 Римского Статута), которые создают серьезную угрозу для физического или психического здоровья или целостности такого лица (лиц) и проводятся не в лечебных целях, не были оправданы медицинскими соображениями и не были осуществлены в интересах такого лица (лиц);

5) умышленное причинение сильных страданий или серьезных телесных повреждений или ущерба здоровью (англ. wilfully causing great suffering, or serious injury to body or health) лица (лиц), находящегося под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (III) Римского Статута), либо причинение увечий лицу (лицам), которые либо перестали принимать участие в военных действиях, либо являлись гражданскими лицами, либо членами медицинского или духовного персонала, не принимавшими непосредственного участия в военных действиях (ст. 8 (2) (с) (I)-2 Римского Статута);

6) незаконное, бессмысленное и крупномасштабное уничтожение и присвоение имущества (англ. extensive destruction and appropriation of property, carried out unlawfully and wantonly), находящегося под защитой одной или нескольких Женевских конвенций 1949 г., не вызванное военной необходимостью (ст. 8 (2) (а) (IV) Римского Статута);

7) принуждение (англ. compelling) военнопленного или другого охраняемого лица к службе в вооруженных силах неприятельской державы (ст. 8 (2) (а) (V) Римского Статута), когда исполнитель посредством действия или угрозы принудил одно или нескольких лиц к участию в военных операциях против его или их собственной страны или вооруженных сил или к иной службе в вооруженных силах неприятельской державы;

8) умышленное лишение права на справедливое и нормальное судопроизводство (англ. wilfully depriving of the rights of fair and regular trial) военного или другого охраняемого лица (ст. 8 (2) (а) (VI) Римского Статута) либо то же самое в отношении лица (лиц), которые либо перестали принимать участие в военных действиях, либо являлись гражданскими лицами, либо членами медицинского или духовного персонала, не принимавшими непосредственного участия в военных действиях (ст. 8 (2) (с) (IV) Римского Статута), отказав им в судебных гарантиях, как они определены, в частности, в Третьей и Четвертой Женевских конвенциях 1949 г.;

9) незаконная депортация или перемещение (англ. unlawful deportation or transfer) в другое государство или в другое место лица (лиц), находящегося под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (VII) Римского Статута);

10) незаконное лишение свободы (англ. unlawful confinement) или продолжение лишения свободы путем удерживания в определенном месте лица (лиц), находящегося под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (VII)-2 Римского Статута);

11) взятие в заложники (англ. taking of hostages) лица (лиц), находящегося под защитой «Женевского права» (ст. 8 (2) (а) (VIII) Римского Статута), либо лица (лиц), которые либо перестали принимать участие в военных действиях, либо являлись гражданскими лицами, либо членами медицинского или духовного персонала, не принимавшими непосредственного участия в военных действиях, (ст. 8 (2) (с) (III) Римского Статута) путем захвата, задержания или иным способом с угрозой убить, нанести увечья или продолжать задерживать такое лицо (лиц) при умысле вынудить какое-либо государство, международную организацию, физическое или юридическое лицо или группу лиц совершить действия или воздержаться от совершения действий в качестве явного или подразумеваемого условия обеспечения безопасности или освобождения такого лица (лиц);

12) умышленные нападения (англ. intentionally directing attacks) на гражданское население как таковое или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственно участия в военных действиях (ст. 8 (2) (b) (I) Римского Статута);

13) умышленные нападения (англ. intentionally directing attacks) на гражданские объекты, т.е. объекты, которые не являются военными целями (ст. 8 (2) (b) (II) Римского Статута);

14) умышленные нападения (англ. intentionally directing attacks) на персонал, объекты, материалы, подразделения или транспортные средства, задействованные в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом ООН, пока они имеют право на защиту, которой пользуются гражданские лица или гражданские объекты по международному праву вооруженных конфликтов (ст. 8 (2) (b) (III) Римского Статута);

15) умышленное совершение нападения (англ. intentionally launching an attack), когда исполнитель знал, что такое нападение станет причиной случайной гибели, увечья гражданских лиц, ущерба гражданским объектам или обширного, долгосрочного и серьезного ущерба окружающей природной среде, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым общим военным превосходством[417] (ст. 8 (2) (b) (IV) Римского Статута);

16) нападение или бомбардировка (англ. attacking or bombarding) на незащищенные (открытые без сопротивления для оккупации) и не являющиеся военными целями города, деревни, жилища или здания или их обстрел с применением каких бы то ни было средств (ст. 8 (2) (b) (V) Римского Статута);

17) убийство или ранение (англ. killing or wounding) комбатанта, который, сложив оружие или не имея более средств защиты, безоговорочно сдался (ст. 8 (2) (b) (VI) Римского Статута);

18) ненадлежащее использование (англ. making improper use) флага парламентера (ст. 8 (2) (b) (VII)-1 Римского Статута) для создания видимости намерения вести переговоры при отсутствии реального намерения со стороны исполнителя, когда он знал или должен был знать о запрещенном характере такого использования и знал, что такое деяние может повлечь за собой смерть или серьезное увечье;

19) ненадлежащее использование (англ. making improper use) флага, военных знаков различия и формы неприятеля при нападении (ст. 8 (2) (b) (VII)-2 Римского Статута), когда исполнитель сознательно использовал их таким образом, который запрещен нормами международного права, применимыми в вооруженных конфликтах, и знал, что такое деяние может повлечь за собой смерть или серьезное увечье;

20) ненадлежащее использование (англ. making improper use) флага, военных знаков различия и формы Организации Объединенных Наций (ст. 8 (2) (b) (VII)-3 Римского Статута), когда исполнитель сознательно использовал их таким образом, который запрещен нормами международного права, применимыми в вооруженных конфликтах, и знал, что такое деяние может повлечь за собой смерть или серьезное увечье;

21) ненадлежащее использование (англ. making improper use) отличительных эмблем, установленных Женевскими конвенциями (ст. 8 (2) (b) (VII)-4 Римского Статута), когда исполнитель сознательно использовал их в целях, непосредственно связанных с военными действиями и не включающих медицинскую, религиозную или аналогичную деятельность, и таким образом, который запрещен нормами международного права, применимыми в вооруженных конфликтах, и знал, что такое деяние может повлечь за собой смерть или серьезное увечье[418];

22) перемещение (англ. transfer)[419], прямо или косвенно (без применения прямого насилия), оккупирующей державой части ее собственного гражданского населения на оккупируемую ею территорию, или депортация или перемещение населения оккупируемой территории или отдельных частей его в пределах или за пределами этой территории ненадлежащее использование флага, военных знаков различия и формы неприятеля (ст. 8 (2) (b) (VIII) Римского Статута);

23) умышленные нападения (англ. intentionally directing attacks) на здания, предназначенные для целей религии, образования, искусства, науки или благотворительности, исторические памятники, госпитали и места сосредоточения больных и раненых при условии, что они не являются военными целями[420] (ст. 8 (2) (b) (IX) Римского Статута);

24) причинение физических увечий (англ. subjecting to physical mutilation) лицам, которые находятся во власти неприятельской стороны (ст. 8 (2) (b) (Х)-1 Римского Статута), в частности, путем причинения постоянного уродства либо лишения способности функционировать или удаления какого-либо органа или придатка, если такое деяние вызвало смерть или создало серьезную угрозу физическому или психическому здоровью такого лица (лиц), что и не было оправдано необходимостью медицинского, зубоврачебного или больничного лечения такого лица (лиц) и не было совершено в интересах такого лица или таких лиц[421];

25) совершение медицинских или научных экспериментов любого рода (англ. subjecting to medical or scientific experiments of any kind), которые не оправданы необходимостью медицинского, зубоврачебного или больничного лечения соответствующего лица (лиц), находящегося во власти неприятельской стороны, и не осуществляются в его интересах и которые вызывают смерть или серьезно угрожают здоровью такого лица (лиц) (ст. 8 (2) (b) (Х)-2 Римского Статута);

26) вероломное убийство или ранение (англ. killing or wounding treacherously) лица (лиц), принадлежащих к неприятельской нации или армии (ст. 8 (2) (b) (XI) Римского Статута), когда исполнитель вызвал у одного или нескольких лиц доверие к себе, убедив в том, что они имеют право на защиту или обязаны предоставить защиту в соответствии с нормами международного права, применимыми в вооруженных конфликтах, при наличии умысла обмануть это доверие и воспользоваться этим доверием или верой для убийства или причинения телесного повреждения такому лицу (лицам);

27) заявление о том, что пощады не будет (англ. declaring that no quarter will be given) (ст. 8 (2) (b) (ХII) Римского Статута), когда исполнитель заявил о том, что никто не будет оставлен в живых, или отдал приказ о том, что никто не должен быть оставлен в живых, с целью запугать неприятеля или вести военные действия исходя из того, что никто не будет оставлен в живых, при условии, что исполнитель занимал положение, позволявшее ему эффективно командовать или осуществлять контроль над подчиненными ему силами, к которым было обращено такое заявление или которым был отдан такой приказ (ст. 40 Дополнительного протокола I 1977 г.)[422];

28) уничтожение или захват (англ. destroying or seizing) имущества, которое являлось собственностью неприятеля и пользовалось защитой от уничтожения или захвата согласно нормам международного права, применимым в вооруженных конфликтах, за исключением случаев, когда такое уничтожение или захват настоятельно диктуются военной необходимостью (ст. 8 (2) (b) (ХIII) Римского Статута);

29) лишение прав или возможности обращаться в суд с исками (англ. declaring abolished, suspended or inadmissible in a court of law the rights and actions) граждан неприятельской стороны (ст. 8 (2) (b) (XIV) Римского Статута), когда исполнитель умышленно обеспечил отмену, приостановление или объявление недопустимым в суде определенных прав или исков;

30) принуждение (англ. compelling) посредством действия или угрозы граждан неприятельской стороны к участию в военных действиях против их собственной страны, даже если они находились на службе воюющей стороны до начала войны (ст. 8 (2) (b) (ХV) Римского Статута);

31) разграбление (англ. pillaging) города или населенного пункта, даже если он захвачен штурмом (ст. 8 (2) (b) (ХVI) Римского Статута), когда исполнитель присвоил определенное имущество, имея умысел лишить собственника его имущества и присвоить его для частного или личного пользования[423] без согласия собственника, против своей воли в связи с оказываемым прямым давлением либо «демонстрацией военной силы» или любой силовой позиции[424];

32) применение (англ. employing) яда или отравляющего оружия (ст. 8 (2) (b) (ХVII) Римского Статута), когда исполнитель применил вещество или оружие, которое в результате его применения испускает вещество, которое в силу своих токсичных свойств в ходе нормального развития событий причиняет смерть или серьезный ущерб здоровью;

33) применение (англ. employing) удушающих, ядовитых или других газов и любых аналогичных жидкостей, материалов или средств (ст. 8 (2) (b) (ХVIII) Римского Статута), которые в силу своих удушающих или токсичных свойств[425] в ходе нормального развития событий причиняют смерть или серьезный ущерб здоровью;

34) применение (англ. employing) пуль, которые легко разрываются или сплющиваются в теле человека, таких как оболочечные пули, твердая оболочка которых не покрывает всего сердечника или имеет надрезы (ст. 8 (2) (b) (XIX) Римского Статута), использование которых нарушает нормы международного права, применимые в вооруженных конфликтах, если исполнитель сознавал, что применение пуль, имеющих такой характер, будет бессмысленно усугублять страдания и последствия ранения;

35) применение (англ. employing) оружия, боеприпасов или техники либо методов ведения войны, перечисленных в Приложении к Римскому Статуту (ст. 8 (2) (b) (XX) Римского Статута);

36) посягательство на человеческое достоинство (англ. committing outrages upon personal dignity), в частности оскорбительное и унижающее обращение (ст. 8 (2) (b) (ХХI) Римского Статута), при котором оскорбление, унижение или иное нарушение достоинства имело такую степень тяжести, что по всеобщему признанию его следует считать посягательством на человеческое достоинство;

37) посягательство на человеческое достоинство лица (лиц), которые либо перестали принимать участие в военных действиях, либо являлись гражданскими лицами, либо членами медицинского или духовного персонала, не принимавшими непосредственного участия в военных действиях, либо на человеческое достоинство умершего лица или лиц (ст. 8 (2) (с) (II) Римского Статута);

38) совершение изнасилования, которое имело место в контексте международного вооруженного конфликта и было связано с ним (ст. 8 (2) (b) (XXII)-2 Римского Статута);

39) совершение принуждения к проституции, которое имело место в контексте международного вооруженного конфликта и было связано с ним (ст. 8 (2) (b) (XXII)-3 Римского Статута);

40) совершение принудительной беременности с тем, чтобы изменить этнический состав какого-либо населения или совершить иные серьезные нарушения международного права (ст. 8 (2) (b) (XXII)-4 Римского Статута);

41) совершение принудительной стерилизации и любых других видов сексуального насилия, представляющих собой грубое нарушение Женевских конвенций 1949 г. (ст. 8 (2) (b) (XXII)-5 Римского Статута);

42) совершение сексуального насилия, которое имело место в контексте международного вооруженного конфликта и было связано с ним (ст. 8 (2) (b) (XXII)-6 Римского Статута);

43) использование присутствия (англ. utilizing the presence) гражданского лица или другого лица, охраняемого нормами международного права, применимого в вооруженных конфликтах, в качестве «живых щитов» (ст. 8 (2) (b) (XXIII) Римского Статута) путем перемещения такого лица (лиц) или каким-либо иным образом использования их местонахождения при наличии умысла защитить военный объект от нападения или прикрыть военные операции, содействовать или препятствовать им, для защиты от военных действий определенных пунктов, районов или вооруженных сил[426];

44) умышленные нападения (англ. intentionally directing attacks) на здания, материалы, медицинские учреждения, транспортные средства, а также персонал, использующий в соответствии с международным правом отличительные эмблемы, установленные Женевскими конвенциями 1949 г. (ст. 8 (2) (b) (XXIV) Римского Статута);

45) умышленное совершение действий, подвергающих голоду (англ. intentionally using starvation) гражданское население в качестве способа ведения войны путем лишения его предметов, необходимых для выживания, включая умышленное создание препятствий для предоставления помощи, как это предусмотрено в Женевских конвенциях 1949 г. (ст. 8 (2) (b) (XXV) Римского Статута);

46) умышленный набор или вербовка (англ. conscripting or enlisting) детей в возрасте не старше 15 лет в состав национальных вооруженных сил или использование их для непосредственного участия в военных действиях (англ. using them to participate actively in hostilities) (ст. 8 (2) (b) (XXVI) Римского Статута).

Что касается последнего состава военного преступления, то еще в июне 1999 г. была принята Конвенция МОТ № 182 о запрещении и немедленных мерах по искоренению наихудших форм детского труда, которая запрещает, в частности, принудительную или обязательную вербовку детей для использования их в вооруженных конфликтах. В Факультативном протоколе к Конвенции о правах ребенка, касающемся участия детей в вооруженных конфликтах, от 25 мая 2000 г. содержится следующее категоричное предписание: «Вооруженные группы, отличные от вооруженных сил государства, ни при каких обстоятельствах не должны вербовать или использовать в военных действиях лиц, не достигших 18-летнего возраста» (ст. 4). Государства-участники принимают все возможные меры для обеспечения того, чтобы военнослужащие их вооруженных сил, не достигшие 18-летнего возраста, не принимали прямого участия в военных действиях, и чтобы лица, не достигшие 18-летнего возраста, не подлежали обязательному призыву в их вооруженные силы (ст. 1–2)[427]. Следует отметить, что при разработке Римского Статута 1998 г. предполагалось запретить использование детей в возрасте до 18 лет в качестве солдат, но в окончательный текст это положение включить не удалось. В одном из решений МУТР было специально указано, что такая вербовка противна «природе детства», а сами дети, по существу, являются «пушечным мясом» для неприятельских вооруженных сил[428].

Однако, список военных преступлений в ст. 8 Римского Статута 1998 г. не является исчерпы­вающим перечнем серьезных нарушений между­народного гуманитарного права. В частности, здесь отсутствует запрет о нео­правданной задержке при репатриации военно­пленных или гражданских лиц, запрет неизбирательных нападений на граж­данские объекты. Кроме того, до минимума сокращены положения об использовании особо жестоких видов оружия, не упомянуто оружие массового поражения (ядерное и биологическое), а также ослепляющее лазерное оружие и противопехотные мины.

В качестве возможных причин такого решения разработчиков Римского Статута называют следующие: 1) ряд положений, применимых к международным вооруженным конфликтам, по самому своему характеру не применимы к немеждународным вооруженным конфликтам; 2) применительно к другим положениям несколько государств посчитали, что они еще не приобрели статус норм обычного международного права и, следовательно, не должны быть включены; 3) расширение юрисдикции МУС на военные преступления, совершаемые в условиях немеждународного вооруженного конфликта, является сдерживающим фактором для ряда государств в процессе принятия решения о ратификации Римского Статута и выражением боязни ответственности перед международным правосудием. В то же время следует заметить, что в соответствии со ст. 124 Римского Статута имеется способ фактического ограничения возможности преследования лиц, совершивших военные преступления. Каждое договаривающееся государство, становясь участников Римского Статута, может на срок в семь лет исключить военные преступления из юрисдикции МУС, если «предполагается, что преступление совершено его гражданами или на его территории».

Применение запрещенных средств и методов ведения войны как особый вид военных преступлений выделился в истории международного права раньше других. В международном праве были разграничены запрещенные и частично запрещенные средства (оружие и иные средства, применяемые вооруженными силами в войне для нанесения вреда и поражения противника) и методы (приемы, способы, тактика, порядок применения техники, вооружения и использования войск) ведения войны. Как справедливо отмечает А. Нейер, юридический запрет на использование в военных действиях запрещенных средств и методов исходит из того, что война, ведущаяся неконтролируемым образом, превращается из войны как ultima ratio («последний довод») в войну как проявление ultima rabies («крайней, необузданной ярости»)[429].

Еще в 1868 г. была принята Санкт-Петербургская Декларация об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль, а в 1874 г. на Брюссельской конференции, созванной в целях разработки общих законов и обычаев войны, был подготовлен проект Декларации о законах и обычаях ведения войны[430]. Две очередных декларации о нормах, регулирующих ведение войны, были подписаны 29 июля 1899 г. в Гааге на конференции 26 государств. Но уголовная ответственность за нарушение законов и обычаев войны была впервые установлена в Женевской конвенции от 6 июля 1906 г. об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях.

В Положении о законах и обычаях сухопутной войны (Приложение к Гаагской конвенции 1907 г.) была закреплена норма о запрещении воюющим пользоваться «неограниченным правом в выборе средств нанесения вреда неприятелю» (ст. 22). В ст. 23 этого Положения содержался перечень запрещенных средств ведения войны: употребление яда или отравленного оружия; убийство или нанесение ран сдавшемуся неприятелю; объявление о том, что никому не будет дано пощады. «Воспрещается атаковать или бомбардировать каким бы то ни было способом незащищенные города, селения, жилища или строения» (ст. 25). «Грабеж безусловно воспрещается» (ст. 47).

В целом, к началу Второй мировой войны по вопросу о правилах ведения войны действовали следующие важнейшие международные акты: Петербургская Декларация 1868 г. об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль; Гаагская декларация о запрете употребления пуль, легко разрывающихся или сплющивающихся в человеческом теле, от 29 июля 1899 г.; Декларация о запрещении применения снарядов, имеющих единственным назначением распространение удушливых или вредоносных газов, от 29 июля 1899 г.; II Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны от 29 июля 1899 г.; III Гаагская конвенция о применении к морской войне начал Женевской конвенции от 22 августа 1894 г. (29 июля 1899 г.); Конвенция об освобождении госпитальных судов от портовых и иных сборов от 21 декабря 1904 г.; III Гаагская конвенция 1907 г. о порядке открытия военных действий; IV Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 г.; V Гаагская конвенция 1907 г. о правах и обязанностях нейтральных держав и лиц в случае сухопутной войны; VI Гаагская конвенция о положении неприятельских торговых судов при начале военных действий от 18 октября 1907 г.; VII Гаагская конвенция об обращении торговых судов в суда военные от 18 октября 1907 г.; VIII Гаагская конвенция о постановке подводных автоматических взрывающихся от соприкосновения мин от 18 октября 1907 г.; IX Гаагская конвенция о бомбардировке морскими силами во время войны от 18 октября 1907 г.; X Гаагская конвенция о применении к морской войне начал Женевской конвенции от 18 октября 1907 г.; XI Гаагская конвенция о некоторых ограничениях в пользовании правом захвата в морской войне от 18 октября 1907 г.; XII Гаагская конвенция об учреждении Международной призовой палаты от 18 октября 1907 г.; Женевская конвенция 1929 г. о военнопленных; Нионское соглашение от 17 сентября 1937 г.[431] Кроме того, между двумя мировыми войнами был принят ряд международных документов с целью не допустить применения оружия массового уничтожения: Женевский протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых и других подобных газов и бактериологических средств от 17 июня 1925 г.; Протокол о правилах ведения подводной войны от 22 апреля 1930 г. и др.

Большое значение для становления института ответственности за военные преступления и их разновидность в форме запрещенных международным гуманитарным правом средств и методов ведения войны имели четыре Женевские конвенции от 12 августа 1949 г.: Первая Конвенция о защите гражданского населения во время войны; Вторая Конвенция об обращении с военнопленными; Третья Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях; Четвертая Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц из состава вооруженных сил на море, потерпевших кораблекрушение[432]. В этих документах содержатся положения об уголовной ответственности за нарушение конвенционных правил «в случае объявленной войны или всякого другого вооруженного конфликта, возникающего между двумя или несколькими Высокими Договаривающимися Сторонами, даже в том случае, если одна из них не признает состояния войны», а также «во всех случаях оккупации всей или части территории Высокой Договаривающейся Стороны, даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления»