Мировой двигатель, 1815-1914 615

ГОЛОД

В 1845-1849 гг. Ирландия страдала от одного из тяжелейших природных бедствий в истории Европы. Картофельный голод в Ирландии унес миллионы жизней, заставил более миллиона человек покинуть родину и на четверть уменьшил численность населения острова (в 1845 г. в Ирландии было 8,2 млн. жителей). И хотя Ирландия входила в состав Великобритании, самого могущественного государства того времени, это ей мало помогло. Многим происходившее казалось настоящим «Апокалипсисом по Мальтусу»; другие считали это результатом столетий неэффективного правления.

Непосредственной причиной бедствия стал грибок фитофторы картофеля (phytophthora infestans), поражавший урожай три года подряд. Это заболевание было сначала замечено на острове Уайт, а через год, в 1845 г., оно пересекло Ирландское море. Но если в Англии оно не принесло больших несчастий, то в Ирландии оно стало самой смертью.

К началу XIX в. огромная часть сельского населения Ирландии находилась в полной зависимости от культуры картофеля. Этот богатый витаминами и протеином овощ хорошо рос на влажной почве Ирландии. Он поддерживал жизнь громадного числа бедняков, так что у них еще оставалось достаточно свободного времени для песен, танцев, ирландского самогона (poteen) и рассказывания историй. У ирландцев столько же названий картофеля, сколько у англичан — названий розы. Они называют его murphy, spud, tater, pratie и ненадежный экзот.

Зависимость от картофеля сложилась в результате многочисленных аномалий. В течение 60 лет после 1780 г. Ирландия переживала демографический взрыв — прирост населения составил почти 300% по сравнению с 88% в Англии и Уэльсе. При этом Ирландия (за исключением Ольстера) практически не подвергалась индустриализации, которая могла бы поглотить прирост населения, хотя после наполеоновских войн началась эмиграция в США и Австралию. Важнее то, что Ирландия была сильно стеснена репрессивным законодательством, препятствовавшим разрешению некоторых местных проблем. Условия жизни здесь давно уже были ужасными. До 1829 г. ирландским католикам даже не разрешалось покупать землю, впрочем, мало у кого были и средства для этого. Англо- ирландские землевладельцы, которые к тому же обычно жили в другом месте, взимали высокую плату за пользование землей — деньгами или в натуральной форме, под угрозой немедленного выселения. Такие выселения обычно проводились с привлечением солдат, которые сносили, «обрушивали» дома неплательщиков. У ирландских крестьян не было ни защиты, ни стимулов для работы. Часто они расправлялись со своими угнетателями или вступали в британскую армию. По словам герцога Веллингтона, «Ирландия была неистощимым питомником прекрасных солдат». Но она была также страной страшной нищеты, где громадные оборванные семьи жили в земляных хижинах без какой-либо мебели вместе со

свиньями. Как писал один немецкий путешественник: «По сравнению с ними беднейшие из латышей, эстонцев и финнов живут сравнительно комфортно».

Великодушный ирландский историк пишет, что поначалу политика правительства сэра Роберта Пиля «была более эффективна, чем это иногда признается». В 1846 г. цены были под контролем, раздавался кукурузный хлеб и были начаты общественные работы, чтобы обеспечить занятость. Но поражение Пиля по вопросу об отмене хлебных законов привело к власти правительство вигов, которые не считали нужным вмешиваться. «Все из-за проклятого картофеля!» — воскликнул "Железный герцог". Ирландцы платили ренту и ели крапиву.

В 1847 г. было роздано 3 млн. порций супа. Но этим нельзя было остановить ни тифа, ни бегства людей из деревни. В округе Скибберин в графстве Корк, где дюжина землевладельцев получала 50000 ренты, поля были усеяны трупами, и дети умирали в работных домах; но зерно по-прежнему вывозилось (под вооруженной охраной) в Англию. Города Ирландии страдали от банд грабителей. «С чем нам приходится мириться, — заявлял министр финансов, ответственный за помощь голодающим, — так это не с физическим злом голода, но с моральным злом людского эгоизма, испорченности и беспокойного характера».

В 1848 г. снова был неурожай картофеля, и поток бегущих из деревни превратился в по-

DYNAMO

топ. Оборванные люди напрягали последние силы, чтобы добраться до портов. Землевладельцы часто давали им деньги на дорогу. Они падали замертво на дорогах, погибали в переполненных трюмах и толпами умирали на причалах Нью-Йорка и Монреаля. Они высаживались на берег в лихорадке, с голодными спазмами желудка и англофобией.

Великий голод остановил кампанию Даниэла О'Коннелла, направленную против унии. Но голод покончил и с надеждой

на примирение. А исход продолжался:

Миллион за десять лет! Спокойно и холодно Читают эти цифры наши политики.

Они не думают о древней нации, Которая исчезает со страниц истории:

Водоросли, выброшенные морем на унылый берег, Опавшие листья с древа человечества!

Это был не последний в Европе голод. За ним последова-

ли катастрофы 1867-1868 гг. в Финляндии и Бельгии. Масштабы голода в Ирландии нельзя было сравнить ни с тем, который разразился в 1921 г. в Поволжье, ни с голодом- устрашением на Украине в 1932-1933 гг. [ЖАТВА] Однако следует признать, что голод в Ирландии представляется беспримерным позором, если принять во внимание, где и как он разразился. Последней мерой помощи британского правительства стало решение послать королеву Викторию и принца Альберта с государственным визитом в августе 1849 г. в Дублин.

ленность, узколобый национализм и жестокую вражду. В трех Балканских войнах начала XX в. вновь создавшиеся христианские государства воевали между собой с не меньшим остервенением, чем с отступавшими турками (см. ниже).

Историки должны также задаться вопросом, почему на континенте, где было так много народного национализма, некоторые страны остались в стороне от этого течения. Например, почему не появилось значительного национального движения в Шотландии в XIX в.? Ведь шотландцы рано вступили в фазу интенсивной модернизации, и в качестве

младших партнеров внутри Соединенного Королевства они вполне могли бы возмутиться английским господством. Но они этого не сделали. Отчасти это было вызвано тем, что культура скоттов была не единой, но разделенной на горную гаэльскую и равнинную составляющие, что препятствовало развитию чувства общего национального самосознания. Отчасти же феномен Шотландии объясняется исключительной привлекательностью британского государственного национализма. Подобно Кардиффу или Белфасту, главный город Шотландии Глазго процветал благодаря Британской империи. Так что привязанность Шотландии к удачливому и процветавшему Союзу начала ослабевать только тогда, когда стала тускнеть сама империя. Первый бард шотландского национализма Хью Мак-Дермид (1892-1978) начинает свою деятельность в 1920-е гг. А главное политическое произведение этого течения — «Распад Великобритании», Тома Нэйрна появилось лишь в 197744.

А между тем один из самых прозорливых наблюдателей заметил, что национализм — это не больше, чем этап. Эрнест Ренан в 1882 г. высказал потрясающее предположение, что ни одно государство, ни одна нация — не вечны. Рано или поздно все будут чем-нибудь заменены, возможно, «европейской конфедерацией». Меттерних однажды заметил: «Для меня уже давно Европа составляет самую суть понятия «родина»45. Тогда зародилась надежда, что эти высказанные настроения некогда обретут практическую форму.