Поскольку страстные любовники рассматриваются
как люди, которые восстали против социальных оков,
ими восхищаются. Но в реальной жизни отношения люб-
ви сами быстро становятся социальными оковами, и парт-
нера по любви начинают ненавидеть, и все более не-
истово, если любовь достаточно сильна, чтобы сделать
узы такими, что их трудно разорвать. Следовательно,
любовь начинают представлять как борьбу, в которой
каждый стремится уничтожить другого, проникая сквозь
защитительные барьеры его или ее Я...
Не только страстная любовь, но любые дружеские
отношения к другим возможны при таком образе чувств
лишь в той мере, в какой другие могут рассматри-
ваться как проекция собственного Я. Это вполне осуще-
ствимо, если другие являются кровными родственника-
ми, и, чем более близкими, тем легче это осуществля-
ется. Следовательно, здесь имеет место подчеркивание
рода, ведущее, как в случае Птолемея, к эндогамии.
Мы знаем, как все это любил Байрон. Вагнер говорит
о подобном чувстве в любви Зигмунда и Зиглинды.
Ницше, хотя и не в скандальном смысле, предпочитал
свою сестру всем другим женщинам. «Как сильно я
чувствую,— писал он ей,— во всем, что ты говоришь,
и делаешь, что мы принадлежим к одному и тому же
роду. Ты понимаешь меня больше, чем другие, потому
что мы одинакового происхождения. Это очень хорошо
соответствует моей «философии».
|
|
Принцип национальности, поборником которого был
Байрон, является распространением той же самой «фи-
лософии». Нация рассматривается как род, происходя-
щий от общих предков и обладающий некоторым ти-
пом «кровного сознания».
История западной философии. М.,
1959. С. 700