2015-04-06
384
Вопрос о «духовных дарах» (12.1) был поднят коринфянами в их письме к Павлу. Главы 12-14 следует рассматривать как ответ на вопрос коринфян о даре говорения на чужых языках[25]. В качестве введения к теме Павел напоминает коринфянам о различии между их языческим и христианским опытом. Безмолвным статуям языческих кумиров он противополагает Живого Бога, Который обращается к коринфским христианам посредством Своих даров: «Вы знаете, что когда вы были язычниками, вы были влекомы к безгласным идолам против вашей воли» (12.2).
Различия даров (12.4-11). По-видимому, коринфяне с подозрением относились к дару языков и препятствовали говорить языками (14.39). Никому не понятная речь, которая, возможно, сопровождалась экстатическими состояниями (ср. 14.32), воспринималась ими как беснование (ср. 14.23). Поэтому Павел вынужден взять этот дар под свою защиту и указать, что говорящий языками не может извергать проклятий на Иисуса Христа: «…объявляю вам, что никто, говорящий Духом Божиим, не говорит: анафема Иисус, и никто не может сказать: Господь Иисус, иначе, как Духом Святым» (12.3). Ему приходится напомнить коринфянам, что источником всех даров является один и тот же Дух: «..есть различия в дарованиях, а Дух – тот же. И есть различия в служениях, а Господь - тот же. И есть различия в действиях, а Бог – тот же, производящий всё во всех» (12.4 -6). Дары имеют тринитарное происхождение. Возможно, Павел упоминает все три Лица, чтобы подчеркнуть – различия в Самом Боге не противоречат единству Его воли. Точно также духовные дары могут выражаться совершенно по-разному, но за ними стоит один и тот же Бог.
Весь последующий текст этой главы (12.11-31) посвящён рассмотрению единства духовных даров. Хотя между ними существуют различия, все они предназначены к одной цели – служения ближним; «…каждому дается проявление Духа на пользу. Ибо кому чрез Духа дается слово мудрости; кому же - слово знания, в согласии с тем же Духом; иному – вера в том же Духе; другому же - дарования исцелений в едином Духе; другому же – сила, являемая в чудесах; другому – пророчество; другому же - различение духов; иному – разные языки; другому же - толкование языков» (12.7-10). Перечисление даров в этих стихах, разумеется, не претендует на полноту (некоторые другие вошли в ст. 28); возможно, оно отражает дары, которые были особенно очевидны в Коринфе. Нет оснований считать, что все дары непременно проявлялись в каждой общине. Список Рим 12.6-8 включает только два из упомянутых здесь дара (пророчества и веры) и опускает те, которые можно именовать «чудесными» (например, дар исцелений и дар языков). Определить характер некоторых даров, перечисленных в этом послании, весьма затруднительно, поскольку ни в данном контексте, ни в каком-либо ином месте Нового Завета не дается их описание. Можно только догадываться, в чём заключалась разница между «словом мудрости» и «словом знания». Неясно также, почему Павел перечисляет отдельно дары веры, исцелений и чудотворения. Слова о «различении духов», возможно, надо понимать в свете 14.29, то есть когда одни из учителей пророчествуют, а другие обсуждают сказанное. Невозможность определить точный смысл некоторых из этих даров не мешает понимать всю значимость этого отрывка, цель которого – не детальное их описание, а стремление подчеркнуть разнообразие даров, ниспосланных Богом Своей Церкви: «Всё же это производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Он хочет» (12.11).
Отвечая на возможное возражение, для чего нужно такое многообразие даров, Павел даёт описание Христовой Церкви как тела. Это один из самых важных моментов его учения. «…как тело – одно и имеет много членов, все же члены тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос» (12.12). Крещение стёрло различия между людьми: национальные, социальные, любые другие. В Церкви им уже нет места: «Ибо и мы все в одном Духе были крещены в одно тело; будь то Иудеи, будь то Еллины, будь то рабы, будь то свободные, и все одним Духом были напоены» (12.13). Тело не может функционировать, если нет множества членов, «ибо и тело не один член, но много» Однако «если скажет нога: «я не рука и поэтому не принадлежу к телу», – нет, не поэтому не принадлежит она к телу. И если скажет ухо: «я не глаз и поэтому не принадлежу к телу», – нет, не поэтому не принадлежит оно к телу» (12.14-16). Один член – это ещё не тело. Несходство органов и частей ещё не означает, что между ними нет ничего общего, поскольку все члены составляют одно тело. Различие не приводит к разделению. Телу необходимы разные функции, оно не может существовать иначе: «Если всё тело – глаз, где слух? Если всё – слух, где обоняние? Но Бог дал место членам, каждому из них, в теле, как Он восхотел. Ибо, если бы все были один член, где тело? Но вот много членов, но одно тело. Не может глаз сказать руке: «ты мне не нужна», или опять же, голова ногам: «вы мне не нужны» (12.17-21). Разные члены нужны не друг другу, а самому телу. Так же и в Церкви: никто не вправе утверждать, что тот или иной верующий (или его дар) лично ему не нужен.
Еще одно проявление проблемы, занимавшей Павла это чувство духовного превосходства некоторых из коринфян и, как следствие, высокомерное отношение к тем, кто был менее сильным и значимым. Незначительность или невзрачность некоторых из членов, указывает апостол, ещё не означает их ненужности – напротив, «..тем нужнее те члены тела, которые кажутся слабейшими. И те, которые нам кажутся наименее благородными в теле, мы окружаем особой честью…. а наши благообразные члены в этом не нуждаются. Но Бог так составил тело, что наиболее обделенному члену оказал особую честь, чтобы не было разделения в теле, но члены одинаково заботились бы друг о друге» (12.22 - 25). То, что люди куда больше забоятся о своих неблагообразных членах, уравнивает эти члены тела с остальными. Для того чтобы тело удовлетворительно функционировало, нужно, чтобы все его члены работали одинаково хорошо. Поэтому, в церкви, должна быть опека над теми верующими, которые «кажутся слабейшими», так как их состояние отражается на всём «теле»: «…страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (12.26).
Показав единство всех членов в Церкви, Павел вновь говорит о разнообразии в ней даров: «Вы – тело Христово, и в отдельности – члены. И Бог поставил их в церкви: во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; затем чудеса, затем дарования исцелений, оказание помощи, управление, разные языки» (12.27-28). Перечисление даров в этом стихе несколько отличается от того, что содержится в стихах 8-10; это вновь подтверждает, что Павел не стремится дать их исчерпывающий перечень. Здесь он начинает с «апостолов» и «пророков», и добавляет третью категорию – «учителей». Под словами «вспоможение» и «управление» он, вероятно, подразумевал то, что в Рим 12.8 он называет благотворением и начальствованием. Тем самым он хочет сказать, что никакие действия в Церкви не совершаются сами по себе, любое служения связано с проявлением Св. Духа.
Риторические вопросы в следующих двух стихах - кульминация доводов Павла. Не следует ожидать от всех одних и тех же дарований, поскольку Бог распределил их по Своей воле: «Все ли апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли совершают чудеса? Все ли имеют дарования исцелений? Все ли говорят языками? Все ли толкуют? Ревнуйте о дарах больших» (12.29-31). Если в обычном человеческом теле глаза не могут превратиться в руку, поскольку функции любого органа строго заданы, то в Теле Церкви человек может получить ещё большие дары. Окончательный ответ апостола Павла состоит в напоминании о том, что коринфские христиане, по-видимому, и даром не считали – о любви как высшим и «большим» из духовных даров.
Гимн любви (13.1-13). Используя метафору, Павел убедительно показывает бесполезность любых дарований, когда нет любви: «Если я языками человеческими говорю и ангельскими, но любви не имею, – сделался я медью звучащею и кимвалом звенящим. И если я имею пророчество и постигаю все тайны и всё знание, и если имею всю веру так, чтобы и горы переставлять, но любви не имею, – я ничто. И если я раздам всё имение мое, и если предам тело мое на сожжение, но любви не имею, – нет мне никакой пользы» (13.1-3). «Языки человеческие», вероятно, дар говорить на иностранных языках (Деян 2.4-11). «Языки ангельские», скорее всего, преувеличение, наравне с выражениями «постигаю все тайны» (см. 8.2, 13.9), могу «горы переставлять», «отдам тело мое на сожжение».
Характеристики любви, которые далее приводит Павел – это не отвлечённое описание её проявлений. Все эти свойства имеют прямое отношение к ситуации в Коринфской церкви: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не ревнует, любовь не кичится, не надмевается, не поступает бесчинно, не ищет своего, не раздражается, не ведёт счёт злу, не радуется неправде, но сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, на всё надеется, всё переносит» (13.4-7).
Исключительность любви как духовного дара апостол видит не только в том, что без неё остальные теряют смысл, но и в том, что каждый дар носит временный характер, а любовь не проходит никогда: «Любовь никогда не кончается. А пророчества? они будут упразднены; языки? они прекратятся; знание? оно будет упразднено» (13.8). Всякий дар отражает ограниченность, и несовершенство настоящего времени. С окончанием существования мира большая часть их окажется ненужной: «Ибо мы знаем отчасти и пророчествуем отчасти. Когда же придет совершенное, – то, что отчасти, будет упразднено… Ибо теперь мы видим гадательно в зеркале, тогда же – лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, тогда же познаю подобно тому, как и я был познан» (13. 9- 10, 12). Может быть, из-за того, что коринфяне чрезмерно почитали знание (1.17-29, 8.1), Павел особенно подчёркивает его неполноценность. Взамен нынешнего ограниченного, «гадательного» знания, мы получим «совершенное», то есть встретимся с Богом «лицом к лицу» (13.12). В заключение апостол вновь удостоверяет превосходство любви: «Но теперь пребывают вера, надежда, любовь, эти три, но большая из них любовь» (13.13).
Дар пророчества и дар языков (14.1-40). Любовь должна определять все устремления человека, в том числе и желание духовных даров (14.1). В первую очередь, убеждает он коринфян, они должны стремиться пророчествовать, а не говорить языками, поскольку то, что изрекает обладающий этим последним даром, не понятно окружающим: «Ибо, кто говорит языками, не людям говорит, но Богу; ибо никто не понимает: он духом говорит тайны» (14.2). То, как Павел здесь (а также ст. 14) описывает дар языков, может показаться несовместимым с описанием в Деян. 2.4-11 (хотя ещё в древности некоторые считали, что чудо Пятидесятницы было чудом слышания, а не говорения). По мнению епископа Кассиана (Безобразова), Павел говорит в этом послании о чем-то ином – о некое го рода экстатической речи, используемой в личной молитве. Однако слово, переведенное как «язык» – общепринятый греческий термин, означающий именно национальное наречие. Кроме того, апостол всегда использует слово «тайна» в значении «еще не явленная божественная истина» (см. 2.7), а не то, что принципиально непознаваемо. Стихи 10, 11[26] и 21 подтверждают, что Павел говорит об иностранных языках. Если же апостол имеет в виду нечто подобное иностранной речи без перевода, то ясно, почему он говорит, что на таком языке человек обращается к Богу, а не к людям, поскольку его «никто не понимает».
Пророчество же приносит несомненную пользу всем слушающим: «Тот же, кто пророчествует, людям говорит в назидание и увещание и утешение. Тот, кто говорит языками, себя назидает; тот, кто пророчествует, назидает церковь» (14. 3- 4). Павел не запрещает говорить языками, но предпочтение отдаёт пророчеству: «Я хочу, чтобы все вы говорили языками, но еще больше, чтобы вы пророчествовали: ибо тот, кто пророчествует, больше того, кто говорит языками, если только он не дает толкования, чтобы церковь получила назидание» (14.5). Как и раньше, свои аргументы он для большей убедительности применяет к самому себе (7.7, 8.13, 11.1). Хотя он больше всех говорит на языках (14.18), однако если будет обращаться к ученикам на непонятном языке, то его слова не принесут им никакой пользы. Поэтому цель апостола не в проявлении даров, а в назидании церкви. Пусть им будет сказано не так много, зато все слушающие поймут его наставления: «И теперь, братья, если я приду к вам, говоря языками, какую я принесу вам пользу, если не будет в моих словах или откровения, или познания, или пророчества, или наставления? …в церкви хочу пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели множество слов языками» (14. 6, 19).
Павел не запрещает говорить языками, но напоминает, что любой дар должен служить церкви. Если человек хочет говорить в собрании на чужом языке, он должен молиться о том, чтобы объяснить сказанное, поскольку сам он не понимает того, что произносит: «потому что, если ты будешь благословлять в духе, то занимающий место непосвящённого, как скажет аминь на твое благодарение, раз он не знает, что ты говоришь? Ибо ты хорошо благодаришь, но другой не назидается». Павел не сомневается, что источником вдохновения для такой молитвы является Святой Дух, однако её содержание остаётся тайной для всех присутствующих, поэтому никто из них не сможет ответить «аминь» на такое благодарение.
Предвидя неизбежный вопрос, для чего же Богом дан дар, который не может принести никакой пользы, Павел отвечает, что Бог пообещал обратиться к своему народу на других языках, хотя и это не приведёт к покаянию (Ис 28.11-12). Поэтому говорение языками значимо лишь для тех, кто их постигает: «В законе написано: иноязычными и устами иных буду говорить народу этому, но и так не послушают Меня, говорит Господь. Таким образом, языки служат знамением не для верующих, но для неверующих, пророчество же не для неверующих, но для верующих» (14.21-22). «Неверующие» – это люди, не владеющие греческим языком «варвары» (11 ст.)[27].
Далее апостол призывает коринфян к порядку на церковных собраниях. Он рассматривает ситуацию, когда на богослужение, во время которого все члены общины станут говорить на различных языках, зайдут посторонние. Такой неупорядоченный гогот они сочтут коллективным помешательством: «Поэтому, если вся церковь сойдется вместе, и все будут говорить языками, и войдут непосвящённые или неверующие, не скажут ли они, что вы безумствуете?» (14.23) Если же присутствующие станут пророчествовать, то зашедшие услышат обличения в свой адрес и признают, что между верующими присутствует Бог: «Если же все пророчествуют и войдет кто неверующий или непосвящённый, то он обличается всеми, судится всеми; сокровенное сердца его обнаруживается, и так, павши ниц, он поклонится Богу и провозгласит: действительно. Бог - между вами» (14.24-25). Это ещё раз показывает, что под пророчеством Павел, в соответствии с библейской традицией, понимает нравственные обличения и наставления, а не непременное предсказание будущего.
Поэтому всё, что произноситься в церкви должно вести «к назиданию»: «Что же, братья? Когда вы сходитесь, у каждого есть псалом, есть наставление, есть откровение, есть язык, есть толкование: всё да будет к назиданию» (14.26). Говорение на языках не должно занимать много места на богослужении: «Говорит ли кто языками, - каждый раз двое или, самое большое, трое, и по очереди, и один пусть толкует» (14.27). Если же никто не может объяснить сказанного, то лучше вообще не выказывать сей дар: «Если… нет толкователя, молчи в церкви и говори себе и Богу» (14.28). Пророчество также не может превалировать на собрании. Пророкам следует вещать попеременно, а остальные должны давать оценку сказанному: «А пророки пусть говорят двое или трое, и другие пусть судят. Если же, пока он сидит, другому будет откровение, первый пусть молчит. Ибо вы можете все один за другим пророчествовать, чтобы все поучались и все получали утешение» (14.29-31). Тем самым Павел обязывает, чтобы пророчество проходило рецепцию, а сами пророки были подконтрольны церкви, а не возвышали себя над ней. Такой порядок на богослужении Павел предписывает «во всех церквах у святых» (14.33).
Непонимание, приводило к тому, что некоторые женщины в церкви начинали переспрашивать своих мужей о значении сказанного. Павел категорически против такой практики: «жены в церквах да молчат, ибо не разрешается им говорить, но пусть будут послушны, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают дома своих мужей; ибо стыдно жене говорить в церкви» (14.34-35).
«Или от вас слово Божие вышло? Или до вас одних оно достигло?» (14.36) Этот саркастический вопрос показывает, что среди коринфян могли найтись и такие, кто настолько возомнил себя руководимым Духом, что не захотят прислушиваться к предписаниям апостола. Он предупреждает их, что своей непокорностью они лишь отторгнут себя от Бога, нарушая Его повеления: «Если кто считает себя пророком или духовным, тот пусть познаёт то, что я пишу вам: что это - Господня заповедь. Если же кто не знает, его не знает Бог» (14.37 -38). Благодаря большому числу желающих проявить свой дар, церковное собрание превращалось в галдеж, в котором каждый говорил что хотел, не обращая на других внимания. Поэтому апостол вновь повторяет, что дело не в духовных дарах, умножения которых он желает, а в готовности коринфян к самоограничению и дисциплине: «Итак, братья мои, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, и не препятствуйте говорить языками. Но пусть всё происходит благообразно и в порядке» (14.39-40).
