Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Норвегии А. М. Коллонтай в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

23 февраля 1928 г.

Сегодня при первой встрече с премьером Мувиикелем зондировала частным образом вопрос о пакте о ненападении. Мувинкель заинтересовался, тепло выразил свою благожелательность Союзу и заговорил о заключении с нами арбитражного договора наподобие норвежско-шведского* без Лиги наций. Ответила о большей целесообразности пакта **.

Мувинкель подчеркнул желательность развития норвежского импорта в СССР.

Полпред

Печат. по арх.

50. Конвенция между Союзом Советских Социалистических Республик и Норвегией относительно взаимной охраны прав на промышленную собственность²⁷

[24 февраля 1928 г.]

Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР и

Его Величество Король Норвегии, одинаково одушевленные желанием охранять взаимно права на промышленную собственность, а именно: изобретения, чертежи и модели, торговые и фабричные знаки, решили, во исполнение статьи 13 Договора о торговле и мореплавании, подписанного между обеими странами 15 декабря 1925 года***, заключить с этой целью Конвенцию о взаимной охране прав на промышленную собственность и назначили своими Уполномоченными:

Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик

господина М. Литвинова, Члена Центрального Исполнительного Комитета, Заместителя Народного Комиссара по Иностранным Делам,

Его Величество Король Норвегии

господина А. Урби, Чрезвычайного Посланника и Полномочного Министра,

каковые по предъявлении своих полномочий, найденных в надлежащей форме и добром порядке, условились о нижеследующих постановлениях:

* Речь идет о конвенции об арбитраже между Норвегией и Швецией, подписанной в Осло 25 ноября 1925 г. Опубликована в изд. «League of Nations. Treaties and International Engagements registered with the Secretariat of the League of Nations», vol. LX, 1927, numbers 1, 2 3 and 4, N 1417, pp. 295—303.

** См. также док. № 70 297, 346, 366, 378. *** См. т. VIII, док. №410.

Статья 1

Граждане одной из Договаривающихся Стран будут пользоваться в другой стране в отношении охраны промышленных изобретений, чертежей или моделей, фабричных или торговых знаков, равно как и в отношении прекращения недобросовестной конкуренции, теми же преимуществами, которые предоставляются в настоящее время или будут предоставлены в будущем законами этой страны собственным гражданам. Согласно этому они будут пользоваться такой же защитой, как и эти последние, и таким же правом обращаться к судебной защите против всякого нарушения их прав, при условии выполнения ими требований и формальностей, установленных для собственных граждан.

Однако фабричные или товарные знаки не будут пользоваться охраной ни в большей степени, ни в течение более продолжительного срока, чем в стране происхождения.

Постановления настоящей Конвенции будут применяться также и к торговым обществам и к юридическим лицам, законно учрежденным в стране их пребывания.

Статья 2

Граждане одной из Договаривающихся Стран или их доверенные, сделавшие после вступления в силу настоящей Конвенции в законном порядке в своей стране заявку на патент на изобретение, на промышленный чертеж или модель, либо на товарный или фабричный знак, будут пользоваться при совершении заявки в другой стране н при условии соблюдения прав третьих лиц правом приоритета в течение установленных ниже сроков.

В силу этого заявка, сделанная впоследствии в другой Договаривающейся Стране до истечения этих сроков, не может быть признана недействительной на основании фактов, происшедших в промежутке, а именно: либо путем другой заявки, опубликования изобретения, или его эксплуатации, путем продажи экземпляров чертежа или модели или путем пользования знаком.

Вышеупомянутые сроки приоритета будут считаться в двенадцать месяцев для патентов на изобретение и в шесть месяцев для промышленных чертежей или моделей и для фабричных или торговых знаков. Эти сроки начнут истекать со дня подачи первой заявки.

Статья 3

Если гражданин одной из Договаривающихся Стран сделает в течение шести месяцев со дня вступления в силу настоящей Конвенции в законном порядке в другой стране заявку на патент, сделанную им раньше в своей стране в период между 7 ноября 1917 года и днем вступления в силу настоящей Конвенции, статья 2 будет иметь аналогичное применение, причем срок приоритета будет считаться в этом случае со дня первой заявки ДО дня заявки, сделанной в другой Договаривающейся Стране. Это постановление, однако, не должно нанести ущерба правам, добросовестно приобретенным третьими лицами до вступления в силу настоящей Конвенции.

Статья 4

Граждане одной из Договаривающихся Стран, сделавшие заявку ца фабричный или товарный знак или добившиеся регистрации какого-нибудь знака на территории другой Договаривающейся Страны до 7 ноября 1917 года и согласно действовавшим тогда законам, могут, если они требуют возобновления ее, согласно ныне действующим законам, требовать права приоритета в силу первой заявки, лишь бы только ходатайство о возобновлении было сделано в течение шести месяцев со дня вступления в силу настоящей Конвенции.

Статьи 4 п. «б», 13 и 14 Постановления Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза Советских Социалистических Республик от 12 февраля 1926 г. о товарных знаках, а также абзацы 1—3 § 9 Норвежского закона о товарных и фабричных знаках от 2 июля 1910 года имеют соответствующее применение. Предоставляемое на основании этих постановлений право на прекращение имеет быть осуществлено через подлежащие учреждения в течение девяти месяцев после возобновления регистрации товарного знака.

однако у владельцев свидетельств нет права требовать возмещения убытков за пользование товарными или фабричными знаками, имевшее место до осуществления права на прекращение.

Статья 5 Заявки на товарные или фабричные знаки, сделанные норвежскими торговыми обществами или юридическими лицами (ст. 1, абз. 3) в период времени между 10 ноября 1922 года и днем вступления в силу настоящей Конвенции, считаются действительными со дня совершения заявки.

Статья 6

Настоящая Конвенция будет ратификова^а в возможно скором времени н вступит в силу через два месяца после обмена ратификационными грамотами, который будет иметь место в Осло.

Она будет действительна до истечения шести месяцев со дня, когда одна из Договаривающихся Сторон известит другую о своем намерении прекратить ее действие.

В удостоверение чего вышеуказанные Уполномоченные подписали настоящую Конвенцию и приложили к ней свои печати.

Учинено в гор. Москве в двух экземплярах 24 февраля 1928 года. М. Литвинов А. Урби

заключительный протокол

Приступая к подписанию Конвенции между Союзом Советских Социалистических Республик и Норвегией относительно взаимной охраны прав на промышленную собственность, заключенной сего числа, вышепоименованные Уполномоченные условились о следующих постановлениях, составляющих неразрывную часть Конвенции:

Договаривающиеся Страны обязываются обеспечить гражданам другой страны действительную охрану против недобросовестных актов, в особенности против тех актов, которые направлены к введению в заблуждение относительно происхождения продукта, фамилии или фирмы производителя или коммерсанта.

Термин «ressortissants» *, употребляемый в настоящей Конвенции, применяется, в том что касается Союза Советских Социалистических Республик, лишь к тем лицам, которые законным образом снабжены документами, выданными советскими властями.

М. Литвинов А. Урби

Конвенция и Заключительный протокол ne-чат. по сб. «Собрание законов...», отд. И, 20 ноября 1928 г., M 62, Стр. 1543—1549.

Конвенция ратифицирована: ЦИК, СССР 5 июня 1928 г., королем Норвегии 20 апреля 1928 г.

Обмен ратификационными грамотами состоялся в Осло 5 июля 1928 г.

* — граждане (фр.)

51. Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Польше с Министром Иностранных Дел Польши Залес-ским*

25 февраля 1928 г.

Разговаривал с Залесским. Я заявил ему, что мие поручено Наркомом Чичериным, в связи с последним разговором с иим Патека**, разъяснить еще раз нашу позицию по вопросу о торговом договоре во избежание всяких недоразумений.

Я сказал, что разговор т. Чичерина с Патеком еще раз подтвердил, что у Патека не было абсолютно никаких деловых соображений к тому, чтобы настоять на отъезде польских делегатов из Москвы без всяких переговоров. Из этого разговора ясно вытекает, что единственной причиной для всех необъяснимых действий Патека была его личная обида, к тому же неосновательная. Что касается вопроса о торговых переговорах, то наиболее важными моментами в разговоре т. Чичерина с Патеком были два: 1. Вопрос о необходимости предварительных переговоров и 2. Предложение Патека немедленно послать нашу делегацию в Варшаву для ведения окончательных переговоров о торговом договоре.

По первому вопросу я хочу еще раз подтвердить все, что уже ранее говорил ему***. Я подчеркнул, что он сам первый выдвинул вопрос о необходимости зондажных переговоров. Я сообщил в Москву о его точке зрения. Обсудив этот вопрос, Наркоминдел согласился с иим и также признал, что самым рациональным будет до начала официальных переговоров иметь зоидажные. Я сам сторонник торгового соглашения между Польшей и СССР и надеюсь, что переговоры, раз начавшись, приведут к благоприятным результатам. Однако наша общая обязанность предусмотреть всякие возможности; конечно, бесспорно, что в случае, если переговоры ие кончатся успешно, лучше их прервать без особого шума в предварительной стадии, чем иа официальной конференции. Я надеюсь, что изложенная мною точка зрения вполне совпадает с его собственной. Но если мы признаем, что предварительные переговоры необходимы, ясно, что лучше нх иметь в Москве, так как придется выяснять многие вопросы в связи с существующей у нас монополией внешней торговли, что, само собою разумеется, лучше и легче сделать в Москве, чем в Варшаве. Такова была точка зрения польского правительства, когда оио согласилось на первую посылку польских делегатов в Москву. Мы, конечно, ие выставляем повторный приезд польских

* Из дневника полпреда СССР в Польше № 19 _За период с 23 по 27 февраля 1928 г.

** Беседа Г. В. Чичерина с Патеком состоялась 20 февраля 1928 г. *** См. док. № 10, 22.

делегатов в Москву как ультимативное требование, но мы считаем, что положение совершенно не изменилось по сравнению с тем, которое существовало до первой поездки польских делегатов в Москву. Единственный мотив польской стороны против поездки делегации — личная обида Патека, к тому же совершенно необоснованная. Повторную поездку польских делегатов в Москву мы считаем наиболее правильным практическим выходом нз создавшегося положения.

По второму вопросу я могу сказать следующее. Я, кажется, уже говорил ему или Голувко о том, что с нашей стороны нет особых возражений против того, чтобы окончательные переговоры вести в Варшаве. Я могу теперь это подтвердить. Однако я надеюсь, что он со мной согласится в том, что для нас совершенно неприемлемо послать теперь наших делегатов в Варшаву для переговоров. Общественным мнением всех стран это было бы истолковано как признание [неправоты] нашей линии во всей этой истории с совершенно неожиданным для нас отъездом польских делегатов из Москвы. Кроме того, открытие официальной конференции без зои-дажных переговоров, необходимость которых он сам защищал, может повлечь за собой, в случае выявившегося несогласия, весьма нежелательные осложнения для обеих стран.

Выслушав мои заявления, Залесскнй ответил мне, что он принимает их к сведению. Сам он может подтвердить мие, что польское правительство как раньше, так и теперь считает желательным заключение торгового договора с Советским Союзом. Он еще вчера говорил с маршалом по этому вопросу, и Пнлсудский также высказал желательность вступления с нами в переговоры. На днях таможенное ведомство подняло вопрос о распространении на СССР 100-процентной надбавки ввиду того, что никаких торговых переговоров между СССР и Польшей не происходит. Однако Пилсудскнй высказался против этого. Он может сообщить мне, что в понедельник вечером приезжает Патек. Он постарается выяснить с ним все вопросы и обсудить положение в возможно непродолжительном времени. Он постарается иайти какой-нибудь выход из существующего положения. После конференции с Патеком мы совместно обсудим еще раз все вопросы. Во всяком случае это будет еще до его отъезда в Женеву. На этом кончился наш разговор по вопросу о торговом договоре *.

Затем я сказал, что у меня есть еще одни неприятный вопрос. Сегодня я прочел заметку в «Экспресс поранны» относительно процесса [Белорусской] Громады и считаю необходимым заявить ему мой протест по поводу несоблюдения данного мне МИД обещания²⁸.

* См. также док. № 108, 113, 149.

Залесский высказал свое сожаление и заявил, что он уже просил министерство внутренних дел расследовать дело и дать ему заключение — как можно наказать виновных (эта часть разговора передана подробно по телеграфу). Я настаивал на необходимости соответствующего коммуниката и принятии мер против «Экспресс поранны». Залесский сказал, что поручит заведующему отделом прессы Либицкому переговорить со мной, в какой форме может быть дан коммуникат. На этом кончился наш разговор о выступлении «Экспресс по-ранны».

Приблизительно через час после моего возвращения в полпредство ко мне звонил Лнбицкий и стал меня убеждать в довольно настойчивом тоне отказаться от мыслн издать коммуникат н удовлетвориться их обещанием, что они примут все меры к тому, чтобы больше в прессе ие появлялось [ничего] по этому вопросу. Я ответил, что это нас совершенно не устраивает, что мы уже раз условились с министерством о том, что оно примет все меры к тому, чтобы ничто не проникло в печать, однако уже на третий день после начала процесса мы имеем возмутительную статью в «Экспресс поранны». Поэтому я считаю абсолютно необходимым издание коммуниката. Тогда Либицкнй сказал, что, поскольку коммуникат имеет политическое значение, необходимо согласовать текст его с Голувко. Я ответил, что т. Аркадьев поедет немедленно к Голувко для разговора по вопросу о тексте коммуниката²⁹.

Богомолов

Печат. по арх.

52. Запись беседы члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Посланником Польши в СССР Пате ко м

25 февраля 1928 г.

Вчера на приеме в эстонской миссии по случаю 10-летия независимости Эстонии Патек довольно долго говорил со мной на разные темы, но не затронул актуального сейчас вопроса переговоров о торговом договоре *.

По вопросу о польско-лнтовском конфликте Патек сказал, что, насколько ему известно, вопрос будет непременно поставлен в Женеве на предстоящей сессии Лиги наций. Когда я сказал, что это возможно только во внеочередном порядке и если Польша заявит, что имеется непосредственная угроза для мира, и спросил, возможно ли будет польскому правительству

* См. док. № 51.

сделать подобное заявление, которое было бы равносильно

утверждению, что Польша ожидает нападения иа нее со стороны Литвы, Патек несколько смущенно ответил, что он не знает, как именно мыслит себе Залесский постановку литовского вопроса в Женеве во внеочередном порядке, но он считает это предрешенным.

Я задал вопрос, является ли серьезным протест Чехословакии против предпринимаемой в Польше так называемой валоризации пошлин, и Патек ответил, что это безусловно серьезный вопрос, так как валоризация затрагивает жизненные интересы Чехословакии. Этим вопросом я хотел навести разговор на вопросы торгового договора с Польшей в надежде, что разговор перейдет и к торговому договору с нами, но Патек явно уклонился от этого разговора и перешел к другой теме, после чего разговор вскоре был закончен.

Тон Патека был очень дружелюбен, и он даже рассказал мне несколько анекдотов.

Б. Стомоняков

Печат. по арх.

53. Телеграмма Председателя Центрального Исполнительного Комитета СССР Королю Афганистана Амаиулла-хану*

27 февраля Î928 г.

Прошу Ваше Величество принять как от меня лично, так и от имени Правительства самые искренние поздравления по случаю вступления Высокого Государства Афганистана в десятый год своего независимого существования. Я рад у порога десятого года вашей независимости констатировать, что дружба, родившаяся в тяжелые годы борьбы наших народов за свободное и независимое существование, неизменно развивалась и крепла, обогащаясь все новыми связями в различных сферах политического и экономического сотрудничества. Ожидая посещения Вами нашей страны, выражаю глубочайшую уверенность в том, что нет той силы, которая могла бы помешать дальнейшему упрочению братских связей между нашими народами, мирное сотрудничество которых имеет своей целью служить интересам всеобщего-мира.

Калинин

Печат. по арх

* В связи с тем, что король Афганистана находился в то время с официальным визитом в Берлине, телеграмма была передана адресату через полпреда СССР в Германии.

В ответной телеграмме Аманулла-хана на имя М. И. Калинина, полученной через миссию Афганистана в СССР 26 марта 1928 г. *, говорилось:

«Подтверждая получение поздравительной телеграммы Вашего Высокопревосходительства по случаю десятой годовщины нашего вступления на престол независимости, выражаем искреннюю благодарность и надежду, что, уезжая из Союза Советских Социалистических Республик, унесем с собою наилучшие чувства дружбы народов Советского Союза к любимому нами афганскому народу»

54. Телеграмма Народного Комиссара Ииостраииых Дел СССР и. о. Министра Иностранных Дел Афганистана Мухаммеду Вали-хану

27 февраля. 1928 г.

С величайшей радостью исполняю поручение моего Правительства передать в Вашем лице Правительству Высокого Афганистана самые искренние поздравления по случаю вступления Высокого Афганистана в десятый год своего независимого существования и пожелания самых лучших успехов в дальнейшем. Прошу принять выражение моей глубочайшей уверенности в том, что столь счастливо установленные, при Вашем ближайшем участии, дружественные связи между нами будут и впредь неизменно развиваться и крепнуть на благо наших народов.

Чичерин

Печат. по арх.

14 марта 1928 г. афганская миссия в СССР передала в НКИД СССР нижеследующий ответ и. о. министра иностранных дел Афганистана Мухаммеда Вали-хана на имя Г, В. Чичерина:

«Глубоко благодарен за поздравления и искренние чувства Вашего Превосходительства, выраженные по случаю 10-й годовщины вступления моего священного Падишаха на престол независимости».

55. Запись беседы Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Посланником Финляндии в СССР Артти **

28 февраля 1928 г.

Артти в разговорах со мной не любит многословия. Он сразу протянул мне письменный документ и сказал, что это есть запись нашего разговора 16 января³⁰. Я мельком посмотрел в этот документ и увидел, что это не есть запись раз-

* В препроводительной ноте афганской миссии в СССР сообщалось, что «опоздание, с которым получена вышеуказанная телеграмма (Аманулла-хана.— Ред.), связано с общей задержкой, происшедшей при отправлении дипломатической почты».

** Документ имеет заголовок: «Резюме беседы с Артти 28 февраля 1928 г.»

говора, а запись основных заявлений самого Артти. Он, таким образом, превратил свои устные заявления в письменные заявления, называя их, однако, лишь записью разговора (самый этот документ я пересылаю т. Добраницкому* с просьбой дать мне или копию подлинника, или перевод). При этом Артти напомнил мне, что я сам высказывался против вызывающих волнение выступлений печати, и сказал, что финляндское правительство, со своей стороны, хочет избежать публичных возбуждающих дискуссий и предпочитает дискуссии конфиденциального характера.

Я сказал ему, что ознакомлюсь позднее с переданной им бумагой н тогда выскажусь по этому поводу³¹. Я напомнил, что финская печать продолжает выступать возбуждающим образом. Заметив в бумаге Артти ссылку па то, что Финляндия выслала 5 человек, я напомнил, что я, со своей стороны, говорил, что задача стоит перед Финляндией гораздо более крупная, что высылка 5 человек есть капля з море и что мы не можем считать uonpoc разрешенным через это. Впрочем» по поводу его бумаги вообще я выскажусь после.

Так как после этого Артти молчал н делал вид, что пи о каких вопросах больше говорить не будет, то я не захотел вызывать впечатление, что будто бы я индифферентен но вопросу о заявлениях Пуро, и я спросил, упоминается ли в бумаге Артти о деле Пуро. Артти ответил, что о самом Пуро не упоминается, но упоминается о тех фактах, к которым относились заявления Пуро; финляндское правительство не усматривает в деле Пуро какого-либо материала для дальнейшей дискуссии, ибо, с одной стороны, упоминаемые факты сделались предметом судебных действий, а с другой стороны, заявления Пуро не затрагивали Советского правительства. Я указал иа то, что в заявлениях Пуро названа Россия. Артти сначала объяснил это тем, что заявления были сделаны в ответ на запрос депутата, являющегося фактически коммунистом, а затем прибавил, что хотя Россия там упоминается, но самое заявление не относится к Советскому правительству. Я тогда указал на продолжающиеся выступления прессы, которые все еще базируются на том, что Пуро высказывался по поводу Советского правительства. Я указал на статью «Гель-сингии саномат» от 18 февраля; в этой статье цитируется заявление Пуро для обоснования обвинений против нашего правительства; финляндское правительство, таким образом, не сделало ничего для того, чтобы перед общественным мнением исправить выступление Пуро. Артти иа это сказал мне, что финская печать говорит о процессе, ибо процесс фактически происходит и что нельзя мешать финской печати говорить

* Заведующий отделом Прибалтики и Польши НК.ИД СССР.

о процессе. Я прецизировал *, что в некоторых газетах речь идет не только о процессе, но именно о заявлениях Пуро, толкуемых как обвинение против Советского правительства. Артти тогда сказал, что это есть уже новый вопрос; до сих пор мы говорили о самих заявлениях Пуро, а теперь я говорю о новом вопросе, о принятии мер против цитирования в прессе этих заявлений. Я ответил, что это вовсе не новый вопрос, что это есть один и тот же вопрос; если член нашего правительства выступит публично с оскорбительными для Финляндии заявлениями и если я потом между четырех глаз заявлю Артти, что он этих слов не произносил, в то время как вся пресса будет продолжать писать об этих словах, то вряд ли Артти был бы этим удовлетворен; я, таким образом, никак не могу со своей стороны считать себя удовлетворенным. Так как при этом Артти упомянул, что это был член другого правительства, я указал, что существует преемство и что для пас-заявления финляндского правительства остаются з силе. Артти тогда перешел к тому, что Пуро говорил о действительных фактах, т. е. о фактах, сделавшихся предметом процесса. Я ответил, что дело не в этом, а в обвинении против нашего правительства; я уже заявлял и еще раз заявляю Артти, что к этим организациям и лицам наше правительство не имело и не имеет никакого отношения. Артти тогда сказал мне, что в речи Пуро упоминаются факты, служащие предметом процесса, но не упоминается Советское правительство. Я тогда прочитал ему имеющиеся у нас тексты, в которых имеется фраза о том, что арестованные служили чужому правительству, причем из дальнейшего ясно, что идет речь о Советском правительстве. Артти позразил, что он видел официальную стенограмму речи Пуро и что гак этих слов нет. Я тогда сказал, что во всех газетных статьях и даже самых полных передачах речи Пуро эти слова имеются; если бы они были неправильно приписаны Пуро, нужно было бы их демелтировать**; между тем не было никаких заявлений о том, что эти слова не были произнесены, так что вся публика считает эти слова произнесенными. Артти довольно долго настаивал на том, что имеет силу только стенографический отчет и что, таким образом, надо считать, что этих слов ие было. Я, наоборот, указывал, что если во всей печати министру приписаны какие-нибудь слова, то можно считать их не произнесенными только в том случае, если они были официально опровергнуты. Наконец Артти сказал, что он хотел бы ознакомиться с упоминаемыми мною газетными отчетами. Я сказал ему, что т. Добра-ницкий может показать ему выдержки из газет, где упоминались слова, что арестованные служили чужому государству.

* -- уточнил {фр.). ** — опровергнуть {фр-)-

Артти поэтому обратится с этим вопросом к т. Добраницкому. Затем он сказал, что о моих словах ои протелеграфирует в Гельсингфорс и что Вообще этот вопрос лучше обсуждать в Гельсингфорсе. В Москве ему трудно, между прочим, потому, что у него мало газет из Гельсингфорса, да и вообще такие неприятные вопросы лучше было бы обсуждать в Гельсингфорсе. Вокруг этих тем столько накопилось разных фактов, что дискуссия будет сложною, неприятною, и это будет гораздо удобнее сделать в Гельсингфорсе.

На это я не реагировал, и водворилось молчание. Я тогда спросил его, как понимать его слова о желательности начатия переговоров о торговом договоре*; есть ли это предложение финляндского правительства? Он мне ответил, что это был только зондаж с его стороны; он говорил об этом с т. Стомо-ияковым, для того чтобы выяснить наше отношение к этому вопросу, ио он не имел официального поручения; данный момент ои считает для этого неблагоприятным- Вообще он полагает, что какое-нибудь дело нужно начинать только тогда, когда есть шансы его благополучно довести до Конца. Он вообще противник больших делегаций, потому что в них входят разные люди с разными интересами, и все это очень осложняет дело.

После этого опять водворилось молчание, и он распростился с прощальными фразами на тему о желательности более дружественных отношений, с чем я вполне согласился.

Чичерин

Печат. по арх-

56. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Турции в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

29 февраля 1928 г.

Вчера Тевфик Рушди передал, что он не успел еще переговорить с Мустафой Кемалем и Исметом о приглашении Турции в комиссию по разоружению. Сам он горячо приветствует нашу инициативу. Он считает, что выступление нашей делегации произведет громадный эффект в Турции. Он передает, что на эту тему с ним уже заговаривали некоторые послы, в частности немецкий посол Надольиый, и чехословацкий посланник, но он уклонился от их посредничества. Он считает единственно приемлемым посредничество СССР, ио в такой форме, чтобы не создалось впечатления, Что инициатива исходила от Турции. «Я не хотел бы дать повода кругам Лиги наций говорить, что Турция сама напрашивается. Соблюсти престиж

* См. т. X, док. •№ 279.

Турции сможет только советская делегация». Он намерен

предложить Мустафе Кемалю следующую формулу: советская делегация отметит отсутствие Турции на конференции, подготовляющей всеобщее разоружение, укажет иа желательность присутствия Турции и предложит ее немедленно пригласить. Если Подготовительная комиссия по разоружению примет это предложение, Тевфик Рушди немедленно выедет в Женеву, «где выступит в полном контакте с советской делегацией» -Ч

Суриц

Лечат, по арх.

57. Запись беседы Полномочного Представителя СССР во Франции с Министром Иностранных Дел Франции Брианом

29 февраля 1928 г.

Хотя целью моего визита к Бриану было получение ответа на поставленные при прошлом свидании* вопросы о возобновлении работ франко-советской конференции, о торговом договоре и о пакте, Бриан однако же начал беседу с того, что обратил мое внимание иа циркулирование в СССР весьма распространенной в советских школах книжки, в которой, по его словам, всячески поносятся Франция и ее политические руководители, в частности Пуанкаре, который изображен в карикатуре в весьма нелестном виде³³. Сказавши, что он мие пришлет эту книжку, он немедленно затем перешел к концессии Фаркухара **.

Бриаи заявил, что, усматривая в договоре с Фаркухаром нарушение интересов бывших французских владельцев Макеевки, он вынужден был заявить протест правительству Соединенных Штатов против этой сделки. В довольно резкой форме, хотя и сохраняя улыбку на лице, Брнан предупредил меня, что столь явное нарушение Советским правительством французских интересов ие может послужить иа пользу сближения между СССР и Францией. Весьма пространно он принялся доказывать мие разницу между конфискацией и экспроприацией, объясняя, что если Советское правительство, как и правительство любой страны, вольно конфисковать имущество граждан своей страны, то по отношению к гражданам других стран оно не может идти дальше экспроприации с возмещением стоимости экспроприированного имущества. В подтверждение своих слов он привел последнюю практику экспроприации испанским правительством имущества иностранных

* См. док. № 38. ** См. т. X, док. № 276.

нефтяных компаний, при каковой экспроприации испанское правительство согласилось, однако, на возмещение имущества. Так как Бриан буквально не давал мне вставить слова, то мне пришлось несколько раз прерывать его для того, чтобы вставить свои замечания, в которых я в решительной форме заявил, что конфискация иностранных предприятий и иму-ществ явилась следствием закона о национализации, который действует в Советском Союзе и относительно которого я в данном случае не считаю возможным входить в какую бы то ни было дискуссию. Бриан в свою очередь прервал меня с жаром, доказывая, что такой акт, как конфискация имущества иностранных граждан, хотя бы и представленная под видом закона о национализации, ни в коем случае не может быть рассматриваем как правомерный международный акт, идя вразрез с элементарнейшими требованиями международного права. Наши препирательства затянулись бы еще больше, если бы я не постарался положить им предел, заявивши в третий раз, что я совершенно не считаю возможным продолжать эту дискуссию по вопросу, для меня совершенно бесспорному, но что в том, что касается договора с Фаркухаром, насколько мне известно, речь идет только о займе для постройки большого завода в Макеевке. Попутно я напомнил Брнану, что мы несколько раз изъявляли нашу добрую Волю предоставлять французам концессии на объекты, владельцами которых они были до закона о национализации, но что со стороны бывших французских владельцев мы не встречали отклика.

Вслед за этим я спросил Бриана, что он может мне ответить по затронутым мною в прошлой беседе вопросам. Бриан сообщил, что в силу большой занятости Пуанкаре, в связи с рассматриваемыми в парламенте правительственными законопроектами, последний никак не мог урвать до сих пор времени, чтобы изучить выдвинутые мною предложения; он, Бриан, имел однако же один разговор с де Моизи, но с тех пор он никак не мог поймать последнего, находящегося все время в разъездах.

Я указал Бриану на то, что в прессе были сделаны намеки, которые можно понять как попытку приписать затяжку переговоров советской стороне, в частности мне, ввиду того, что мне предстоит еще ознакомиться с материалами конференции, и подчеркнул, что я считаю абсолютно нежелательным повторение подобных намеков, которыми пытаются неправильно информировать французское общественное мнение, сваливая вину на нас. Я напомнил помимо этого, что мы ждем ответа французского правительства на сделанные нами в сентябре предложения *. Я сам вскоре по приезде в Париж в беседах

* См. т. X, док. №219.

с ним и с Пуанкаре* выразил желание Советского правительства продолжать переговоры и довести их до благополучного конца. Теперь могу опять заявить, что я давно уже ознакомился с материалами конференции и готов приступить к переговорам в любой момент. Бриан поспешил меня успокоить, заявивши, что готов немедленно, по возвращении из Женевы, примерно числа 12 марта, приступить со мной к переговорам. Мне пришлось опять напомнить, что я все же не получил ответа на мое предложение продолжать переговоры прежним же путем, то есть при помощи делегаций. Сославшись опять на занятость Пуанкаре и на невозможность повторного свидания с де Монзи до своего отъезда в Женеву, Бриаи заявил, что немедленно свидится с де Монзи после своего возвращения и после этого даст мне ответ.

Примерно в такой же плоскости вращался наш разговор о торговом договоре: Бриан то заявлял, что готов немедленно по возвращении из Женевы приступить со мной к переговорам о торговом договоре, то обещал предварительно затронуть этот вопрос в беседах с де Монзи.

Только по вопросу о пакте Бриан высказался несколько более определенно. Он принялся довольно долго объяснять мне, что заключение пакта с Францией чрезвычайно важно для СССР, который не может бесконечно оставаться в теперешнем положении, когда он, как в экономическом, так и в политическом отношениях, полностью базируется на одной только стране (читай: Германии). Выразивши надежду на то, что при наличности действительной доброй воли с советской стороны пакт между Францией и СССР будет заключен, Бриан заявил довольно определенно, что он немедленно приступит к изучению представленных мною ему текстов пактов, заключенных между СССР и другими странами, и немедленно по приезде из Женевы начнет переговоры со мной **. Я с удовлетворением отметил это решение приступить к переговорам о франко-советском пакте, попутно подчеркнув, что Советское правительство во всей своей внешней политике, а также всеми предпринятыми раньше практическими шагами уже дало полное доказательство своей доброй воли заключить с Францией пакт и вообще служить фактором международного мира, и заключил выражением надежды на то, что при наличности доброй воли с обеих сторон пакт будет заключен и франко-советские политические отношения будут закреплены.

Перейдя затем к последней поте Вольдемараса в адрес За-лесского***, Брнан вновь выразил удовлетворение оказанным

* См. док. № 26, 38. ** См. также док. Л° 74. *** Имеется в виду нота от 26 февраля 1928 г. (см. газ. «Известия» № 53 (3287), 2 марта 1928 г.).

Документы внешн. полит., т. XI 129

Советским правительством на Литву влиянием и воздействием в сторону уступчивости и миролюбия. На этом мы расстались.

В. Довеалевский

Печат. по арх.

58. Письмо Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР Центральному Комитету Красного Креста Нидерландов

29 февраля 1928 г. № ЭМС/0301

От имени Правительства Союза Советских Социалистических Республик Народный Комиссариат Иностранных Дел в ответ на сообщение от 21 октября 1927 г. имеет честь довести до Вашего сведения, что Правительство Союза принимает приглашение послать своих представителей на XIII Международную конференцию Красного Креста, которая состоится в Гааге в октябре 1928 г.

Народный Комиссариат имеет честь добавить, что Правительство Союза назначило делегатами Правительства на указанную конференцию:

Г-на д-ра Зиновия Соловьева, Начальника военно-санитарного Управления Красной Армии, Заместителя Народного комиссара здравоохранения Российской Социалистической Федеративной Советской Республики,

г-на проф. Андрея Сабанина, Заведующего отделом Народного Комиссариата Иностранных Дел, проф. международного права Московского университета.

Что касается вопросов, которые Союз ССР желал бы включить в повестку дня, то Народный Комиссариат Иностранных Дел полагает, что относящиеся к этому сведения даны вам Исполнительным Комитетом Союза Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца Союза ССР ³⁴.

Заместитель Народного Комиссара Иностранных Дел

М. Литвинов

Печат, по арх.

В упоминаемом письме центрального комитета Красного Креста Нидерландов правительству СССР от 21 октября 1927 г. говорилось:

«XII Международная конференция Красного Креста приняла решение о созыве XlII конференции в 1928 г. и поручила Международному комитету Красного Креста договориться с национальными обществами о том, кто из них мог бы взять на себя созыв н проведение этой конференции.

В ответ на запрос Международного комитета наш Центральный комитет заявил о готовности принять в Гааге в 1928 г. делегатов центральных комитетов национальных обществ Красного Креста, признанных Международным комитетом Красного Креста, и различных участников Женевской конвенции.

На основании этого мы имеем честь пригласить вас прислать своих представителей на указанную конференцию, которая состоится в Гааге в октябре 1928 г. Точная дата созыва будет сообщена вам позже.

Мы будем весьма обязаны вам за сообщение нам до 1 января 1928 г. имен делегатов, которых Правительство Союза Советских Социалистических Республик направит на конференцию, и за указания о вопросах, которые ваше Правительство желало бы включить в повестку дня».