2015-04-30
290
В то время как мы боролись за то, чтобы интегрировать свои эриксоновские/стратегические идеи с вещами, которым мы учились у миланской команды, семейные терапевты феминистского направления (напр., Avis, 1985; Carter, Papp, Silverstein, & Walters, 1984; Goldner, 1985a, 1985b; Hare-Mustin, 1978; Taggart, 1985) начинали критиковать ту теорию и практику, которые направляли область нашей деятельности с самого начала. Они обращали наше внимание на то, что объяснения и вмешательства кибернетики первого и даже второго порядка были основаны на нормативных моделях функционирования семьи, которые предполагают “отдельную, но равную” власть для мужчин и женщин. Они спорили с тем, что такие модели игнорируют более широкий социально-исторический контекст, в котором мужчины обладают большей политической, финансовой и “моральной” властью, чем женщины.
По большей части, именно эта феминистская критика привела нас к сомнениям, связанным с патерналистской направленностью некоторых эриксоновских/стратегических практик, и заставила стремиться к повышению степени сотрудничества при работе с людьми, которые обращаются к нам за помощью. Даже несмотря на то, что Эриксон ценил эмпирические реальности людей, и хотя он глубоко верил, что каждый человек на редкость изобретателен, все же он был врачом мужского пола, белой расы и конкретной эры. Он был добрым и благосклонным патриархом, но, тем не менее, все же патриархом. Тогда как обычно он общался с людьми, надев “бархатные перчатки”, временами он говорил, что под бархатной перчаткой скрывается железный кулак.
Когда мы оглядываемся назад на годы обучения и попыток применения идей Эриксона, мы находим, что многие вещи, которые тогда порой казались важными, сегодня мы не считаем столь полезными. В частности, это относится к понятию транса.
Некоторое время транс был для нас организующей метафорой. Мы разговаривали с людьми так, как если бы они находились в некоей форме транса, и как если бы наша работа в качестве гипнотерапевтов должна была помочь им развивать и использовать способность входить в нужное состояние транса в зависимости от различных жизненных ситуаций. Это означало, что, во многом, наша работа концентрировалась на “наведении транса”.
Сам Эриксон часто разговаривал с людьми, которые пребывали в “трансе”, взаимодействуя с ними в духе сотрудничества. Однако стиль гипноза, который приобрел популярность среди второго и третьего поколений эриксонианцев (включая и нас), состоял в том, что терапевт ужасно долго говорил, предлагая стратегически разработанные косвенные внушения человеку, который тихо и спокойно сидел перед ним с закрытыми глазами. По мере того, как мы учитывали феминистскую критику в своей работе, нам становилось все более и более неловко так много говорить в ходе терапии. Мы все реже и реже использовали расширенные состояния транса.
Другие две идеи, которые стали менее важны для нас (мы уже упоминали это в обсуждении кибернетики), состояли в разработке стратегии и в иерархии. Когда мы моделировали свою деятельность по Эриксону, мы были склонны думать, что наш долг состоит в том, чтобы разрабатывать искусные стратегии, которые будут (благотворно) влиять на людей, побуждая их направлять свою жизнь в новое русло. Даже в своей наиболее ответственной, мягкой и благожелательной форме, этот метод работы отличается односторонностью и отсутствием сотрудничества, с чем (в свете феминистской критики) мы более не могли мириться.
Отрешаясь от Эриксона и возвращаясь к метафоре “системы”, феминистская критика убедила нас в том, что метафора — по крайней мере, как она эволюционировала и применялась в семейной терапии — служит помехой не в меньшей степени, чем вспомогательным средством. Она направляет наше внимание на слишком мелкие, слишком сжатые циклы обратной связи, тогда как мы хотим уделять больше внимания идеям и практикам, которые играют в более обширном культурном контексте. Метафора “системы” искушает нас, побуждая искать внутри семьи дополняющие цепи и совместную каузальность проблем вместо того, чтобы работать с членами семьи, выявляя негативное влияние определенных культурных ценностей, установок и практик на их жизнь и взаимоотношения, и побудить их сплотиться вместе и противостоять этим ценностям, установкам и практикам. Это скорее поощряет позицию нейтральности (Selvini Palazzoli, Boscolo, & Prata, 1980) или любопытства (Cecchin, 1987), чем защиту или увлечение одними ценностями и противостояние другим.
Оглядываясь назад, сегодня мы полагаем, что, работая терапевтами в рамках эриксоновской парадигмы и кибернетики второго порядка, в моменты отчаяния, беспокойства и разочарования мы находились на краю более значительного сдвига в мировоззрении, чем когда либо прежде. До тех пор мы работали в системных рамках и развивали все более и более тонкое понимание “систем” как организующей метафоры в своей работе. Вскоре нам предстояло встретить, как говорят в шоу Монти Питона, “нечто совершенно другое!”
