Декоструктивное выслушивание

Мы называем этот особый род выслушивания, необходимый для принятия и понимания историй людей без конкретизации и усиления беспомощных, болезненных и патологических аспектов этих историй *[Это не означает, что мы побуждаем людей игнорировать несправедливость или смиряться с ней. На самом деле, это означает, что мы более внимательны к событиям, которые могут быть пересказаны как история “борьбы против несправедливости”, нежели к тем, которые рассказываются как истории о “человеке как жертве”. Таким образом, мы помогаем себе и людям, с которыми работаем, сыграть свои роли в деконструкции патологизирующих историй.] деконструктивным выслушиванием. Путем такого выслушивания мы пытаемся открыть пространство для тех аспектов жизненных нарративов людей, которые еще не обрели свою историю. Наша склонность к социальному конструктивизму приводит к тому, что мы взаимодействуем с людьми, побуждая их относится к своим жизненным нарративам не как к пассивно получаемым фактам, но как к активно конструируемым историям. Мы надеемся, что они переживут свои истории как нечто, к формированию чего они приложили руку, а не как что-то, что уже сформировало их. Мы верим, что эта установка помогает деконструировать “фактичность” нарративов людей, и что такая деконструкция ослабляет хватку ограничивающих историй.

В академических кругах слово ”деконструкция” немедленно приводит на ум работу Жака Деррида (напр., 1988), в которой исследуется, помимо прочего, ускользающая природа смысла. Деррида исследует и иллюстрирует, как смысл любого символа, слова или текста безвозвратно увязает в своем контексте. Деррида и другие конструктивисты полагают, что бесполезно искать один единственный “реальный” или “истинный” смысл любого текста, поскольку все нарративы полны пробелов и двусмысленностей. Ученые-деконструктивисты концентрируют свое внимание именно на этих пробелах и двусмысленностях, чтобы показать, что официально санкционированный или общепринятый смысл данного текста есть ни что иное, как лишь один из огромного числа возможных смыслов.

Итак, когда мы слушаем истории людей “деконструктивно”, наш слух направляется убеждением, что эти истории обладают множеством возможных смыслов. Чаще, чем можно было бы предполагать, смысл, который улавливает слушатель, отличается от смысла, который предполагал донести говорящий. Мы пытаемся извлечь из этого выгоду, выискивая пробелы в нашем понимании и прося людей вставить пропущенные детали, или вслушиваясь в двусмысленности смысла и затем спрашивая людей, как они разрешают или имеют дело с этими двусмысленностями.

Когда люди рассказывают нам истории, мы временами прерываем их, чтобы суммировать наши ощущения от их рассказа. Это позволяет им пояснить нам, совпадает ли тот смысл, который мы уловили, с тем, который они пытались донести. Хотя наша цель состоит в том, чтобы “действительно” понять реальности людей, эти реальности неизбежно начинают изменяться в процессе. Обдумывая наши вопросы и комментарии, люди не могут не рассматривать свои истории с новых сторон. Одно наше присутствие превращает их в мир в новую, другую реальность.

В ходе процесса возникают новые смыслы и новые конструкции. Многие из пробелов, которые мы замечаем, еще не заполнены; людям приходится исследовать свой опыт, чтобы найти детали, которые заполнят пробелы. По мере того, как добавляются детали, меняется форма нарратива. Кроме того, когда люди слышат, что мы улавливаем смысл, отличный от их смысла, они могут пересмотреть свои собственные смыслы и модифицировать их. В течение всего этого процесса мы слушаем очень внимательно, чтобы понять, вокруг чего возникают новые конструкции. Полезны ли они и желательны? Если человек не выражает свое предпочтение новой конструкции, мы ей не следуем.