Часть 1. - Трюмпер! – в дверь просовывается круглая рожа начальника

Баннер by Alan

Часть 1.

- Трюмпер! – в дверь просовывается круглая рожа начальника. – Ко мне в кабинет, немедленно!

Закатывая глаза, медленно поднимаю голову от материалов дела, провожая Швармеггера взглядом. Ох, ну, что я не так сделал? За семь лет, что я тут работаю, ни разу доносов не было. К начальству тоже никогда не вызывали, только сам приходил. Что тут происходит, в конце концов?

Откладываю папку и иду в коридор. И тут же натыкаюсь на накрашенное «чудо» метра в два ростом (вместе с прической и сапогами на каблуках) в черных обтягивающих брюках, такой же футболке, с сумкой на плече и прической в духе «я упала с сеновала». Это «недоразумение» посылает мне презрительно-ненавидящий взгляд и отправляется дальше.

Где-то с четверть минуты стою в ступоре, пока меня не окликает Сэм Браиз:

- Эй, Томас! Что встал, как шл*ха у дороги?

Вот тварь! Знает ведь, что я ненавижу подобные фразы в свой адрес! Подхожу, медленно наклоняюсь к нему и шиплю сквозь зубы:

- Еще одна такая фраза – считай, что сдох.

- Какие мы грозные! Я уже в штаны наложил! – ржет друг, не могу не улыбнуться в ответ. Разгибаюсь и иду к начальнику.

Его кабинет находится через коридор от нас, так что добираюсь до него через минуты две. И сразу впадаю в астрал.

В кресле, вальяжно развалившись, сидит «недоразумение» и в упор смотрит на меня. И ухмылочку нацепил свою коронную, мол, вот я король, а ты – никто.

Швармеггер поднимает свою круглую физиономию от бумаг и смотрит на меня, после чего расплывается в улыбке.

- О! Том, ну наконец-то! Садись-садись! Вон кресло!

Прием стирает с лица «недоразумения» королевскую ухмылку. Показываю ему язык незаметно для начальника и сажусь.

- Итак, парни, - на этом месте хмыкаю, разглядывая «чудо» - его очень сложно парнем назвать. – Трюмпер, без задних мыслей, у нас дело.

- Да-да, конечно. Продолжайте, шеф.

- Так вот. Поскольку вы самые лучшие, я посчитал, что только вы вдвоем способны решить дело с минимальным количеством начальных доказательств. Да еще и при том раскладе, что свидетелей почти нет.

Крашеный улыбнулся и спросил:

- Кто из нас его берет? – голос у него хрипловатый, несколько прокуренный и женственный. Такой же, как и он сам.

- Вы оба.

Ошеломленно смотрим сначала на Швармеггера, потом друг на друга и одновременно восклицаем:

- Никогда!

- Цыц, парни, я уже все решил. На задание вам отводиться две недели. Свободны.

Дальше – больше. Оказывается, имеется только одна папка с материалами, поэтому просматривать ее придется либо нам двоим, либо по отдельности. Отдаю папку «недоразумению» под предлогом: «Девушкам надо уступать». На это выражение смотрит мне в глаза, фыркает и, развернувшись, уходит. Нагоняю и хлопаю рукой по заднице. Смачно так, со звуком. Вскрикивает и пытается ударить меня своими длиннющими черными ногтями по лицу. Ухожу от царапин и, смеясь, удаляюсь в отдел, оставляя «недоразумение» кипятится в одиночестве.

Захожу в кабинет и сажусь за стол, закрывая лицо руками.

Да, кстати. Раз уж я свободен, позвольте вам все объяснить.

Меня зовут Томас Трюмпер, я детектив. Мне 27, работаю в полиции Берлина уже семь лет. За это время я стал одним из двух лучших агентов нашего отделения. У меня есть жена и дочь, которых я очень сильно люблю.

Человек, которого я всё время зову «недоразумением», и по совместительству второй лучший агент отдела – Билл Каулитц, 26 лет. Мы соперники – это все, что я могу сказать о наших отношениях.

Когда мы только поступили на работу (сначала я, через неделю – он), мы не особо пересекались. Но когда через три года у нас сровнялось количество с блеском раскрытых преступлений, то мы вдвоем решили, что пытаемся перегнать друг друга. Повздорили. И понеслось.

С каждым годом мы все больше ненавидели друг друга. Когда нам давали задание, каждый пытался выполнить его быстрее второго. Если Каулитц раскрывал дело быстрее меня, то его – заметьте, его! – ставили мне в пример. Если же я раскрывал преступление быстрее, а Билл задерживался на два или три дня, то меня ставили ему в пример, мол, «вот Том раскрыл дело, а ты чего-то тормозишь». О том, кто из нас быстрее выполнил задание, весь отдел узнавал от секретарши начальника, которая была невесткой Сэма, моего лучшего друга и напарника. Естественно, когда все узнавали, что Билла ставили мне в пример, то меня начинали стебать. От этого я психовал и в два счета раскрывал дело. Зато когда так же стебались над Биллом, он поступал иначе – таинственно ухмылялся, и в конце назначенного срока приносил результат. Именно из-за этого у меня на счету на пять-шесть раскрытых преступлений больше, чем у Билла.

Когда Каулитц только появился в отделе, у нас завелась игра: «Доведи Билла до белого каления». Смысл ее состоял в том, что в течение всего рабочего дня мы называем его «киской», «малышкой», «заинькой» и прочими женскими прозвищами, а так же обходимся к ним, как с девчонкой, предлагая ему «отсосать», «подставить попку» или «пойти по кругу». Естественно, Билл к концу дня был на взводе хуже танка. Вот тогда мы свою игру прекращали и спокойно расходились по домам. Сейчас эта игра осталась только частично, потому что мы привыкли к Биллу, а он привык к нашим шуткам.

Но даже после всего этого я никогда не думал, что мне придется работать с этим парнем в паре! Хотя его даже парнем-то назвать сложно. Красится, как девка, одевается так же, прически носит такие, что весь отдел просто лежит на полу, когда его видит с очередным шухером на голове. Однажды он пришел с 24-сантиметровым ирокезом (размер он сам нам сказал), так все пацаны хохотали до истерики. Да, и еще один нюанс – ногти. Черные с белой полоской (французский маникюр, или как он там называется?), невероятно длинные, что после его руки у многих парней отдела царапины оставались. Единственный, кто их не получал, - я, потому что меня либо никогда не было рядом, чтобы ударить, либо я просто перехватывал его руку.

И вот теперь, можно сказать, приехали. Я буду раскрывать с ним одно дело. Просто вслушайтесь в эту фразу. Звучит жутко, не правда ли?

Дверь кабинета отлетает в сторону. Я поднимаю голову от рук. На пороге стоит Билл Каулитц собственной персоной. Ехидно улыбаюсь:

- Чего надо?

Подходит, бросает на стол папку с делом, высокомерно садиться в кресло и говорит:

- Восьмая страница. Показания свидетелей. Взгляни на них.

Послушно открываю папку и нахожу показания. Пробегаю их глазами и натыкаюсь на допрос Джинни Трюмпер.

- Что?! Моя жена?! Она тут каким боком?!

- Объясняю. Джинни – давняя подруга убитой, Стеллы Бакфорд.

- Стелла?! Она убита?!

- Дело по ней заведено, вообще-то.

- Твою мать, Каулитц, объясни все подробно!

- Хорошо. Значит, так. Стелла убита в своей квартире выстрелом из пистолета. К слову, итальянский «Beretta», 32 калибр. Соседи видели, как четверо парней вошли в квартиру девушки, долго там возились, потом раздался выстрел, и парни скрылись. Лиц их в темноте подъезда никто не разглядел.

- Круто. А как вышли на Джинни?

- В квартире убитой нашли фотографию, она на первых страницах, - я тут же стал искать ее.

Нашел. На ней Стелла, Джинни и четырехлетняя Келли, моя дочь, в парке. Хорошо помню этот момент, мы все вместе выехали на пикник. Я фотографировал девочек. Черт, как же так?

- И что?

- Твою жену и дочь полицейские узнали сразу и, поскольку ты присутствовал на допросе какого-то психа, навестили. Там показания твоей жены.

- Что искали в квартире Стеллы?

- Не знаю. Это надо выяснить.

- Ясный перец. Все, забирай папку и шуруй работать, детка.

- Язык вырву, еще раз меня так назовешь, - выдергивает документы у меня из рук и гордо уходит модельной походкой. Беру небольшой детский мячик и швыряю ему в зад.

В точку! Какой я молодец! Разворачивается, гневно раздувая ноздри и отчаянно краснея, так как за его спиной ржет весь отдел. Поднимает мяч и кидает его мне в лицо. Вроде бы и точно, но не попал.

- Мимо, котик! Глазки малость в кучку!

Парни ржут еще сильнее. Билл заливается краской до кончиков ушей и просто убегает в кабинет, как-то странно взмахнув рукой. Только когда злой начальник прикрикнул на всех, хохот потихоньку утих.

Сэм заглянул в мой кабинет через пару минут после того, как все успокоились, широко улыбаясь, отчего я улыбнулся в ответ. Что поделаешь – улыбка у моего друга заразительная.

- Том, я вообще-то был о тебе лучшего мнения.

- В смысле? – перестаю улыбаться. Друг на что-то намекает, но пока до меня не доходит, на что.

- То, что ты вытворял сегодня с крашеным, навевает определенные мысли…

- Идиот! – заржав, крикнул я, толкая друга ногой. Тот, хохоча, сумел-таки сохранить равновесие. – Шелли сказала?

- Ага, - кивает друг. Шелли – его невеста и секретарша нашего шефа. Билла по заднице я ударил у нее на глазах.

- Слушай, а что Билл так рукой махнул? – я попытался изобразить движение. – Ты не видел? – друг замотал головой. – Просто мне показалось, он так сделал, когда убегал…

- Слышь, пацаны! – в дверь просунулась голова компьютерщика Себастьяна. – Там крашеный, по-моему, ревет, сидит.

- Что?! – мы с Сэмом так и покатились. Но я смеяться почти сразу перестал. Значит, мне не показалось, Билл действительно смахивал слезы. Черт. Что же делать теперь? Это ведь я в этом виноват…

- Заткнись! – рявкнул я продолжающему хохотать Сэму. – Дай подумать!

Друг удивленно посмотрел на меня, ничего не понимая.

- Ты чего?

- Подожди.

Он замолчал. Себастьян, стоя в дверях, отрешенно разглядывал картину на стене. Кстати, на ней изображен кувшин, из которого выглядывает девушка с зелеными волосами и горящими красными глазами. Картина так и называется: «Кикимора в кувшине». Я долго ржал над ней, когда увидел впервые.

Долго думать я не стал. Просто встал и пошел к двери кабинета Билла. Сэм и Себастьян поперлись за мной.

- Ты куда? К нему? Зачем? – засыпали они меня вопросами.

- Смойтесь, оба, - шикнул на них я и, осторожно приоткрыв дверь, заглянул.

Кабинет оказался пуст. Но я точно помнил, что Билл не выходил из него. Значит, он где-то здесь.

Пройдя в комнату, я немного удивился обстановке. Неброские черные кресла, черный стол, несколько мрачных картин на стенах, мраморные статуэтки… В общем, сплошная готика.

Из-за темных обоев я не сразу увидел небольшую полупрозрачную завесу, которая делила кабинет на две неравные части. Похоже, что Билл за ней.

Подхожу и решительно отдергиваю ткань. Так и есть. Билл сидит на небольшой тумбе и осторожно поправляет макияж. Когда я дернул завесу, он с перепуга мазанул по веку так, что черная полоска пересекла лоб.

- *б вашу мать! Я же, кажется, просил… - слова застряли у него в горле, когда он увидел меня. – Э… Ты? Тебе чего?

- Я извиниться пришел, - а что, по-вашему, я еще мог сделать? Он плакал из-за меня, значит, я виноват. Следовательно, надо извиниться. Типичная логика полицейского, что поделаешь.

- Не нужны мне твои извинения! – крикнул он, вскакивая и отталкивая меня. – Не нужны!! Мне надоели все ваши выходки!! Неужели не ясно – я такой же человек, как и вы все!! Почему ко мне особое отношение?! Почему?! Обращались бы так же с другими!! Но нет!! Если есть Билл, то все – можно и издеваться, и прикалываться, и по заднице шлепать, и просить отсосать!!!

- Билл… Тише… Пожалуйста… - за время этой тирады он стер черную полоску со лба, а меня загнал в ступор. – Прости, пожалуйста…

- Убирайся!! – я молчал. – Убирайся, я сказал!!!

Что мне оставалось делать? Развернулся и ушел в кабинет. Собрал вещи, заглянул к шефу, взял отгул и пошел домой.

И за этот день Билла я больше не видел.

Следующее утро началось так же паршиво, как закончился предыдущий день. Я поругался с женой. Собственно, причиной этому была тема моего нечастого посещения дома. Я же не виноват, что люблю свою работу и допоздна раскрываю преступления. Как только Джинни это не понимает?

Злой, как не знаю кто, я приехал на работу, поставил «Кадиллак» у входа и вошел в здание. Поднялся на лифте на свой этаж и, брякнув Сэму, чтобы меня не беспокоили, скрылся в кабинете. Закрыв дверь и задернув жалюзи на стеклах, выходящих в коридор, сажусь в кресло. Беру папку с результатами экспертизы, которую принесли еще вчера, и поворачиваюсь в кресле к стене. Теперь меня со спины никто не увидит, так как очень высокая спинка скрывает меня с головой.

Минут через пять, когда я пытаюсь осмыслить результат, слышу протестующий голос Сэма:

- Э-э-э… К нему нельзя!

Что ответили, я не услышал из-за скрипа открывающейся двери. Хотя, возможно, вошедший вообще не ответил.

Я медленно начинаю покачиваться из стороны в сторону. Этот знак знали все. Если я так делаю, значит, меня лучше не беспокоить. Но, похоже, человека за моей спиной мое настроение не волновало. Он рискует попасть мне под горячую руку…

Демонстрируя упорство барана, долбящего закрытые ворота, я не поворачиваюсь. Сзади подходят и заглядывают через плечо. Появляется желание вскинуть локоть, ударив человека по лицу, но быстро подавляю его. Нельзя показаться напуганным. Атака – оружие трусов.

- Большое содержание алкоголя в крови, еще две десятых дозы – и была бы передозировка. Слушай… Одна хромосома вроде как нормальная, а вот вторая с геном гемофилии (несвертываемость крови). Мужчина, умер от потери крови, я прав?

- Да, - просто кивнул я, поворачиваясь.

Мда…. Билл сегодня явно для кого-то старался. Накрашен ярче обычного, джинсы однозначно показывают «мадам Сижу», футболка белая, сверху такого же цвета кожаная куртка…

Грустно смотрит мне в глаза. Потом приседает на край стола и снова смотрит. Спрашиваю:

- Тебе не говорили, что ко мне нельзя?

- Сэм сказал. Но я решил, что мне можно.

- Какой ты самоуверенный. А если я сейчас попрошу тебя убраться вон?

- Не надо, - тихо-тихо произнес он, опуская взгляд. – Не выгоняй меня. Я поговорить пришел.

- Говори.

- Прости меня за вчерашнее…

- Нет.

- Почему?

- Ты меня не простил, я так же поступлю.

- Значит, будем такими же, как раньше?

- Да.

- Отлично. Тогда поднимай свою задницу, и поехали на место преступления.

Я промолчал и, встав, пошел к выходу. Каулитц двинулся за мной.

Сообщив Сэму, что мы на место, выходим из здания. Билл поворачивается ко мне и спрашивает:

- Как будем добираться?

- У тебя машины нет?

- Нет. Я не люблю автомобили…

- Значит, едем на моей, - перебиваю его и иду к «Кадиллаку». Похлопав друга по капоту, снимаю сигнализацию и сажусь за руль. Каулитц плюхается рядом.

- Неплохая машинка…

- Рад, что тебе понравилось. А теперь, будь хорошим мальчиком, пристегнись, поедем с ветерком.

И мы погнали. Где квартира Стеллы, я знал. Поэтому ехал быстро, обгоняя кого попало. Но мою машину со знаком полиции на передних дверцах остановить никто не вздумал.

- Интересно, мы еще едем, или уже летим? – неожиданно выдал Каулитц.

Я чуть не ткнулся бампером в зад стоящей впереди машины. Слава богу, успел вывернуть. От этого желание стукнуть Билла чем-нибудь тяжелым сразу отпадает. Следить за дорогой надо, а не отвлекаться на всяких там придурков.

Еще пара кварталов на бешеной скорости, и мы прибываем. Билл выходит из машины, слегка пошатываясь. Тьфу, неженка. Сразу подумал, что начнет возникать, но нет, промолчал и ждал меня.

Мы заходим в подъезд. Боже мой! Там такое твориться! Всюду бутылки, окурки, шприцы и презервативы. Так вот почему Стелла никогда нас к себе не приглашала!

Поднимаемся на третий этаж и видим такую картину: дверь выбита, она заграждена лентой; рядом все стены в матерных словах, отчего мой язык мгновенно заплетается, пытаясь их прочитать. Господи, я и слов таких-то не знаю…

Внутри стоит сущий беспорядок. Первое, что замечаю, - мобильник. На Билла уже не смотрю, думаю, он знает, что делать. Одеваю белую перчатку и беру мобильный в руки. Осторожно кладу его в пакет для улик и в сумку. В отделе посмотрю.

Оглядываюсь и, следуя интуиции, иду куда-то. Забредаю в спальню. Тут у нас что? Кровать смята, одеяло на полу, подушки почти порваны… Решив проверить намеки, беру ультрафиолетовую лампу, надеваю защитные очки и осматриваю кровать. Так и есть – на кровати около семи пятен спермы. Офигеть. Беру пробы со всех и неожиданно слышу какую-то возню в ванной, что примыкает к спальне. Осторожно подкрадываюсь, вытаскиваю из кобуры пистолет и, держа его наготове, распахиваю дверь.

Вхожу. Вроде никого. Только опускаю пистолет, как сзади на мою голову падает что-то внушительное. Последнее, что слышу – до боли знакомый женский вскрик, топот и крик Билла. Потом сознание медленно меркнет, затягивая меня в омут следом за собой.