Образ Нерона

Расин: в образе Нерона он стремился показать рождающееся чудовище:

«Нерон еще не убил свою мать, жену, наставников, но в нем зреют семена всех этих злодейств, он уже хочет освободиться от запретов, ненавидит своих близких, но прикрывает ненависть притворными ласками. Короче говоря, это чудовище в зачатке, которое, еще не смея открыто проявиться, старается приукрасить свои дурные деяния»

Определение "рождающееся чудовище" нуждается в интерпретации.

Интерпретации этого определения: рождающееся чудовище не в плане развития характера и перелома характера от добра ко злу. С самого начала, с первого монолога матера Нерона Агриппины, мы уже знаем, что видимость и сущность в нем не совпадают. "Личину носит он..." На дне души юного императора таятся злые жестокие силы, неподконтрольные разуму, но наступит время и они вырвутся наружу. Эти жестокие страсти, хотя и дают о себе знать, но пока не готовы и не осмеливаются по-настоящему себя проявить в силу привычного послушания матери Агриппине, учителям. Они пока надежно скрыты под маской добродетели. Весь вопрос в том, когда произойдет окончательное становление юного Нерона, становление личности человека, которая связана с самосознанием, с самоутверждением и с отказом выполнять из послушания то, что другими навязывается как долг. Таким образом, не процесс постепенного развития, а процесс постепенного раскрытия того, что таится в чел душе и в подходящих условиях вырывается наружу. Освобождение лица из-под маски.

Расин исходит из янсенистского представления о слабости, о греховности чел природы, о том, что на дне чел души таятся вот эти темные жестокие силы, неподконтрольные чел разуму. Потому, считает Расин, в обстановке неограниченной власти, то есть абс свободы становление личности происходит не в форме самоогричения и самообуздания, а в форме постижения всей неограниченности своей власти и всей абсолютности своей свободы.

Расин воспроизводит процесс обратный тому, который запечатлел Кальдерон в пьесе "Жизнь есть сон". По мере того, как Нерон осознает всю неограниченность своей власти и свою неподсудность, происходит превращение человека в чудовище. То есть, это процесс освобождения подлинного лица человека из-под личины, маски.

Проблема несовпадения лица и маски ставится уже в открывающем пьесу диалоге матери Агриппины и ее наперсницы Альбины.

У Расина наперсники всегда носители смысла, а не просто вспомогательные персонажи, значение которых одно: дать главному герою возможность высказать все свои размышления и побуждения. Наперсники у Расина могут выражать антитрагическое жизнелюбие, антитрагический пафос приспособления к обстоятельствам, они дают герою советы, как можно приспособиться к ситуации и выжить (такова Сефиза в "Андромахе") или они могут быть выразителем антитрагической близорукости общественного мнения, склонности общественного мнения обманываться и принимать видимость за сущность (такова Альбина). Поэтому она восхищается юным Нероном, он ведь чтит закон, изгнал из Рима доносчиков, вернул в Рим достойных граждан: «Три года властвует, и цезарем таким Тебе ль того не знать? - гордиться может Рим. Стал императором Нерон тому три года,

И время консулов вернулось для народа:

Он подданным отец и в юности своей

Подобен Августу на склоне поздних дней.

В ответном монологе Агриппина не довольствуется видимостью и зная кто ее сын, в котором видимость и сущность отнюдь не совпадают, задумываются о том, чего он хочет добиться. Монолог Агриппины строится на контрастах. Представляет собой систому контрастов, которые с одной стороны акцентируют тему несовпадения видимости и сущности, а с другой стороны создают тревожную напряженную атмосферу, в которой развивается действие трагедии. Она говорит:

«Но как бы прошлого грядущим не попрал

И тем не завершил, чем Август начинал!».

Тирания иногда и даже часто начинается вполне добрым правлением, которое потом сменяется яростным насилием, говорит мать.

«Тиран медоточив, пока не в полной силе.

Как был приветлив Гай, и как его любили!

Но речь медовую сменяет лютый гнет,

И в страхе ледяном покорствует народ.»

Агриппина слишком хорошо знает, чья кровь течет в ее жилах и в жилах ее сына. Это кровь Домиция и Неронов, которые славятся своим необузданным нравом.

«Личину носит он, но сквозь личину явен

В нем сын Домиция, жесток и своенравен»

Кровь

В подлиннике речь идет именно о крови, а упоминание крови в этом контексте очень важно. Кровь (в системе метафорических образов Расина тут и потом в "Федре") - это всегда метафорическое изображение первородного греха. Той порчи, которая в результате первородного греха вошла в человеческую природу.

Монолог Агриппины завершается репликой, тоже построенный на контрасте и исполненной мрачной иронии:

«А как, скажи, постичь и как именовать

Деянье, что в ночи свершил он, словно тать?

Нерону ведомо, - не новость то для Рима,

Что страстно Юния Британиком любима,

Так как же, если впрямь Нерон душой высок,

Как он под кровом тьмы ее похитить мог?»