А что произошло с самими воспитателями?

Пятнадцать лет перемен не прошли даром. В это время начались серьезные изменения в сознании педагогов. Одна категория учителей искренне верила в то, что делала в советское время. Для этой категории, безусловно, крушение идеалов был подлинной трагедией и полной потерей всяческих ориентиров. Позицию второй категории педагогов я бы назвал «двоемыслием», или «двоедушием». Они понимали, что детям надо учиться, и старались с непроницаемым лицом произносить положенные тексты, иногда показывая, что это глупость. Позиция третьей категории — самая творческая: педагог старался донести до детей что-то, помимо официоза, через общение с ними, музыку, походы, школьные спектакли. Такая позиция тоже не очень сильна в педагогическом смысле, поскольку надо было быть до конца честными с детьми. А здесь присутствовала некоторая доля цинизма. Четвертая позиция — диссидентская, когда педагог мог все громить, но это неконструктивно. Дело тут не только в личной безопасности. Такой педагог всегда оказывался в трагической ситуации, поскольку школа — часть государства. В прежние времена любое действие педагога рассматривалось «под идеологической лупой». И должны были пройти годы, чтобы педагог смог, наконец, работать свободно и открыто. Но у многих так и осталась тоска по тому времени, когда все были построены в одну линейку. Сказать, что мы в себе «изжили раба», нельзя до сих пор. Скорость и обвальный характер изменений в ценностных ориентациях педагогов, быстро меняющаяся череда надежд и разочарований — все это характеризует педагогическую ситуацию, сложившуюся в наше время. Эти процессы не могли не отразиться на воспитании, точнее, на понимании того, что такое воспитание.