2015-05-18
254
Военный совет, экстренно собравшийся на Катиной квартире, едва начавшись, закончился размолвкой совещавшихся сторон. А было так. Катя взахлеб рассказывала о жертвах новоявленного маньяка, приканчивавшего женщин металлическим штырем, и постоянно повторяла: «А Колосов мне говорит...», «А я Колосову говорю...», «А Никита считает...». Кравченко и Мещерский молча переглядывались.
— Да, Сережа, во-от дела-то какие, — многозначительно протянул Вадим. — Пора, ой пора!
— Да, — неопределенно хмыкнул Князь.
— Что пора? — Катя споткнулась на полуслове. — О чем вы?
— Да о том. — Кравченко поднялся, потянулся, расправляя мускулы. — Что пора бить морду. Мда-а...
— Кому? — не поняла Катя.
— Гражданину, два вечера подряд доставляющему тебя домой на белых «Жигулях». Некоему мистеру Колосову, который активно суется туда, куда ему соваться не следует.
Князь вежливо покашлял в подтверждение.
— Ты смотри, что делается, а? — Вадим обернулся к приятелю. — Третьего дня является эта особа в два часа ночи. Я молчу, слова не говорю, хоть, заметь, вижу у подъезда эту белую мыльницу. Ну, понимаю же, не идиот — коллеги там, наша служба и опасна, и трудна, майор Томин и Зиночка Кибрит и т.д. Но вот не проходит и двух суток, опять эта колымага у подъезда, мистер Колосов ей дверь открывает, и они прощаются. Слишком долго, на мой взгляд, прощаются. Он к тебе, Катюша, на кофе напрашивался, нет? Жалеешь, что не пригласила?
— Прекрати! — Она встала.
— А я еще и не начал ничего, чтобы прекращать! — Кравченко подошел к шкафу и начал перебирать в ящике магнитофонные кассеты.
— Я говорю с вами о важном деле, вы сами поручили мне...
— Мы тебе поручили получить от Колосова интересующую нас информацию, — вкрадчиво заметил Мещерский. — О поездках при луне на автомобилях, тем более белых, и речи не было.
— Но он просто подбросил меня до дома, что в этом такого? — Катя знала, что приятели подначивают ее, но все равно злилась. Ей хотелось всласть поговорить о том, что ее в данный момент интересовало больше всего, выдерживать же, пусть даже и шутливую, сцену ревности у нее не было никакого желания.
— Подбросил! — Кравченко выбрал кассету, вставил в магнитофон и нажал кнопку перемотки. — Конечно, такого пока еще ничего нет. А чтобы и мысли насчет такого не возникали в чьих-то не в меру шустрых мозгах, пора бить морду. В профилактических целях. — Он сделал изящный жест.
— И кто же этим займется? — осведомилась Катя. Кравченко снисходительно смотрел на нее и молчал.
— Уж не ты ли, Вадечка?
— Бокс полезен для здоровья, — изрек Мещерский. — Кровь разгоняет лучше крапивы.
— И не рассчитывайте даже. — Катя облокотилась о стену и приняла наполеоновскую позу. — Руки у вас коротки на гражданина Колосова. Он таких, как вы, одной левой в узел связывает.
— Кто? — спросил Кравченко.
— Он, — ответила Катя.
— В узел?
— Да, в узел.
— Меня?
— Да, тебя, тебя.
— Меня? — Вадим вдруг рывком сдернул через голову шерстяной свитер, обнажив мощный торс. — Меня?
— Тебя. — Катя постаралась, чтобы голос ее звучал как можно увереннее.
— Иди сюда.
— Еще чего!
— Я кому сказал. Катя выпрямилась.
— Иди сюда. — Кравченко, однако, подошел сам. — Положи сюда руку.
— Отстань.
Он больно дернул ее к себе и прижал ее ладонь к своей груди. Мышцы под гладкой кожей так и заходили, напряглись. Катя попыталась освободиться, но не тут-то было — хватка у Кравченко была железная.
— Думай, что говоришь, — тихо молвил он. Она опустила голову — ей отчего-то стало неловко от его взгляда. Неловко оттого, что Кравченко был так нагло самоуверен в своей физической привлекательности, неловко от присутствия в комнате Мещерского, неловко от того чувства потерянности и покорности, которое независимо от ее воли пробуждало в ней каждое прикосновение к Вадькиному телу.
— Мне больно, Вадя...
Он чуть ослабил хватку, щелкнул магнитофонной кнопкой, включил свое любимое «I'm Alive». Катя не успела оглянуться, как он, плотно прижав ее к себе, сделал с ней по комнате нечто среднее между туром вальса и проходом в танго, талантливо, но весьма неуклюже стараясь попадать в ритм музыки.
Мещерский поднялся с дивана и отошел к окну. Кате бросилось в глаза, какого Князь все-таки невысокого роста. Слишком невысокого для мужчины ее мечты. От Вадьки пахло туалетной водой и каким-то горьковатым дымом. «Почему дымом, он же не курит?» Он довел ее в танце до окна, а затем разжал объятия и легонько подтолкнул к Мещерскому.
— Было очень приятно провести с вами вечер. Желаю всем приятных сновидений. — Кравченко наклонился, поднял с пола свитер и вышел из комнаты. Через минуту в прихожей хлопнула дверь.
— Сумасшедший какой-то. — Катя демонстративно массировала запястье. — Дурак.
Мещерский посмотрел на наручные часы.
— Девять уже, а мне еще на заправку надо успеть. Да... Ну, мы завтра едем к этому скульптору?
— К какому?
— Ты же сама говорила.
— А-а, да.., конечно... — Катя вздохнула. — Завтра предпраздничный день, седьмое марта. Приезжай к часу на Никитский и позвони мне из бюро пропусков.
— Хорошо. Ну, я пошел. — Однако он медлил.
— Иди. Только выключи этот чертов магнитофон. У меня и так голова раскалывается.
Князь сделал, что его просили, вытащил кассету и аккуратно спрятал ее в ящик, затем поплелся восвояси.
Итак, вечер испорчен. Катя плюхнулась в кресло и надулась на весь мир. Ей так хотелось поделиться с ними своими соображениями насчет этого новоявленного монстра, а они... Идиоты противные!
О маньяках Подмосковья Катя знала немало. Однажды ей даже пришлось готовить специальный обзор по серийным убийцам, действовавшим в области. Знаниями своими ей просто не терпелось похвастаться перед этими самоуверенными индюками.
А они все испортили! Один раздевается внаглую, культурист несчастный, а другой тоже — мямля, отвернулся, смотри ты какой, прикидывается, что его трепетная душа уязвлена. Строят из себя тоже! Она включила видео и стала смотреть «Белоснежку». Только это могло ее успокоить. На экране снова плясали гномы. Оставляя свою прекрасную подружку хлопотать по хозяйству в избушке, они прощались, подставляя под ее вишневые губки свои гладкие лысинки для поцелуя. Счастливчик, Скромняга, Ворчун... Мужчина всегда останется мужчиной, даже если он — гном в колпаке, да... Мужчины любят подчинять себе женщин. Вон даже воспитанный, лощеный Вадька и тот туда же: «Иди сюда... Я кому сказал». А другие вообще... Ну а если слов в повелительном наклонении оказывается недостаточно, в ход идут кулаки, оскорбления, издевательства.
И в результате всего этого на свет тихонько, незаметно вылупляется новоиспеченный маньячок. Катя следила за похождениями гномов. Итак, ОН снова пришел к нам. Он..
Она хорошо помнила то ликование, охватившее ее родную «управу», когда осенью 1992 года наконец-то поймали Головкина — Удава. Одиннадцать трупов мальчиков, истерзанных, изрезанных, изуродованных, пыточный бункер в одинцовских Горках-10, на территории всемирно известного конного завода. Она вспоминала, как разглядывала фотоснимки этого бункера. Обычный металлический гараж-"коробка", запертый на амбарный замок. Стойло для машины, стойло для бензинового Пегаса. А внизу, под стойлом, бетонный подвал, массивная крышка-люк, чтобы не слышно было душераздирающих криков истязуемых, вбитые в стены ржавые крючья, железная лестница, корыта для спуска крови, разделочный стол. Мясник. Нет, не совсем. Мясник — это на первый взгляд. Скорее, вивисектор, «естествоиспытатель».
С Головкиным разговаривали многие — следователь, сотрудники розыска, психиатры. На вопрос, зачем делал с жертвой то, что делал, он частенько отвечал: «Хотелось посмотреть, что из этого выйдет».
Катя тяжко вздохнула — Белоснежка на экране приняла из рук колдуньи отравленное яблоко. Порченый плод. Удав был порченым плодом с самого детства. Катю, помнится, особенно поразила вычитанная в отчете судебного психиатра, проводящего экспертизу по этому делу, подробность: будучи еще учеником младших классов, Удав как-то купил на Птичьем рынке рыбок. Маленьких юрких сомиков и гуппи. Пришел домой, поставил банку на плиту, зажег газ и стал смотреть. Рыбки сварились заживо.
Катя знала, что ничто в мире не могло бы испугать ее больше, чем преисполненное любопытства лицо этого восьмилетнего мальчика Сережи, наблюдающего агонию крошечных живых существ. Порченый плод. Этим все сказано.
Но этот, новый, отмечающий свои действия дикой сквозной раной в женском теле, что он-то такое? Кате вспомнилось одно любопытное интервью в «Подмосковье», где на вопросы корреспондента отвечал начальник отдела по раскрытию убийств ГУУРа МВД, повидавший на своем веку десятки серийных убийц. Он там сказал, что «в силу специфики и низменности собственных побудительных мотивов эта категория преступников обычно всеми силами стремится сохранить свои намерения и действия в глубокой тайне, даже от самых близких людей».
Корреспондент переспросил, были ли случаи в российской практике, когда для подобных целей объединялись несколько человек. «Нет, — ответил ас из ГУУРа. — Серийный убийца — всегда одиночка».
ОДИНОЧКА... Колосов кое-что про него знает: сравнительно молод, силен, высок, имеет машину и помещение, где ему никто не мешает забавляться со своими жертвами. Наверняка где-то там, в святая святых НИИ МВД, уже составляется его психологический портрет. Хотя... Она усмехнулась: как говорил начальник отдела убийств «Подмосковью» — портрет серийного убийцы писан вилами по воде. «Мы идем по пути создания методики такого портрета».
Странные все-таки они существа. Из шестого измерения... Катя выключила видео. Сидела в кресле, не мигая, глядела на свет настольной лампы. Мужчины. Почему-то почти всегда это мужчины. А женщины? В России женщин — серийных убийц пока, по словам аса из ГУУРа, выявлено не было. В мире же... Да вот недавний пример — дело супругов Вест из английского городка Глостера.
Сорокалетняя Рози Вест вместе со своим муженьком заживо препарировали одиннадцать девочек, среди которых оказалась их собственная дочь. Катя вспомнила ее фотографию, напечатанную в «Дейли миррор»: одутловатая розовая физиономия, круглые очки, перманент на жидких пепельных волосах, пухлые сосискообразные пальцы с аккуратно наманикюренными ноготками. Тетя Свинка. Тетя Ветчина.
И все же женщины-маньяки — явление редкое. Одна на тысячу, может быть. А мужики...
Итак, что же я знаю про тебя, нетопырь с металлическим жалом? Катя закрыла глаза. Ты выбираешь в качестве жертв молодых, никому не известных актрисочек. И ты их не насилуешь, а просто нанизываешь на свое жало, как бабочек-капустниц. Что из этого можно выудить? Ты предпочитаешь актрис всем другим женщинам. Почему? Ты их любишь? Любишь именно за то, что они иногда поднимаются на сцену? Да? И ты любишь театр? Если так, то ты далеко не дурак. Ценное наблюдение, усмехнулась она.
Если ты не дурак, то, значит, ты кое-что знаешь, кое-где бываешь. Где? Наверное, там, где пахнет пылью кулис, где много тех, кого ты любишь. В театре. Может быть, ты бываешь в «Рампе»? Может, ты один из зрителей Бена? Или его актер? Если ты отнял жизнь у Пьеро — Лавровского, не означает ли это, что ты завидовал его успеху? Ведь у Пьеро получалось с актрисами не только на сцене, но и в.., постели.
Но ты ведь их не насиловал! Вот в чем штука. Тебе нужен был не секс, не удовлетворение животной страсти. А может быть, все это как раз было тебе нужно, только... Ты не мог или не хотел, нетопырь с железным жалом, а?
Если не мог, то ты вписываешься в стандарт средненького маньяка. Известно ведь, что 80 процентов этой публики — либо полные импотенты, либо лица, испытывающие определенные трудности в интимных вопросах.
Кате вспомнился один такой невезучий мужичок. Некто Гуськов. Его звезда взошла на криминальном горизонте в конце 60-х. Катя раскопала его дело в областном архиве.
Фотограф из Салтыковки — красивый, любезный брюнет. Полный импотент, однако при этом «сверхчувственный», алчно жаждавший женщин. За ним числилось шесть убийств на сексуальной почве в Люберцах, Балашихе и Москве. Последние его художества потрясли даже видавших виды сыщиков.
Среди бела дня фотограф явился однажды в Энергетический институт. Познакомился с двумя девушками, пришедшими на переэкзаменовку. Предложил пофотографировать. Те согласились и предложили пойти «на трубу» — так на студенческом жаргоне называлась курилка на чердаке института. Поднялись туда трое, а спустился один... Он нащелкал тогда целую пленку, ее впоследствии изъяли при обыске в его доме. Девиц он сначала оглушил, затем полностью раздел, затем задушил руками — это доставляло ему особенное наслаждение. После он уложил их друг на друга, придав телам такую позу, которую обычно занимают супруги в первую брачную ночь.
Экспертиза признала его не только вменяемым, но и абсолютно лишенным каких-либо психических отклонений человеком. Это чудовище было клинически здоровым.
Итак, если ТЫ из породы Гуськовых, думала Катя, если ты хочешь, жаждешь и не можешь, то значит.., значит... РАНА. Рана в брюшную полость. В чрево женщины, туда, где зарождается новая жизнь. Не есть ли это своеобразный акт твоего обладания женщиной? «Я пронзаю тебя — я беру тебя». Так, что ли? И тогда этот металлический штырь, жало, не что иное, как твой фетиш, фаллический символ. Ты носишь его постоянно с собой. Он — часть тебя.
Но если ты можешь все сам, если ты мужчина, если ты не страдаешь никакими расстройствами, что получается тогда? Она закусила губу. Вот здесь все ее умозаключения наталкивались на глухую стену. Если тебе при всех твоих способностях секс не нужен, тогда что тебе нужно от этих актрис? Что? Только сама смерть? Тебе нравится смотреть, как они умирают? Смотреть, да?
Слишком мало информации. Слишком мало. Впрочем, когда по таким делам ее было в избытке? Металлический штырь — неизвестное орудие убийства. Помещение, где ты забавляешься без помех... Ей вдруг вспомнились слова актера из «Рампы»: там крыша стеклянная, света много, места и мусорить можно безнаказанно. Мусорить... В мастерских, снятых Строгановкой в помещении бывшего консервного завода на Котельнической набережной, можно мусорить — никто не предъявит претензий, можно пачкать пол. Чем пачкать? Скульпторы ведь имеют дело с металлом, у них, кажется, есть масса всяких острых приспособлений — зубила, резцы...
Светка подрабатывала у скульптора, у этого МОГИКАНИНА, к которому они с Мещерским так никак и не соберутся в гости. Интересно, а не позировали ли ему и те девушки, приехавшие из Балашихи и из Волгограда? Натурщицы редко позируют одетыми, почти всегда в чем мама родила. А на той, самой первой жертве, найденной в Бутове, если только Колосов не ошибается, не было ничего. А это может означать, что... Она встала и в волнении заходила по комнате. «Ты всегда слишком торопишься, Катснька», — зазвучал голос Князя. Катя только пожала плечами. Она плохо воспринимала чужие советы, а замечания вообще старалась пропускать мимо ушей.
