Интернета, потом комбинирую и раскрашиваю. Не без творческого напряжения. Волнительно и весело. Но как будто готовишь жаркое из консервов и полуфабрикатов. И тут все так. А зачем поваренку быть на кухне, где никто натуральную даже яичницу не жарит?»
Сразу, что называется, невооруженным глазом видны типологические особенности сетевого текста, которые требуют особого способа мышления. Прежде всего это гипертекстовые ссылки или «линки» (от англ. link — сцепка, линия связи, связующее звено), которые пронизывают всю толщу культуры и благодаря которым текст в себе самом несет указание, в какие разнообразные контексты он может быть включен и какие при этом может иметь разнообразные значения. Каждый «линк» — это дополнительная степень свободы проникновения в суть сообщения и интерпретации данных. Но по мере продвижения по «линкам», число которых не лимитировано, мысль может переориентироваться, с подчинившись побочным импульсам любопытства, или даже непроизвольно перемениться под влиянием новых данных, раскрывающих суть дела с непредвиденной стороны. Когда-то для развития логики науки стало очень конструктивным предположение Ф. Франка о «свободе воли» электрона (1961). А сегодня специфику Net-мышления следовало бы определять как «свободу воли» сетевого текста.
Паутина взаимопересекающихся «линков» способна перемешать контексты сообщений в состояние чуть ли не первобытного синкретизма, природного хаоса, информационной плазмы... — ряд метафор можно продолжать и продолжать, но суть их останется одной и той же: это спонтанный механизм фазового перехода к симультанной информации второго порядка (в синергети-ческом значении термина), которая задает новый уровень осмысления явления. В ситуации фундаментальной неопределенности сетевой текст срабатывает как разгадка в загадке, вызывая эффект «Ага-переживания» от вспыхивающей очевидности причинно-следственной взаимосвязи события с некоторой системой событий (деталей события с целостной структурой явления), благодаря чему картина мира логически упорядочивается и открывается перспектива для эффективного мышления, общения и поведения. Самое существенное в том, что роль «последней капли», вызывающей кристаллизацию симультанной информации второго порядка, может сыграть любой коммуникативный элемент: указание на реальный объект, исторический пример, культурная реминисценция, аналогия, метафора, модальное слово и т.п. Получается, что им всем одинаково придается виртуальная предметность, что это — равнозначимые феномены психической реальности. И, к
примеру, модальное слово будет существенно не как проявление некоего субъективного отношения, а как предметное отнесение самой ситуации к одному из состояний неопределенности — случайности, вероятности, возможности, необходимости, прогнозируемое™ и т.п., поскольку именно это первостепенно важно для читателя в момент поиска оснований для собственного выбора.
Виртуальная предметность не всегда схватывается воображением наглядно, хотя абстрактная живопись справляется с этим вполне убедительно. Зато виртуальная предметность вызывает роение символических образов, обновляет социокультурные эмблемы (традиционные оценки действий и состояний, фиксированные в пословицах, афоризмах, девизах, гербах и т.п.), придает знаковую чувственность абстрактным понятиям и категориям. Поэтому паутинотекст не имеет «экспозиции», «завязки», «кульминации» и т.п. Композиция упрощается до простого перечня фактов, мнений, прецедентов, цитат, подробностей, деталей, привходящих обстоятельств, разного рода данных и персоналий. Все разделы сайта самодостаточны и вместе с тем открыты для любых комбинаций с другими самодостаточными разделами посредством системы линков. Это оптимально, если предположить, что в основе Net-мышления, как пусковой механизм, кроется быстродействующая система эвристических операций в сфере виртуальной предметности. Тогда понятно, что в паутинотексте излишни и даже вредны сюжетные ходы, потому как, подобно непрошеным советам, стеснили бы спонтанность выбора, замедлили скорость перебора вариантов. Получается, что вторым специфическим свойством сетевого текста является своеобразная ассорти-композиция, когда более или менее укомплектованное содержание разворачивается по принципу удобства доступа, как на прилавке или верстальном столе.
Третьей типологической особенностью сетевого текста можно считать его специфический темпоритм. Никакой избыточной информации, никакого разжевывания, никаких прокладок между разделами, ничего акцентирующего. За каждым штрихом — особая виртуальная предметность. В языковом плане это выражается в максимальной субстантивации лексики, преобладании номинативных предложений, сугубом лаконизме, даже прерывистости изложения и особенно в эллиптическом характере грамматических конструкций, когда эллипсис (от греч. ellipsis — выпадение, опущение: пропуск элемента высказывания, легко понимаемого в данном контексте или ситуации) становится основной стилистической фигурой, привносящей в текст оттенок диалогичности. Как будто кто-то поставил цель довести до предела пресловутый «телеграфный стиль», преуспел в этом и пошел дальше, погружаясь в стихию собственно внутренней 272
речи, которая, по определению, представляет собой «использование языка (точнее, языковых значений) вне процесса реальной коммуникации,...когда она выступает как средство мышления, пользуется специфическими единицами (код образов и схем, предметный код, предметные значения) и имеет специфическую структуру, отличную от структуры внешней речи»40.
Посвятивший много усилий изучению данного феномена Л.С. Выготский говорил, что внутренняя речь «оперирует семантикой, а не фонетикой слова», что это — «мышление чистыми значениями» и даже «процесс испарения речи в мысль»41. Однако он не был склонен соглашаться с бихевиористом Уотсоном, полагавшим, что, если бы удалось записать внутреннюю речь на пластинке фонографа, она осталась бы совершенно непонятной. С его точки зрения, внутренняя речь человека формируется в процессе интериоризации внешней речи и сопоставима с родственными явлениями языкового общения, когда «при известных условиях слова изменяют обычный смысл и значение и приобретают специфическое значение, придаваемое им определенными условиями их возникновения»42. «Между живущими одной жизнью людьми, — пишет Л.С. Выготский, — легко возникают условные значения слов, особый диалект, особый жаргон, понятный только участвующим в его возникновении людям... Совершенно понятно, что в условиях внутренней речи также необходимо должен возникнуть такой внутренний диалект»43.
Как видно, Net-мышление следует отнести к тем адаптивным механизмам сознания, которые особо родственны феномену внутренней речи. Однако это не чистая самокоммуникация. Здесь в классический «разговор с собой» неизбывно включен дополнительный голос, всеведущий («найдется все»), но (!) не всемогущий. Подчеркнутое — важно кардинально. Мышление человека диалогично уже потому, что в индивидуальном сознании подспудную роль играют архетипы коллективного бессознательного. Динамику мифологического текста определяет повелительный стереотип, как когда-то в «двухпалатном сознании» древнего грека все решал голос бога. Рационалистические идеи становятся массовыми убеждениями благодаря опоре на постулаты учения, которые звучат в тексте, словно голос Гения, Вождя, Учителя. Прагматичный комментатор никогда не забывает напомнить или
40 Краткий психологический словарь / Под ред. А.В. Петровского и М.Г. Яро-шевского. М, 1985. С. 306.
41 Выготский Л.С Мышление и речь // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982-1984. Т. 2. С. 353.
«Там же. С. 351. 43 Там же.
хотя бы намекнуть, что его оценки — голос общественного мнения. Рекламный слоган — крик коллективного зазывалы, обещающий престижное удовольствие за приемлемую цену. И даже экзистенциальный выбор совершается не без влияния «внутреннего голоса», в котором проявляется не шкурный интерес, а феноменологическое свойство человека. Но тем не менее голос сознания суверенен, и диалог отнюдь не предсказуем. Великолепный пример тому — баллада бесстрашного Франсуа Вийона (1431 или 1432) «Спор между Вийоном и его душою»44:
— Кто это? — Я. — Не понимаю, кто ты?
— Твоя душа. Я не могла стерпеть. Подумай над собою. — Неохота.
— Взгляни, подобно псу, — где хлеб, где плеть, Не можешь ты ни жить, ни умереть.
— А от чего? — Тебя безумье охватило.
— Что хочешь ты? — Найди былые силы, Опомнись, изменись. — Я изменюсь.
— Когда? — Когда-нибудь. — Коль так, мой милый, Я промолчу. — А я, я обойдусь.
— Ты лучше, чем ты есть. — Оставь кадило.
— Взгляни на небеса. — Зачем? Я отвернусь.
— Ученье есть. — Но ты не научила.
— Я промолчу. — А я, я обойдусь.
— 71м хочешь жить? — Не знаю. Это было.
— Опомнись! — Я не жду, не помню, не боюсь.
— Ты можешь все. — Мне все давно постыло.
— Я промолчу. — А я, я обойдусь.
Если вдуматься, это трагическое стихотворение. Человек может настоять на своем. Но комплекс Прометея — это не только великое свершение, а еще и мучительная судьба. Для личности отказ от диалога — это конец. И в общем-то человек чувствует, на что идет, разрывая контакт с опостылевшим коллективным бессознательным. Об этом самое, может быть, пронзительное стихотворение XX в., законченное Мариной Цветаевой 11 мая 1939 г., вскоре после вторжения гитлеровских войск в Чехословакию45:
...Отказываюсь — быть. В Бедламе нелюдей Отказываюсь — жить. С волками площадей
44 Цит. по: Эренбург И. Стихотворения / Пер. И. Эренбурга. Л., 1977. Оп. 351. «s Цветаева М. «О слезы на глазах!..» // Цветаева М. Стихи и поэмы. Вильнюс, 1988. С. 273.
Отказываюсь — выть. С акулами равнин Отказываюсь плыть — Вниз — по теченью спин.
Не надо мне ни дыр Ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир Ответ один — отказ.
Так что, хотя в процессе эволюции человека суверенность индивидуальной психики укреплялась и нарастала, голос коллективного бессознательного по-прежнему сохранял интонации всеведения и всевластия. Дополнительный голос Интернета тоже всеведущ, но вся властность — в распоряжении самого пользователя. Пролистывая сайты, он сам делает не только выбор, но и вывод, сам изменяет фантомную жизнь сетевого текста. Вот почему внутренняя речь человека, по характеристике Л.С Выготского, предикативна, то есть представляет собой перебор вариантов выбора личных способов действия (оперирования с предметом), в результате которого творчески выстраивается линия мысли. А сетевой текст, структурно совпадающий с внутренней речью, субстантивен, то есть предлагает на выбор перечень предметов, в круге которых и с помощью которых может по собственной инициативе действовать человек, и творческим становится не выстраивание, а эвристическое улавливание мысли, вырастающей, словно кристалл, в пересыщенном растворе информации. Это как бы внутренняя речь собирательной личности: не диалог с авторитетом, а полилог множества компетентных голосов, но при всем при том решающим для каждого остается собственное слово.
Интернет, наверное, можно бы назвать «второй палатой сознания», но в отличие от древнего грека современный человек склонен слышать веление Бога в голосе своего «Я». И как бы в понимании этого паутинотекст и строится не как команда, совет или соблазн, а как стеллаж, с которого одинаково легко взять любой предмет. Субстантивированная внутренняя речь коллективной личности обеспечивает особый режим работы для предикативной внутренней речи индивида. Вот слова испытуемой Наталии А.: «Ты видишь перед глазами весь список возможностей, интуитивно выбирая необходимое... Ты скользишь намеренно по поверхности, чтобы не провалиться и выхватить то нужное, что первоначально искал... Интернет щадит тебя, соответствуя твоим задачам и способу понимать. Он предлагает тебе только самое главное, дополнительное оставляя в ссылке (надо — посмотришь, нет — все равно поймешь из контекста... Мы не пойдем в специальные библиотеки
и отделы за парой абзацев, которые нам "прояснят ситуацию". Но мы очень уважаем систематизаторов, которые еще остались и носят в своей голове все эти объемы информации)». Net-мышление «пульсирует», таким образом, в темпо-ритме субстантивно-предикативной внутренней речи, и это не только определяет ассорти-композицию паутинотекста, но и переиначивает на свой лад логико-смысловую систему любых других типов текста, либо отвергая «с порога», либо придавая самые неожиданные значения их функционально-структурным компонентам.
Четвертой важной особенностью паутинотекста является специфическая стилистика интерактивности. Любой сайт или мэсидж (от англ. message — послание) Интернета отличают устойчивые типологические признаки: акцентуированный ник (псевдоним) или нарочитая самопрезентация; макароническое словоупотребление; слэнговая фразеология; упрощенность и одновременно жеманность синтаксиса; экстравагантность и апломб суждений. Иногда не без оттенков дурашливого эпатажа. Но в целом это эффектный способ публично заявить и подтвердить свою волю и свое право на авторитетное вмешательство в процесс обсуждения темы, поиска истины, принятия решения. И одновременно это эффективная обкатка субъективных притязаний личности, когда беззастенчивая откровенность, как бы вызывая огонь на себя, провоцирует поддержку, сопротивление или пренебрежение, которые закрепляют или трансформируют паттерны самооценки.
В переживании самовыражения и самоутверждения смыкается пароксизм публичности (в предельном значении: «На миру и смерть красна!») и выплеск субъективности (в предельном значении: «Это — Я, Господи!»). В основе столь мощных эмоций — глубинная энергетика сопряжения и взаиморазрядки влечений индивидуального бессознательного и архетипов коллективной психики. Однако важно обратить внимание и на обратное воздействие. Публичная субъективность может быть искренней откровенностью или циничным лицедейством, личным экспериментированием или послушным следованием рекламной раскрутке — она в любом случае активизирует глубинные механизмы личности, в любом случае смыкает влечения индивидуального бессознательного и архетипы коллективной психики, в любом случае сопровождается острыми переживаниями. К эффектам публичной субъективности можно отнести и «сценические» слезы, и «срезающие» остроты, и хулиганский кураж, и экстатический порыв, и харизматический апломб, и «непробиваемый» блеф... Известны и специфические неврозы (легкие и не очень легкие формы эксгибиционизма): «звездная болезнь», «комплекс
непризнанности», «самозванство» и т.п. Элемент самоупоения (или самобичевания), характерный для публичной субъективности, парадоксальным образом раскрепощает сознание. Человек мыслит, говорит и действует без оглядки на регламент, субординацию и приличия, следуя собственным интенциям, видя мир в свете личных (близких и потому ясных и понятных) интересов и ощущая свое прямое воздействие на ситуацию. Его суждения обретают смелость, прямоту и четкость. В его словах появляется глубинная эмоциональность и эстетическая выразительность. Его намерения приходится учитывать всем. Публичная субъективность — это, в сущности, специфический способ мышления-общения—поведения, действительность и мощь которого незамедлительны и самоочевидны. Этим объясняется эмоциональная притягательность публичной субъективности. Но этим же объясняется и то, что претензии на публичную субъективность люди готовы принять как должное только со стороны признанных кумиров, звезд, вождей, авторитетов, отвергая все остальное как не-i скромность, нахальство, наглость, мошенничество и т.п. Для межличностного общения это в известном смысле справедливо, но в интрапсихическом (внутриличностном) плане это деприва-ция важной духовной потребности. А в интерпсихическом (социальном) аспекте это оставляет без применения мощный ресурс интеллектуальной активности рядовых членов общества. Выход указало развитие интерактивных информационных технологий.
Психологическое содержание интерактивности состоит в реализации глубинных стремлений личности к самовыражению и самоутверждению посредством массовой коммуникации. Каждый человек получает возможность публично проявить субъективное отношение к важным событиям общественной жизни. Традиционный для журналистики «эффект присутствия» достигает предельных значений и перерастает в «эффект участия». Это уже другое психическое состояние. Человек не поглощает сведения, а оперирует с информацией. И что принципиально важно, это индивидуальная активность. Человек сам находит информацию для сравнения в других источниках, в собственном образовании и личной ментальное™. Он высоко ставит свои суждения и настаивает на том, чтобы их принимали в расчет. Это в полном смысле массовое поветрие. Люди звонят в московские студии из Магадана или Норильска, соглашаются отвечать на самые бестактные вопросы репортеров, идут на всяческие ухищрения, чтобы попасть в массовку популярного ток-шоу. «Когда юбилейная "Я — сама" выйдет в эфир, — не скрывает удивления журналист, — посмотрите на женщин, собравшихся в студии: они совершили подвиг. Чтобы прорваться в "Останкино" на запись программы,
все эти разодетые дамы часа полтора бились в холодном предбаннике телецентра с охранниками, сотрудниками каналов и время от времени друг с другом... Закончилось это смертоубийство взятием милицейского кордона, а заодно и заветной студии»46. Журналисты уже почувствовали, что «эффект участия» — главное в работе современных mass-media. Они стремятся использовать интерактивные формы в пропагандистских целях: не пропускают или всячески выделяют отдельные реплики, то есть вводят те или иные формы цензуры, пытаются управлять разговором с помощью наводящих вопросов, грубо льстят приглашенным в ток-шоу или хамски их одергивают и т.п. Но это — пустые хлопоты. Интерактивная аудитория выходит за пределы классической схемы «two-step-communication», и журналист теряет в ее глазах ауру «лидера мнений». В свете публичной субъективности он сам выглядит неадекватно, и ведет это только к растрате последнего кредита доверия в обществе. Рост публичной субъективности как реципиента, так и коммуникатора характерен для всех информационных процессов современного общества. А в Интернете это уже исходное условие контакта. «Времени на адаптацию практически нет, — отмечает испытуемый Игорь П., — если вошел в сеть, значит, начинаешь общаться... Не раскрылся — тебя не заметят, не обратят внимания, не удостоят ответа. Раскрылся — нужная информация сама к тебе липнет. И сторонников, и спорщиков — навалом. Только не тормози, успевай...»
Публичная субъективность превращается в универсальный эвристический прием. Но в среде с избыточными объемами информации уже перебор и комбинирование вариантов выводит на новый уровень осмысления предмета, формирует новые представления. Интерактивным становится само творчество-в-процес-се-коммуницирования. «Не надо знать все, — приходит к выводу испытуемая Наталия А., — надо иметь понимание, где это найти, — вот кредо современного человека. Скорее даже его формула выживания. "Где" — не значит банальный способ подключиться к поисковой системе. "Где" — это возможность по полуфразам воссоздать явление, найти в голове те осколки, которые тоже из этой области, кажется, — и вот вам уже рождается кристалл нового, — нет, не знания, — представления. Знания мы оставим для ученых и систематизаторов, а нам нужно успеть жить. Поэтому ограничимся представлениями. Главное, чтобы не подвела интеллектуальная интуиция, воспитанная в эпоху доинтернетовского, "добротного" способа понимать».
46 Меньшова пригрозила бросить «Я — саму»... // Вечерняя Москва. 1997. 12 февр.
Это умозаключение заслуживает самого пристального внимания. Автор видит решающую роль «интеллектуальной интуиции», то есть творческой активности «Я». Более того, подчеркивает, как много значит уровень личной образованности, то есть «доинтернетовского, "добротного" способа понимать». И все-таки «формулой выживания» современного человека называет, в сущности, преобладание эвристики над аналитикой и комбинаторики над силлогистикой. Очевидно, такого рода умственная деятельность будет затруднена, если вообще возможна, вне паутинотекста с его стилистикой интерактивности и композиционными приемами типа «ассорти», «стеллаж», «вино без бутылки» (термин П. Бар-лоу), «елка с игрушками» (термин А. Андреева) и т.п. И если снова вспомнить знаменитый афоризм Л.С. Выготского: «Мысль не выражается, а совершается в слове» (1934), — то в сетевом «on Ипе»-тексте следует видеть не застывший слепок, а живую пульсацию Net-мышления, потому что в каждый новый момент конкретного обращения возникает новая информационная ситуация.
Это, конечно, трудно представимый феномен — текст, который характеризуется одновременно и конкретностью, и неопределенностью. Современный философ В.В. Тарасенко предлагает для этой цели специальное понятие — «фрактальный нарратив», которым можно описать «способ создания повествований, концептов, познавательных, культурных практик» в Интернете. «В качестве примера-аналогии фрактальной структуры, — уточняет исследователь, — можно предложить образ видео-обратной связи. Простейшим примером видео-обратной связи служит структура, получаемая в зеркале, отображающем зеркало, стоящее напротив. Наблюдатель помещенный между двух зеркал, видит бесконечную картинку, полученную в результате отражений между зеркалами. Зеркала отображают то, чего вне этих зеркал нет: бесконечность изображающих друг друга изображений... Фрактальный нарратив по аналогии с фрактальными структурами видео-обратных связей можно рассматривать как некоторую коммуникативную макроструктуру, образованную через итерации, нажатия, щелчки, засечки Человека Кликающего между познавательными "зеркалами"... Человек Кликающий формирует фрактальный нарратив своими перескоками. Фрактальный нарратив, перескоки формируют Человека Кликающего. Сам Человек Кликающий не имеет никакого содержания без этих перескоков и засечек. Он гуляет перескоками по миру и строит перескоками мир»47. В данной философической модели более всего поражает, что фрактальный
47 Тарасенко В.В. Человек Кликающий (Глобальная компьютерная сеть как философская проблема) // Планета ИНТЕРНЕТ. 1997. № 4(6).
нарратив практически совпадает с физической картиной квантового индетерминизма. Чем, если вдуматься, мыслительная активность Человека Кликающего, который «гуляет перескоками по миру» и «не имеет никакого содержания без этих перескоков и засечек», отличается от поведения электрона, которое не предопределяется ни явными, ни скрытыми причинами, не подчиняется никаким закономерностям и потому не может быть предсказано? И так же, как математик Ф. Франк «вычислил» в квантовом индетерминизме «свободу воли» электрона (1961), так философ В.В. Тарасенко «определил», что Человек Кликающий «познает мир непосредственно собственным телом». Однако еще камера Вильсона (1912) позволила, фотографируя треки (следы) заряженных частиц, по «пучкам траекторий» представлять и прогнозировать упорядоченное целое системы микрообъектов, каждый из которых по отдельности как бы обладает свободой воли. И хотя познание «непосредственно собственным телом» не может не быть конкретным и уникальным (просто в силу уникальности любого «собственного тела»), абстракция «электронный коттедж» А. Тоффлера (1980) как бы свела в «пучок» траектории-паттерны сетевого мышления—общения—поведения, по которому можно ясно представить тип и стиль Человека Кликающего, уверенно прогнозировать его спрос и предложение и даже найти объяснение политическим сенсациям, вроде описанного выше всплеска электоральной активности инертных в общественном отношении сторонников СПС. Прецедент 1999 г. достоин углубленного анализа.
Нетрудно установить, по какому образцу действовали полит-технологи, когда одновременно по всей Москве на серо-голубых рекламных щитах в компьютерном дизайне оформлялось вопросительное: «Хочешь жить как в Европе?» (вариант: «Тебе что, больше всех надо?»), через несколько дней добавлялось контактное: «Да!», а день-другой спустя возникало доверительное: «Голосуй за Кириенко!». В Интернете есть особая программа дружеского on line общения ICQ или на сленге «Аська» (то ли от англ. ask — спрашивать, просить, приглашать, требовать, то ли от рус. вопросительного междометия «Ась?»), которая похожа на перебрасывание записками и позволяет уточнять файлы, регулировать контакты, рассылать приглашения для включения сетевых программ... Исходный алгоритм, раскручивающий любую последовательность операций, устойчив в своей простоте: стимулирующий встречную активность импульс неопределенности — интерактивная сверка данных — когерентная реакция. Фундаментальное значение данного приема четко прослеживается в программе IRC, обеспечивающей спонтанное общение в развлекательных
5 «чатах», а также находит подтверждение в индивидуальном почерке участников высокоинтеллектуальных «форумов» и узкопрофессиональных «конференций» в Интернете. Таков, можно сказать, элементарный (далее неделимый) алгоритм сетевого контакта в том смысле, что цепочки из трех этих операций достаточно для пошагового изменения состояния и приемника, и источника информации, а если меньше — положительная обратная связь не возникает и процесс пресекается. И вдруг в предвыборной акции СПС этот элементарный алгоритм становится формой и содержанием, темой и идеей, сюжетом и композицией, замыслом и выразительным средством. Строго говоря, в данном пропагандистском тексте нет никакой конкретики — ни фактов, ни аргументов, только структура и динамика трехходовой комбинации с положительной обратной связью. Но эта голая схема становится живой коммуникацией, по-своему увлекательной и весьма эффективной, потому что приводит в интерактивное соприкосновение непробегаемые сознанием пласты информации как относительно СПС, так и в сфере собственных политических предпочтений пользователя. Характерно, что комбинируются нечетко очерченные, более того, в принципе неопределимые образы:
Что такое «жить, как в Европе»? У каждого свое и весьма расплывчатое представление. И вряд ли хоть кто-нибудь, хоть избиратель, хоть имиджмейкер, сможет уверенно перечислить четкий набор параметров «европейской жизни». А уж что приходит в голову при словах: «Тебе что, больше всех надо?», — вообще непредставимо.! В какой степени обоснованным можно считать в таком слу-
чае выбор: «Да!»?
И с какой стати после всего этого следовать призыву: «Голосуй за Кириенко!»?
Но в то же время нельзя сказать, будто эти нечетко очерченные образы совсем уж ни на что не похожи, недоступны пониманию, бесполезны для саморефлексии и не поддаются комменти-|рованию в межличностном общении. Скорее наоборот. Они волнуют воображение и стимулируют встречную активность мысли тем, что как бы в первом приближении схватывают в хаотическом роении информации круг повторяющихся конфигураций, если хотите, «пучок траекторий», доступный наблюдению и интерпретации. Решающее значение приобретает тот факт, что расплывчатое представление включается в жесткую структуру элементарного алгоритма сетевого контакта. И чем острее «стимулирующий импульс неопределенности», тем более значимым кажется мельчайшее совпадение в деталях хаотических образов. 281
Тем легче при «интерактивной сверке данных» случайному сцеплению подробностей может быть придано значение существенной закономерности. И тогда «когерентную реакцию» можно как бы подтолкнуть в заданном направлении, предрекая будущий паттерн поведения. Однако любая подсказка, намек или хотя бы прогноз предвосхищает, а точнее, имитирует будущий импульс положительной обратной связи, загодя подкрепляя реакцию, что в обычных условиях может дать только постреактивное развитие событий. И, как всегда при субъективном вмешательстве в спонтанный процесс, в одном случае это ускоряет течение дел, в другом — приводит к разрыву цепи положительной обратной связи и разного рода бумеранг-эффектам.
Тот факт, что тонкую по замыслу, крупную по масштабам, растянутую во времени пропагандистскую акцию удалось развернуть строго по элементарному алгоритму сетевого контакта, говорит о типологической роли данного алгоритма в новой парадигме мышления, а может быть, и о его универсальности вообще. В свете синергетической теорий это может рассматриваться как информационная модель фазового перехода из периода неравновесного, хаотического состояния системы через самоорганизацию новых механизмов регуляции в принципиально иное состояние порядка. Дело в том, что, согласно синергетическому «принципу порабощения», возникающее в момент флуктуации случайное сцепление информации может оказаться настолько устойчивым, что начнет повторяться при последующих колебаниях, постепенно подчиняя ритму своего цикла самовоспроизведения хаотическую пульсацию информационного поля. Так в теории порождается из хаоса принципиально новый механизм саморегуляции флуктуирующей системы, благодаря самодвижению которого спонтанно разворачивается преобразование случайных параметров в информацию второго порядка и самопроизвольно выкристаллизовывается по-новому упорядоченная постфлуктуационная структура.
Для философов этот процесс по-прежнему «чуть ли не мистическая вещь», но в математической абстракции уже рассчитана «фрактальная геометрия природы». Имено так бельгийский математик Бенуа Мандельброт назвал свою книгу о «нерегулярных, но самоподобных структурах» (1977). В его определении фракталом (от лат. fractus — состоящий из фрагментов) «называ-