2015-05-10
380
Просто, двусмысленно. Тем не менее я поняла. Он просил немного веры, напоминал не отказываться от него или не сомневаться в себе, так же он просил и сказал те же самые слова на вечеринке МакКарти на пляже у костра. Как и я, он был на неизведанной территории и это пугало до ужаса. И если расстояние было тем, что нам нужно прямо сейчас, я бы выждала время.
Лучик осеннего солнца заиграл на коробке, и я увидела, что отец открыл занавески с моем номере. Он переминался с ноги на ногу у окна, его старая поношенная военная сумка болталась на плече. Он не принадлежал большим городам. Его рейс до дома был только сегодня днем, и я могла сказать, что он с нетерпением ждал возвращения к друзьям и рыбалке Форкса.
Я обняла его за талию.
- Я не знаю, что бы делала без тебя, пап. Спасибо за помощь.
Он похлопал меня по рукам. - Я не могу помочь со всеми этими СМИ, но если нужно кого-нибудь арестовать или пристрелить... ну, я могу рассмотреть такой вариант.
Заманчиво, но я отказалась.
Такое ощущение, что мы боролись с огнем, который разгорался быстрее, чем мы могли его сдержать.
Слухи об аресте Эдварда быстро распространились и охватили всё, от злоупотребления наркотиками до нервного срыва. Вольтури выпустили заявление — расплывчатое заявление о том, что он лечится от истощения и прочее, прочее.
Но у таблоидов был нюх ищейки. Они видели прямо насквозь.
Вчера появился новый слух, обвиняющий меня в крупной ссоре с Эдвардом в Boom Boom Room, которая привела к нашему предполагаемому разрыву и его срыву. Уже скоро фанаты начнут требовать мою голову и жечь мои чучела на улицах. Источник слуха, колонка сплетен HollywoodDays, был также ответственен за июльский бред «Друг на лбу», в котором обладателем маркера была Шарлотта.
Аналогично, в новой статье, «Круто тусующийся Каллен лупит бойфренда бывшей жены», журнал так же сослался на «неназванный источник, близкий к паре».
Был ли неназванный источник Шарлоттой, готовящейся к релизу книги? Или журнал бросил дротик вслепую и попали близко к правде? Я понятия не имела.
Но когда блог разразился еще одним заголовком «Плохой мальчик Каллен мучается из-за срыва» и упомянул помещение Эдварда в качестве пациента в Мемориальный госпиталь — информация, недоступная публике — я стала подозревать наличие инсайдерской работы.
Как раз перед ланчем я позвонила Лее.
- У меня ничего нет на твоего ублюдка Вольтури, - отрезала она. - Как я сказала, он замел все следы. Однако, я думаю, что ты можешь осуществить небольшую слежку а-ля Нэнси Дрю. (литературный и киноперсонаж, девушка-детектив, известная во многих странах. Самым известным автором стала Милдред Уирт Бенсон. Книги стали выпускаться в США в 1930-х годах, и очень скоро Нэнси стала известной далеко за пределами своей родины – пп)
Используй старый трюк в книге.
- И какой старый трюк в книге?
- Сунь диктофон в карман и доведи придурка до бешенства в следующий раз, когда будете разговаривать. Увидишь, что получится.
Я фыркнула.
- Я подумаю над этим. Я бы хотела, чтобы ты кое-что посмотрела для меня. Журнал HollywoodDays выпустил несколько статей про Эдварда, ссылаясь на «неназванный источник близкий к паре». Ты можешь выяснить имя этого источника?
- Могу попытаться. - На том конце провода послышалось низкое бормотание, затем Лея фыркнула. - Гм... Джейк говорит привет, и не позволяй медсестрам поймать тебя задницей кверху под прозрачной больничной рубашкой Эдварда, - пробормотала она и отключилась.
Так, так, так мистер Блек. Кажется он наконец освободился от одной из своих женщин.
0 0 0
К полудню отец уехал в аэропорт. Карлайл и я склонились над салатами, принесенными обслуживанием номеров, и молча жевали. Каждый кусок тяжело приземлялся в животе. Я чувствовала его спокойный, оценивающий взгляд на себе. Он колебался, как найти способ сказать то, что должно быть сказано — почему я так долго тянула со звонком им. Но атаки СМИ тяжестью лежали на моих плечах, я думаю, он не хотел давить.
Дверь гостиничного номера открылась, и вошла Эсми. Она кинула свой кошелек на кухонную стойку, и пододвинула стул к Карлайлу, уткнувшись лицом в ладони.
- Как он? - спросил он, потирая ее спину.
- Так же. Все еще отказывается принять посетителей. И раз уж он не хочет видеть нас, сестры не могут принудить его.
- Может быть Белле снова попытаться.
- Пожалуйста, Белла. Попытайся. - Она схватила мою руку, вся ее маленькая фигурка сочилась сожалением и паникой, с тех пор, как они впервые прибыли в Чикаго. Спаси моего сына, говорили ее сжатые пальцы, приведи его домой.
Если бы я только могла.
Я сжала их в извинении.
- Я ходила этим утром. Он не хочет меня видеть, пока не будет в лучшей форме, и я не хочу расстраивать его еще больше.
Это причиняло острую боль. Это было нелогично — мы все видели его и в худшем состоянии. Черт, любой, кто включал WGN Чикаго видел его в худшем состоянии, сжимающим эту чертову урну, охрана оттаскивает его. Но я понимала, почему он делает то, что делает. Эдвард Каллен не хотел жалости. Он хотел вынести это с достоинством, потому что был запрограммирован исправлять и защищать. Я думаю, где-то глубоко в своем сильно накачанном лекарствами мозгу, он понимал, что мы за дверью и ждем, и поддерживаем.
Я закончила с салатом, скомкала салфетку и бросила в мусорное ведро. Карлайл сделал тоже самое.
- Пройдемся? Хочу подышать воздухом, и годы прошли с тех пор, как я был в Чикаго. Я чувствую ностальгию.
Точно. Я забыла, что Карлайл вырос здесь.
Вместо того, чтобы повернуть на запад в центр города, мы повернули на восток. Пока мы шли, количество домов стало уменьшаться, пока не осталось одно широкое небо и бесконечные участки серой воды. Озеро Мичиган.
Яркие парусники были словно крапинки на горизонте. Чайки носились гораздо ближе, чем я предпочитала, я предположила, что туристы любезно делились с ними недоеденными хот-догами, и они привыкли к этому. Карлайл вел меня сквозь туннель, который шел под оживленной дорогой и выходил на тропу.
Мы долгое время шли по берегу озера молча, наслаждаясь бризом и накатывающими волнами. Спустя некоторое время я увидела колесо обозрения дальше по дорожке, и пирс, уходящий в воду.
- Давай сядем, - сказал он, указывая на скамейку. Мы наблюдали, как гуляют семьи туда сюда по деревянному тротуару, дети шныряют среди тенистых деревьев и ползают среди статуй, стоящих на береговой линии.
- Мой брат — отец Эдварда — раньше водил меня на пирс Нэви Пиердля передышки, когда уставал от медицинской школы
- Могу понять почему.
Он улыбнулся мне печальными глазами, и я смутно видела Эдварда в их красоте.
- Я очень извиняюсь за то, что наши тайны сделали с тобой, Белла.
Я пожала плечами. Как объяснить мужчине, которого ты идеализировала, как идеального отца, что он обидел тебя? Что это разрывает тебя и переворачивает детские идеалы с ног на голову?
Так или иначе, я думаю, он понял это.
- Ты превосходно со всем справилась.
- Мне так не кажется. Я чувствую, что подвела его.
- Как так?
Я занервничала и стала дергать свой браслет.
- Я была слишком занята на своей работе и не видела, насколько серьезной становилась ситуация, пока не стало слишком поздно, даже после его гипомании в ЛА. Один раз — можно понять, но дважды? Я раньше должна была позвонить доктору?
- Все это ново для тебя, и ты делаешь все, что можешь, малыш. Решить как обращаться с человеком с ментальными расстройствами, все равно что ехать в путешествие без карты и со складной шторкой на лобовом стекле.
Правда что ли?
- Но я знаю, что ты чувствуешь. Той ночью в НЙ, когда ты просила меня приехать в особняк... - Он закрыл глаза, пытаясь справиться с эмоциями. - Я снова и снова перед глазами видел моего брата и Элизабет. Элизабет поручила моей заботе маленького Эдварда, прежде чем покончила свою жизнь самоубийством. Ты знала об этом?
- Ее письмо в рюкзаке Эдварда?
Карлайл кивнул.
- Это было немыслимо и дико, но в то же время странным образом прямолинейно. Она просила меня «дать приют» Эдварду — как будто он был ей в тягость. Она умоляла простить ее за то, что убила моего брата, за то, что разделила нас. Но не было письма для собственного сына, прося у него прощения. Он был кожа да кости, когда приехал к нам в Форкс. Ты помнишь?
- Смутно. - Я могла только вспомнить нелюдимого маленького мальчика в костюме вампира.
- Травмированный, испуганный... Даже прежде чем я стал его отцом, я подвел его. Я должен был лучше стараться, чаще посещать его, чтобы проверить в порядке ли он. Эту вину я буду нести всю жизнь. Но теперь, я понял, что подвел моего сына снова. И тебя.
- Карлайл...
- Нет, Белла, подвел. Ты это знаешь, и мои дети знают; Эсми и я знаем. Мы взяли маленького сломленного мальчика и чертовски сильно старались дать ему американскую мечту — воскресную школу, ужин за столом, игры в малой лиге, уроки музыки, семейные выходные. Но мы также растили Эдварда в окружении, где было приемлемо хранить секреты, ради сохранения внешнего благополучия. Конечно же, он делал то же самое. Это стоило ему семи лет жизни без человека, которого он любит больше всего на свете. - Он взволнованным жестом пробежался по волосам, и я вспомнила, откуда у Эдварда такая привычка. - До сих пор мы храним его секреты.
- Розали говорит, что вы потакали его стыду.
Он поморщился.
- Это звучит как точная оценка. Но я верю, что нам еще не поздно измениться. И я уверен, что еще не поздно для Эдварда.
- Я не понимаю, почему вы делали это.
- А почему кто-то ведет себя так, а не иначе? Я думаю, мы часто делаем так, как делали наши родители. Ты слышала историю о тушеном мясе?
- Нет.
Он слегка улыбнулся, и эта улыбка едва коснулась его усталых голубых глаз. Он выглядел таким старым.
- Ну, пришла пора тебе услышать историю о тушеном мясе. Девочка наблюдает, как ее мама готовит тушеное мясо на ужин... режет морковь кубиками, сельдерей ломтиками, отрезает верхушку куска мяса перед жаркой. Она говорит своей маме «зачем ты отрезаешь верхушку у мяса?», и ее мать говорит ей, «так делала моя мама. От этого тушеное мясо станет лучше». Поэтому девочка пошла к своей бабушке и спросила «зачем нам отрезать верхушку от куска мяса?» Ее бабушка ответила «потому что моя мама делала так. Лучше готовится.» Потом девочка спросила свою прабабушку «почему ты отрезаешь верхушку у тушеного мяса?» Прабабушка рассмеялась и ответила, «единственная причина почему я отрезаю ее, это потому, что кусок не помещается в мою восьмидюймовую кастрюлю, в которой готовлю».
Легкую улыбку я спрятала в ладошке.
Карлайл вздохнул.
- Моя собственная бабушка страдала от заболевания которое, как я теперь понимаю, было депрессией, и это стало скелетом в шкафу. Тогда никто не упоминал о психическом заболевании под страхом смерти. Было стыдно иметь родственника в психиатрической лечебнице, хуже чем туберкулез. Они лечили маниакальные эпизоды лоботомией, Христа ради. Сегодня... я доктор, и я понимаю, что нет никакого стыда в расстройстве Эдварда. Тем не менее часть меня — защищающая часть — все еще склонна к секретности. Я боюсь, что на него будут неправильно смотреть, если другие узнают. Возможно так и будет, но не как тридцать лет назад. Нас учат, что определенные вещи, такие как психические заболевания, это табу. Поэтому мы хранили молчание и держали в тайне семейные секреты, потому что так делали наши родители, и их родители, и родители их родителей, и так далее. Если бы медицина работала таким же образом, мы до сих пор пускали бы кровь пиявками. Почему мы не задаемся вопросом «почему» в других аспектах нашей жизни? А должны. Иногда есть хорошие, здравые причины делать это. Иногда, нет.
Я кивнула.
- В последнее время я задаюсь тем же вопросом, особенно о дрянном браке моих родителей. Я была такой нерешительной и колебалась, когда выходила замуж за Эдварда. Но это было связано не столько с нашим возрастом или с Эдвардом, сколько с разводом моих родителей. Теперь я вижу насколько была неуверена в себе и моя потребность защищать себя заставила меня действовать необдуманно — рефлекторная реакция, как поднять руки, чтобы защититься от удара. Я знала, что характерно, а что нехарактерно для него — я изучала его так долго, сколько помню. Я должна была сильнее бороться за Эдварда, исчерпать все варианты. Но я была так уверена, что потерплю поражение, что даже не пыталась.
- Мы производные наших родителей, Белла. Но мы — не они.
- Спасибо, Карлайл. - Я потянулась через скамейку и дотронулась до его бледной руки. За прошедшие несколько лет она стала более морщинистой на ощупь. - Не обижайтесь, но я буду говорить прямо. Большая часть меня хочет сказать вам с Эсми отвалить и позволить мне и Эдварду жить своей жизнью. На практике, я знаю, что нам нужна ваша помощь. Поэтому мы собираемся найти баланс между поддержкой и вмешательством. Я люблю вас, не сомневайтесь. Но потребуется какое-то время, чтобы восстановить отношения между нами.
- Мы можем это сделать. Просто помни, если станет сложно справляться одной, мы всегда будем рядом. Остаться с ним — это самое сложное.
- Я люблю его. Как я могу выбрать что-то другое?
0 0 0
День пятый Великой Чикагской Эскапады: Дис-какеготам мания?
Это была официальная причина болезни Эдварда. Доктор Тран сказала мне, что Дисфорическая мания — это маниакальный эпизод, смешанный с симптомами депрессии. Она объяснила бы гнев Эдварда, растерянность и страх, манию преследования, даже потерю памяти. Скорее всего она была вызвана его режимом антидепрессантов.
- Оглядываясь назад, у него был такой же эпизод семь лет назад, в инцидентах, которые вы описывали. Я не могу сказать наверняка в силу различных факторов, но наличие кокаина в системе также может вызвать дисфорическую манию. Вполне вероятно, учитывая, что он не может вспомнить те ночи.
- Так вы хотите сказать, что его лекарства вызвали это? Я думала, они должны помогать. - Если мы не можем доверять лекарствам, так чему же доверять?
- Правильная комбинация лекарств творит чудеса. Но найти этот баланс всегда трудно, т.к. заболевание склонно изменяться. Мистер Каллен делал то, что должен был. В данном случае, лечение не удалось.
- Как мы можем быть уверены, что это не повториться?
- Сейчас мы держим его на депакоте чтобы быстрее стабилизировать поведение. Надолго? Единственное, что мы можем сделать, это сменить его лекарства, оставаясь усердными при его осмотре и психотерапии. Мы поставим ему новый диагноз Биполярное расстройство первой степени, уберем антидепрессанты, и посадим на бóльшие дозы лития. В любом другом случае, я бы предложила что-то менее архаичное, но к сожалению, раз уж антидепрессанты загадили организм, пациента лучше держать на литиуме. Хорошие новости в том, что мы на верном пути. Я также рекомендую раун терапии для вас обоих.
Я прижала пальцы ко лбу.
- Когда вы его выпустите?
- Когда его настроение стабилизируется. Я оставила бы еще на пару дней, чтобы быть уверенной.
- Он хочет меня видеть?
- Я спрошу. - Не знаю, зачем ей утруждаться. Он все равно ответит нет. Она вернулась, во взгляде одна жалость. - Может быть завтра.
В тот вечер я пила с Элис и Розали в гостиничном баре. То ли пикантный мартини, то ли вязанная шаль Элис, все это напомнило мне о бабушке (в этом я никогда не признаюсь своей ловкой подруге), умершей десять лет назад. Я вспомнила ее лучший совет, который никогда не понимала: мужчины могут быть твоими лучшими друзьями, но не жди от них, что ты будешь их лучшей подругой. Я проводила каждое лето в ее доме в Фениксе, поддерживаемая письмами Эдварда и более редкими звонками. Письма были прекрасными, подробными, откровенными... когда он отправлял их. В половине случаев, он так долго переписывал и совершенствовал их, и они никогда не видели марок, в итоге я получала их на руки, когда возвращалась в Форкс, он выкапывал их из ящика своего стола.
Звонки однако были очень... болезненными. Что-то типа:
- Привет, Белла, это Эдвард.
- Привет, Эдвард, так здорово слышать тебя! Как в Форксе?
- Нормально.
- Как родители?
- Нормально.
- Как Розали?
- Хорошо.
- Эм... как бейсбольный сезон?
- О, блин, тебе стоило быть на игре на днях. Мы играли с Clallam Bay вроде? И конечно полдня лил дождь, но судья не собирался отменять игру, разве только если пойдут молнии, чего никогда не случалось. Поэтому Тайлер обежал базы, а Clallam Bay облажались из-за состояния поля, т.к. третья база превратилась в большую лужу грязи...
И таким образом беседа скатывалась на бейсбол в следующие пятнадцать минут. Затем он делал ошибку, спросив «Как в Фениксе?», и я проводила следующие пятнадцать минут, изливая ему мое маленькое тринадцатилетнее сердце, что у меня тут нет друзей в окрестностях, и бабушка заставляет ложиться спать в девять. Его ответ?
- О... это отстой.
- Да...
- Слушай, я должен идти «потому что готов ужин».
- Я скучаю по тебе, Эдвард.
Тишина. Потом...
- Я тоже. Пока.
Позже тем же вечером, бабушка рассмеялась и разогнала мою подростковую тоску, и сказала мне причину, по которой Эдвард все время говорит о бейсболе, потому что эту тему он мог обсуждать с уверенностью.
- Мужчины ненавидят использовать слово на F (Белла подумала, что это слово fuck — пп)
Я заморгала в притворном непонимании, а она усмехнулась.
- Чувства (Feelings). Мужчины не любят показывать нам, что они неуверены в себе. Они чувствуют себя обманщиками большую часть времени, но нам предпочтительнее верить, что они неудачники. Ты, моя дорогая внучка, склонна думать, что Эдвард удивительный, и он не собирается признаваться в обратном.
Пф, Эдвард не удивительный? Ерунда!
К счастью, мне удалось подчерпнуть пару уроков у бабушки в те летние каникулы. Я просто чувствовала, как она дает мне подзатыльник прямо сейчас, когда я потягиваю мартини с подругами и молча оплакиваю добровольный карантин Эдварда. Она бы сказала мне, «Белла, это не конец света, если тебе придется подождать пару дней, пока этот парень наберется хоть толики самообладания. Тем временем, брось хандрить. Он будет признателен, если ты сама позаботишься о себе». Потом она подмигнула бы, а я сморщилась, потому что бабушки никогда, никогда не должны намекать о сексе своим внукам.
0 0 0
День шестой Великой Чикагской Эскапады: Эдвард Каллен, вот и я.
Мне позвонила доктор Тран, как раз когда я ела гостиничный бейгл со сливочным сыром — Эдвард хочет видеть меня.
Я порылась в чемодане, который Элис и Розали собрали для меня. Черт, мне надо было повесить вещи. Все было такое мятое, с таким же успехом, я могла снять шторы и смастерить платье а-ля Скарлет О'Хара.
- Я повесила твое синее трикотажное платье в шкаф, - сказала Розали за моей спиной. Она сняла платье с вешалки и бросила мне его на голову. - Эдварду нравится, когда ты в синем.
- Я не для него одеваюсь, - проворчала я. - Он не хотел видеть меня, так зачем мне это?
- Ничего страшного, если ты признаешься, что хочешь выглядеть хорошо для него, Белла. Он захочет переспать с тобой, даже если ты оденешь старую фланелевую рубашку Чарли. Но заставть его пострадать немного за прошедшую неделю. Он оценит это. - Кажется Розали общается с бабушкой.
- Он вероятно слишком напичкан депакотом, чтобы в туалет захотеть, не говоря уже обо мне.
Она нахмурилась.
- В чем дело, Би? Ты серьезно собираешься стоять здесь — ты, женщина, которая лезет на гору с двумя маленькими фанерными полосочками, прикрепленными к ногам, чуть не топит себя год за годом в реке Колорадо, и прыгает головой вниз из самолета с высоты в тысячу футов — и говорить, что напугана одним маниакальным эпизодом? Это дерьмо как раз по тебе. Одень. Это. Платье.
Я не могла спорить с обеими — ни с Розали, ни с бабушкой. Без слов, я влезла в темно-синее платье, застегнула довольно красивое бирюзовое ожерелье, и схватила пиджак на выходе. Температура резко упала, когда в Чикаго наступила золотая осень. Как только я надела солнечные очки и вышла на Уиндхэм, шквал вспышек ослепил меня.
- Изабелла, вы направляетесь на встречу с Эдвардом?
Дерьмо. Траляля и Труляля (папарацци, помните? - пп) разбили лагерь у гостиницы, т.к. в HollywoodDay просочилось местоположение Эдварда. Я старалась не чесать нос, не шмыгать, не поставить им подножку, или дать по яйцам.
- Эй, Вампир Вайолет, ты отсосала ему так, что он попал на больничную койку?
- Доброе утро, парни. Надеюсь вас машиной собьет.
Поверить не могу, что давала этим засранцам черничные кексы.
Траляля и Труляля провожали меня до самых дверей Мемориального госпиталя. Они не последовали за мной внутрь, потому что несколько дней назад, один из их дружков расхрабрился и закончил за решеткой, когда девушка в приемной вызвала охрану.
- У нас здесь часто бывают знаменитости, - объяснила она, - поэтому папарацци ходят по пятам. Однажды, кто-то нажал на кнопку пожарной тревоги, когда жена знаменитости рожала ребенка, стараясь выманить бедного парня на улицу. Это было сумасшествие.
Стайка несгибаемых фанатов Вайолет также устроила лагерь снаружи, сжимая пучки гелевых воздушных шариков, плакатов «выздоравливай!» и снаряжения Cubs (очевидно его читатели знают, что он бейсбольный фанат). В целях бехопасности, им не позволили слоняться в лобби больницы. Кадое утро они совали мне подарки и умояли передать Эдварду, заставляя меня чувствовать себя, словно папа, идущий на молитву. Охрана сказала мне оставить все на столе у входа.
Но это утро было другим. Я могла только списать темные взгляды и шипение на весь тот мусор, который подняли таблоиды. Я прошла сквозь маленькую толпу, рассеянно принимая их подарки, уворачиваясь от их вопросов и злобных локтей, пока не прошмыгнула во вращающуюся дверь. Регистратор махнула мне. Я бросила охапку плюшевых медведей и рухнула, задыхаясь на стол. Она подняла медведя, одетого в крошечную футболку с надписью «Вайолет — моя девушка-вампир» и поджала губы.
- Оставь себе, если хочешь.
Легкомысленная, с пухлыми щечками, она поставила его рядом с монитором компьютера.
- Наклонись сюда, дорогая.
Смущенная, я сделала, как она просила. Она достала салфетку из коробки и вынула у меня что-то из волос, затем показала мне. Розовая жеванная жевачка. Я сморщилась.
- Отвратительно.
- Они ополчились против тебя. Лучше позвонить кому-нибудь, чтобы сопровождали тебя домой, когда будешь готова. - Я кивнула спасибо, когда она скомкала Клинекс и бросила в мусорную корзину.
- Предположительно я не должна этого делать, - прошептала она, - но у меня большая просьба. Не могла бы ты попросить мистера Каллена подписать мою копию Грани Вайолет?
Я начала протестовать, но вспомнила, что эта девочка, сломала камеру папика о колено передо мной. Я взяла книгу.
Мои ладони стали липкими, когда я достигла психиатрического отделения. Я вытерла их о платье и последовала за сестрой. Игра Cubs тихо шла по телевизору висевшему в лобби, и мне стало интересно, мог ли ее слышать Эдвард. Единственной, кто присутствовал в комнате была пожилая женщина, со спутанными седыми волосами набекрень и размазанной помадой. Она заламывала морщинистые руки, когда смотрела игру, но не думаю, что она на самом деле следила за игрой.
Сестра постучала в третью по счету дверь.
- Мистер Каллен?
Она толкнула дверь. Вот он, мое сердце стучало.
Кожа, как мел. Первое, что я заметила — как сильно выделялись брови и ресницы на бледном лице. Губы изогнуты и бескровны, как он сам. Книги сложены стопкой на столике рядом с кроватью, все новые и нетронутые. Его глаза были закрыты, голова покоилась на груде подушек. Шестидневная шетина покрывала щеки и подбородок, и меня поразило, что раньше я никогда не видела у него бороды, даже в наши дни в Сиэтле. Это было так непохоже на Эдварда.
- Никакой бритвы? - прошептала я сестре. Она покачала головой. - Что если я принесу электрическую?
- Даже такую нельзя. Никаких шнуров, только если за ним не присматривать, да и мистер Каллен против.
Я могла только представить такое.
- Я оставлю вас. - Она похлопала меня по плечу и вышла.
Он выглядел таким усталым, безжизненным, как один из трупов в триллерах. Я напомнила себе, что он сильно накачан лекарствами, но видеть его бледного как смерть, напугало меня саму до смерти, и я сосредоточилась на небольшом движении, с которым поднималась и опускалась его грудь.
И затем эти прекрасные зеленые глаза встретились с моими. Они были тусклыми и туманными, но черт побери, он был до сих пор жив, и я была благодарна за это.
- Как ты себя чувствуешь? - оробела я у двери.
- Все время как будто только проснулся. - Голос был грубым и невнятным. - Не могу стряхнуть оцепенение.
- Это депакот. Они вернули тебя на литий, но даже тогда ты будешь чувствовать себя немного вялым. И тебе нужно будет тренироваться, как олимпийцу, чтобы поддержать эту прекрасную форму.
- Я знаю. Уже приходилось делать такое раньше. - Он вымученно улыбнулся. - Ты будешь меня любить, если я буду толстым?
Уголки моих губ поднялись вопреки всему.
- Я полагаю, это даст мне свободу самой набрать несколько фунтов. Мы можем быть одной из тех счастливых, толстых пар, которые держаться за руки в парке.
- Мы когда-нибудь посмеемся над этим.
- Определенно забавная история, чтобы рассказать внукам. - Но мне было не смешно. Но Эдвард тем не менее продолжил.
- О нет, Белла. Внуки никогда об этом не услышат.
- Несомненно услышат. В ту минуту, как только маленький Эдвард Четвертый будет делать школьный доклад о дедушке, история о грязном деле на поле Ригли выплывет наружу.
Мы позволили фантазии повиснуть в воздухе, не желая признать то, чем она была — фантазией. Прямо сейчас, дети казались нам такими же невероятными, как ураган над Чикаго.
- Ты такая красивая. - Он подал мне знак подойти. - Что там у тебя?
Я сунула книгу ему в руки.
- Убийца папарацци в лобби хотела, чтобы ты подписал книгу, в оплату моего безопасного прохода.
- Можешь попросить у сестры ручку. Мне они не разрешают иметь свою.
- Это всего лишь мера предосторожности, Эдвард.
Он закатил глаза. Я поскакала на медсестринский пост просить ручку, затем передала ему, пока санитар топтался за мной. Эдвард хмурился, когда подписывал разворот книги.
- Покончить с собой никогда не входило в мои планы, ты же знаешь.
- Я не знаю. Спасибо, что разъяснил неделю спустя. - Может он и был накачан лекарствами, но все же слышал горечь в моем тоне, и остановился на половине надписи. - Город собирается отпустить тебя, ты отделаешься общественными работами, которые можно отслужить в любом штате. Мет творит чудеса.
- У меня никаких шансов, так? - он захлопнул книгу.
- Если что-то случиться снова, тогда тебе мотать срок.
Его сухие губы сжались в тонкую линию, когда мысль о тюрьме повисла между нами. Он надел колпачок на ручку и вернул санитару, глядя ему в спину, пока тот не ушел. Затем вытянул руку. Она дрожала от лекарств. Я взяла ее, и он притянул меня к себе на кровать, зарываясь лицом в складки пиджака.
- Я не хотел такой жизни для тебя.
- Это не тебе выбирать.
Он нежно сжал мои бедра.
- Ты знаешь о чем я сожалел больше всего той ночью? О том, что не сказал какая ты красивая была в день рождения.
Мои пальцы гладили его густые, мягкие волосы, пока его тело не расслабилось.
Я поцеловала его в макушку, чтобы он мог погрузиться в так необходимый ему сон.
Когда я вернулась на центральный командный пункт, Феликс сунул мне в лицо еще одну распечатку из HollywoodDay.
- Бывшая жена вампирского автора замахнулась на его состояние, - прочла я вслух. Отлично. Я выхватила статью у Феликса и пробежала глазами.
- Мне нравится, что ты вхож в верхушку Юридической Фирмы Чикаго в борьбе за опекунство. О, и спекуляции о том, что Мет входит и выходит из твоего гостиничного номера. Это гадко. Другие «желтые» журналы подхватили HollywoodDay.
Я скомкала бумагу.
- Это надо остановить, Феликс. У них есть какой-то внутренний источник. Кто этот «неназванный источник»?
- Кто получит наибольшую выгоду выставив тебя плохим парнем? Ты нажила врагов, bella Белла. Это означает, что ты затронула что-то крупное. Ты хочешь, чтобы я выпустил заявление?
- А в чем смысл? Они просто извратят и превратят его в ложь.
Кто получит наибольшую выгоду выставив меня плохим парнем? Мой статус публициста Эдварда больше не трогает Шарлотту... И затем высоковольтная флуоресцентная лампа зажглась у меня над головой. Это имело значение для Вольтури Групп.
Аро.
Может ли он пасть так низко? Выливать грязь о болезни Эдварда — его собственного клиента - «желтым» журналам? Бьюсь об заклад, может. Я набрала номер Леи.
- Привет, нашла что-нибудь новое об источнике HollywoodDay? - спросила я.
- Дай мне немного времени, Свон, - проворчала она. - Ты не можешь поймать этого скользкого типа.
Это означало нет.
0 0 0
Я посещала Эдварда каждое утро в следующие три дня. С каждым визитом он казался менее усталым, более собранным. Он был в состоянии бегать на беговой дорожке. Он читал. Ходил на терапию. Вскоре он разрешил посещать себя своей семье.
Переход от роли преданной возлюбленной к роли публициста подарил мне комплекс Джекила и Хайда. Я хотела носить шляпу каждого так хорошо, как только могла, но было столько серых пятен, я поняла, что балансирую стопкой шляп на голове, и эта стопка скоро начнет качаться. Каждый раз когда я возвращалась в командный центр в гостиницу Wyndham из Мемориального госпиталя, я напрягалась, чтобы отделить свое сердце от деловых звонков, которые я делала.
Когда я пришла в Мемориальный госпиталь однажды утром, больничный священник был в комнате с Эдвардом, они были погружены в тихую беседу. Сестра рядом со мной сказала, что мужчина приходил несколько раз с тех пор как поступил Эдвард; фактически он был первым посетителем, которому был разрешен доступ к звездному пациенту. Пока я мельтешила в коридоре, стараясь не чувствовать себя уязвленной из-за этой новой информации. Борьба морали Эдварда с его душой — ничего нового. Наконец, со вздохом, я отпустила это. Если я не могу держать Эдварда прочно стоящим на ногах, тогда это работа Всевышнего. Священник пожал руку Эдварда и встал, приветствуя меня и предлагая войти, в то время как сам выходил из стерильного бокса. Когда Эдвард увидел меня, его лицо озарилось ярче, чем пляж Риалто Бич на закате, моя мелкая ревность сгорела в нем.
- Как дела? - спросил он. Я неловко покачала нашими руками, не уверенная, спрашивал ли он меня как возлюбленную или публициста.
- Занята. Мы отменили твои встречи и выпустили заявление...
- Белла.
-... и Ирина, Феликс и Элезар решают проблемы, по крайней мере до тех пор, пока ты не решишь, что хочешь делать...
- Белла. - Он потянул меня за руку, заставляя сесть в кресло рядом с ним. - Я не это имел в виду. Я думаю.. я хочу поговорить о нас, не о работе.
- О.
- Во-первых, «мы» еще есть?
Я нервно крутила защитный барьер кровати, как будто это тюремная решетка.
- Я «за», если ты не против.
Он нахмурился, не одобрив мое легкомыслие.
- Пожалуйста, будь...
-... серьезнее. Я знаю. Прости. Да, «мы» все еще есть. Мы должны найти баланс и заново узнать друг друга, но я отказываюсь верить, что наше окно безвозвратно потеряно. Именно так я чувствую.
- Я тоже хочу бороться за нас, - сказал он, голос оживился. - Я всегда буду бороться за тебя. Я знаю, самой бескорыстной вещью, которую мне нужно сделать, это побудить тебя убраться подальше от меня, но я не хочу этого делать. Ты понимаешь, почему я не мог встретиться с тобой сразу же?
- Догадываюсь. Ты был зол и тебе нужно было время восстановиться. Эдвард, я очень сожалею, что не сказала тебе о знакомстве с мистером Авангардом — Джеймсом. Если бы я знала, что это тебя с ума сведет...
Он вздохнул и поманил меня сесть с ним рядом на кровать.
- Милая, это не твоя вина. Это не рациональный гнев. Но все равно гнев, и часть меня сквозь дымку мании и лекарств признает, что я люблю тебя слишком сильно, чтобы подвергать такого рода оскорблению.
Я позволила себе расслабиться около него, усталость сочилась из мышц. Мне нравилась эта новая откровенность между нами. Он провел своими длинными пальцами по моим костяшкам, побелевшим от сильного сжимания перил кровати.
- Я не хочу, чтобы ты уставала, - сказал он. - Я найду способ сделать это легче для тебя. Какие у тебя вопросы?
- Что ты помнишь?
- Я помню все за исключением ночи перед твоим днем рождения.
- Гм, мы...
- Занимались сексом? Да, я в состоянии сложить два и два.
Это не все, что произошло, но сейчас не время обсуждать Изабель.
- Драка, поездка на такси до Ригли, все было таким странным, - сказал он, - похоже на острую потребность сделать что-то как только проснулся. Навязчивая идея, говорящая, что нужно сделать что-то очень важное, что-то иррациональное, как например, купить пару носков, но не помнишь почему это важно. Затем ты отделываешься от навязчивого состояния и чувство пропадает. У меня было примерно так — я должен был отвезти прах матери на Ригли. Я верил, что изгоняю ее из моего прошлого, моей головы, моей жизни. Если я избавлюсь от нее, я избавлюсь от моей болезни и больше не причиню тебе боли.
- Ты сказал она оставит тебя в покое, если ты сделаешь это.
- Но все не так просто, не так ли? - Он был очень изможден и выглядел гораздо старше тридцати. - Господи, если ты есть, спаси мою душу, если у меня есть душа. Я произносил эти слова так много раз…, что постепенно моя молитва просто превратилась в «Господи, спаси мою душу». Потому что когда неустойчивая психика поглощает меня, я не могу спасти себя. Ты тоже не ответственна за мое спасение, Белла. Но ты должна знать, твои усилия не напрасны. Я живу ради тебя. Я всегда жил ради тебя. - Тяжелый взгляд изучал мое лицо.
- Эдвард.
- Пожалуйста, дай мне договорить. - Его голос сорвался. - Прости меня за все, через что тебе пришлось пройти из-за меня. За ужасные вещи, которые я говорил, за то, что бросил тебя в НЙ. Мне стыдно.
- У тебя всегда есть мое прощение, - выдохнула я в его мягкую толстовку. - Ты тоже прости меня за то, что избегала наших проблем много лет назад.
Он резко кивнул и расслабился рядом со мной.
- Я хотел быть лучше для тебя и до сих пор хочу. Я надеюсь, ты понимаешь, что я не бежал от тебя.
- Я знаю, что ты не бежал от меня. Ты просто хотел закрыться.
- Я хотел освобождения.
Мои пальцы порхнули над его утомленными бровями, разглаживая их.
- Ну, Чикаго хорошее место, чтобы начать. Мы можем остаться здесь, если хочешь.
- Ты этого хочешь?
- Я поеду туда, где будет лучше для твоего здоровья. НЙ, Балтимор, Бостон...
- Порт-Анджелес? - Моя челюсть отвисла. Я не ожидала Олимпийский полуостров. - Мы ведь на этом сошлись, не так ли? Я перееду туда после Дня Благодарения, если ты до сих пор хочешь меня.
- А что на счет амбулаторного лечения и врачей?
- Нет ничего с чем не могла бы справиться местная психиатрическая клиника. У меня на расстоянии звонка доктор Вандербилт и Сиэтл не так далеко. Самое главное, у нас есть семья и друзья, которые помогут нам, если подобное произойдет.
- Это снова случится?
- Скорее всего. - Я и так это уже знала. - Белла, я не собираюсь увозить тебя далеко от Вашингтона, если только ты сама не захочешь уехать. Ты его слишком любишь. Олимпийский полуостров — дом.
- Ты — тоже дом, - прошептала я. Он разжал мою руку с поручня и переплел наши пальцы.
0 0 0
Тем вечером, когда команда паковала свои ноутбуки и возвращалась в свои гостиничные номера, позвонила Лея Клирвотер.
- Держись за свой Белкберри, сладкая. Я знаю чувака, который сейчас является выпускающим редоктором головной компании HollywoodDay.
- Правда? Здорово!
- Да. Его мать задержали за проституцию несколько лет назад, и я взяла это дело на безвозмездной основе, потому что он был бедным студентом колледжа.
- Проституция в Форксе?
- Просто прими как факт, настоящая история скучна. В любом случае было чертовски легко добраться до блогеров-сплетников болтающих о ситуации с Калленом. Твой мужик — предмет сплетен у офисного кулера. Некая индейская девушка, та, что не носит орлиные перья, пишет эти истории...
- Лея, - выдохнула я, - ты просто не можешь говорить такие вещи. Как только тебя не обвиняют в неуважении каждый раз, когда ты открываешь рот в суде?
- В любом случае судьям нравится моя задница, - выдавила она, - эта девушка хвалится, что очень важный инсайдер подошел к ней с информацией несколько лет назад. С тех пор он кормит ее лакомыми кусочками.
- У инсайдера есть имя?
- Все что моему источнику удалось вытянуть из цыпочки, это «Ларри Ротшильд». Звучит как псевдоним. Это, или кузен Дома Ротшильдов — парень, которого не приглашают на свадьбы.
Я сжала зубы.
- Это Аро.
- Откуда ты знаешь?
- У него мания на вино из Лафит-Ротшильд
- Хм. Я сама предпочитаю вино из региона Пьюджет-Саунд, но я не подписываю юридические документы какДевора Крик. Может и стоит.
Я рассмеялась впервые за много дней.
- Девора, спасибо.
Да! Я взметнула кулак в воздух, изобразила шафл по комнате, удивительно что даже не приземлилась при этом на задницу, затем прыгнула на диван. Аро попался. Я держала его за яйца. Теперь мне нужно было встретиться с Метом, затем я по душам поговорю с неким Ларри Ротшильдом о маленьком документе, который он подписал, под названием Соглашение о неразглашении.
Когда я пришла в среду утром, Эсми как раз уходила. Она вытирала глаза платком, но казалась умиротворенной, теперь, когда сын снял запрет на посещение психиатрического блока. Как я, она поняла, почему сын отгораживался от нее, упрямая жилка. Но все равно это причиняло боль. За все разбитые коленки, которые она лечила, и бейсбольную форму, которую отбеливала, Эдварду потребовалось много лет, чтобы принять ее, как мать. Для Эсми, отказ Эдварда затронул источник страха, который я не могла понять.
Дверь была открыта, и я тихо наблюдала за ним. Брови нахмурены, как будто над чем-то сильно задумался. Я постучала по косяку. Его голова поднялась, тучи рассеялись. Он протянул мне руку. Взгляд был более энергичным и живым сегодня. Доктор Тран убирала депакот из списка лекарств перед завтрашней выпиской.
- Ты прелесть, - вздохнул он. - Ты усердно работала, не так ли?
- Да. - Я смущенно потрогала мешки под глазами. - Я выгляжу усталой?
Он поцеловал меня в макушку.
- Мама сказала, что ты возглавляешь паблисити команду нонстоп с прошлого понедельника.
- Много чего надо было подчистить. Но об этом сейчас не беспокойся.
- Что они там говорят? - Ах, я все думала, когда он начнет спрашивать о том, что говорят там в мире.
- Много всего. Наркотики. Срыв. Любовная ссора. Но мое любимое, это то, что я держу тебя в заложниках, пока ты не дашь мне контоль над твоим состоянием.
Он усмехнулся.
- Очень жестоко по отношению к тебе. Короче говоря, чем дольше я нянчусь со своей болезнью, тем безумнее будут спекуляции. Я полагаю, едиственное, что остается сделать, это публично признать свою болезнь.
Моя рука замерла на его груди. Я правильно поняла, он сказал о том, о чем я подумала?
- Необязательно. Мы можем выдать это за истощение...
- Нет, не можем. Больше не можем. Я говорил с больничным священником об этом. Он напомнил мне, если я хочу освобождения, то лучший выход, это быть искренним. - Он потер щетинистый подбородок и потянулся. - Забавно, ту же самую вещь ты и Розали пытались вбить мне в голову.
- Иногда об этом должно сказать тебе беспристрастное лицо, полагаю. У тебя будет много вариантов, когда придет время. Несколько новостных программ бьются, как гладиаторы, за право первого интервью. Весной будет благотворительный сбор средств СвонВебер. И я уверена, ты можешь сам выбрать, что публиковать, если решишь написать об этом. Это будет в твоих интересах, чтобы решить, до того как книга Тогси попадет на полки.
Его губы мягко поцеловали кожу у меня за ушком, от его щетины я поежилась.
- Какие новости?
- Тогси смягчил краски, но все равно все осталось довольно суровым. Мет делает все, что может.
- Когда книга выйдет на полки?
Я усмехнулась.
- За неделю перед премьерой ВСК конечно. Шарлотта нашла издателя, который все сделал в авральном режиме.
Я пристально смотрела ему в глаза и колебалась, пытаясь решить, не слишком ли рано показать ему старый Молескин, который Шарлотта дала мне в кафе. Но Эдвард сегодня открыл все двери и очистил спертый воздух между нами, и это показалось хорошей идеей, поэтому я присела и порылась в своей сумке.
- Говоря о материале для чтения, у меня кое-что есть для тебя, - сказала я осторожно. - Я не уверена, что ты почувствуешь по этому поводу. - Я положила записную книжку ему на колени.
Его глаза расширились, он листал страницу за страницей. - Это же моя… мое... и... я не помню, чтобы писал это. - Он остановился, когда дошел до страницы, откуда пропал кусок, и я увидела момент, когда он понял, что исчезло. - Где ты это взяла?
- Шарлотта. Я думаю часть тебя даже тогда хотела, чтобы я знала, что происходит у тебя в голове.
- Это как будто я отчаянно нуждался, чтобы отделить себя от тебя, и в то же время, отчаянно нуждался, чтобы сохранить тебя рядом. - Его пальцы скользили по резинке записной книжки, храня его секрет.
Я рассказала ему, как он просил ее отдать мне это той ночью в НЙ, но вместо этого, она предоставила только маленькую часть общей картины.
- В конце концов, Шарлотта получит все, что хочет, - кисло закончила я.
- И она никогда не будет довольна этим, потому что то, что она хочет, не принесет ей счастья. - Он отложил в сторону записную книжку и взял мои руки, целуя каждую.
- Дай мне год, Белла.
- Зачем?
- Эту жизнь я построил для себя... богатство, признание, слава... все это бессмысленно. Они стали моими оковами. Дай мне год, чтобы освободиться и стать мужчиной, который может твердо стоять на ногах рядом с тобой, стать кем-то, на кого ты можешь положиться. Тогда я отдам себя тебе, любым смыслом и способом каким захочешь. Только твой. Весь твой.
Только мой... через год.
- Что будет с нами в течение этого года? В наших отношениях будет неопределенность?
- Я хотел бы встречаться с тобой. Дать тебе необходимое время, чтобы понять, что значит быть рядом с таким, как я. Затем, через год, ты позвонишь.
Время. Так по-Эдвардовски — время, чтобы прояснить, все продумать и взвесить. Можно подумать, что после того, через что мы прошли этим летом, я приму его предложение о времени. Молодая я танцевала бы ча-ча-ча от обещания Эдварда быть моим без всяких клятв и свадебных колец на моей руке. Сейчас, его предложение пробило дыру у меня в груди. Хочу ли я на самом деле, чтобы он ожидал от меня захода на второй круг? Тогда можно считать моральные принципы Эдварда слегка ветхими. Тем не менее, давным-давно, когда мы переступили порог нашего нового дома, как муж и жена, я никогда не чувствовала себя более уважаемой.
Над этим надо поразмыслить. И если мы все сделаем, как хочет Эдвард, у меня будет целый год на обдумывание.
