К молодому поколению»

Когда манифест о воле был уже готов и оставалось только объявить его, русское правительство прежде все­го струсило; оно испугалось своего собственного де­ла, — ну а если вся Россия поднимется? если народ пойдет на зимний дворец? И решили объявить народу волю в великом посту, а балаганы на время маслянни-цы отнесли подальше от дворца — на царицын луг. О знание сердца человеческого! О знание русского на­рода! Ведь правительство думало, что оно осчастливит свой народ? Где же слыхано, чтобы человек счастли­вый пошел бить стекла и колотить встречных? Если же правительство боялось народа, значит оно имело причи-

ны его бояться. И точно, причина была: Во-первых, государь обманул ожидание народа — дал ему волю не настоящую, не ту, о которой народ мечтал и какая ему нужна. Во-вторых, он украл у него радость, объявил манифест в великом посту, а не 19 февраля. В-третьих, организацией комиссий, составлявших и рассматри­вавших «Положение» государь показал полнейшее пре­зрение ко всему народу и к лучшей, т. е. к образован­нейшей, честнейшей и способнейшей части русского общества — к народной партии: все дело велось в глубо­чайшем секрете, вопрос разрешался государем и поме­щиками, никто из народа не принимал участия в рабо­те, журналистика не смела пикнуть — царь давал наро­ду волю как милость, как бросают сердящемуся псу сухую кость, чтобы его успокоить на время и спасти свои икры.

Все это не может и не должно быть прощено пра­вительству. Не народ существует для правительства, а правительство для народа. Следовательно, очевидно, что правительство, которое не понимает народа, не знает его нужд и потребностей, которое, считая себя поме­щиком, действует исключительно в своекорыстных целях, которое, наконец, презирает народ, им управляе­мый, — недостойно этого народа. Романовы вероятно забыли, что они свалились не с неба, а выбраны наро­дом, потому что их считали способнее управлять Рос­сией, чем каких-нибудь польских и шведских короле­вичей. Вот почему, если они не оправдывают надежд народа — долой их! Нам не нужна власть, оскорбляю­щая нас; нам не нужна власть, мешающая умственно­му, гражданскому и экономическому развитию страны; нам не нужна власть, имеющая своим лозунгом разврат и своекорыстие....

Мы не знаем ни одного сословия в России, кото­рое бы не было оскорблено императорской властью. Обижены все. Последняя обида нанесена как раз в то время, когда императорская власть думала, что она тво­рит великое дело, что она кладет первый камень вели­кому будущему России. Мы не отвергаем важности факта, заявленного манифестом 19-го.февраля; но мы видим важность его не в том, в чем видит его важность правительство. Освобождение крестьян есть первый шаг или к великому будущему России, или к ее несчастию; к благосостоянию политическому и экономическому или к экономическому и политическому пролетариату. От

нас самих зависит, избрать путь к тому или к друго­му....

Мы народ запоздалый и в этом наше спасение. Мы должны благословлять судьбу, что не жили жизнью Европы. Ее несчастия, ее безвыходное положение урок для нас. Мы не хотим ее пролетариата, ее аристокра­тизма, ее государственного начала и ее императорской власти.

До сих пор народ наш жил своею жизнью, не ме­шаясь в дела правительства и не понимая их, и он был прав. Правительство тоже не знало народа, да ему было и некогда за политическими бирюльками. А между тем русская мысль зрела, мы изучали экономическое и по­литическое устройство Европы; мы увидели, что у них неладно, и тут-то мы поняли, что имеем полнейшую возможность избегнуть жалкой участи Европы настоя­щего времени.

Мы похожи на новых поселенцев; нам ломать нече­го. Оставимте наше народное поле в покое, как оно есть; но нам нужно выполоть ту негодную траву, кото­рая выросла из семян, налетевших к нам с немецкими идеями об экономизме и государстве....

Если для осуществления наших стремлений — для раздела земли между народом пришлось бы вырезать сто тысяч помещиков, мы не испугались бы и этого. И это вовсе не так ужасно. Вспомните, сколько народу потеряли мы в польскую и венгерскую войну. И для чего? Из капризов Николая, и не только без всяких выгод, но на позор своей страны. Вспомните, что крым­ская война стоила нам 300 000 народу, что она разорила целый край, что ввела нас в громадный долг, а разве мы испугались ее? Нет, хоть она и стоила нам лучших сил страны. А разве наше дворянство лучшая рабочая сила страны? Нет. До сих пор оно стояло враждебно к народу, оно было именно тем осадком общества, куда уходило все сочувствующее царской власти, все лакей­ствующее, все ничего не делающее, все притесняющее народ, все своекорыстное, все вредное для России. Дво­рянство представляло у нас постоянно элемент более чем консервативный. Но нам могут заметить, что наше образование шло из дворянства, что лучшие люди были из этого сословия. Во-первых, это не совсем правда. А Ломоносов, Кольцов, Белинский? Во-вторых, лучшее, что выходило из дворянства, тотчас же отделялось от него и становилось на сторону угнетенного народа. При

разрешении вопроса об освобождении крестьян, дво­рянство, и из него так называемая старая аристокра­тия, показало еще раз, чего может ожидать от него Россия. Мы увидели еще раз и убедились окончательно, что это партия плантаторов, что это помеха России на пути ее развития. Нравственные силы России, если они даже и из этого источника, они не принадлежат и не могут принадлежать дворянской партии: они состав­ляют свое особое сословие, свой круг, непризнанный правительством, враждебный ему и дворянству, дру­жественный народу. Что народное, что сильно своей внутренней силой, что составляет нравственное украше­ние страны, то не дворянское, не правительственное. Ни один человек, способный различить только серое от черного, не примкнет к правительственной партии, не пойдет в привилегированное сословие, не воспользуется своим дворянским происхождением и титулом для при­теснения народа, для своих узких, корыстных целей. Не ту пору мы переживаем. Современный честный рус­ский не может быть другом правительства. Он друг на­рода. Все же враждебное народу, все эксплоатирующее его есть правительство; а все поддерживающее прави­тельство и стремящееся не к общему равенству прав, а к привилегиям, к исключительному положению есть дворянство и партия дворянская. Это враг народа, враг России. Жалеть его нечего, как не жалеют вредные ра­стения при расчистке огорода....

Мы хотим, чтобы власть управляющая нами была власть разумная, власть понимающая потребность стра­ны и действующая в интересах народа. А чтобы она могла быть такой, она должна быть из самих нас — выборная и ограниченная.

Мы хотим свободы слова, т. е. уничтожения всякой ценсуры.

Мы хотим развития существующего уже частью в нашем народе начала самоуправления. Если крестьяне имеют это право, если они избирают сами от себя стар­шин и голов, если общинам предоставлено право граж­данского суда и полицейской расправы, зачем же этими правами выборного начала и самоуправления не поль­зуется вся остальная Россия? Или все остальное насе­ление хуже понимает свои потребности и потребности страны? Или в нем меньше смыслу, чем в земледель­ческом населении? Нет, этого не скажет наше прави­тельство. Оно дало крестьянам волю потому, что боя-

лось крестьянских топоров; но нас никто и никогда не боялся. Теперь же мы сильнее, и мы хотим последова­тельного развития начал народного управления. Наша сельская община есть основная ячейка, собрание таких ячеек есть Русь. Везде должно проходить одно начало. Вот что нам нужно.

Мы хотим, чтобы все граждане России пользовались одинаковыми правами, чтобы привилегированных сосло­вий не существовало, чтобы право на высшую деятель­ность давали способности и образование, а не рожде­ние; чтобы назначения в общественные должности шли из выборного начала. Мы не хотим дворянства и титу­лованных особ. Мы хотим равенства всех пред законом, равенства всех в государственных тягостях, в податях и повинностях.

Мы хотим, чтобы денежные сборы с страны не шли неизвестно куда, чтобы их не крали, чтобы правитель­ство давало народу отчет в собранных с него деньгах.

Мы хотим открытого и словесного суда, уничтоже­ния императорской полиции — явной и тайной; уничто­жения телесного наказания.

Мы хотим, чтобы земля принадлежала не лицу, а стране; чтобы у каждой общины был свой надел, чтобы личных землевладельцев не существовало; чтобы землю нельзя было продавать, как продают картофель и капу­сту; чтобы каждый гражданин, кто бы он ни был, мог сделаться членом земледельческой общины, т. е. или приписаться к общине существующей, или несколько граждан могли бы составить новую общину. Мы хотим сохранения общинного владения землей с переделами чрез большие сроки. Правительственная власть не должна касаться этого вопроса. Если идеи общинного владения землей есть заблуждение, пусть она кончится сама собой, умрет вследствие собственной несостоя­тельности, а не под влиянием экономического учения Запада.

Мы хотим, чтобы 9 миллионов десятин свободных земель европейской России (оброчные статьи) были отданы дворовым людям, пущенным манифестом 19 фе­враля по миру.

Мы хотим уничтожения переходного состояния ос­вобожденных крестьян; мы хотим, чтобы выкуп всей личной земельной собственности состоялся немедленно. Если операцию эту не в состоянии взять на себя пра­вительство, пусть возьмут ее все сословия страны. Это

9—1036

путь мирный, и мы хотели бы, разумеется, чтобы дело не доходило до насильственного переворота. Но если нельзя иначе, мы не только не отказываемся от него, но мы зовем охотно революцию на помощь к народу....

Мы хотим полного уничтожения следов крепостного права; уничтожения развитого им неравенства в земле­владении; мы хотим полного обновления страны.

Мы хотим уничтожения мещанства, этой неудав­шейся русской буржуазии, выдуманной Екатери­ной II. И какие они tiers d'etat! [третье сословие (фр.). — Сост.] Те же крестьяне как и все остальные, но без земли, бедствующие, гибнущие с голоду. Им должна быть дана земля.

Мы хотим сокращения расходов на бесполезно гро­мадную армию. Она стоит нам более 100 миллионов деньгами, да военные натуральные повинности, падаю­щие на народ, стоят почти столько же (90 миллионов). А чего стоит потеря в рабочей силе, оторванной от плу­га и от верстака? На сколько должен народ усилить свои занятия, чтобы трудящиеся люди работали за ни­чего не делающую армию? В армию берут лучших лю­дей и люди эти делаются совсем бесполезными для сво­ей страны на всю жизнь. Прослужив 25 лет, отставной солдат делается неспособным к сельским занятиям, от которых его оторвали. Он идет или по миру — как искалеченные севастопольские герои — или в сторожа, швейцары, в легковые извозчики. А зачем нам гвардия? Для защиты зимнего дворца и царской семьи ее слиш­ком много. И что такое гвардия? Военное дворянство? Но это вздор: или все гвардия, или все армия — все граждане равны, обязанности всего военного сословия одинаковы, а потому — нет привилегий....

Мы хотим сокращения расходов на все управление, мы хотим уничтожения вредных для народа управле­ний, как министерство государственных имуществ, ми­нистерство двора, удельное управление. У народа есть и головы, и старшины, есть наконец здравый смысл, в который верует и само правительство. К чему после этого еще управляющие палатами и конторами, окруж­ные и депутаты? А к чему двору целое министерство? Домовые конторы, да расходчики, вот все, что нужно для дворцов. Народу все это слишком тяжело, ведь он, а не кто другой, платит за все это.

Мы хотим сокращения расходов на царскую фами­лию. Зачем какому-нибудь великому князю 130 лоша-

дей, когда люди не менее порядочные и уже разумеется более полезные довольствуются вполне парой? Зачем на двор тратится 50 миллионов в год, когда за десятую часть этой суммы можно иметь людей, знающих лучше свое дело и, действительно, полезных стране? Крепост­ное право кончилось, а с ним должно кончиться и бар­ство и всякие помещичьи замашки — дворовые, двор­цы, дворы.

Мы хотим освобождения из казематов и возвраще­ния из ссылки всех осужденных за политические пре­ступления; мы хотим возврата на родину всех полити­ческих выходцев.

Наконец, мы хотим совершенного изменения основ­ных законов. Например: «Император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Пови­новаться верховной его власти, не токмо за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает». Что за клевета на Бога и совесть! В этом можно уверять только китайцев и ту­рок, да и те едва ли верят подобной басне....

Надежду России составляет народная партия из молодого поколения всех сословий; за тем все угнетен­ные, все, кому тяжело нести крестную ношу русского произвола, — чиновники, эти несчастные фабричные канцелярий, обреченные на самое жалкое существо­вание и зависящие вполне от личного произвола своих штатских генералов; войско, находящееся совершенно в таком же положении — и 23 миллиона освобожден­ного народа, которому 19-го февраля 1861 года открыта широкая дорога к европейскому пролетариату.

Обращаемся еще раз ко всем, кому дорого счастие России, обращаемся еще раз к молодому поколению. Довольно дремать, довольно заниматься пустыми разго­ворами, довольно бранить правительство втихомолку или рассказывать все одни и те же рассказы об одних и тех же плутнях разных Муравьевых. Довольно кор­чить либералов, наступила пора действовать....

Чаще говорите с народом и солдатами, объясняйте ему все, чего мы хотим, и как легко всего этого достиг­нуть; нас миллионы, а злодеев сотни. Стащите с пьеде­стала, в мнении народа, всех этих сильных земли, недо­стойных править нами, объясните народу всю незакон­ность и разврат власти, приучите солдата и народ по­нять ту простую вещь — что из разбитого генераль­ского носа течет такая же кровь, как и из носа мужиц­кого. Если каждый из вас убедит только десять чело-

9**

век, наше дело и в один год подвинется далеко. Но это­го мало. Готовьтесь сами к той роли, какую вам при­дется играть; зрейте в этой мысли, составляйте кружки единомыслящих людей, увеличивайте число прозелитов, число кружков, ищите вожаков, способных и готовых на все, и да ведут их и вас на великое дело, и если нужно, и на славную смерть за спасение отчизны, тени мучеников 14 декабря! Ведь в комнате или на войне, право, умирать не легче!

Лемке М. К. Политические процессы в России 1860-х гг. (но архивным документам) 2-е изд. М., Пг., 1923. С. 62 — 80.

5. «МОЛОДАЯ РОССИЯ»

Россия вступает в революционный период своего су­ществования. Проследите жизнь всех сословий и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально проти­воположны и которые следовательно стоят враждебно одна к другой.

Снизу слышится глухой и затаенный ропот народа, народа, угнетаемого и ограбляемого всеми, у кого в ру­ках есть хоть доля власти — народа, который грабят чиновники и помещики, продающие ему его же собствен­ность — землю, грабит и царь, увеличивающий более чем вдвое прямые и косвенные подати и употребляю­щий полученные деньги не на пользу государства, а на увеличение распутства двора, на приданое фрейлинам-любовницам, на награду холопов, прислуживающих ему, да на войско, которым хочет оградиться от народа.

...Это всеми притесняемая, всеми оскорбляемая пар­тия, партия — народ.

Сверху над нею стоит небольшая кучка людей до­вольных, счастливых. Это помещики, предки которых или они сами были награждены населенными имени­ями за свою прежнюю холопскую службу; это потомки бывших любовников императриц, щедро одаренные при отставке; это купцы, нажившие себе капиталы грабежом и обманом; это чиновники, накравшие себе состоя­ния, — одним словом все имущие, все у кого есть соб­ственность родовая или благоприобретенная. Во главе ее царь. Ни он без нее, ни она без него существовать не могут. Падет один, — уничтожится и другая. В настоя-

щее время партия либеральничает, обиженная отнятием у нее права на даровую работу крестьян, ругает госу­даря, требует конституции, но не бойтесь: она и царь неразрывно соединены между собою и звено соедине­ния — собственность. Она понимает, что всякое народ­ное, революционное движение направлено против собст­венности и потому в минуту восстания окружит своего естественного представителя царя. Это партия импе­раторская.

Между этими двумя партиями издавна идет спор, спор почти всегда кончавшийся не в пользу народа. Но едва проходило несколько времени после поражения, на­родная партия снова выступала.

...В современном, общественном строе, в котором все ложно, все нелепо от религии, заставляющей веровать в несуществующее, в мечту разгоряченного воображе­ния, — бога, и до семьи, ячейки общества, ни одно из оснований которой не выдерживает даже поверхностной критики, от узаконения торговли этого организован­ного воровства и до признания за разумное положения работника, постоянно истощаемого работою, от которой получает выгоды не он, а капиталист; женщины лишен­ной всех политических прав и поставленной наравне с животными.

Выход из этого гнетущего, страшного положения, губящего современного человека, и на борьбу с которым тратятся его лучшие силы, один — революция, револю­ция кровавая и неумолимая, — революция, которая должна изменить радикально все, все без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка.

Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидим все это, и все-таки приветст­вуем ее наступление, мы готовы жертвовать лично сво­ими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная!

...Революции все способствует в настоящее время: волнение Польши и Литвы, финансовый кризис, увели­чение налогов, окончательное разрешение крестьянского вопроса весною 1863 года, когда крестьяне увидят, что они кругом обмануты царем и дворянами; а тут еще но­сятся слухи о новой войне, поговаривают, что государь поздравил с нею гвардию. Начнется война, потребуются рекруты, произведутся займы и Россия дойдет до банк-

ротства. Тут то и вспыхнет восстание, для которого достаточно будет незначительного повода! Но может случиться, что крестьяне восстанут не сразу в несколь­ких губерниях, а отдельными деревнями, что войско не успеет пристать к нам, что революционная партия не успеет сговориться, не достаточно централизуется, и за­явит свое существование не общим бунтом, а частными вспышками, императорская партия подавит их и дело революции снова остановится на несколько лет.

Для избежания этого Центральный Революционный Комитет в полном своем собрании 7 апреля решил:

Начать издание журнала, который выяснил бы пуб­лике принципы, за которые он борется, и в то же вре­мя служил бы органом революционной партии в России.

...Не находя ни в одном органе полного выражения революционной программы, мы помещаем теперь глав­ные основания, на которых должно построиться новое общество, а в следующих нумерах постараемся развить подробнее каждое из этих положений.

Мы требуем изменения современного деспотического правления в республиканско-федеративный союз облас­тей, причем вся власть должна перейти в руки Наци­онального и Областных Собраний. На сколько областей распадется земля русская, какая губерния войдет в сос­тав какой области, — этого мы не знаем: само народо­население должно решить этот вопрос.

Каждая область должна состоять из земледель­ческих общин, все члены которой пользуются одинако­выми правами.

Всякий человек должен непременно приписаться к той или другой из общин: на его долю, по распоря­жению мира, назначается известное количество земли, от которой он впрочем может отказаться или отдать ее в наем. Ему предоставляется также полная свобода жить вне общины и заниматься каким угодно ремес­лом, только он обязан вносить за себя ту подать, ка­кая назначается общиной.

Земля, отводимая каждому члену общины, отдается ему не на пожизненное пользование, а только на извест­ное количество лет, по истечении которых мир произво­дит передел земли. Все остальное имущество членов общины остается неприкосновенным в продолжение их жизни, но по смерти делается достоянием общины.

Мы требуем, чтобы все судебные власти выбирались самим народом; требуем, чтобы общинам было предос-

тавлено право суда над своими членами во всех делах, касающихся их одних.

Мы требуем, чтобы кроме Национального Собра­ния, составленного из выборных всей земли Русской, которое должно собираться в столице, были бы и дру­гие Областные Собрания в главном городе каждой области, составленные только из одних представителей последней. Национальное Собрание решает все вопросы иностранной политики, разбирает споры областей меж­ду собой, вотирует законы, наблюдает за исполнением прежде поставленных, назначает управителей по облас­тям, определяет общую сумму налога. Областные Соб­рания решают дела, касающиеся до одной только той области, в главном городе которой они собираются.

Мы требуем правильного распределения налогов, желаем, чтоб он падал всею своею тяжестью не на бед­ную часть общества, а на людей богатых. Для этого мы требуем, чтоб Национальное Собрание, назначая общую сумму налога, распределило бы его только между областями. Уже Областные Собрания разделяют его между общинами, а сами общины в полном своем собра­нии решают, какую подать должен платить какой член ее, при чем обращается особое внимание на состояние каж­дого, одним словом вводится налог прогрессивный.

Мы требуем заведения общественных фабрик, уп­равлять которыми должны лица, выбранные от общест­ва, обязанные по истечении известного срока давать ему отчет, требуем заведения общественных лавок, в которых продавали бы товары по той цене, которой они действительно стоят, а не по той, которую заблагорас­судится назначить торговцу для своего скорейшего обо­гащения.

Мы требуем общественного воспитания детей, требу­ем содержания их на счет общества до конца учения. Мы требуем также содержания на счет общества боль­ных и стариков, одним словом всех, кто не может ра­ботать для снискания себе пропитания.

Мы требуем полного освобождения женщины, да­рования ей всех тех политических и гражданских прав, какими будут пользоваться мужчины, требуем уничтожения брака, как явления в высшей степени без­нравственного и немыслимого при полном равенстве по­лов, а следовательно и уничтожения семьи, препятству­ющей развитию человека, и без которого не мыслимо уничтожение наследства.

Мы требуем уничтожения главного притона развра­та — монастырей, мужских и женских, тех мест, куда со всех концов государства стекаются бродяги, дармо­еды, люди ничего не делающие, которым приятен да-ровый хлеб и которые в то же время желают провести всю свою жизнь в пьянстве и разврате. Имущества как их, так и всех церквей должны быть отобраны в пользу государства и употреблены на уплату долга внутреннего и внешнего.

Мы требуем увеличения в больших размерах жа­лования войску и уменьшения солдатам срока службы. Требуем, чтобы по мере возможности войско распуска­лось и заменялось национальной гвардией.

Мы требуем полной независимости Польши и Литвы, как областей, заявивших свое нежелание оставаться со­единенными с Россией.

Мы требуем доставления всеми областями возмож­ности решить по большинству голосов, желают ли они войти в состав федеративной республики Русской.

Мы надеемся на народ: он будет с нами, в особен­ности старообрядцы, а ведь их несколько миллионов.

Забитый и ограбленный крестьянин станет вместе с нами за свои права, он решит дело, но не ему будет принадлежать инициатива его, а — войску и нашей мо­лодежи.

Мы надеемся на войско, надеемся на офицеров, воз­мущенных деспотизмом двора, той презренной ролью которую они играли и теперь еще играют, убивая своих братьев поляков и крестьян, повинуясь беспрекословно всем распоряжениям государя. Оно вспомнит Сентябрь­ский приказ, разберет хорошенько, в какое положение поставит себя, если станет исполнять его, да кстати вспомнит и свои славные действия в 1825 году, вспом­нит бессмертную славу, которой покрыли себя герои-мученики.

Но наша главная надежда на молодежь. Воззвани­ем к ней мы оканчиваем нынешний номер журнала, потому что она заключает в себе все лучшее России, все живое, все, что станет на стороне движения, все, что готово пожертвовать собой для блага народа.

Помни же, молодежь, что из тебя должны выйти вожаки народа, что ты должна стать во главе движения, что на тебя надеется революционная партия! Будь же готова к своей славной деятельности, смотри, чтобы те­бя не застали врасплох! Готовься, а для этого сбирай-

тесь почаще, заводите кружки, образуйте тайные обще­ства, с которыми Центральный Революционный Коми­тет сам постарается войти в сообщение, рассуждайте больше о политике, уясняйте себе современное по­ложение общества, а для большего успеха приглашай­те к себе на собрания людей действительно револю­ционных и на которых вы можете вполне поло­житься.

Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и с громким криком: да здравствует социальная и демократическая республика Русская; двинемся на зимний дворец ист­ребить живущих там. Может случиться, что все дело кончится одним истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться и это последнее вернее, что вся император­ская партия, как один человек, встанет за государя, потому что здесь будет идти вопрос о том, существо­вать ей самой или нет.

В этом последнем случае с полною верою в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное бу­дущее России, которой вышло на долю первой осущест­вить великое дело социализма, мы издадим один крик «в топоры» и тогда... тогда бей императорскую партию не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на пло­щадях, если эта подлая сволочь осмелится выдти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и се­лам!

Помни, что тогда кто будет не с нами, тот будет против; кто против тот наш враг; а врагов следует ист­реблять всеми способами.

Но не забывай при каждой новой победе во время каждого боя повторять: да здравствует социальная и демократическая республика Русская!

А если восстание не удастся, если придется нам поплатиться жизнию за дерзкую попытку дать человеку человеческие права, пойдем на эшафот не трепетно, бесстрашно, и кладя голову на плаху или влагая ее в петлю повторим тот же великий крик «да здрав­ствует социальная и демократическая республика Русская!»

Политические процессы 60-х гг. М., 1923. Т. I. С. 259—269.