Глава 2. Контрреволюционная стратегия и тактика хрущевских ревизионистов

Мои выводы основаны на базе личных контактов, встреч, наблюдений, впечатлений, изучения соответствующих документов, то есть имеют определенную субъективную специфику. Однако достоверная информация и практика, которыми я располагаю, позволяют дать в целом верную политическую оценку хрущевцам, проследить принципиальную направленность их контрреволюционной деятельности и безошибочно охарактеризовать отдельных политических деятелей.

Поднятая позднее хрущевцами шумиха вокруг так называемого культа личности Сталина является грязной клеветой, блефом. Хотя, действительно, хрущевцы и их приспешники пытались искусственно создать культ вокруг имени Сталина при его жизни. Этот их коварный, иезуитский политический трюк демонстрируется и подтверждается многочисленными документами. Достаточно прочесть выступления Хрущева, Микояна и им подобных на разного рода съездах, пленумах, заседаниях и других мероприятиях, чтобы получить убедительное подтверждение сказанному. Они без всякого стыда и совести, используя открытость для народных масс деятельности партии большевиков, безответственно славословили в адрес Сталина и показательно искажали принципиальную роль его личности вместо того, чтобы заниматься деловым обсуждением вопросов и проблем жизни партии и социалистического общества.

Для чего скрытый классовый враг использовал этот прием?

Сила партии и ее вождей заключается в тесной, неразрывной связи с народными массами во всех делах, в самой жизни. Поэтому враг пытался оторвать партию от народа, а вождя — от партии, изолировать вождя, превратить его из вождя в икону. Но при жизни товарища Сталина хрущевским ревизионистам не удавалось превратить заслуженный авторитет Сталина и искреннее уважение к нему со стороны трудовых масс в культ личности. Во всех своих выступлениях и обращениях Иосиф Виссарионович Сталин всегда обращается напрямую к советскому народу и всегда особо подчеркивает решающую роль трудовых масс в судьбе пролетарской страны и авангардную роль политической партии, никогда не отделяя руководителей партии от самой партии. Об этом документально свидетельствуют многочисленные выступления товарища Сталина. Поэтому коварный замысел врага терпел сокрушительное поражение и не был ими реализован при жизни Сталина.

Под прикрытием авторитета партии, товарища Сталина, под видом революционной бдительности хрущевцы и другие скрытые классовые враги пытались облыжно, бездоказательно дискредитировать партийных и беспартийных активистов на местах и расправляться с ними. Тем самым они не только пытались подорвать кадровую мощь партии, пропихивая на освобождающиеся руководящие посты своих людей, но и стремились посеять страх и неуверенность в массах, посеять семена недоверия трудовых масс к партии большевиков и ее вождю. Об этом наглядно и бесспорно свидетельствуют многочисленные документы, материалы по пересмотру сфабрикованных контрреволюционерами уголовных и политических дел и тому подобные документы. Партия большевиков неоднократно открыто исправляла «перегибы» хрущевцев в их «борьбе за чистоту рядов партии и безопасность социализма», принимая ответственность за их «ошибки» на себя. В частности, подобные многочисленные факты относятся лично к Хрущеву, в особенности в бытность его Первым секретарем ЦК КП(б)У. От имени Сталина, прикрываясь его авторитетом, хрущевцы зажимали критику, преследовали принципиальных большевиков, отрывая партию от масс, превращая ее в мертвый организм, лишенный инициативы и воли, способный только одобрять «волевые» решения верхов. Тем самым они создавали благоприятные условия для своей антипартийной деятельности, для своих извращений и махинаций.

После смерти И. В. Сталина некоторое время «новые» советские руководители, прежде всего Хрущев, продолжали называть Сталина «великим человеком», «вождем, пользующимся неоспоримым доверием». Чтобы завоевать доверие в Советском Союзе и за рубежом, Хрущеву необходимо было создать впечатление, что он верен делу социализма и Революции, что он является продолжателем дела Ленина и Сталина. Хотя в действительности Хрущев и Микоян были самыми заклятыми врагами марксизма-ленинизма и Сталина. Правда, Микоян, в отличие от Хрущева, при встречах со мной никогда не восхвалял Сталина.

В своей борьбе за власть Хрущев и Микоян следовали тактике: «разделяй и властвуй», противопоставляя руководителей партии и государства одного другому, сталкивая их лбами, натравливая их друг на друга.

Прикрываясь победами, одержанными Советским Союзом и партией большевиков под руководством Ленина и Сталина, Хрущев пытался продемонстрировать, внушить советскому народу, что в стране ничего не изменилось к худшему — правда, умер великий вождь, но зато в его лице (в лице Хрущева) страна получила «более великого вождя», «столь же принципиального и такого же ленинца, что и первый, и даже больше его, но зато либерального, обходительного, веселого, полного юмора и шуток!»

Пособническую роль в осуществлении контрреволюции в Советском Союзе сыграл гнилой интеллигентский либерализм Маленкова, Булганина, Ворошилова и им подобных, то есть по сути предательство дела революции, — их «оппозиционная» интеллигентская болтовня вместо решительного революционного отпора наступлению контрреволюционеров.

Но наступило время, когда Хрущев и другие притаившиеся ревизионистские гадюки стали исподволь готовить почву для прямого нападения на дело и имя Сталина.

Во время одной из моих встреч с Хрущевым в июне 1954 года он, якобы в принципиально-теоретическом плане, стал развивать мысль о необходимости «коллегиального руководства», о большом ущербе для партии от подмены такого руководства «культом» одного лица, приводя целый ряд цитат по этому поводу из работ Маркса и Ленина. Этим он хотел дать мне понять, что его слова основаны на марксизме-ленинизме.

Внешне все выглядело благопристойно. О Сталине он не сказал ни одного плохого слова, а всю свою критику и желчь обратил против Берия, обвиняя его во всех преступлениях, действительных и вымышленных. Он сделал упор на то, что, мол, Берия игнорировал роль Первого секретаря партии, посягнул на «коллегиальное руководство», пытался подмять партию под контроль органов государственной безопасности. Становилось очевидным, что Хрущев использовал дело Берия для того, чтобы не только прибрать к рукам Министерство внутренних дел, но подготовить общественное мнение к своему открытому нападению на дело и имя Иосифа Виссарионовича Сталина, то есть на партию большевиков Ленина-Сталина.

Меня многое удивляло в той обстановке, но я не мог тогда представить себе масштабы происходящего. Однако нам уже в то время бросались в глаза явные противоречия в словах и действиях Хрущева, «нового» руководителя партии. В данной беседе Хрущев демонстрировал свою приверженность «коллегиальному руководству», хотя за несколько дней до нашей встречи он столь же откровенно ратовал за «крепкую руку» в руководстве и «решающую роль личности».

Чтобы придать видимость достоверности своим словам о коллегиальности в руководстве, Хрущев дал указание не печатать на страницах газет его портреты. Это нетрудно проверить, подняв газеты того периода. Из газет исчезли крупные заголовки с его именем и всякая похвальба в его адрес. Зато газеты были переполнены материалами с его публичными выступлениями, речами, сообщениями о его встречах международного характера с делегациями коммунистических партий, с американскими журналистами, с дельцами и сенаторами, с западными миллионерами. Этим он пытался противопоставить свой стиль руководства «замкнутой деятельности Сталина», «его сектантству», тактике «железного занавеса» и тому подобному. Пропаганда громко трубила о том, что Советский Союз обрел наконец-то «истинного вождя-ленинца», который все знает, непогрешим, обладает исключительной энергией и оперативностью, активно борется против всех негативных явлений и противников социализма». Мол, это помогает исправить ошибки прошлого в Советском Союзе, преодолеть преступное прошлое и уверенно двигаться вперед.

Находясь в Москве по случаю совещания партий социалистических стран по вопросам экономического развития стран-членов СЭВ, я имел встречу с Хрущевым в неофициальной обстановке. Это было время, когда хрущевцы активизировали свою враждебную деятельность.

Однажды мы с Хрущевым и Ворошиловым оказались вместе на подмосковной даче. Втроем мы вышли в парк прогуляться.

Хрущев обратился к Климу Ворошилову:

— А ну-ка, Клим, расскажи Энверу об ошибках Сталина.

Я насторожился. До сих пор мне не приходилось ни от кого слышать подобных слов. Ворошилов, как заведенный патефон, «пропел длинную песню» о том, что у Сталина была масса ошибок в партийном руководстве, что он был груб и жесток, не терпел возражений и тому подобное.

— Сталин потворствовал даже преступлениям, — клеветал на Сталина Ворошилов, пресмыкаясь перед Хрущевым, — за что он даже после своей смерти должен понести ответственность. Он допускал ошибки в области развития народного хозяйства. Так что слова «зодчий социалистического строительства» должны быть отторгнуты от имени Сталина. К братским партиям Сталин относился не по-товарищески, с предубеждением…

Ворошилов еще долго поливал грязью память покойного Сталина. Даже при моем слабом знании русского языка я без услуг переводчика понял суть и цель этого монолога. Возмущение наполнило мою душу.

Хрущев шел впереди, внимательно рассматривая ряды капусты. Он выдавал себя за великого знатока и радетеля сельского хозяйства. По его указанию даже некоторые парки были засажены овощами.

Когда Ворошилов закончил свою мерзкую болтовню, я спросил его:

— Как же так? Вы видели эти ошибки Сталина и молчали, судя по вашим словам. Почему вы не поправили своего товарища, не помогли Сталину избежать этих ошибок, если они были?

В разговор вмешался Хрущев:

— Вы задали правильный вопрос, товарищ Энвер. Вы видите этот качан капусты? Так вот, Сталин срубил бы нам головы с такой же легкостью, с какой садовник может срубить этот качан.

— Да-а! Бессовестные мерзавцы! — подумал я, кипя гневом от такой их грязной и наглой лжи. — Ведь я лично знал Сталина и неоднократно разговаривал с ним — открыто, прямолинейно, на разные темы. А эти мерзавцы! Мало того, что оболгали своего покойного товарища, но совершенно даже не задумались над своей подлой логикой. Из их логики следует, что Ленину, Сталину и другим большевикам до революции надо было наняться к кровавому царю в тюремщики, оберегая свою жизнь от тюрьмы и виселицы, и молчать, выжидать, а не подвергать свою жизнь лишениям и опасности.

Мы вернулись на дачу. Вечером состоялась беседа в расширенном составе. Хрущевцы наперебой заверяли нас в своей верности социализму, клялись придать социализму «более быстрый и стремительный» характер. Всем иностранным представителям они обещали горы «помощи», заверяли в более «широком и всестороннем» сотрудничестве.

Шла подготовка к ХХ съезду партии. Хрущев нахраписто рвался к власти. Он пытался изобразить из себя этакого простецкого мужичка-руководителя, «народного» представителя и вождя, который не боится реакционеров и врагов Советского Союза. Из тюрем он экстренно выпустил отпетых врагов социализма, выдав им характеристики «невинно» осужденных.

О вредительстве троцкистов против Советской власти, о контрреволюционной деятельности Зиновьева, Каменева, Рыкова и Пятакова, о предательстве Тухачевского и его сообщников в Армии, открыто и неоспоримо разоблаченных агентов Интеллидженс сервис и фашистов, знали вся страна и весь мир. Их преступная деятельность была неоспоримо доказана пролетарским правосудием и признана самими преступниками. Суд был долгим, принципиальным, скрупулезным, корректным и объективным. Хрущев же и Микоян объявили этих преступников стойкими большевиками и невинными жертвами «сталинского террора». Так зародился грязный и подлый миф о «сталинских репрессиях».

Эта враждебная пропагандистская волна поднималась хрущевской пропагандой постепенно и, наконец, накрыла потоком лжи и демагогии общественное сознание. «Новые» руководители пытались выдать себя за либералов и настоящих революционеров.

Они пытались внушить народным массам: «Дышите теперь свободно. Вы теперь на воле. Вы вступили в полосу настоящей демократии, так как тиран и тирания исчезли. Теперь мы идем по ленинскому пути. Мы для вас создадим изобилие, рынки будут завалены товарами, и нам останется только ломать голову, куда деть продукцию. Ваш труд станет легким и беззаботным. Наступит век изобилия. Вы только жуйте, жуйте и бесконечно жуйте!»

Болтовня Хрущева докатилась до примитивного вздора. Но эта беспардонная пропаганда все-таки пробила брешь в сознании трудовых мелкобуржуазных масс. Не было минуты, чтобы Хрущев не разводил демагогии с экрана телевизора и из каждой подворотни о сельском хозяйстве, о кукурузе и свиньях, о водке и закусках и тому подобном.

Хрущев тасовал кадры и ломал методы работы, объявлял себя единственным «компетентным знатоком» сельского хозяйства, обещал личные реформы сделать главной программой партии и построить коммунизм к «ближайшему понедельнику». Но постепенно он сам запутался и стал нести еще большую околесицу; стал «бить горшки, как медведь в посудной лавке».

На Пленуме Центрального Комитета в сентябре 1953 года Хрущев выступил с пространным докладом по вопросам сельского хозяйства. Этим докладом он «положил начало» своей политической карьере после смерти товарища Сталина. Этот доклад был охарактеризован им и его сообщниками как «очень важный». Изложенные Хрущевым идеи и реформы основательно подрывали советское сельское хозяйство. Они разрушали сельское хозяйство Советского Союза настолько сильно, что следы этой катастрофы видны по сей день. Фанфаронство относительно «целинных земель» оказалось просто политической рекламной аферой, чрезвычайно дорого обошедшейся советскому народу. Эта авантюра немедленно потерпела крах. Советский Союз до сих пор покупает миллионы тонн зерна у Соединенных Штатов Америки, одновременно загубив в результате «целинной» авантюры лучшие скотоводческие угодья.

Эра дутого хрущевского «коллегиального руководства» и отсутствия его портретов на страницах газет оказалась весьма скоротечной. Мошенники, либералы, карьеристы, лизоблюды и льстецы очень быстро, при молчаливом согласии Хрущева, раздули культ Хрущева. Назвать его «личностью», даже в отрицательном значении, у меня не поворачивается язык. Поэтому просто — культ.

Великий и заслуженный авторитет Иосифа Виссарионовича Сталина, который своими делами на благо трудового народа и своей героической жизнью революционера-большевика вошел в бессмертие, но был оболган, загажен и растоптан хрущевской бандой. В Советском Союзе воцарился махровый культ мелкобуржуазного шарлатана, клоуна и шантажиста.

Глава 3. Международные
политические мошенники

За первые 8-9 лет народной власти Албания добилась значительных успехов в экономическом развитии. Мы сделали первые шаги в области индустриализации, провели коллективизацию сельского хозяйства, добились некоторого успеха в социальном обеспечении народных масс. Албания стала избавляться от вековой социально-экономической отсталости. Мы накопили некоторый опыт практического строительства социализма в нашей стране.

Однако у нас оставалась масса проблем, нерешенных задач и трудностей. Албанская партия Труда продолжала следовать традиции тесного контакта и братского сотрудничества с Советским Союзом, которая утвердилась при жизни товарища Сталина. Мы старались чаще советоваться с нашими советскими друзьями и в первую очередь с руководителями Коммунистической партии Советского Союза. Маленькая и отсталая Албания в начале своего социалистического пути очень нуждалась во всесторонней поддержке со стороны братских стран. Обращаться за экономической помощью к капиталистическим странам означало бы для Албании попасть в экономическую кабалу к ним. Поэтому мы обращались за экономической помощью и по поводу кредитов к советскому руководству. Но это не было иждивенческими устремлениями с нашей стороны или унижением бедного перед богатым. Мы это считали обычной нормой взаимоотношений между социалистическими странами и коммунистами. Экономическое укрепление Албании, успехи ее социалистического строительства были в интересах не только Албании, но и в интересах Советского Союза, всех стран социалистического лагеря. Это укрепляло позиции союза социалистических стран и создавало на будущее возможности для перехода к равноценному сотрудничеству.

Кредиты, в свою очередь, есть предоставляемые в долг средства с последующим возвратом этого долга. В данном случае идет речь о кредитах на льготных условиях со стороны братских стран. Свои обязательства перед кредиторами Албания всегда выполняла неукоснительно.

Однако после смерти Иосифа Виссарионовича Сталина братская, товарищеская суть взаимоотношений между Советским Союзом и Албанией стала исчезать. Отношение к Албании со стороны руководства КПСС все более и более напоминало отношение метрополии к своему вассалу. Согласиться с этим положением мы никак не могли.

Среди руководителей советского государства и КПСС особенно выделялся своими антиалбанскими настроениями Микоян. Он отвечал за торговлю и внешние экономические связи. Его поведение можно назвать поведением барыги международного масштаба, а не коммуниста-интернационалиста. Микояна совершенно не интересовали проблемы Албании в строительстве социализма и жизнь албанского народа. Для него Албания была лишь «географическим названием» и одним из источников спекулятивной базарной выгоды. Такова была суть этого «коммуниста». Микоян зачастую позволял себе в разговорах с нами пренебрежительно отзываться об Албании и албанском народе, вплоть до оскорблений. Видимо, поэтому он не постеснялся признаться мне в беседе с глазу на глаз в феврале 1960 года, что они вместе с Хрущевым готовили убийство товарища Сталина.

При Сталине Микоян тоже занимал антиалбанские позиции, но был ограничен в своих практических действиях. Именно благодаря поддержке братского Советского Союза при жизни Сталина в Албании развернулось строительство многих заводов, электростанций, появились новые отрасли, получили развитие культура и образование. Сталин прекрасно понимал, что без собственной индустрии Албания останется отсталой, экономически зависимой страной. Это создаст в определенных условиях угрозу ее закабаления. Сталин, как коммунист-интернационалист и товарищ, всей душой переживал за будущее Албании и албанского народа, приступившего к социалистическому строительству, и всячески помогал нам.

После смерти товарища Сталина хрущевцы значительно урезали нам кредиты и стали навязывать свою волю в выборе путей развития албанской экономики, пытаясь сбить нас с пути экономической независимости. Хрущевцы строили свои взаимоотношения с нами с позиций своих корыстных торгашеских интересов. Тщетно пытались мы объяснить, обосновывая свои скромные запросы на кредиты, что Албания находится в бедственном положении из-за того, что наша народная власть получила в наследство отсталое и вдобавок полностью разоренное хозяйство, что война обескровила нас, что у нас в прямом смысле не было ни единого трактора для обработки земли и тому подобное.

Иногда обоснования со стороны Микояна отказа нам в кредитах доходили до абсурда и крайней наглости.

Однажды в беседе со мной он упрекнул нас, что наши коровы дают очень мало молока, 500-600 литров в год.

— Режьте их! — посоветовал он.

— Нет, — ответил я ему, — мы не пойдем этим преступным путем. Мы ставим себе задачей наращивать кормовую базу и улучшать породу. Этого мы добьемся. А пока у нас не только коровы, но и люди не едят досыта.

— А вот у нас…, — кичливо возразил Микоян и стал перечислять мне цифры по надоям…

— Давали ли ваши коровы, скажем, в 1924 году столько же молока? — спросил я его.

— Нет, — ответил он. — Тогда картина была другая.

— А разве Албания за 4 года свободной жизни могла достичь вашего сегодняшнего уровня? — спросил я его. — Мы трудимся в поте лица, наш народ валится с ног от усталости, недоедает, но мы уверенно строим свое будущее. Пройдет время и сама жизнь рассудит нас.

Однако мои доводы не возымели действия на Микояна.

— Ваше сельское хозяйство находится в плачевном состоянии. Поголовье скота у вас меньше, чем до войны. 20% хлеба вы ввозите из-за границы. Коллективизация у вас идет медленно. Вы эксплуатируете крестьян. Финансов у вас нет. Вы совершенно не умеете торговать, — продолжал свою безответственную болтовню Микоян.

Подобного рода возражения были выдвинуты им и в части создания нами албанской индустрии.

— Вы предпринимаете строительство промышленных объектов без учета реальных условий Албании. Скажем, вы начали строить гидростанцию на реке Мати (речь идет о строительстве гидростанции имени Карла Маркса на реке Мати в Северной Албании. Ее строительство мы завершили в январе 1958 года). Мы спрашиваем вас: для чего вам нужно столько электроэнергии? Вы не нуждаетесь в таком количестве электроэнергии.

— Гидростанция на реке Мати, — возразил я ему, — будет давать всего лишь 25000 киловатт. Мы уже сейчас остро нуждаемся в электроэнергии. Более того, плановое развитие нашей экономики не может быть гарантировано без заблаговременного принятия мер по обеспечению необходимым количеством электроэнергии.

— Вы планируете строительство ненужных вам фабрик и заводов, — продолжал давить на нас Микоян. — Для чего вам сталепрокатный и деревообрабатывающий заводы, бумажная фабрика, стекольный завод, льнозавод, хлебозавод и другие? На что вам нефтеперегонный завод? (Речь идет о нефтеперегонном заводе, который строился тогда в Церрике). Отмените лишние стройки. У вас сельское хозяйство находится в очень критическом положении. Поэтому надо существенно уменьшить капиталовложения в промышленность и сосредоточить все силы на сельском хозяйстве!

Этот разговор происходил в июне 1953 года во время визита нашей делегации в Москву. Слова Микояна напомнили мне рекомендации Кидрича, посланца Тито, который также рекомендовал нам не строить ни одного промышленного предприятия, а развивать сельское хозяйство. Подобная однобокость в экономике неизбежно поставила бы Албанию в полнейшую зависимость от иностранных государств. Тем самым Албания потеряла бы свою самостоятельность, независимость и превратилась бы в аграрный придаток промышленно развитых стран. Вот к чему привела бы Албанию подобная экономическая политика!

После этой беседы обещанные нам кредиты были настолько урезаны, что мы были вынуждены отложить на время строительство ряда важных для нас заводов и фабрик, снять с плана строительства железную дорогу и перенести сооружение Матской гидростанции на 1957 год.

Приезжайте еще! — почти издевательски напутствовали наш отъезд хрущевцы.

22 декабря 1953 года мы направили в ЦК КПСС обстоятельное письмо, в котором, отметив принятые нами меры по укреплению народной власти, развитию народного хозяйства, улучшению жизни в деревне, мы изложили наши проблемы в порядке консультации и обосновали ряд наших скромных запросов о помощи и кредитах под будущий пятилетний план. Это письмо мы отправили в Москву по совету руководства КПСС и после тщательной проработки всех вопросов на месте. В подготовке этого письма участвовали советские специалисты и советники, которые работали в Албании в рамках помощи и сотрудничества.

Через 5 дней мы получили ответ из Москвы. Письмо из ЦК КПСС состояло из 15-20 строк, в основном из слов недовольства нашей деятельностью.

В основном письмо хрущевцев состояло из фраз вроде: «Неточно излагаете положение в вашей стране», «Вы поспешно рассмотрели вопросы», «Вы не вникли в суть дела», «С вашей стороны не приняты надлежащие меры», «Подготовьтесь заново и напишите снова».

Мы опешили. Складывалось впечатление, что в Албании живут и трудятся хрущевцы, а не мы.

Однако предыдущие встречи с Микояном уже многому научили нас. Мы догадывались, чего от нас добиваются хрущевцы. Поэтому в отредактированном письме мы сняли целый ряд наших просьб о помощи и кредитах и в соответствии с этим пересмотрели свой план. Только после этого мы получили приглашение посетить Москву «для консультаций и обсуждения наших предложений по поводу помощи и кредитов».

Наша поездка в Москву состоялась в июне 1954 года.

Хрущев откровенно заявил нам, что у него нет желания говорить об албанских проблемах. Он произнес перед нами пространную назидательную речь о роли первого секретаря партии и премьер-министра.

В конце беседы он все же, как-будто между прочим, высказал ряд своих «советов» по поводу экономического развития Албании.

— Выгодно ли вам вкладывать много средств в нефтедобычу? — спросил он.

Я сразу понял причину этого вопроса. Вопреки «советам» хрущевского руководства отказаться от разведки и добычи нефти мы во втором письме подчеркнули, что это по-прежнему является важнейшим направлением развития нашей экономики и наших планов.

— Как вам известно из нашего письма, — пояснил я, — правительство и ЦК нашей партии пришли к выводу, что нам надо во что бы то ни стало продолжить разведку и добычу нефти. Мы отдаем себе отчет в том, что это является пока тяжелейшим бременем для нашей экономики и останется таковым, пока мы не сможем увеличить добычу нефти. Нефть является сырьем огромного стратегического и экономического значения как для нашей страны, так и для всего социалистического лагеря. Но пока разведка и буровые работы ведутся недостаточно. Это обременяет нашу экономику и является причиной ряда срывов экспортных поставок по нефти.

— Уверены ли вы, что ваши недра нефтеносны? — снова спросил Хрущев.

— Геологические поиски в Албании ведутся с 1950 года и возглавляют их советские специалисты. Они полагают, что в нашей стране нефть имеется во многих районах. Однако для поиска месторождений и их разработки требуются дополнительные капиталовложения. Мы приступили к строительству нефтеперегонного завода, сосредоточили в этой отрасли наиболее боевую часть рабочего класса, вырастили кадры нефтяников. Но, если мы не продолжим поиск новых месторождений, то уже открытые иссякнут через 2-3 года и на этом участке у нас возникнут трудно разрешимые проблемы.

— Не беспокойтесь, — перебил Хрущев, — нефти в Советском Союзе имеется в изобилии.

— Да, — продолжал я, — мы вынуждены были в 1948-1953 годах ввозить в Албанию переработанную нефть и смазочные масла на очень крупную сумму. Это очень обременительно для нашего бюджета. При использовании отечественной нефти мы высвободим огромные, по масштабам Албании, суммы на нужды других отраслей экономики. Маленькая Албания находится в окружении враждебных нам государств. Поэтому собственная нефть нужна нам еще и потому, что в случае, если над нашей страной нависнет опасность, а друзья не смогут поставить нам горючее, наша страна погибнет. Учитывая все эти обстоятельства, мы приняли решение продолжить разведку и добычу нефти. Поэтому мы вновь обращаемся к советским руководителям с просьбой о предоставлении нам кредита на 3 года для организации поиска месторождений и добычи нефти. Еще раз повторюсь, что у нас уже есть собственные кадры нефтяников и нефтехимиков. Поэтому помощь со стороны советских специалистов нам потребуется незначительная.

— Ладно, — сказал Хрущев, — мы еще подумаем по поводу вашей просьбы о кредитах на поиск и добычу нефти. Однако мне известно, что ваша нефть имеет низкое качество — она содержит много примесей, особенно битума и серы. Это тоже удорожает ее себестоимость. Вы подумали об этом? В нашей стране подобный пример тоже был. Для развития нефтедобычи в Баку Берия, пользуясь авторитетом Сталина, требовал дополнительных капиталовложений в бакинскую нефтедобычу. Иосиф Виссарионович поддержал его. Хотя позднее в других местах мы нашли более выгодные месторождения нефти, а добыча бакинской нефти была для нашей страны невыгодной. Надо подсчитать. Если ваша нефть окажется выгодной — дадим вам кредит. Если нет — будем поставлять вам нашу нефть.

Далее Хрущев прочитал нам лекцию о «выгоде» и «невыгоде» добычи нефти. Основной упор он сделал на то, что, мол, нельзя повторять «ошибку» Сталина, допущенную им в вопросе с бакинскими нефтепромыслами.

— На первом месте должна быть материальная выгода, — продолжал Хрущев. — Возьмем индустрию. Я разделяю ваше мнение, что Албании нужна своя индустрия. Но какая? Вам необходимо развивать пищевую промышленность — консервную, по переработке рыбы, фруктов, масел и тому подобную. Разумеется, можно построить какой-нибудь завод по ремонту изношенных деталей. Что касается переработки минералов, металлургической промышленности, то это вам явно невыгодно. Ко всему надо подходить с позиций своей выгоды. У нас есть металл, и мы можем его поставить вам. Чего вам еще желать? Развитие сельского хозяйства тоже надо рассматривать с позиций своей выгоды. Вам выгоднее выращивать хлопок, цитрусовые, маслины и другие подобные культуры. Албания сможет продавать их нам, а мы будем продавать вам промышленные товары. Это будет взаимовыгодно.

(Таким образом, Хрущев откровенно признавался нам, что хотел бы получить Албанию в качестве своего приусадебного участка)

— Нет, — возразил я ему, — для Албании главным является хлеб. Ибо хлеб является для нас самой главной и больной проблемой.

— Что вы, что вы, — перебил Хрущев, — о хлебе вы не беспокойтесь. Хлеба мы вам продадим сколько угодно. Его у нас есть в достатке.

Затем Хрущев стал приводить нам массу цифр об урожайности зерновых и других сельскохозяйственных культур в Советском Союзе. Мы не ставили под сомнение цифры, приводимые Хрущевым, так как мы знали об успехах Советского Союза и всей душой радовались успехам своих советских друзей. Однако мы не могли согласиться с «советами» Хрущева по поводу направлений развития нашей экономики. Тогда мы еще не предполагали, что имеем дело с главарем современного ревизионизма. Принять его «советы» мы не могли без всяких предвзятостей с нашей стороны. Эти «советы» не соответствовали принципам строительства социализма, в корне противоречили историческому опыту строительства социализма в Советском Союзе, шли в разрез в этом вопросе с рекомендациями Ленина и Сталина. Поэтому мы твердо отстаивали свои взгляды и позиции.

— Я сказал все, — закончил Хрущев. — Что касается ваших вопросов, то мы назначим специальную группу во главе с Микояном. Эта группа доложит нам результаты своей работы. Лишь после этого мы примем окончательное решение.

Несколько дней мы подробно излагали группе Микояна положение дел в нашей экономике. Мы рассказали им о том,

— Что мы уделяем особое внимание подъему сельского хозяйства и росту жизненного уровня в деревне. Что мы производим очень большие по сравнению с нашими возможностями капиталовложения на мелиоративные и ирригационные работы, освоение новых земель. Что мы помогаем крестьянам отборными посевными семенами, сельскохозяйственными орудиями и машинами. Что у нас успешно идет коллективизация и так далее. Но ведь нельзя всего добиться сразу. К тому же мы прекрасно знаем, что сельское хозяйство не может идти вперед в своем развитии без существенной помощи индустрии. Что необходимо создавать и укреплять основные отрасли, которые способствовали бы гармоничному развитию нашего народного хозяйства в целом. Вот почему на этих встречах с советскими руководителями мы упорно отстаиваем свои позиции.

— Наша промышленность, — терпеливо доказывали мы, — развивается успешно. Однако она выпускает крайне ограниченное количество остро необходимой нам продукции. Это не удовлетворяет потребностей албанских трудящихся. Кроме того, работа промышленности в нашей стране в значительной мере зависит от поставок извне горючего, стали, проката, химикатов, минеральных удобрений, запасных частей, инструмента и многого другого. То есть наша промышленность в значительной степени связана с импортом. Поскольку мы находимся далеко от дружественных нам стран, то зачастую целые отрасли албанской промышленности простаивают из-за отсутствия тех или иных поставок извне. У нас никогда не было в достатке всех видов товаров — от оборудования и хлеба до карандашей. Нам приходится ввозить из других стран хлеб, горючее и тому подобное, все виды машин и оборудования, инструмент, запасные части, шерстяные ткани, обувь, нитки, иголки, гвозди, стекло, веревки, шпагат, мешки, карандаши, бумагу, спички, медикаменты и многое другое. Такова реальная действительность, но мы не впадаем в пессимизм. Мы намерены напрячь все силы и возможности Албании, чтобы разрешить эти проблемы. Но пока мы находимся в весьма бедственном положении. Как добиться намеченных целей? ЦК нашей партии и наше правительство считают, что положение можно изменить только путем одновременного развития сельского хозяйства и индустрии. Развитие индустрии позволит нам избавиться от этой невыносимой тяжести импорта.

Группа Микояна не смогла противопоставить что-либо нашим доводам, но окончательное решение по кредитам было отложено по их инициативе.

Через два дня мы вновь встретились с Хрущевым. В его поведении было заметно «потепление» по отношению к Албании.

Впрочем, позднее нам стали ясны причины этого «потепления». Хрущев чувствовал себя еще неуверенно. Он стремился на данном этапе завоевать популярность руководителя-добряка, умного и деятельного человека, принципиального и самокритичного партийца, разумно расчетливого государственника. Поэтому он действовал в соответствии с реальной обстановкой, преследуя исключительно свои корыстные цели. Микояновцы-спекулянты закулисно творили козни, а Хрущев умиротворял нас своими улыбками и простецкими остротами.

Приведу один конкретный пример.

Мы обратились с просьбой о кредитах на товары широкого потребления. Однако еще до рассмотрения этого вопроса Микоян встретился с нами и резко заявил:

— Вы тратите кредиты не по назначению. Кредиты, отпущенные вам на нужды развития народного хозяйства, вы потратили на закупку товаров широкого потребления.

— Я не могу согласиться с вами, — ответил я на его обвинение. — Ваша информация не соответствует действительности. Мы никогда не нарушаем наших взаимных договоренностей. Ваши кредиты идут по прямому назначению.

— Я заверяю вас, — упорствовал Микоян, — что более 10 миллионов кредита вы использовали на другие нужды, отличные от нашей договоренности.

Он дал указание своему работнику проверить высказанную им информацию и принести необходимые документы. Через несколько минут вошел бледный чиновник и положил перед Микояном документы, сказав:

— Нарушений с албанской стороны нет. Потребительские товары были закуплены ими на те кредиты, которые были предоставлены нами им именно на товары широкого потребления.

Микоян опешил и стал бормотать что-то невнятное, но, справившись с собою, после короткой паузы сказал:

— Мы не можем больше предоставлять вам подобные кредиты. Кредиты являются предметом торга. Поэтому мы должны придерживаться в наших взаимоотношениях по материально-финансовым вопросам принципа: ты — мне, я — тебе.

— Жаль, — ответил я ему, — что вы ставите вопрос подобным образом. Такая постановка вопроса больше напоминает рыночное торгашество, а не братское сотрудничество. В таком случае, что вы хотите от нас получить конкретно и сегодня? Хром, медь, нефть? Это сырье мы уже поставляем и вам, и в страны народной демократии. Экспортировать хлеб мы не можем, так как албанское население сегодня недоедает, мы даже закупаем большое количество хлеба у других стран.

Кредиты нам были все-таки предоставлены, но они были сильно урезаны и сопровождались бесчисленными «советами» и высокомерной «критикой» в наш адрес.

Дальнейшие наши контакты значительно сократились. Мы невольно стали задаваться вопросом: кем на самом деле являются хрущевцы — коммунистами или международными спекулянтами?

Началась самая настоящая грызня и между руководителями других стран народной демократии. Ульбрихт, Новотный, Охаб, Деж, Кадар, Гомулка, Циранкевич, Живков и другие грызлись между собой, пытаясь что-либо урвать друг у друга, нарушали взаимные договоренности под разными надуманными предлогами. Это наглядно проявлялось на разного рода совещаниях и встречах в рамках Совета Экономической Взаимопомощи.

На этих совещаниях хрущевцы интриговали, читали лекции о «социалистическом разделении труда», призывали к «единению и взаимопониманию» в «социалистическом лагере».

Об Албании все забыли. На наши просьбы о кредитах мы обычно получали ответы вроде:

— Мы сами весьма нуждаемся, — заявил Ульбрихт. — Кроме того, на нас большое давление оказывает Федеративная Республика Германии. Мы не можем помочь Албании.

Черту подвело «решение» СЭВ:

— Совет Экономической Взаимопомощи рекомендует албанским товарищам решать свои проблемы на двусторонних встречах с советским правительством.

Особенно нам запомнилась встреча СЭВ в июне 1956 года. Хрущевцы уже прочно утвердились у власти и устремились вперед. Ревизионизм пускал корни во многих странах и набирал силу. Спутниками ревизионизма стали раскол, противостояние, отсутствие единства между странами социалистического лагеря.

Охаб, ставший к тому времени первым секретарем Польской объединенной рабочей партии, заявил:

— Мы не выполнили и не сможем выполнить возложенные на нас обязательства по углю. Надо пересмотреть наши обязательства. Шахтеры ропщут из-за чрезмерно высоких планов по добыче угля.

После этого Герэ, Ульбрихт и Деж накинулись с руганью на поляков. Атмосфера накалялась.

— Если вы хотите получить от нас кокс, то производите капиталовложения в угольную промышленность Польши. Мы дожили до того, что польские шахтеры стали бастовать и увольняться, — заявил Охаб.

— Надо обсудить эту ситуацию, — пытался угомонить спорящих Хрущев. — Если у поляков мало рабочей силы из-за волнений и недовольства шахтеров, то мы можем заменить их рабочими из других стран.

От такого «интернационализма» Хрущева Охаб вздрогнул и слегка обмяк.

— Я все-таки настаиваю на увеличении капиталовложений или снижении обязательств, — тем не менее, упирался Охаб.

— Вы сначала выполните прежние свои обязательства, — возразил ему Деж.

— Некоторые наши заводы получили задания по производству специального оружия и оборудования, но эту продукцию никто не берет, — подлил масла в огонь Герэ.

— Наша продукция тоже не востребована, — выкрикнул с места Охаб. — Что нам делать?

— Да что вы устроили перепалку, как директора заводов, — пытался осадить их Хрущев. — Так нельзя обсуждать проблемы. Самостоятельно ищите выход. Ищите выход, исходя из собственной выгоды. Мы тоже переоборудовали некоторые наши военные заводы под производство водяных насосов.

Далее Хрущев стал выдавать такие «перлы», что у всех перехватило дух.

— Мы должны брать пример с Гитлера. Нам необходимо учиться у гитлеровской Германии, — изрек в частности Хрущев. — Гитлеровская Германия перед войной была одна, но она смогла обеспечить страну всем необходимым. Мы должны изучать опыт Гитлера и гитлеровской Германии и применять его у себя. Например, мы должны создавать совместные предприятия по производству оружия.

Я онемел от услышанного. Первый секретарь ЦК КПСС убеждал всех коммунистов учиться ведению хозяйства, учиться жить у фашистов, у Гитлера. Уму непостижимо! А ведь он советовал именно это. Остальные слушали и согласно кивали головами.

— Вы должны поставлять нам научные и инженерные разработки, — заявил Охаб.

— Перебьетесь, — вскипел от гнева Хрущев. — Вы наши разработки перепродаете Западу. Мы дали вам патент на один из самолетов, а он оказался на Западе.

— Действительно. Подобное было, — пролепетал Охаб.

— Мы передали вам четыре советских секретных проекта, а они без особых задержек проследовали на Запад, — добавил Булганин.

— И это было, — окончательно скис Охаб. — Но их просто похитили у нас.

— Положение у вас в Польше удручающее, — продолжал Хрущев. — Вы проводите предательскую политику по отношению к Советскому Союзу и народно-демократическим странам. Большую тревогу вызывает проводимая вами политика внутри страны.

— Считаю, что необходимо сотрудничать со всеми. В первую очередь необходимо сотрудничать с социал-демократами, — перебил Ульбрихт.

У Хрущева от этого предложения, видимо, перехватило горло. Ульбрихт озвучил его идеи. Лучшего Хрущев не мог желать. Важно теперь подхватить это и развить!

«Сотрудничество со всеми, реабилитация и мягкая политика в отношении классовых врагов социализма». Именно эту оппортунистическую и классово-пацифистскую политику насаждал он у себя, в Советском Союзе. Как видно из заявления Ульбрихта, остальные единомышленники не отставали от него и даже, кажется, стремились перегнать.

— Согласен! — воскликнул Хрущев. — Но это надо делать так, чтобы раскрепощенные силы не поднялись против Советского Союза и стран социалистического лагеря. А ведь Польша, похоже, идет именно к этому.

— Мы освободили всех репрессированных ранее за политические преступления, — проинформировал Охаб.

— Вам следовало бы некоторых попридержать, — иронически заметил Сабуров. — А то может оказаться, что уже в ближайшее время они будут предлагать тост за этим столом.

— Выпьем за сотрудничество! — прервал Сабурова Хрущев.

Всем стало ясно, что «социалистический лагерь» развернулся новым курсом. Хрущев уже выпустил «джина из кувшина». Но «джин» подчинялся с трудом и уже угрожал своим освободителям. Хрущев почувствовал эту опасность. Он стал маневрировать, натравливая руководителей разных стран друг на друга. Стал кого-то задабривать, а кого-то пугать. Однако эти приемы уже не срабатывали!

Тогда Хрущев решил прибегнуть к шантажу через поставки хлеба. Один из советских чиновников, отвечающий за сельское хозяйство при СЭВ, доложил о состоянии сельского хозяйства в странах содружества и высказал ряд тревожных мыслей по поводу зерна, по поводу надвигающегося хлебного дефицита. (Совет Экономической Взаимопомощи создан в январе 1949 года. Албания вошла в его состав в феврале того же года. С приходом к власти хрущевских ревизионистов в Советском Союзе СЭВ из учреждения взаимной помощи выродился в орудие осуществления ревизионистских неоколониалистских целей Советского Союза).

— Хлеб — жизненно важная проблема, — сказал Хрущев гробовым голосом, но в его интонации чувствовались нотки давления и угрозы. — То, что мы могли дать из запасов хлеба, мы уже отдали вам. У нас больше нет излишков зерна. Поэтому вы все подумайте о надвигающейся угрозе в этом вопросе.

Несколько минут он нагнетал страхи по поводу надвигающегося голода, но вскоре не выдержал и с легкостью джигита перескочил на своего излюбленного конька. Кукуруза!

О кукурузе он говорил всегда: утром натощак, целый день и на сон грядущий, вместо благодарственной молитвы.

— В последние годы, — продолжал Хрущев, — мы засеяли кукурузой почти всю страну. И не жалеем. Благодаря кукурузе мы решили вопрос с мясом, молоком и маслом.

— Без мяса, молока и масла социализма просто быть не может, — угодливо поддакнул своему «шефу» Микоян.

— Нет, не может быть социализма, — подтвердил Хрущев и продолжал. — Каждый руководитель и каждый политик должен заниматься вопросами возделывания кукурузы. Лично я взял шефство над своей родной деревней. Результаты не преминули сказаться — в начале в деревне было 60 свиней, а теперь стало 600 свиней.

После такого «внушительного, глубоко научного» доклада Хрущев более приземленно обрушился на Ульбрихта, Хегедюша, Циранкевича и других своих «соратников по лагерю».

— Что касается Албании, то я ее просто не знаю. Поэтому говорить о ней не буду, — заключил Хрущев.

— Приезжайте к нам, и вы увидите ее своими глазами, — пригласил я Хрущева.

— Сейчас некогда, — поспешил ответить Хрущев, чтобы не растрясти в рядовых разговорах свое вдохновение от прочитанного доклада о кукурузе.

Через несколько дней я встретился с Хрущевым и имел с ним часовую беседу.

— Я еще раз приглашаю вас посетить Албанию. Это добавит также престижа нашей стране, — начал я беседу.

— Как далеко находится Албания от Москвы? — спросил Хрущев.

Я ответил, что на самолете ТУ-104 можно преодолеть расстояние от Москвы до Тираны за 3 часа и предложил ему открыть эту авиалинию.

— А выгодно ли это? Не будет ли самолет летать полупустым? — прикинул он вслух выгоду от моего предложения.

— Ваши и наши товарищи очень часто курсируют между Москвой и Тираной. Так что недостатка в пассажирах не будет, — ответил я.

— Я даже Тито сказал, что собираюсь посетить Албанию, — сказал Хрущев. — Однако я хотел бы прежде отдохнуть.

— Можете отдохнуть у нас, — предложил я. — У нас замечательные море и горы.

Но Хрущев уклонился от приглашения, и мы оставили эту тему в покое.

— Албания интересует меня с тех позиций, что с ее помощью мы можем наладить контакты с Турцией, Грецией и Италией. Вы ведь с ними соседи, — продолжил беседу Хрущев. — Сеете ли вы хлопок?

Я не ожидал от него подобного вопроса, но смог ответить на него исчерпывающе.

— Вы очень правильно оцениваете значение хлопка для вас. На хлопке вы можете здорово заработать, — посоветовал Хрущев. — Далее, овцы должны стать для вас другим источником дохода. Вам надо создать тонкорунную породу овец. У вас есть для овец прекрасные пастбища. Так что овцеводство для вас весьма выгодно. И, наконец, третий источник ваших доходов — рыба. Вам надо добиться, чтобы рыба стала значительным источником дохода для вас. А мы вам поможем специалистами и флотом.

От таких неожиданных «советов» я опешил и невольно ждал продолжения его откровений.

— Цитрусы! Вот о чем вам надо задуматься всерьез. Лимоны, грейпфруты, апельсины и другие везде пользуются большим спросом.

Наконец-то я дождался нового его «открытия»! Эти рекомендации были установками хрущевцев «на строительство социализма» в Албании.

— Разумеется, надо подумать и о других богатствах. Например, минералы. Но не они — главное. Главным является то, что я сказал ранее, — подвел он итог нашей беседе. — Мы поможем вам развивать хлопководство, цитрусоводство, рыболовство и овцеводство. Через это Албания быстро станет образцом для подражания как сельскохозяйственная страна для Греции, Турции и Италии.

Не было смысла вступать с Хрущевым в полемику по поводу его «перлов». Я поблагодарил его за «советы» и вышел.

Все становилось предельно ясным. Совет Экономической Взаимопомощи отфутболил нас с нашими проблемами к Хрущеву. Хрущев рекомендует нам превратить Албанию в страну овец и хлопка, то есть сделать Албанию полностью экономически зависимой от хрущевцев, превратить ее в сельскохозяйственный придаток Советского Союза, сделать ее беззащитной перед буржуазными странами-соседями и тому подобное. Подобные «советы» вели Албанию к потере национальной самостоятельности, утрате независимости и могли принести албанскому народу неисчислимые беды и страдания, гнет и рабство. Албанский народ, лишь недавно завоевавший себе свободу ценой большой крови и больших лишений, не мог согласиться с такими рекомендациями.

Окружающая действительность убеждала нас, что дела в социалистическом лагере катятся по наклонной плоскости. Но это было лишь началом катастрофы. Однако мы уже понимали, что нам предстоит не только самостоятельно учиться, строить, создавать и тому подобное, но и готовиться к серьезным грядущим политическим битвам.