Основные итоги приватизации

Наряду с передачей государственных активов в руки частных собственников происходил процесс формирования частного сектора на собственной основе. И, как показывает анализ, результат реформирования экономики во многом зависит от соотношения вновь создаваемых частных предприятий и приватизируемых государственных. Чем больше доля первых (пример Польши, Словении и Венгрии), тем выше темпы экономического роста. Иными словами, успешными оказываются те страны, где реформы создают условия для развития новых видов деятельности, а не концентрируют предпринимательскую энергию на переделе ранее созданного.

В качестве примера страны, создающей среду для эффективного роста новых хозяйствующих агентов, можно привести Китай. Тем не менее и в этой стране в последнее десятилетие происходит массовая распродажа убыточных предприятий государственной и коллективной форм собственности, направленная на развитие эффективных методов хозяйствования. В особенности широко эта кампания развернулась на селе. Так, в одном лишь районе Сунань (юг провинции Цзянсу) в 1997-1999 гг. было распродано и преобразовано в другие формы собственности более 30 тыс. коллективных предприятий[24].

Однако, как отмечают эксперты, не всегда ускорение преобразования мелких предприятий приводило к повышению их жизнеспособности и к росту эффективности производства[25]. Продажа многих небольших государственных предприятий больше была похожа на растаскивание (как говорят в Китае, утечку) государственных активов. В связи с этим было принято «Уведомление о прекращении увлечения продажами государственных мелких предприятий» и даны дополнительные установки для завершения этой работы. Руководство страны подчеркнуло, что нельзя делать продажу основной формой преобразования мелких предприятий, необходимо пресекать различные злоупотребления со стороны новых собственников, прежде всего попытки невозврата банковских кредитов и неуплаты налогов.

Вследствие широкомасштабной приватизации в большинстве стран сложился значительный по масштабам частный сектор. Его доля в созданном валовом внутреннем продукте Чехии и Венгрии к концу 2000 г. достигла 80%, Словакии — 75%, в Польше и Болгарии достигла 70%, в Румынии и Хорватии — 60%, в Словении и Македонии — 55%, Боснии и Герцеговине — 35%[26]. Приватизация ускорилась практически повсеместно с 1995-1996 гг. По мере нарастания несбалансированности государственных бюджетов и платежных балансов реформируемых стран большинство из них отказалось от идеи сохранения в государственной собственности стратегически важных отраслей экономики, ранее выделенных в специальные списки объектов, вовсе не подлежащих приватизации либо подлежащих в длительной перспективе.

С точки зрения завершенности процесса приватизации страны оказываются в разном положении. В Венгрии, например, признается, что предел возможной приватизации практически достигнут, и даже уже имели место акты ренационализации в банковском секторе. Югославия прибегла к сужению сферы частного сектора в сложных политических и экономических условиях, вызванных военными действиями и международными экономическими санкциями. Румыния и Болгария, в середине 90-х годов испытавшие повторный кризис, попытались в этот период максимально быстро распродать все, что может быть реализовано частным собственникам.

В большинстве стран СНГ массовая приватизация предприятий прошла в первой половине 90-х годов. Например, в Узбекистане уже в 1996 г. доля негосударственного сектора в произведенном национальном доходе составляла около 69%, в промышленном производстве — 54%, в производстве сельскохозяйственной продукции — 98%. В 2000 г. численность занятых в негосударственном секторе экономики превысила 6,6 млн человек, что составило почти 75% занятого населения[27]. Приватизация в Армении началась еще в 1991 г. с приватизации земли, однако массовая приватизация государственных предприятий была запущена только в 1995 г. Как и в России, в Армении использовалась ваучерная приватизация, быстро приведшая к скупке активов предприятий по низким ценам у неимущего населения и концентрации собственности в руках немногочисленной экономической элиты. Однако внутри страны инвестиционных ресурсов для реструктуризации предприятий не нашлось, и приватизация не изменила общей стагнации экономики.[28] Новый этап приватизации, основанный на привлечении иностранных инвесторов и использовании «живых» денег, начался в Армении только в 1998 г. при активном участии государства в процедуре отбора и в подготовке предприятий к продаже.

Наиболее сложным путем происходило становление института частной собственности в Беларуси. По официальным данным, негосударственный сектор уже в 1990 г. давал почти 22% объема произведенной продукции в ценах того же года, а в 1999 г. этот показатель превысил 40%. В отличие от других стран СНГ приватизация в Беларуси носила точечный характер и проходила под жестким контролем государства, которое не оставляло попечительства над предприятиями и после приватизации. Несмотря на то, что за период с 1991 по 1999 г. в негосударственную собственность было преобразовано более 4400 предприятий, а доля занятых в малом бизнесе, по официальным данным, в 1999 г. составила 15%, политика государства на протяжении всего десятилетия настойчиво тормозила развитие частного сектора[29].

Анализ показывает, что прямой зависимости между приватизацией и темпами экономического роста нет. Так, Словения, Польша — государства, где приватизационный процесс разворачивался медленнее, чем в других странах ЦВЕ, — демонстрируют высокие темпы экономического развития. Из сказанного, однако, не следует делать ложного вывода, что приватизация отрицательно влияет на экономическую эффективность производства. Речь идет о другом — о том, что она оказывает значительно более сложное воздействие на экономические результаты, чем предполагалось ранее, а ее положительный эффект достижим только при осуществлении целого ряда дополнительных условий.

Следует признать, что для того чтобы приватизация внесла позитивный вклад в развитие экономики и в изменение экономической системы, она должна сопровождаться трансформацией институциональной среды и эффективной экономической политикой, направленными на создание движущего механизма рыночной экономики, — конкуренции, должна быть дополнена разработкой и реализацией развитого корпоративного законодательства. Формирование надлежащего институционального каркаса призвано в определенной степени уравновесить достижение целей экономической эффективности и социальной справедливости. Данная проблема оказывается сложной и в странах с развитой рыночной экономикой. В качестве примера упомянем весьма неоднозначные итоги приватизационных процессов последних 10-15 лет в странах Латинской Америки[30]: страны, которые в ходе проведения приватизации преследовали в первую очередь цель пополнения бюджета, не смогли в приемлемые сроки обеспечить достижение экономического роста на новой институциональной основе.

Постепенно в реформируемых странах происходит становление своеобразных моделей корпоративного управления. Реализация таких известных рыночной экономике моделей, как: 1) контроль со стороны рынка капитала; 2) банкоцентричный активный контроль за корпорациями, осуществляемый через кредитные соглашения, финансирование компаний в счет погашения долга и пр.; 3) итальянская модель активного контроля, для которой характерно участие политических институтов в управлении крупными предприятиями, — оказывается затрудненной в силу ряда объективных причин. Известно, например, что модель пассивного контроля (англо-американская) требует предельно развитых рынков капитала с высокой информационной насыщенностью и интенсивной конкуренцией между их участниками. Достижение такого уровня развитости институциональной среды в подавляющем большинстве постсоциалистических стран требует значительного времени и больших финансовых затрат.

Не меньших материальных и временных затрат требует и развитие активного контроля с помощью банков, к тому же в ряде случаев (как показывает пример Чехии) банки трансформируемых стран попадают в двойственное положение, связанное с «перекрестной» собственностью и не способствующее эффективному осуществлению ими контрольных функций собственников.

Осуществление итальянской модели активного контроля, опирающегося на значительную долю государственной собственности на крупных предприятиях и на права государственной собственности в преимущественно государственном банковском секторе (что для многих трансформируемых стран могло бы быть привлекательным), предполагает большую, чем имеется в большинстве постсоциалистических государств, степень политической стабильности.

В результате складываются смешанные модели управления корпорациями и можно говорить лишь о преобладании той или иной тенденции, а не о развитии модели в чистом виде. Так, более или менее четко просматривается англо-американская модель пассивного контроля за корпорациями через действие рынка капитала в Венгрии; налицо значительные элементы итальянской модели в Польше и Румынии; банкоцентричной — в Чехии.

А каково же положение новых собственников в реформируемых странах и кто ими стал?

Формирование значительной по масштабам собственности внутренних инвесторов оказалось характерным, естественно, прежде всего для тех стран, где приватизационные программы предусматривали особые льготы для трудящихся и менеджеров приватизируемых предприятий (Россия, Словения, Болгария, Югославия, Хорватия, Польша). Например, в Словении в руках внутренних собственников (работников и менеджеров предприятий) к концу 1996 г. оказалось 47% акций приватизированных предприятий. В Хорватии в пользу трудовых коллективов были приватизированы практически все мелкие предприятия и около 50% предприятий общественной собственности. Из примерно 2200 предприятий, приватизированных в Польше до 31 марта 1996 г., в собственность внутренних инвесторов перешла примерно одна треть (эти данные не включают в себя предприятия, находившиеся вне компетенции Министерства по преобразованию собственности в момент приватизации, либо ставшие собственностью трудовых коллективов в результате процедуры банкротства предприятия).

Сходная ситуация возникла и там, где предпринимались попытки поставить коллективы приватизируемых предприятий в равные условия с прочими участниками приватизационных процедур (малая приватизация в Чехии) либо принимались очень ограниченные по масштабам программы содействия развитию собственности внутренних инвесторов (Венгрия). Так, в Венгрии в собственности трудовых коллективов оказалось 54,7% всех предприятий, приватизированных через аукционную продажу в рамках малой приватизации (таковых было 50% общего числа малых предприятий, подлежащих приватизации). В Чехии, по данным выборочных обследований, эта цифра достигла 53%[31].

В Восточных Землях Германии за период существования Попечительского ведомства (1991-1995 гг.) по схеме management-by-out было приватизировано 19-20% всех предприятий. В Венгрии после принятия Закона о собственности трудовых коллективов (июнь 1992 г.) и программы, содействующей развитию аренды и собственности менеджеров (1993 г.), приватизация по данным схемам ускорилась, в результате чего 29% предприятий, приватизированных Государственным имущественным агентством до конца 1994 г., также оказались в руках трудовых коллективов и менеджеров.

Возникновение собственности инсайдеров — фактически неизбежный результат посткоммунистической трансформации собственности, причем не только вследствие «идеологического наследия прошлого», оказывавшего влияние на разработчиков приватизационных программ, как это часто отмечается в западной литературе. На то было несколько объективных причин, как свидетельствует, например, опыт приватизации в Восточных Землях Германии. Важнейшая среди них — невозможность найти внешнего стратегического инвестора для многих государственных предприятий, подлежащих приватизации. В свою очередь, основная причина этого — неблагоприятный инвестиционный климат в странах, испытывающих экономический спад, следствием чего явилась нехватка инвестиционных ресурсов, прежде всего отечественных, существующих в виде накоплений населения. В таких условиях инсайдеры, заинтересованные в выживании предприятия, оказываются едва ли не единственно возможными покупателями своей фирмы.

Второй исключительно важной причиной широкого распространения собственности инсайдеров в постсоциалистических странах является особое положение руководителей предприятий, которое они занимали в системе общественных отношений на предшествующих этапах развития. Как бы ни был силен «центр» в условиях плановой экономики, он всегда, независимо от системы хозяйствования, сложившейся на том или ином этапе развития, зависел от администрации предприятий в процессе разработки планов, а также в ходе их реализации. В первом случае требовалась информация "снизу", а во втором — определенные усилия "сверх предписаний" (порой достаточно напряженные) для выполнения не очень реалистичных плановых заданий либо для проведения широкомасштабных кампаний по перевыполнению планов. Учитывая масштабы и логику планирования, центр был обречен полагаться на управленцев низших уровней, в первую очередь на руководителей предприятий. Последние не только пользовались привилегиями, предоставляемыми номенклатуре во всех странах, но еще и создали сложную систему рычагов для укрепления занимаемого ими положения (как формального, так и неформального) в процессе принятия решений.

Таким образом, объективно роль инсайдеров в ходе приватизации в постсоциалистических странах неминуемо должна была быть значительной, что и показал практический опыт проведения соответствующих преобразований.

Многими исследователями отмечается отсутствие какого-либо положительного влияния приватизации на побудительные мотивы и поведение работников предприятий. Наибольший "приватизационный интерес", который они проявляли, был связан с получением возможных дивидендов. Но и он постепенно ослаб, учитывая низкий уровень дивидендов и ограниченные возможности их выплаты на многих предприятиях.

Заинтересованность акционеров в выработке стратегии развития предприятия и в принятии решений почти повсеместно оказалась гораздо слабее, чем предполагалось первоначально. Дж. Блаши и А. Шлайфер в ходе исследования приходят к выводу, что рядовые работники практически не представлены в наблюдательных советах приватизированных компаний в странах ЦВЕ, не проявляют активности на собраниях акционеров[32], что нередко является результатом манипуляций менеджеров накануне их проведения, традиционного недоверия работников к возможности воздействия на ход событий. В Польше, несмотря на то, что представительство не-менеджеров в наблюдательных советах приватизированных предприятий достигает 20-30%, их реальная власть невелика и имеет тенденцию к снижению[33]. Слабость институциональных форм представительства трудящихся на коллективных предприятиях отмечают исследователи и в Венгрии[34]. В случае проявления малейшей активности со стороны сотрудников руководством «включаются» все возможные и невозможные механизмы ее блокирования; активистам редко удается провести решения, противоречащие позиции руководства. Весьма редки альянсы рядовых сотрудников и внешних инвесторов, направленные на поддержку рядовых акционеров - сотрудников предприятия в их противостоянии руководству.

В практике постсоциалистических стран, однако, есть и исключения. Так, в Словении, где по результатам приватизации на большинстве малых, а также средних и даже крупных предприятий собственниками акций являются занятые на них работники, с конца 1996 г. заметно вырос интерес трудовых коллективов к возрождению рабочих советов как органов консолидации мелких акционеров. Больше всего рабочих советов создано на предприятиях металлообрабатывающей и электротехнической промышленности. В ноябре 1996 г. в Любляне состоялось организованное профсоюзами совещание, посвященное роли рабочих советов в новых условиях. На нем был рассмотрен опыт участия трудящихся развитых стран в управлении производством. Были приведены данные, согласно которым рабочее самоуправление в разных формах уже присутствует на каждом третьем словенском предприятии.

Основной фигурой на приватизированном предприятии, где преобладает собственность инсайдеров, является руководитель (директор, ведущие менеджеры). У многих исследователей первоначально существовала иллюзия, что в случае если руководители станут собственниками предприятий, они сосредоточатся на достижении максимальной прибыли, — а это именно то, чего требует рыночная система хозяйствования[35]. С. Эстрин подчеркивает, что в условиях, когда собственники не осуществляют непосредственного контроля за процессами принятия решений, необходимо создать механизмы, которые обеспечили бы заинтересованность руководства предприятий в получении максимальной прибыли[36].

Реальный ход событий в ряде реформируемых стран требует уточнения этого тезиса: речь должна идти о максимизации прибыли предприятия, а не личных доходов руководства, которые чаще всего не имеют прямого отношения к результатам деятельности компании. Как показывает анализ, в настоящее время далеко не все руководители предприятий увеличение собственных доходов ставят в зависимость от доходов предприятий; они нередко отделяют свои личные интересы от интересов предприятия, которым фактически владеют или над которым осуществляют полный контроль. В качестве примера можно указать на практику функционирования ряда убыточных предприятий угольной промышленности России, работники которых бастуют, добиваясь выплаты зарплаты за несколько месяцев, а директора регулярно получают установленную самим себе зарплату размером в десятки тысяч рублей и расходуют средства на покупку автотранспорта, обслуживающего, по существу, их личные цели.

Существует много различных методов перекачки средств предприятий в личные карманы менеджеров. Среди них назовем два наиболее распространенных:

· выплата менеджерам чрезвычайно высоких доходов;

· создание вокруг приватизированных предприятий так называемых сателлитных фирм, большинство которых организовано менеджерами непосредственно либо их приближенными лицами и родственниками (о широком распространении такой практики в Восточной и Центральной Европе свидетельствуют, в частности, результаты исследований американских ученых[37]).

Большую, чем в России, роль в приватизации в большинстве реформируемых стран играют внешние инвесторы. На финансовых рынках постсоциалистических стран наиболее активны частные компании. Они целенаправленно приобретают акции для того, чтобы получить контроль или, по крайней мере, влияние на деятельность приватизируемых предприятий. В лучшем случае деятельность внешних инвесторов направлена на реанимацию предприятий реального сектора, попавших в полосу затяжного кризиса. В худшем случае (и много примеров тому, к сожалению, наблюдается в России) имеет место захват контроля над предприятием с целью его фактического развала, распродажи его оборудования, интеллектуальной собственности и прочих активов, в результате чего целые отрасли хозяйства весьма непросто будет восстановить даже в условиях улучшающейся экономической конъюнктуры.

Влиятельными внешними инвесторами в ряде стран стали приватизационные фонды. Предполагалось, что приватизационные фонды будут выступать в качестве посредников в процессе обращения акций и ваучеров (приватизационных чеков), преодолевать дисперсию прав собственности, материализованных на начальной стадии в виде приватизационных сертификатов. Следуя этой логике, приватизационные фонды должны были играть роль основных корпоративных внешних собственников. На практике существуют огромные различия в мотивах поведения инвестиционных фондов, что связано с реализуемыми в странах приватизационными моделями, порядком формирования и регулирования деятельности фондов.

В Чехии право создания инвестиционных фондов (ИФов) было предоставлено отдельным гражданам, компаниям, банкам. К началу приватизационного процесса в стране функционировало около 430 ИФов, которые конкурировали между собой на рынке за инвестиционные баллы по ваучерам. Инвестиционные баллы использовались при приобретении акций в ходе массовой приватизации. Таким образом, заранее не был определен ни адрес, ни стоимость распределяемых активов. За них конкурировали население и инвестиционные фонды.

Аккумулировав в своих руках более 70% инвестиционных баллов, фонды приобрели почти 60% активов предприятий, приватизированных с использованием ваучеров, и оказались в центре структуры управления ими.

Лучшие фонды были созданы крупнейшими банками[38]. Связь между банками и фондами сохранялась практически до 1998 г., несмотря на положение закона, согласно которому ИФы обязаны были стать независимыми от своих учредителей в течение трех месяцев.

Аналитики первоначально ожидали, что инвестиционные фонды предпримут решительные меры по реструктуризации предприятий, держателями акций которых они стали. Однако это оказалось справедливо лишь в отношении крупнейших ИФов, способных наладить эффективное корпоративное управление. Большинство фондов являлось пассивными инвесторами, редко идущими на замену менеджеров подконтрольных им предприятий. Такое поведение объяснялось несколькими причинами. Во-первых, менеджеры предприятий значительно лучше, чем менеджеры фондов, были осведомлены об операциях компаний. Подробный мониторинг предприятий стоил дорого и был крайне затруднен. К тому же, как правило, силы инвестиционного фонда были распылены на приобретение акций слишком большого числа предприятий. Во-вторых, торговля акциями, теневые операции с ними оказывались значительно более выгодными для инвестиционных фондов, чем борьба за прибыли и дивиденды в результате повышения эффективности управления компанией, которые являлись лишь незначительной частью доходов фондов.

В Польше созданные в рамках концепции массовой приватизации 15 национальных инвестиционных фондов (НИФ) являются важными внешними собственниками, играющими решающую роль в управлении приватизированными предприятиями. В отличие от только что рассмотренной чешской модели в польской предусмотрено предварительное распределение акций приватизируемых предприятий между всеми фондами по установленной строгой схеме:

n 33% переходят к одному из НИФов,

n 27% поровну распределяются между остальными НИФами,

n 25% остаются в руках госказны,

n 15 % передаются трудовым коллективам.

Схема предполагает наделение каждого фонда статусом головного управляющего в отношении определенного круга предприятий (до 30 единиц). По отношению к ним фонд выступает в качестве холдинговой компании. При этом, однако, НИФы не распоряжаются собственными активами, эта функция передается независимым управленческим компаниям, работающим на договорной основе. Порядок формирования аппарата фондов свидетельствует о значительной политической составляющей в складывающейся системе управления: менеджеры фонда назначаются и контролируются наблюдательным советом, который сам формируется комиссией, подчиненной правительству страны.

Нечто подобное имело место и при формировании фондов собственности в Румынии — пяти Фондов частной собственности (ФЧС), действовавших в режиме коммерческих акционерных обществ и являвшихся держателями акций на бесплатно передаваемую населению часть государственного имущества, а также Фонда государственного имущества (ФГИ) — держателя акций, составляющих госимущество, подлежащее открытой продаже. Несмотря на то, что ФЧС и ФГИ являлись юридически самостоятельными лицами, государство на основе закона жестко контролировало процесс их деятельности. Члены руководства ФЧС утверждались обеими палатами парламента страны сроком на пять лет, в течение которых было намечено завершить бесплатную передачу госимущества населению, после чего ФЧС были преобразованы в финансово-инвестиционные общества. Из 17 членов руководства ФГИ, выбираемых на семь лет, 5 (в том числе председатель Фонда) назначались президентом страны, 3 — постоянным бюро верхней палаты парламента, 3 — постоянным бюро палаты депутатов, 5 — правительством. За подобной схемой достаточно легко прочитывается некое подобие баланса политических интересов.

Банки выступают в качестве внешних собственников либо непосредственно, либо создавая свои инвестиционные фонды, либо так или иначе участвуя в предприватизационной подготовке предприятий. Отношение к банкам как потенциальным внешним собственникам существенно различалось в разных странах. В Венгрии, например, несмотря на многочисленные корректировки приватизационной концепции на протяжении 1990-х гг., отношение к перспективам срастания банков и промышленных предприятий оставалось неизменно отрицательным. Вследствие этого прямое участие банков в приватизации было запрещено законом, и они были обязаны продать даже те акции промышленных предприятий, которые оказались в их собственности в результате волны банкротств промышленных предприятий 1992-1993 гг.

Значительную роль в приватизации играли банки в Чехии. Как уже отмечалось, ими были созданы наиболее влиятельные инвестиционные фонды. Банки были тесно связаны с правительством через Национальный фонд имущества (ФНИ), который вплоть до последнего времени владел большими пакетами акций крупнейших банков (в Чешском сберегательном банке его доля составляла 45%, в Коммерческом банке — 48,8%, в Чешском торговом банке — 66,6%) и, кроме того, является крупнейшим держателем акций многих предприятий. Такое тесное переплетение государства, банков и предприятий интерпретировалось некоторыми чешскими экономистами как «банковский социализм».

По итогам массовой приватизации в Чехии произошло переплетение в банках функций собственников и кредиторов, контролирующих и управляющих структур, причем нередко интересы собственников оказывались слабее, чем позиции кредиторов. В результате чешские банки не использовали своих правомочий для активного участия в разработке стратегии предприятий, не вели себя как стратегические инвесторы[39].

Поскольку конкуренция в банковском секторе оставалась относительно слабой, банки имели возможность получать большие прибыли за счет существенной разницы между процентными ставками по кредитам и депозитам. Проведенное же частичное списание «плохих» кредитов и частичная рекапитализация усилили пассивное поведение банков. Изменить сложившееся положение был призван Закон о коммерческих банках, принятый в конце 1997 г. Он предусматривает отделение кредитной деятельности от инвестиционной в коммерческих банках; ужесточает правила и снижает лимиты участия банков в капитале и управлении промышленными компаниями. Согласно новым правилам, банк не имеет права осуществлять контроль над промышленными предприятиями[40]; инвестиции банка в паи и акции одной промышленной компании не должны превышать 15% капитала банка, а суммарные инвестиции в паи и акции промышленных компаний — 60% капитала банка. Банкам предоставляется трехлетний срок для освобождения от образующегося при новом нормативном уровне «излишка» корпоративных бумаг.

Скромным было прямое участие банков в польской, словацкой, словенской приватизации. При этом их роль оказалась значительной в предприватизационной реструктуризации предприятий. В Польше, например, в целях трансформации собственности предприятий-должников банки могут проводить коммерциализацию предприятия (т.е. преобразование его в акционерное общество, находящееся в собственности госказны), которая является предварительным условием для начала процедуры соглашения между предприятием-должником и его кредиторами. В результате этой меры предприятие:

· лишается права свободного распоряжения своими активами;

· ставится под строгий контроль наблюдательного совета;

· вынужденно совершенствует внутреннюю систему управления.

Реализуя процедуру соглашения, банк обязывал должника предпринять определенные действия по оздоровлению предприятия, определял принципы обмена долгов предприятия на акции, если такая процедура предусматривалась соглашением. Последнее означало реструктурирование долгов, а также облегчение должнику поиска новых финансовых средств и, в частности, отсрочку выплаты долгов, снижение или отмену процентных ставок по долгам или по части долгов, временную капитализацию процентов по долгам, разделение во времени сроков выплаты процентов и основного долга, обмен части или всей задолженности на акции предприятия, погашение всех или части долгов, в том числе процентов по долгам, предоставление должнику новых займов, кредитов или кредитных гарантий.

Банк имел право продавать долги предприятия по рыночным ценам, не спрашивая предварительного согласия предприятия-должника. Для обеспечения реализации банковского соглашения и контроля за этим процессом создавался совет кредиторов с участием представителей Минфина.

Часто используемое «акционирование долгов» в рамках банковского соглашения позволяло банкам участвовать в управлении предприятием и по мере улучшения его финансового положения получать выгоды от продажи акций. Банки рассматривали обмен долгов на акции как среднесрочные инвестиции (на срок от одного года до пяти лет) и нередко занимались поиском стратегических инвесторов, которые хотели бы приобрести акции предприятий.

Определенные позиции в структуре новых собственников в постсоциалистических странах заняли физические лица — внешние инвесторы. Среди них можно выделить две группы.Первая группа не очень велика и состоит из "свободных предпринимателей", которые приобретают небольшие пакеты акций предприятий для того, чтобы получать дивиденды и/или осуществлять спекулятивные сделки на рынке. Эта группа совершенно не заинтересована в управлении предприятием, ее интересы ограничиваются получением дивидендов. Большое число представителей этой группы можно встретить в Венгрии, Польше — странах, где благодаря многолетним реформам население в большей степени информировано относительно «правил рыночной игры», а институты рынка в большей мере приспособлены к «общению» с индивидуальными собственниками.

Вторая группа представляет собой более сложное образование. Она состоит из людей, которые формально не имеют ничего общего с предприятиями, т.е. не являются их сотрудниками, но поддерживают тесные связи с предприятиями. Это либо высшее руководство или коалиции руководителей, контролирующие предприятие или стремящиеся к установлению полного контроля над ним, либо частные организации, преследующие те же цели. В обоих случаях интересы и стратегия акционеров этого типа полностью зависят от позиции лиц, стоящих за их спиной.

Определяющей в приватизации экономики большинства постсоциалистических стран следует признать рольиностранных инвесторов. Иностранный инвестор — это тот стратегический собственник, который знает, зачем он приобретает собственность и что собирается с ней делать. Иностранные инвесторы, среди которых более 40 крупнейших транснациональных корпораций, а также десятки тысяч мелких инвесторов, приняли активное участие в приватизации предприятий, создании новых совместных и полностью иностранных компаний. При этом в практике большинства реформируемых стран имели место случаи как непосредственной приватизации предприятий с участием иностранного капитала, так и перепродажи уже приватизированных предприятий за рубеж в ходе вторичных переделов собственности, в гораздо меньшей степени подконтрольных национальным правительствам.

Участие иностранного капитала в приватизации возможно в двух формах — прямых (вложения непосредственно в предприятия) и портфельных инвестиций (приобретение ценных бумаг приватизированных предприятий на фондовом рынке).

Все прямые иностранные инвестиции могут быть разделены на 4 группы:

* направленные на завоевание рынков (в двух возможных формах — продвижения западных товаров на восточные рынки через создание филиалов или сборочных производств, либо в результате приватизации национальных предприятий, работающих на потребительский рынок; возможны также случаи участия иностранных инвесторов в приватизации с целью уничтожения или подчинения конкурентов);

* используемые для обеспечения доступа к природным ресурсам;

* ведущие к более эффективной работе за счет использования сравнительных преимуществ страны в международном разделении труда (фактор наличия дешевой или высококвалифицированной рабочей силы, высокоразвитой инфраструктуры рынка и др.);

* направленные на приобретение стратегических активов.

Первое направление прямых иностранных инвестиций является важнейшим в отношении всех стран Центральной и Восточной Европы, а также Балтии. Речь идет о завоевании рынка с населением более 60 млн человек. Например, в Эстонии объем прямых иностранных инвестиций превысил 1,2 млрд долл., что для страны с населением в 1,4 млн чел. — весьма большая величина. В ходе приватизации определился «костяк» ведущих западных фирм, продвигающих свои товары на рынки постсоциалистических стран. Среди них:

n компании по производству бытовой техники Германии, Южной Кореи;

n предприятия по производству бытовой химии США, Франции;

n автомобилестроительные предприятия Японии, Южной Кореи.

Завоевание внутреннего рынка происходило путем приватизации с участием иностранного капитала прежде всего предприятий химии и нефтехимии, по производству резиновых изделий и пластмасс, пищевой, табачной, винно-водочной промышленности, а также лучших предприятий легкой промышленности и бытовой химии.

Прямые иностранные инвестиции на этом направлении в Чехии вылились в приватизацию автомобильного предприятия "Skoda, Mlada Boleslav" с участием германской компании "Volkswagen" (25 млрд крон); предприятия табачной промышленности "Tabak, Kutna hora" американской компанией "Philip Morris" (13 млрд крон); автомобильного предприятия "Avia, Letnany" южнокорейским консорциумом "Daewoo-Steyer" (10 млрд крон). В Венгрии (по состоянию на середину 1997 г.) 45% из приватизированных 83% предприятий пищевой промышленности было куплено иностранными фирмами[41].

Прямые иностранные инвестиции с целью доступа к природным ресурсам в странах ЦВЕ были единичными. Практически они ограничились вложениями средств в развитие нефтепромыслов Румынии. Зато многочисленные примеры такого рода демонстрируют иностранные инвестиции в добывающие отрасли России, Казахстана, Азербайджана и некоторых других стран. В Казахстане свыше 80% всей промышленности находится под прямым контролем иностранцев, а объем прямых иностранных инвестиций на 1997 г. оценивался в сумму около 3 млрд долл. Эта страна лидирует среди стран СНГ по объему прямых иностранных инвестиций на душу населения. В Азербайджане иностранные инвестиции в разработку нефтяных месторождений по уже одобренным проектам должны превысить 12 млрд долл.

Неоднозначная картина сложилась на третьем направлении прямых иностранных инвестиций, учитывающих относительные преимущества стран в международном разделении труда. Исследования, проведенные в первые годы трансформации, показали, что рынок рабочей силы в постсоциалистических странах по своим количественным и качественным показателям должен был быть привлекательным для иностранных инвесторов. Трудовые ресурсы этих стран отличаются максимальным по мировым стандартам уровнем занятости, высокой долей квалифицированной рабочей силы в сочетании с ее низкой стоимостью. Средняя заработная плата в регионе в начале 1990-х гг. составляла лишь 40% средней заработной платы в Западной Европе. Таким образом, состояние рынка рабочей силы должно было стимулировать прямые зарубежные инвестиции как в трудоемкие отрасли промышленности, так и в создание сложных наукоемких производств.

На практике заинтересованность иностранных инвесторов на третьем направлении прямых иностранных инвестиций оказалась не слишком высокой. Причем парадоксальным образом в Чехии и Польше фактор невысокой цены рабочей силы (1,25 долл. в час, что в 7 раз ниже, чем, например, в Германии) привлекал иностранных инвесторов меньше, чем в Словении и Венгрии, где средняя почасовая оплата соответственно составляла 3 и 2 долл. В первом случае сказывалась относительно низкая производительность труда, а в случае Польши еще и опасность на начальном этапе трансформационных реформ массовых забастовок. Тем не менее в 1997 г. в России, где цена рабочей силы составляла около 50 центов в час, крупные западные инвесторы получили до 200% прибыли на вложенный капитал — при средней рентабельности в отечественной промышленности, равной в том же году 5-7%.

Наконец, четвертое направление прямых иностранных инвестиций, некоторое время сдерживаемое в странах законодательно, активизировалось, начиная с 1995-1996 гг. Как уже говорилось ранее, первоначально стратегически важные отрасли и предприятия были выведены за рамки приватизации во всех постсоциалистических странах. Первой отказалась от сохранения национального контроля над этими отраслями Венгрия в конце 1995 г., пойдя на приватизацию шести региональных газораспределительных предприятий. Их собственность была поделена между компаниями Германии, Франции и Италии. Доля реализованного имущества составила 50%+1 голос. В декабре того же года Венгрия провела тендер по приватизации двух электростанций и шести электрораспределительных сетей крупнейшей национальной государственной монополии в этой области — МВМ. В результате 46,8% активов монополии перешло в руки германских, французских и бельгийских собственников. В этот же период венгерское государство продало около 38% акций крупнейшей монополии в области телефонной связи — компании «МАТАВ». Заслуживает особого внимания тот факт, что в большинстве случаев новые иностранные собственники являются государственными компаниями[42].

В 1995 г. началась активная приватизация крупнейших банков Венгрии. К середине 1997 г. она в основном завершилась, в руках иностранцев оказалось около 60% банковского сектора страны[43]. В частности, консорциум «Дрезден Банк — Банк Насьональ де Пари» владеет крупным пакетом акций ведущих финансовых учреждений Венгрии — Венгерского кредитного банка и Всевенгерского торгово-кредитного банка. Этот консорциум совместно с Западногерманским земельным банком и «Ситибанком-Будапешт», 80% акций которого принадлежат иностранным инвесторам, ведет счета примерно 85% предприятий страны, осуществляя, таким образом, контроль за развитием венгерской национальной экономики[44]. Они в значительной степени влияют на монетарную политику, объем находящейся в обращении денежной массы и другие важные экономические рычаги.

Из 19 страховых компаний в Венгрии 12 полностью принадлежат иностранному капиталу, 5 имеют смешанный капитал и лишь две являются чисто венгерскими. При несомненном положительном краткосрочном влиянии иностранных страховых компаний на оздоровление отечественной финансовой системы нельзя не заметить, что национальная экономика в то же время теряет контроль над «длинными» деньгами населения, т.е. над финансовыми ресурсами, которые могли бы послужить источником долгосрочных инвестиций.

В Румынии с приходом в 1997 г. к власти либерального правительства с приватизации стратегически важных отраслей и отдельных предприятий были сняты всякие ограничения. Прошедшая в 1997-1999 гг. серия открытых биржевых аукционов с продажей контрольных пакетов акций позволила западным компаниям стать владельцами крупнейших предприятий нефтехимической, цементной, шарикоподшипниковой, пищевой, электротехнической промышленности, компании океанического рыболовства. Начинающаяся приватизация банковской системы Румынии повысила активность крупных западных финансовых структур, многие из которых уже стали совладельцами румынских коммерческих банков, открыли сеть своих отделений и представительств.

Все больше примеров перехода в руки иностранных собственников стратегически важных отраслей экономики демонстрирует Хорватия. В частности, 65,5% собственности крупнейшей хорватской судоремонтной верфи «Виктор Ленац» (Риека) приобретены голландской (41%), американской (14%) и итальянской (10,5%) фирмами. Шведская фирма «Эрикссон» приобрела 49% акций известного электротехнического завода «Никола Тесла» (Загреб). С участием иностранного капитала приватизированы крупнейшие цементные предприятия страны.

По этому пути быстрыми темпами идет и большинство стран СНГ. В качестве примера отметим Азербайджан, где в рамках недавно стартовавшей так называемой второй программы приватизации началась приватизация объектов стратегического назначения — предприятий и объединений химической, машиностроительной, топливно-энергетической промышленности, отрасли связи, авиатранспорта и др. Данная программа предусматривает переход в частное владение примерно 50 тыс. средних и крупных предприятий, общая стоимость которых оценивается в 25 млрд долл.

Немало примеров подчинения стратегически важных производств иностранным капиталом демонстрирует Россия. В частности, следует напомнить о скупке контрольного пакета акций Красноярского и Братского алюминиевых заводов гражданами Израиля, о приобретении гражданином США 30% акций Московского электродного завода, на котором началось производство стратегических изделий для США в ущерб выполнению заказов военно-космических сил России, о скупке гражданином США крупного пакета акций единственного в России завода редкоземельных элементов в Забайкалье.

Аналогична история с производством изделий из кварца для нужд оборонной промышленности[45]. Соответствующие предприятия (главное из них находится в городе Гусь-Хрустальный) не были включены в список стратегически важных производств и оказались приватизированы. Как выяснилось позднее, за спиной «эффективных» собственников стояли американцы, и современное предприятие, оснащенное новейшим оборудованием, по распоряжению новых хозяев прекратило производство кварца, без которого не могут быть изготовлены необходимые образцы электронной и медицинской техники. Вывод заключается в том, что в число стратегически важных необходимо включать не только предприятия, производящие вооружения, но также производство ключевых технологических компонентов и материалов.

Отметим также проблемы информационной безопасности и государственной информационной политики, которым не уделялось должного внимания в большинстве реформируемых стран: соответствующие отрасли чаще всего не рассматривались государством стратегически важными. В качестве яркого примера назовем Чехию, где к 1997 г. 80% всех средств массовой информации контролировалось иностранным капиталом.

В ходе приватизации стратегически важных отраслей хозяйства практически во всех постсоциалистических странах произошло ослабление (подрыв) национального суверенитета — либо в прямой форме (в частности, в странах, заявивших о своих намерениях относительно вступления в ЕС), либо в косвенной форме, под прикрытием навязанных извне программ приватизации и реформирования национальной экономики. В результате прямых иностранных инвестиций, осуществленных на всех четырех рассмотренных направлениях, собственники-нерезиденты стали играть большую, а в ряде стран решающую роль в осуществлении контроля над экономикой.

Как отмечалось выше, наибольшую активность иностранный капитал продемонстрировал в Венгрии. Его доля в промышленности страны достигла 75%, в энергетическом комплексе и банковском деле — более 60%, в совокупных инвестициях, осуществленных в 1991-1999 гг., — более 40%. Две трети доходов от приватизации было получено в иностранной валюте.

В течение последних лет значительно ускорился приток прямых иностранных инвестиций в экономику Польши. Они составили на середину 1999 г. более 30 млрд долл. Иностранные капиталовложения в 1997-1999 гг. составляли около 20% совокупных капиталовложений в экономику страны, в том числе в промышленность — 35%. Из-за ограниченности финансовых возможностей потенциальных отечественных инвесторов около половины проектов фондовой приватизации реализовано с привлечением иностранного капитала. Иностранные инвестиции в больших или меньших объемах присутствуют примерно на 30 тыс. польских предприятий.

В последние два года ускорился приток иностранного капитала в приватизацию Чехии, Словакии, и Болгарии. Велика его доля в экономике Словении, где иностранцы пошли по пути создания собственных предприятий, будучи ограниченными в возможностях участия в приватизации существующих общественных и государственных активов.

Наряду с бесспорно позитивными моментами участия иностранного капитала в приватизации экономики постсоциалистических стран (приток необходимого для реструктуризации экономики капитала, сдерживание инфляции в результате расширения производства, создание новых рабочих мест, внедрение передовых технологий и эффективных методов управления и т.д.) имели место и однозначно негативные процессы. Иностранные инвесторы нередко использовали практику открытия филиалов на территории постсоциалистических стран с целью перемещения в эти страны экологически вредных и эргономически опасных производств. Приток иностранных инвестиций углублял структурные деформации национальной экономики, вызывал утечку первоклассных специалистов в зарубежные фирмы, приводил к присвоению зарубежными инвесторами значительной части природной ренты, вывозимой из страны в форме трансферта прибылей, дивидендов, лицензионных платежей.

Практически во всех странах отмечены случаи приобретения иностранными инвесторами в собственность предприятий, являющихся их потенциальными либо действующими конкурентами, в целях постановки конкурента под контроль либо его ликвидации. Характерным в этом отношении является пример российского концерна «Подольскшвеймаш»[46]. Еще в 1989 г. советское правительство вложило в него 90 млн долл., вследствие чего было создано активно работающее предприятие, налажен выпуск высококачественной техники. В середине 90-х гг. это предприятие обеспечивало 57% всех поставок швейных машин на внутреннем рынке России и выходило на мировой рынок. Но уже в 1996 г., после того как контрольный пакет акций перешел в руки «Зингера» и предприятие было превращено в АО «Зингер», производство на нем практически прекратилось.

Вопрос о том, в чьих интересах проводится приватизация собственности, является одним из центральных проблем социальной и экономической политики реформируемых стран. В этом смысле весьма показателен пример России, где данные социологических опросов однозначно свидетельствуют, что в обществе утвердилось мнение о криминальном характере приватизации. В табл. 3.4 приведены данные, отражающие мнение населения о том, кто выигрывает от приватизации государственной собственности.

Таблица 3.4