История Оливера 3 страница

На начало XIX века половина из тех, кто трудился на фабриках в Фолл Ривер, были детьми, многие из которых едва достигли пятилетнего возраста. Им платили два доллара в неделю, женщинам – три, мужчины же получали огромную сумму в семь с половиной долларов.

Причем половину им выплачивали наличными, а вторую половину выдавали купонами. Которые, конечно, были действительны только в магазинах, тоже принадлежавших Барреттам.

Фогель не смолчал и о том, в насколько нечеловеческих условиях приходилось работать в текстильном цеху. Так как влажность воздуха в мастерских повышает качество изготавливаемой ткани, в помещения, где стояли ткацкие станки, специально нагнетали пар. В самый разгар лета окна там были наглухо закрыты, чтобы основа и уток оставались влажными.

– Но самая *** деталь во всей этой истории в другом. – Казалось, от напряжения у Фогеля вот-вот пойдет носом кровь. – Мало того, что условия труда были невыносимыми, мало того, что все эти бесчисленные несчастные случаи никак не компенсировались – так при всем этом *** зарплата рабочих постоянно уменьшалась! С увеличением дохода Барретты урезали *** зарплату тем, кто на них трудился. И каждой следующей волне иммигрантов приходилось работать за все меньшие деньги. ***, *** – ну совершенно ***!

…В том же семестре в библиотеке Рэдклиффа я встретил девушку по имени Дженни Кавильери, выпускницу 64-го года. Ее отец был владельцем пекарни в Крэнстоне, а предками ее покойной матери Терезы Верны Кавильери были выходцы с Сицилии, которые когда-то эмигрировали в… Фолл Ривер, штат Массачусетс.

– Теперь вы понимаете, почему я порвал с семьей? – спросил я Лондона.

Доктор промолчал, а затем отчеканил:

– Продолжим завтра, в пять.

Я бегал.

После каждого сеанса психотерапии с доктором Лондоном я чувствовал себя еще более злым и растерянным, чем до начала сеанса. И единственным способом снять напряжение было до потери пульса нарезать километры на дорожках Центрального парка. Симпсон, кстати, если у него было немного свободного времени, вместе со мной наматывал круги вокруг бассейна.

К счастью, ему было не интересно, продолжил ли я общение с Джоанной Стайн. Говорила ли она с ним обо мне? Тоже, небось, поставила мне диагноз? Как бы то ни было, мы в разговоре ее избегали. Да и вообще, мне кажется, Стив был рад уже тому, что я хотя бы снова стал контактировать с окружающим миром. Так как не в моих принципах врать друзьям, я сразу сообщил Стиву, что начал ходить к психотерапевту. В детали, впрочем, не вдавался, да он и не спрашивал.

Сегодняшний сеанс здорово взбесил меня, и я с самого начала взял темп, слишком быстрый для Стива, – тот выдохся уже после первого круга.

– Так, дальше без меня, – задыхаясь, пропыхтел он. – Присоединюсь круге на третьем.

Я тоже изрядно вымотался, так что стал бежать медленнее, чтобы восстановить дыхание. Но даже на такой черепашьей скорости я обгонял некоторых возникающих из сумерек любителей бега. Разумеется, парни из Нью-Йоркского клуба обходили меня на раз, как и большинство студентов. А вот пожилых джентльменов, женщин, страдающих ожирением и детей младше двенадцати я играючи оставлял позади, даже при том, что бежал трусцой.

Пока совсем не выбился из сил. Пот заливал глаза, мне едва удавалось разбирать, во что одеты прохожие. Да я бы даже не смог сказать, в каком направлении бежал каждый из них. А потом произошло вот что.

Ярдах в восьмидесяти впереди я различил силуэт, облаченный в довольно дорогой спортивный костюм от «Адидас». Надо сказать, обладатель костюма бежал довольно быстро. Я решил сделать рывок и обойти… эту девушку? Или это был просто худощавый парень с длинными светлыми волосами?

Расстояние не уменьшалось, так что я прибавил скорость. Хватило секунд двадцать, чтобы ее догнать. И правда девушка. Или парень с фантастической задницей – вот тогда мне точно к Лондону. Но нет – когда расстояние сократилось совсем, я совершенно четко разглядел стройную молодую женщину, чьи светлые локоны развевались на ветру. Так, Барретт, изображаем Боба Хейса [12] – обходим дамочку с шиком и блеском. Я сконцентрировался, сменил скорость и красиво завершил обгон. Вперед, к новым горизонтам. Далеко впереди обнаружилась спина тучного оперного певца – а, старый добрый знакомый по пробежке. Что ж, мистер Баритон, будете следующей жертвой.

Потом мимо пронеслась синяя молния. Неужели спринтер? Вот черт, да ведь это та же фифа в «Адидасе». Разве я ее не оставил ярдах в двадцати позади себя? Но совершенно непостижимым образом она снова оказалась рядом. Должно быть, это какая-то новая звезда спорта. Я снова прибавил темп, чтоб рассмотреть ее поближе. Это оказалось непросто – я еле ноги волочил, а она была бодра, как огурчик. Но все-таки я ее нагнал! Спереди она выглядела еще более внушительно, чем сзади.

– Ты что, профессиональная бегунья? – поинтересовался я.

– С чего ты взял? – ответила она, совершенно не сбиваясь с дыхания.

– Ты проскочила мимо, как…

– Ну, это ведь ты бежал не слишком быстро, – ответила она.

Это что, оскорбление? Да кто она такая, черт побери?!

– Это что, оскорбление? – воскликнул я.

– Только если ты чересчур ранимый, – ответила она.

Несмотря на свою пуленепробиваемую выдержку, я разозлился:

– Кто-то здесь слишком высокого мнения о себе!

– А это что, оскорбление? – поинтересовалась дамочка.

– Оно самое, – ответил я. Честно, в отличие от нее.

– Предпочитаешь бегать в гордом одиночестве? – спросила она.

– Предпочитаю, – крикнул я.

– О’кей, – сказала она. И рванула вперед, прямо-таки дымясь от – явно притворного – негодования. Да будь я проклят, если поверил в этот спектакль! Собрав в кулак все силы, которые у меня еще оставались, все-таки нагнал ее:

– Привет.

– Я думала, тебе нравится одиночество.

Дыхание было сбито, и диалог тоже получился неровным.

– За какую команду бегаешь? – запыхался я.

– Ни за какую, – ответила она, – тренируюсь для тенниса.

– Так ты у нас крутой атлет, – протянул я, нарочно изменив род.

– Да, – скромно сказала она. – А ты у нас, конечно, крутой мачо?

Мда, что бы ей такое ответить поостроумнее, когда все мои мысли занимает только вопрос, как удержать темп?

– Да, – сделал попытку я. Что, как стало ясно потом, было лучшим ответом. – Как там твой теннис?

– Ты не захочешь играть со мной, – отрезала она.

– А вот и захочу, – не сдавался я.

– Правда? – переспросила она. И, слава богу, перешла на шаг. – Тогда как насчет завтра?

– Разумеется, – пропыхтел я.

– В шесть? Теннисный клуб «Готхем», на углу 94-й и 1-й улиц, – предложила она.

– Я работаю до шести. Как насчет семи?

– Нет, я имела в виду с утра, – уточнила дамочка в «Адидасе».

– Шесть утра? Какой дурак припрется на теннисный корт в такую рань? – изумился я.

– Мы – если не струсишь, – парировала она.

– Я? Да никогда. – Мое дыхание и мое остроумие восстанавливались одновременно.

Она улыбнулась во все свои тридцать два.

– Отлично. Корт забронирован на имя Марси Нэш. Кстати, это мое имя.

Она протянула мне руку. Не для поцелуя, конечно. Рукопожатие у нее оказалось неожиданным: не мощным, как у атлета, а вполне терпимым. Даже деликатным.

– Может, представишься?

Я решил слегка приколоться.

– Гонсалес, мадам. Панчо Б. Гонсалес.

– О! Ну хоть не Спиди Гонсалес, – с облегчением выдохнула она.

– Нет, – ответил я, слегка удивившись, что Марси слышала о легендарном Спиди, персонаже не одной похабной истории, которые часто услышишь в мужских раздевалках.

– Так, Панчо, жду тебя в шесть утра, так что будь любезен приволочь свою задницу, – настоятельно порекомендовала она.

– Зачем?

– Естественно, чтоб я смогла порвать ее.

Я парировал:

– А мячи приносишь естественно ты?

– Естественно. Девушке в Нью-Йорке без них нельзя.

После чего сорвалась с места со скоростью, которой позавидовал бы сам Джесси Оуэнс [13].

В пять утра Нью-Йорк выглядит мрачно во всех смыслах этого слова. В такую рань огни второго этажа, где располагался теннисный клуб, вызвали у меня ассоциацию с ночником в детской – только, разве что, в масштабах спящего города. Я расписался в журнале, и меня провели в раздевалку. Отчаянно борясь с одолевавшей меня зевотой, переоделся и, не торопясь, вышел на корт. Яркий свет моментально ослепил меня. На всех кортах кто-то играл. Складывалось впечатление, что чокнутые жители Нью-Йорка не могли начать очередной сумасшедший день без партии в теннис. Судя по всему, так они готовились к Большой игре за этими стенами.

Предчувствуя, что Марси Нэш наденет самую шикарную спортивную форму, какие только существуют, сам я оделся невероятно убого. Так, о моем костюме любой журнал мод написал бы, что он, мягко говоря, «не совсем белый». А ведь я всего лишь случайно вместе постирал в автоматической прачечной белье разных цветов. Майка, которую я выбрал, была в лучших традициях Стэнли Ковальски [14]. Впрочем, сомневаюсь, что Марлон Брандо на съемках когда-нибудь носил нечто настолько убогое. В общем, моя одежда говорила о скромных финансовых возможностях. Иными словами, я выглядел, как бродяга.

Ну вот, я так и думал, мячи, которые принесла Марси, оказались флуоресцентными – такие ядовито-желтые, непременный атрибут всех профессиональных игроков в теннис.

– Доброе утро, солнышко, – поприветствовал я мою новую знакомую.

Которая уже разогрелась и отрабатывала подачи.

– За окном кромешная тьма, – сообщил я.

– Поэтому мы играем внутри, Санчо.

– Панчо, – поправил я, – мисс Нарси Мэш.

Да, и я умею каламбурить, так что выкусите, мадмуазель!

– Камни и гвозди сломают мне кости, но подачи моей ничем не сломить, – продекламировала Марси, посылая очередной мяч.

Ее волосы, на беговой дорожке развевавшиеся по ветру, теперь были стянуты в конский хвост (надо бы, наверное, отпустить по этому поводу пару шуточек). К тому же, на обоих запястьях Марси красовались напульсники – неизменный атрибут всех, кто играет в теннис и при этом слишком высокого мнения о себе.

– Можешь называть меня, как угодно, дорогой Панчо. Что ж, начнем? – предложила она.

– На что? – уточнил я.

– Пардон? – изумилась Марси.

– Ставки, – пояснил я, – на что играть будем?

– А что, тебе мало спортивного интереса? – спросила Марси Нэш с самым наивным и невинным видом.

– Спортивный интерес? В шесть утра? Мне нужен более осязаемый стимул, – воспротивился я.

– Полбакса, – предложила Марси.

– Намекаешь, что сегодня я настолько бедно выгляжу? – парировал я.

– Остряк… Нет, в смысле, сыграем на пятьдесят центов.

– Гм-гм. – Всем своим видом я выразил готовность отстаивать свою позицию до конца. Если она играет в этом клубе, то деньги у нее есть. Впрочем, с ее стороны это может быть и элементарное капиталовложение, которое легко окупится: удачная партия в теннис – удачная партия в лице того, с кем она сыграет.

– Ты что, богатенький Буратино? – спросила Марси.

– Какое это имеет отношение к делу? – ответил я. Пожалуй, более агрессивно, чем надо было – не хочу иметь ничего общего с денежными мешками Барреттов.

– Просто интересно, сколько ты сможешь проиграть, – пожала плечами она.

Щекотливый вопрос. Та же проблема: скольким сможет пожертвовать Марси. Так что я придумал, как нам обоим с честью выйти из этого положения.

– Послушай, – предложил я, – как насчет такого расклада: проигравший приглашает победителя на ужин? А победитель выбирает место.

– Я предпочитаю «21», – ответила она.

– Немного преждевременно. Но поскольку я тоже предпочту его, хотел бы предупредить: я ем, как слон.

– Не сомневаюсь. Бегаешь ты именно так, – поддела Марси.

Пора кончать заводить друг друга. И, черт побери, пришло время наконец начать игру.

И мы начали. Я – свою партию в «кошки-мышки». Мне хотелось как следует унизить ее под конец, поэтому я изображал самодовольного индюка. Пропускал абсолютно легкие подачи. Реагировал заторможенно. А Марси играла в полную силу.

И, надо сказать, играла она весьма неплохо. Стремительные движения, точные удары, сильные подачи. Иногда даже крученые. Да, похоже, она часто тренировалась и была в неплохой форме.

– Ты совсем недурно играешь.

Эту фразу выдала Марси. Мы играли уже довольно долго – без определенного результата. Пока что почти все партии заканчивались вничью: самые убийственные подачи я приберег напоследок.

– Боюсь, нам придется закончить, – сказала она. – В полдевятого мне надо быть на работе.

Такого я не ожидал и тут же стал ее уговаривать:

– Ну, детка (неумелая попытка скрыть агрессию), может, сыграем еще раз – хотя бы ради удовольствия? Назовем это игрой до внезапной смерти. Победитель получает ужин.

– Хорошо, – сдалась Марси. Тем не менее, было видно, что она нервничала. Видимо, опоздать боялась. Конечно, босс рассердится и не даст ей повышения. А у девочки амбиции! – Но только один раз и быстро, – неровным голосом добавила она.

– Мисс Нэш, обещаю, эта игра будет самой короткой в вашей жизни, – подмигнул я.

Так оно и вышло. Первую подачу я отдал ей. А затем не оставил ни малейшего шанса на победу. Раз-два, вот и вся игра. Марси Нэш была в полном шоке – я не дал ей набрать ни одного очка.

– Черт побери! – произнесла она. – Ты обвел меня вокруг пальца!

– Скажем так, мне понадобилось некоторое время, чтобы разыграться, – ответил я. – Надеюсь, ты не опоздаешь из-за меня на работу?

– Нет. То есть, все хорошо, – выдавила она, все еще в прострации. – Значит, в восемь вечера, в «21»?

Я кивнул.

– Столик бронировать на имя Гонсалес? – поинтересовалась она.

– Нет, это мой теннисный псевдоним. В основном меня зовут Барретт. Оливер «Великий Притворщик» Барретт.

– А… – протянула она, – «Гонсалес» мне нравилось больше.

И пулей понеслась в женскую раздевалку. Не знаю, почему, но мне вдруг стало смешно…

– Что вас так развеселило?

– Что, простите?

– Вы улыбаетесь, – сказал доктор Лондон.

– Это долгая и скучная история, – отмахнулся я. Но потом все же объяснил, что заставило депрессивного Барретта скинуть трагическую маску: – Дело не в Марси, дело в принципе. Обожаю ставить на место агрессивных особей женского пола.

– И ничего больше? – поинтересовался доктор.

– Ничего. Не думаю, кстати, что ее это сильно задело.

Марси была одета невероятно роскошно.

Ни малейшего намека на претенциозность. Наоборот. Всем своим существом она излучала высшую роскошь – роскошь в простоте. Казалось, Марси сама сделала себе прическу, но ее волосы были уложены безукоризненно. Она выглядела так, словно сошла с шикарного снимка талантливого фотографа.

Ее внешний вид привел меня в замешательство: вся эта невероятная утонченность, идеальная осанка, королевская выдержка… Рядом с ней я казался себе жухлым листком шпината, оказавшимся среди прекрасных орхидей. С такими данными она просто обязана быть моделью. Или кем-то из мира моды.

Я подошел к ее столику в тихом уголке.

– Привет, – сказала она.

– Надеюсь, ты не слишком долго меня прождала?

– Ты пришел даже раньше времени, – ответила Марси.

– Это, наверное, потому, что ты пришла еще раньше, – парировал я.

– Я бы сказала, что это логично, мистер Барретт, – улыбнулась она. – Ты присядешь или ждешь моего разрешения?

Я сел.

– Что пьешь? – поинтересовался я, показав на оранжевую жидкость в ее бокале.

– Апельсиновый сок, – спокойно ответила Марси.

– С чем? – недоумевал я.

– Со льдом.

– Только со льдом?

Она кивнула. Не успел я осведомиться о ее отношении к спиртному вообще, как появился официант и обратился к нам, словно к завсегдатаям заведения:

– Как вы поживаете сегодня вечером?

– Прекрасно. Что хорошего предложите? – ответил я, не в силах поддерживать его светский тон.

– Отведайте наших устриц. Они превосходны.

– Бостонский деликатес! – преисполнился я гастрономического шовинизма.

– Вообще-то у нас устрицы с Лонг Айленда, – ответил он.

– О’кей, посмотрим, так ли они хороши. – Я повернулся к Марси: – Ну что, попробуем местное подобие?

Та молча улыбнулась.

– Может быть, аперитив? – Официант посмотрел на нее.

– Да. Принесите, пожалуйста, сердцевинку латука и каплю лимонного сока.

Ну, теперь-то понятно, что она модель. Иначе зачем морить себя голодом? Я заказал себе фетучини [15] (прибавив: «И не жалейте масла!»). Официант поклонился и отбыл. Мы остались одни.

– Ну, вот мы и тут, – сказал я. (Должен признаться, что репетировал эту реплику все утро). Прежде чем Марси успела согласиться, что мы действительно тут, нас снова потревожили.

– Вина, мсье? – спросил наклонившийся к нам официант.

Я посмотрел на Марси.

– Пожалуйста, без меня, – произнесла она.

– Да брось, что будет от бокальчика вина? – сделал я последнюю попытку.

– У меня с этим очень строго, – сказала Марси. – Но тебе советую Мерсо (оно тут восхитительное) – иначе радость от победы будет неполной.

– Мерсо, – сказал я официанту.

– Шестьдесят шестого года, если можно, – пришла мне на помощь Марси. Официант ринулся выполнять заказ, снова оставив нас с ней вдвоем.

– Ты что, вообще не пьешь? – спросил я.

– Не из принципа. Просто не люблю терять контроль над своими чувствами.

Ну и какого черта это должно значить? Какие чувства она имела в виду?

– Так ты из Бостона? – спросила Марси. Диалог явно не клеился.

– Да. А ты? – поинтересовался я.

– А я нет, – ответила она.

Это ведь сейчас был наезд, не так ли?

– Работаешь в индустрии моды? – поинтересовался я.

– Отчасти. А ты?

– В сфере гражданских свобод.

– Даешь или отбираешь? – за ее обескураживающей улыбкой не удавалось распознать, какая доля сарказма присутствовала в этих словах.

– Пытаюсь заставить правительство соблюдать их.

– Трудная задача, – ответила Марси.

– Ты права, я пока и правда не слишком преуспел, – согласился я.

Подошел официант и церемонно наполнил мой бокал. Под вино хорошей выдержки я начал свой opus magnum [16], просвещая Марси на тему того, как нелегко живется адвокату в наши времена.

Признаюсь честно, есть у меня один недостаток. Я не умею говорить с… девушками. Ну, то есть, понимаете, последний раз что-то вроде свидания у меня было очень много лет назад. Но одно я знал точно – чересчур много говорить о себе не стоило. А то еще будет жаловаться потом дома, что я самовлюбленный идиот.

Так что наш разговор вращался вокруг (точнее, я рассуждал) решений суда Уоррена по правам частных лиц. Продолжит ли сеть ресторанов «Бургер Кинг» [17] содействовать Четвертой поправке [18]? – Смотря каким будет состав Верховного суда! «Непременно сохрани копию нынешней Конституции, Марси, она скоро станет раритетом!»

К тому моменту, когда я добрался до Первой поправки [19], нам уже подали нашумевшие устрицы, лонг-айлендские, разумеется. Они оказались весьма недурны. Но до бостонских, признаться, не дотягивали.

– Так вот, вернемся к Первой поправке – Верховный суд явно руководствуется двойными стандартами. В деле «О’Брайн против США», например, сожжение повестки не было признано заявлением, сделанным в форме юридически значимого действия. При этом суд поступил с точностью до наоборот в деле «Тинкер против Де-Мойн [20]», постановив, что ношение нарукавных повязок в знак протеста против войны является заявлением в письменном виде. Как такое вообще возможно? И чью сторону они в итоге разделяют?!

– А ты как думаешь? – спросила Марси. Прежде чем я успел подумать, не намекает ли она, что я заболтался, нас снова атаковал официант – на этот раз насчет десерта. Я заказал кофе со сливками. Марси – чай. Мне стало немного не по себе. Может, пора задуматься – а не слишком ли я много болтаю? Принести ей свои извинения за то, что меня слишком много? Но ведь она же в любой момент могла сама меня заткнуть, разве нет?

– А ты сам участвовал во всех этих процессах? – спросила Марси (издевается, что ли?).

– Да нет, конечно. Правда, сейчас я консультирую по поводу нового дела: «Отказник по убеждениям» – в качестве прецедента выступает дело «Уэббер против Призывной комиссии», которое вел я. Ну, и, плюс ко всему, я и волонтером активно работаю…

– И, судя по всему, даже не думаешь останавливаться, – добавила она.

– Ну, как сказал Джимми Хендрикс [21] на фестивале в Вудстоке [22]: «Мир грязнее некуда, всем нам пора браться за большую уборку».

– Ты что, был на фестивале? – полюбопытствовала Марси.

– Нет, прочитал заметку в «Таймс», – отмахнулся я.

– Ну надо же, – произнесла Марси.

То есть она разочарована? Или ей скучно? Вспоминая весь этот разговор, я понял, что так и не дал ей вставить ни слова.

– Ну, а ты чем занимаешься?

– Ничего социально значимого. Работаю в сети магазинов «Биннендэйл [23]». Никогда не слышал это название?

Шутит она, что ли? Кто ж не знает про сеть элитных универмагов «Биннендэйл», роскошный магнит в сорок карат для тех, кто желает оставаться инкогнито? Откровение Марси сразу пролило свет на многие обстоятельства. Она идеально подходит для столь шикарного бизнеса: светлые волосы, твердость, стройная фигура. К тому же, девушка обладает прямо-таки брин-морским [24] красноречием, которое действует настолько безотказно, что, уверен, она без труда могла бы даже крокодилу впарить сумочку из кожи его сородича.

– Сама я почти не связана с продажами, – продолжала она, пока я усердствовал с неуклюжими вопросами. Так, получается, что Марси стажер с грандиозными амбициями?

– Так с чем же ты конкретно связана? – спросил я напрямик. Если по-разному формулировать одни и те вопросы, свидетеля можно быстрее сбить с толку.

– Слушай, разве тебе так уж интересно, чем я вообще занимаюсь? – произнесла Марси, проведя изящной ручкой по своей не менее изящной шейке.

Так, вот это уже точно намек, что я, черт возьми, становлюсь назойливым.

– Надеюсь, моя юридическая лекция тебя не усыпила? – перевел я разговор на другую тему.

– Нет, мне правда было очень интересно. Просто хотелось бы больше услышать о тебе самом, – намекнула она.

Что же ей ответить? Я решил, что лучше всего рассказать правду:

– Не могу сказать, что разговор обо мне будет усладой для ушей.

– Почему?

Пауза. Я смотрел прямо в свою чашку.

– У меня была жена.

– У многих мужчин были жены, – заметила Марси. Но, как мне показалось, довольно деликатно.

– Да. Моя умерла.

Повисла пауза.

– Извини, – произнесла Марси.

– Ничего, – ответил я. А что еще можно было сказать?

Некоторое время мы сидели молча.

– Тебе надо было рассказать мне раньше, Оливер, – наконец, произнесла она.

– Это, знаешь ли, не так-то просто, – ответил я.

– Но ведь, если выговоришься, становится легче?

– Боже, ты говоришь точно, как мой психоаналитик! – раздраженно сказал я.

– Вау, – изумилась Марси. – Мне казалось, я копирую своего.

– Вот уж не думал, что он тебе нужен! – поразился я. Никогда бы не подумал, что человек может выглядеть настолько уравновешенным и при этом нуждаться в психиатре. И продолжил: – Ты же не теряла жену.

Попытка черного юмора. Неудачная.

– Да. Я потеряла не жену. Мужа, – ответила Марси.

Вперед, Барретт, – самое время заткнуть свой бесстыжий рот собственным ботинком, бездушная ты скотина!

– Боже, Марси, – все, что мне удалось выдавить.

– Это не то, что ты подумал, – быстро добавила она. – Обыкновенный развод. Вот только, когда мы расходились и делили имущество, все психологические последствия почему-то достались именно мне. Майклу же отошло полное спокойствие.

– И каким он был, мистер Нэш? – спросил я, сильно заинтересовавшись парнем, сумевшим бросить такую девушку.

– Сменим тему, – сказала она, как мне показалось, немного грустно.

Странно, но я почувствовал удовлетворение от того, что под внешностью абсолютно уверенной в себе женщины, которой обладала Марси Нэш, скрывается нечто, о чем она не может говорить. Может, даже память об утрате. Это делало ее человечнее, а пьедестал, с которого она смотрела на мир, – не таким недосягаемым. И все равно я понятия не имел, о чем говорить дальше.

Так что говорить пришлось Марси:

– Ого, а уже поздно.

И на самом деле: на моих часах было без четверти одиннадцать. Но то, что она вспомнила об этом именно сейчас, могло означать, что мне-таки удалось ее достать.

– Счет, пожалуйста, – обратилась она к проходившему мимо официанту.

– Эй, ты что? Плачу я, – одернул я ее.

– Ни в коем случае, – отрезала она, – пари на то и пари.

Да, вначале в мои планы входило заставить ее раскошелиться. Но теперь мне было очень стыдно за собственную бестактность. Хотелось как-то искупить свою вину.

– Счет, пожалуйста, – еще раз попытался я.

– Нет, – ответила она. – Мы можем еще и подраться, но в одежде от этого не будет ни пользы, ни удовольствия. Так что остынь, о’кей? – после чего повернулась к метрдотелю: – Дмитрий?

Оказывается, она знала, как его зовут.

– Да, мэм?

– Пожалуйста, добавьте чаевые и запишите за мной.

– Разумеется, мэм, – сказал Дмитрий и бесшумно удалился.

Я почувствовал себя не в своей тарелке: вначале этот чересчур откровенный разговор, потом намек на драку голышом – а что, если она еще и сексуально агрессивна? Плюс ко всему, у девушки свой счет в «21». Да кто она такая, черт возьми?

– Оливер, – сказала она, демонстрируя все свои великолепные зубы, – я подброшу тебя домой.

– Подбросишь?

– Мне по дороге.

Похоже, я заметно напрягся от… очевидного.

– Но, Оливер, – произнесла Марси серьезным голосом… ну, может быть, в нем чувствовалась самая малость иронии. – Не думай, что ты обязан спать со мной только из-за того, что я оплатила твой ужин.

– Какое облегчение, – вздохнул я, притворяясь, что притворяюсь, – не хотел бы оставить впечатление плейбоя.

– О, нет, – ответила она, – чего угодно, но не плейбоя.

В такси меня осенило:

– Эй, Марси, – сказал я как можно более непринужденно, – а ведь я не говорил тебе, где я живу.

– Сама догадалась.

– А где живешь ты?

– Недалеко от тебя.

– Недостаточно конкретно. И, кажется, не хватает номера телефона.

– Да, пожалуй. – Ни объяснения, ни номера за этим не последовало.

– Марси?

– Оливер? – Ее голос был все так же приветлив и невозмутим.

– Зачем все эти секреты?

Она протянула руку, положила ладонь в кожаной перчатке поверх моего нервно сжатого кулака и сказала:

– Остановите тут, пожалуйста.

Черт побери! Из-за того, что улицы в этом часу были совершенно пусты, такси доехало до моего жилища слишком быстро. В данной ситуации такая скорость была совершенно лишней.

– Подождите минутку, – сказала Марси водителю. Я задержался, надеясь, что она назовет следующую остановку. Но Марси только улыбнулась и как-то чересчур бодро поблагодарила меня.

– Нет, что ты, – моя вежливость граничила со злостью, – это я должен благодарить тебя.

Снова пауза. Черт меня побери, если еще что-нибудь скажу. Я вылез из машины.

– Оливер, – произнесла Марси, – как насчет партейки в теннис в следующий вторник?

Я готов был подпрыгнуть от счастья, так что плохо удалось это скрыть.

– Но это же только через неделю. Почему бы нам не встретиться раньше?

– Потому что я буду в Кливленде, – отрезала она.

– Все время? Никто и никогда еще не проводил в Кливленде целую неделю!

– Не будь таким снобом, дружище. Я позвоню тебе в понедельник вечером. Спокойной ночи, прекрасный принц!

Такси сорвалось с места так, будто за ним гнались все черти ада.

К тому моменту, как я отпер дверь, я успел основательно разозлиться.

Какого черта это все должно было значить? И кто же она такая, дьявол ее возьми?

– Эта стерва точно что-то от меня скрывает!

– И какие у вас фантазии на этот счет? – спросил доктор Лондон. Что же это такое… Я ведь говорил простые, очевидные вещи – так нет, Лондону подавай полет фантазии! Между прочим, еще дядюшка Фрейд говорил о такой штуке, как психическая реальность.

– Слушайте, доктор, я же не псих. Марси Нэш меня и вправду дурачит!

– Да?

Странным образом он не поинтересовался, отчего, собственно, я так переживаю из-за девушки, которую вижу второй раз в жизни. Сам себя я спрашивал много раз и пришел к выводу, что все дело в азарте: мне просто не хочется проигрывать ей – в какую бы игру она ни играла.

Я призвал на помощь всю свою выдержку и подробно рассказал доктору, что мне удалось выяснить. Дело в том, что я попросил мою секретаршу Аниту узнать телефон Марси («Просто хочу перекинуться парой слов!»). Естественно, у меня не было ни малейшего представления о ее координатах. Но я знал, что у Аниты талант доставать нужных людей из-под земли.

Первым делом она позвонила в «Биннендейл», где ей ответили, что никакой Марси Нэш среди их персонала не значится. Это Аниту не смутило. Она обзвонила всевозможные отели в Кливленде и пригородах. Ни в одном из них девушка под таким именем не останавливалась. Анита обзвонила также отели и мотели попроще – все так же безрезультатно. Никого с именем Марси Нэш – ни в Кливленде, ни в его окрестностях.