Возвращение в действующую армию

Вот в таком виде я вышел из окружения к нашим войскам и предстал перед командованием Красной Армии. Мне выдали в части кое-что из обмундирования и поместили в дом, где находилось еще несколько человек, вышедших из оккупированной территории. Ежедневно меня вызывал на допрос офицер НКВД, задавал одни и те же вопросы. Иногда что-то записывал. Все это продолжалось до летнего наступления немцев в районе Харькова (май-июнь 1942). Наши войска начали большой драп-марш, который довел нас до самой Волги. Я и мои сотоварищи по окружению на Днепре бежали вместе с войсками на Восток под названием «фильтрационный лагерь». Немецкие войска шли так стремительно, что буквально наступали нам на пятки. По дороге нас останавливали заградительные отряды НКВД, давали винтовки и требовали от нас держать оборону. Но как только на горизонте показывались немецкие танки – первыми убегали «заградители», а мы уже за ними следом.

На переправах через Дон создалась страшная давка. Под бомбежкой оказались обозы, техника и люди. Выйдя к Волге, на каком-то пароходе я добрался до Саратова в страшно затрапезном виде и на вокзале встретил (вы не поверите, но, клянусь, что это правда) свою соученицу по вечернему Металлургическому институту Лидочку Немировскую. Это видение, эта встреча была как мираж. Мы не бросились друг другу на шею, т.к. помнилась наша ссора, мое предательство.

Лида ждала поезда, который должен был везти ее куда-то на Урал, кажется в Свердловск, куда эвакуировали Металлургический институт. Я же был определен в сборно-пересыльный пункт, куда собирали «осколки» разбитых соединений, уцелевших солдат после окружений и разгрома. Вскоре я был посажен в товарную теплушку и отправлен на Урал, в запасной полк. Но у нас с Лидой было немного времени, мы мирно беседовали, вспоминали нашу мирную жизнь, и каждому хотелось забыть о ссоре. На прощание Лида дала мне адрес института, куда она направлялась. На следующий, после нашего расставания в Днепропетровске, год (осенью 1940 г.) она перешла на дневное отделение. Так, что летом 1942 г. она уже окончила 2-ой курс института. Безумно был рад, что ей удалось эвакуироваться, что она жива. Единственная моя просьба была, когда она устроится на новом месте, постараться найти мою маму, если ей с моими сестрами удалось бежать из Днепропетровска. Я же обещал ей писать, когда попаду на фронт. Расставались со слезами на глазах, но, кажется, даже не поцеловались.

Запасной полк в г. Уральске в срочном порядке готовил солдат на войну и был больше похож на лагерь военнопленных, чем на войсковое соединение Красной Армии. Обмундирование – б/у, питание – скверное, дисциплины – никакой. Но мне выдали там первый документ – солдатскую книжку, где были узаконены мои фамилия, имя и отчество, год рождения, а главное – начало службы в армии с указанием дивизии, полка и моей специальности радиста в звании сержанта.

В начале сентября был сформирован железно-дёорожный эшелон из недостреляных воинов Красной армии, который под многочисленными бомбежками прибыл все же в целости на конечную станцию железно-дорожной ветки, находящейся вблизи города Сталинграда (Верхняя Ахтуба). Оттуда маршем проследовали до поселка «Красная Слобода», который уже непосредственно примыкает к Волге и находится напротив центральной части города Сталинграда. Здесь накапливалось все, что было предназначено для переправы в Сталинград: резервы (люди), вооружение, продовольствие. На окраине, у побережья размещалась наша дальнобойная артиллерия и средства ПВО.