Это случилось в Виши (Incident at Vichy)

Пьеса (1964)

Действие разворачивается во Франции в 1942 г. Камера предвари­тельного заключения. На скамье сидят несколько мужчин и мальчик лет пятнадцати, на лице каждого — тревога и страх, всех их схватили прямо на улице и доставили сюда немецкие солдаты. Задержанные теряются в догадках — что это, проверка документов или что-нибудь похуже? У художника Лебо прямо на улице измерили нос. Ловят ев­реев? Сам он предполагает, что всех их, скорее всего, направят на принудительные работы в Германию. Рабочий Байяр слышал, что пос­леднее время в Тулузе устраивают облавы на евреев. А что случается с ними потом? Отправляют в концлагерь?

Актер Монсо, жизнерадостный молодой человек, недоверчиво ка­чает головой. При чем тут концлагерь? Немало народу едет на работу в Германию добровольно — все получают двойной паек. Но Байяр

323

качает головой: вагоны с людьми заперты, оттуда бьет в нос вонь — добровольцев так не запирают.

Маршан, хорошо одетый делец, держится брезгливо, не принима­ет участия в общем разговоре и часто поглядывает на часы. Завидев в коридоре майора и профессора Гофмана, он заявляет, что должен первым войти в кабинет, потому что торопится в министерство снаб­жения. Ему это позволяют.

Дискуссия возобновляется. Легковерный Монсо по-прежнему ри­сует радужные перспективы: его кузена послали в Освенцим, и тот пишет, что очень доволен, его там даже научили класть кирпичи. Байяр морщится: фашистам доверять нельзя, лучше с ними совсем не иметь дела.

Среди задержанных — князь фон Берг. Это вызывает недоумение у всех, особенно у психиатра Ледюка. Тому всегда казалось, что арис­тократия поддерживает любой реакционный режим. Фон Берг спо­койно объясняет ему, что, конечно, некоторые поддерживают, но многие дорожат именем, семьей и не хотят позорить их коллабора­ционизмом. фашизм — величайший взрыв хамства, и хотя бы поэ­тому не может найти союзников у настоящих аристократов. Утонченные люди не могут преследовать евреев, превращать Европу в тюрьму.

Дверь кабинета открывается, оттуда выходит, пятясь, Маршан, он держит в руке пропуск. У задержанных затеплилась надежда — ведь Маршан явно еврей, а его все же отпустили.

Монсо советует всем держаться поуверенней, не выглядеть жер­твой — у фашистов особый нюх на обреченных. Надо заставить их поверить, что ты не изгой.

А вот марксист Байяр считает, что приспосабливаться, изворачи­ваться — постыдно. Проклятая буржуазия продала Францию, впусти­ла фашистов, желая уничтожить французский рабочий класс. Чтобы чувствовать себя сильным, надо опираться на передовую коммунисти­ческую идеологию.

Ледюк пытается спорить с Байяром: разве идеология может по­мочь, когда тебя пытают, причиняют физическую боль? А фон Берг, широко раскрыв глаза, непосредственно спрашивает: разве большин­ство фашистов не из рабочих? Аристократ, в отличие от Байяра, дела­ет ставку на личность — только сильной личности нельзя задурманить голову ложной идеей.

Вызванные после Маршана Байяр и официант назад не возвраща­ются, Среди задержанных ползет слух, что в кабинете каждого застав-

324

ляют спустить брюки — проверяют, не обрезанный ли, и, если ты еврей, отправляют в концлагерь и сжигают в печи.

Решительный Ледюк предлагает попытаться бежать, его поддер­живают Лебо и мальчик, которого мать послала, в ломбард заложить обручальное кольцо.

Процедуру проверки документов и последующего осмотра прово­дят майор, капитан и профессор. Капитан и профессор — закончен­ные антисемиты, и у них не возникает никаких сомнений в правильности собственных действий. Майор же — новичок в этом деле, он только что прибыл с фронта, и его явно шокирует то, чем ему проходится заниматься. Поняв, что задержанные замыслили побег, он предупреждает Ледюка, что их стережет вовсе не один ча­совой, как они предполагали, — на улице тоже стоит вооруженная охрана.

Люди постепенно, один за другим, исчезают за дверями кабинета. В камере остаются только Ледюк и фон Берг. Последний пытается развеять тотальный пессимизм психиатра — не все люди плохи, в мире много по-настоящему порядочных людей. Ледюк, не сомневаясь в личной порядочности аристократа, уверен, что тот не может не ра­доваться, что фашисты отпустят его, убедившись в ошибке. Это ут­верждение глубоко ранит фон Берга. Сам он чувствует отвращение даже к бытовому антисемитизму, а когда у него в Австрии арестовали трех музыкантов из его собственного оркестра и, как он впоследствии выяснил, уничтожили, фон Берг был близок к самоубийству.

Ледюк просит, чтобы князь сообщил его семье, что с ним случи­лось. У них было надежное укрытие, но у жены сильно разболелись зубы, вот он и пошел в город за лекарством, тут-то его и схватили. В кабинет вызывают фон Берга и почти сразу же выпускают, вручив пропуск, который аристократ без колебания вручает Ледюку. Сегод­няшний опыт научил фон Берга: чтобы совесть была спокойна, мало сопереживать, испытывать чувство вины, надо действовать, совершать поступки. Ледюк колеблется лишь мгновение, потом, взяв у фон Берга пропуск, исчезает в коридоре.

Дверь отворяется, выходит профессор. Он вызывает следующего, но, увидев неподвижно сидящего на скамье и глядящего в пустоту фон Берга, все понимает и поднимает тревогу. В конце коридора по­являются четверо новых людей — новые арестованные. Их гонят сы­щики. Арестованные входят в камеру и садятся на скамью, озирая потолок и стены. У них еще все впереди.

В. И. Бернацкая