Часть первая. После того, как Ханна Бергстрем выслушала лекцию от своего слишком опекающего брата о том, что она пренебрегает своей социальной жизнью

Аннотация

После того, как Ханна Бергстрем выслушала лекцию от своего слишком опекающего брата о том, что она пренебрегает своей социальной жизнью, и с головой ушла в магистратуру, она решает всерьез взяться за пробелы, на которые он ей указал: чаще бывать на людях, завести друзей и ходить на свидания. И кто еще сможет лучше превратить ее в знойную сирену, по которой будут сохнуть все ребята, чем ближайший друг ее старшего брата – Уилл Самнер, венчурный капиталист и беззастенчивый плейбой? По роду своей деятельности Уиллу часто приходилось рисковать, но он весьма скептически отнесся к задачам, которые предстояло решить Ханне… до тех пор, пока одной темной ночкой его соблазнительно – невинная ученица не заманила его в постель, и не научила его парочке таких трюков ублажения женщин, которые он никогда не сможет забыть. И теперь, после того, как Ханна обнаружила всю силу своей сексуальной привлекательности, от Уилла зависит, сможет ли он доказать, что является именно тем мужчиной, который ей нужен.

Пролог

Мы находились в самой ужасной квартире во всем Манхэттене, и дело было вовсе не в том, что мой мозг изначально был запрограммирован против просмотра предметов искусства: но объективно, все эти картины были просто отвратительными. Волосатая нога, растущая из стебля цветка. Рот, из которого вываливаются спагетти. За моей спиной стояли мой старший брат и мой папа и задумчиво кивали, словно понимая то, что они видели. Я же все вела нас вперед. Казалось неписанным правилом, что гости вечеринки должны собраться в круг, высказать слова восхищения увиденным, и только потом им дозволено насладиться закуской, расставленной на подносах по всему залу.

Но в самом конце, над массивным камином и между двумя безвкусными светильниками, я увидела картину с изображением двойной спирали – структуру молекулы ДНК и цитату Тима Бертона: Мы все знаем, что межвидовые браки – это странно.

Заинтриговавшись, я рассмеялась и повернулась к Дженсену и папе.

“Вот. Вот эта клевая”.

Дженсен вздохнул. “Она должна была тебе понравиться”.

Я посмотрела на картину, потом снова на своего брата. “Почему? Только потому что это единственная вещь на всей выставке, которая имеет хоть какое-то смысл?”

Он перевел взгляд на папу, и между ними что-то проскочило, словно позволение отца сыну. “Нам нужно поговорить с тобой о твоей работе и личной жизни”.

Мне понадобилась целая минута, прежде чем его слова, его тон и его решительное выражение лица дошли до меня. “Дженсен”,- начала было я. “Нам что, на самом деле, стоит говорить об этом здесь?”

“Да, здесь”. Его зеленые глаза сузились. “Это первый раз, когда я вижу тебя вне стен твоей лаборатории, и когда ты не спишь или не уплетаешь что-нибудь вкусненькое”.

Я часто замечала, как самые характерные черты моих родителей – бдительность, обаяние, осторожность, импульсивность, и напористость, не перемешиваясь между собой, отражались в каждом из их пятерых детей.

Сейчас, на культурном мероприятии в центре Манхэттена происходило столкновение бдительности и напористости.

“Мы на вечеринке, Дженс. Нам полагается обсуждать, насколько прекрасны представленные картины”,- парировала я, неопределенно махнув на стены пышно меблированной гостиной. “И насколько скандальные… ходят слухи… о чем-то”. Я понятия не имела о последних сплетнях, и эта небольшая капитуляция только подтвердила слова моего брата.

Я видела, как Дженсен поборол свое желание закатить глаза.

Папа передал мне закуску, похожую на улитку, насаженную на крекер, и когда официант стал отходить, я незаметно завернула ее в салфетку. Все мое тело зудело от нового платья, и я пожалела, что подробно не расспросила своих коллег об этом белье Спанкс, которое я на себя натянула. После моего первого вечера в этом утягивающем аду, я решила, что оно было создано сатаной или мужчиной, который был слишком худым даже для зауженных джинсов.

“Ты не только умная”,- продолжил Дженсен. “Ты еще забавная, общительная, симпатичная девочка”.

“Женщина”,- пробормотала я, поправляя.

Он наклонился ближе, чтобы наш разговор не смогли услышать присутствующие на вечере гости. Боже упаси, чтобы хоть один из представителей нью-йоркской элиты услышал, как он читает мне нотацию, агитируя стать более общественно ориентированной шлюшкой.

“Знаешь, я не пойму, почему все три дня, что мы у тебя гостим, мы проводили время только с моими друзьями”.

Я улыбнулась своему старшему брату, чувствуя признательность за его чрезмерную бдительность, после чего во мне стал медленно просыпаться всплеск раздражения - это было схоже с прикосновением к раскаленному железу, когда за острым рефлексом следует продолжительное, пульсирующее жжение.

“Я почти окончила свое обучение, Дженс. После этого, у меня будет масса времени”.

“ Это – и есть жизнь”, - произнес он настойчиво, широко раскрыв глаза. “ Прямо сейчас. В твоем возрасте я с трудом удерживал средний бал аттестата, просыпаясь по понедельникам с единственной надеждой на то, что у меня не будет похмелья”.

Папа молча стоял позади него, и, проигнорировав его последние слова, просто кивнул на общий смысл претензии, подтвердив тем самым, что я неудачница, у которой нет друзей. Я посмотрела на него таким взглядом, в котором ясно читалось – и это киваешь мне ты, научный деятель, одержимый своей работой, который проводил в лаборатории больше времени, чем у себя дома? Но он оставался беспристрастным, с таким же озадаченным и обиженным из принципа выражением лица, которое у него возникало всякий раз, когда компонент, который как он рассчитывал, должен был раствориться, но тот не давал нужной реакции, и оседал в пробирке, образуя суспензию.

От папы мне досталась напористость, но он всегда допускал, что мама, со своей стороны, наградила меня неким обаянием. Возможно, из-за того, что я была представительницей женского пола, или из-за того, что в его сознании каждое последующее поколение должно было быть успешней предыдущего, подразумевалось, что мне полагается суметь совместить карьеру и личную жизнь лучше него. В тот день, когда папе исполнилось пятьдесят, он просто затащил меня в свой кабинет и сказал: “Люди важны так же, как и наука. Учись на моих ошибках”. После чего, он начал приводить в порядок бумаги на своем столе, и смотрел на свои руки, отчего мне стало скучно, и я вернулась обратно в лабораторию.

Сказать по правде, у меня это не получалось.

“Я знаю, иногда я слишком давлю”, - прошептал Дженсен.

“Есть чуток”,- согласилась я.

“И я знаю, что я вмешиваюсь в твою жизнь”.

Я одарила его знающим взглядом, и прошептала: “Ты – моя персональная Афина Паллада ”.

“Только если не считать, что я не грек и у меня есть пенис”.

“Я постараюсь об этом не думать”.

Дженсен вздохнул, и, папа, наконец-то, понял, что работенки тут будет на двоих. Они оба приехали навестить меня, что было странно для обычного визита в феврале месяце, и до сих пор я не улавливала их истинной цели. Папа обнял меня одной рукой и прижал к себе. Его руки были длинными и тонкими, но его объятия всегда были сильными, подобно тискам, что не очень сочеталось с его внешностью. “Зиггс, ты – хороший ребенок”.

Я улыбнулась папиному тщательно подготовленному напутствию. “Спасибо”.

Дженсен добавил: “Ты знаешь, что мы тебя любим”.

“Я тоже вас люблю. Чаще всего”.

“Но… можешь рассматривать это как вмешательство. Ты слишком поглощена работой. Ты зарываешься в любой дополнительный проект, который, как тебе кажется, может помочь развитию твоей карьеры. Возможно, я всегда контролировал и слегка управлял твоей жизнью…”

“Возможно?”- оборвала я. “Ты всегда диктовал мне что делать, начиная с того, когда маме и папе убрать колесико – стабилизатор с моего детского велосипеда, заканчивая определением для меня комендантского часа для вечерних прогулок. И это продолжалось даже тогда, когда ты уже не жил с нами, Дженс. И мне было шестнадцать ”.

Он остановил меня своим взглядом. “Клянусь, я не собираюсь говорить тебе о том, что тебе делать, просто…” Он умолк, и оглянулся вокруг, словно пытаясь определить, мог ли хоть кто-нибудь поблизости понять, чем он закончит свою речь. Просить Дженсена перестать ‘чрезмерно управлять’ было сродни тому, чтобы попросить человека не дышать всего-то коротких десять минут. “Просто кому-нибудь позвони”.

“ ‘Кому-нибудь’? Дженсен, ты хочешь сказать, что у меня нет друзей. Это не совсем правда, но кому ты хочешь, чтобы я позвонила, чтобы начать жизнь под лозунгом живем – балдеем? Таким же студентам – ботаникам, которые так же погружены в исследования, как и я? Мы учимся на курсе биоинженерии. Это, знаешь ли, особо не располагает к развитию личных отношений”.

Он закрыл глаза, потом уставился в потолок, пока его, кажется, не посетила какая-то идея. Когда он снова посмотрел на меня, его брови взлетели вверх, а глаза наполнились надеждой и непреодолимой братской нежностью. “Как насчет Уилла?”

Я выхватила из папиных рук нетронутый бокал с шампанским и проглотила его залпом.

Мне не нужно было повторять дважды. Уилл Самнер был лучшим другом Дженсена в университете, бывшим папиным интерном и объектом всех моих подростковых фантазий. В то время, когда я была дружелюбной, маленькой сестренкой-ботаником, Уилл был гением-плохишом, с изогнутой улыбкой, проколотым ухом и голубыми глазами, которые гипнотизировали каждую девушку, попадающуюся ему на пути.

Когда мне было двенадцать, Уиллу – девятнадцать, он приехал к нам домой с Дженсеном на несколько дней на Рождество. Он был пошлым, и от того еще более привлекательным, играл на своей бас-гитаре в гараже с Дженсеном, и на протяжении всех каникул, игриво флиртовал с моей старшей сестрой Лив. Когда мне было шестнадцать, он только окончил колледж и прожил с нами целое лето, работая с моим папой. Он источал такое неприкрытое, сексуальное обаяние, что в попытке унять возникающую от его присутствия тянущую боль, я отдала свою девственность неуклюжему и незапоминающемуся однокласснику.

Я была абсолютно уверена в том, что моя сестра, по меньшей мере, с ним целовалась, кроме того, Уилл для меня был слишком взрослым, но за закрытыми дверями, и в потаенных глубинах своего сердца, я признавала, что Уилл Самнер был первым парнем, с которым мне хотелось бы поцеловаться, и первым парнем, который в темноте моей комнаты, заставил меня запустить руку под одеяло, с мыслями о нем.

О его дьявольской, игривой улыбке, и волосах, которые постоянно падали ему на правый глаз.

О его гладких, мускулистых руках и загорелой коже.

О его длинных пальцах и даже о шраме у него на подбородке.

Когда голоса всех мальчиков моего возраста казались одинаковыми, голос Уилла был низким и тихим. Его глаза были всезнающими и страстными. Он никогда беспокойно не дергал своими руками – обычно, они глубоко прятались в его карманах. Когда он смотрел на девочек, он облизывал свои губы и оставлял уверенные, негромкие комментарии по поводу их груди, ног и языков.

Я моргнула и подняла глаза на Дженсена. Мне было уже не шестнадцать. Мне было двадцать четыре, а Уиллу тридцать один. В последний раз я видела его четыре года назад на праздновании злополучной женитьбы Дженсена, заметив, как его легкая, харизматичная улыбка стала более притягательной, и лишающей рассудка. Заворожено, я смотрела на то, как Уилл скрылся в гардеробной комнате с двумя подружками невесты.

“Позвони ему”,- настаивал Дженсен, вырывая меня из моих воспоминаний. “Он умеет совмещать работу и личную жизнь. Он уже давно в Нью-Йорке, и, вдобавок, он хороший парень. Просто, сходите куда-нибудь, ладно? Он о тебе позаботится”.

Я пыталась утихомирить дрожь, сотрясшую меня от слов моего старшего брата. Уж я-то знала, как ая забота мне была нужна от Уилла: я хотела, чтобы он просто был другом моего брата, который поможет мне обрести баланс? Или же я хотела по-новому взглянуть на предмет своих самых бесстыжих фантазий?

“Ханна”,- стал давить папа. “Ты слышала своего брата?”

Когда мимо нас проходил официант с шампанским, я поменяла свой пустой бокал на полный искрящегося напитка.

“Я слышала его. Я позвоню Уиллу”.

Часть первая

Один гудок. Второй.

Я перестала вышагивать по комнате только для того, чтобы отодвинуть занавеску и выглянуть в окно, хмурясь на открывшееся мне небо. Рассвет пока не наступил, но я подумала, что было скорее светло, чем темно, притом на горизонте стала простираться предрассветная полоска пурпурно – розового цвета. Технически – утро.

Сегодня наступил третий день со дня лекции моего брата и третья попытка должным образом дозвониться до Уилла. Но даже сейчас у меня не было ни малейшего представления о том, что мне ему сказать, и чего мой брат ожидал, что я ему скажу, но чем дольше я об этом думала, тем больше понимала, что он, Дженсен был прав: почти все свое время я проводила в лаборатории, а вне ее, я либо ела, либо спала. Выбор отдельной от родителей квартиры на Манхэттене, никак не помог моему вливанию в социум, потому что мои сверстники предпочитали селиться ближе к Бруклину или Куинсу. Содержимое моего холодильника состояло из подозрительных овощей, сомнительной еды на вынос и замороженных обедов. Вся моя жизнь крутилась вокруг окончания магистратуры и старта блестящей научной карьеры. И мысль о том, как мало у меня было интересов вне лабораторной жизни, меня отрезвила.

Очевидно, этот факт не ускользнул из виду от моей семьи, и Дженсен подумал, что лучшим решением для меня вырваться из этого замкнутого круга станет Уилл.

Я же была в этом уверена меньше. Гораздо меньше.

Признаться честно, наша общая история с ним была ничтожно мала, и навряд ли он меня даже помнил. Я была всего лишь младшей сестрой, декорацией, фоном, на котором разворачивалось большинство его похождений на пару с Дженсеном и короткий роман с моей сестрой. И для чего я ему сейчасзвонила? Чтобы он куда-нибудь со мной сходил? Поиграл в какие-нибудь настольные игры? Научил меня как…

Я даже не могла закончить эту мысль.

Я подумала о том, чтобы повесить трубку. Залезть обратно в свою кровать и сказать своему брату, что он может поцеловать меня в зад и найти себе новый проект для улучшений. Но на четвертом гудке в трубке, которую я сжимала так сильно, что возможно, буду чувствовать последствия своих стараний и завтра, послышался голос Уилла.

“Алло?” Его голос был точно таким, как я его помнила – хриплым и низким, возможно даже еще более грубым, чем раньше.

“Алло?”- повторил он.

“Уилл?”

Он резко втянул в себя воздух, и я услышала улыбку в его голосе, когда он произнес мое прозвище: “Зигги?”

Я рассмеялась – конечно же, он запомнил меня именно как Зигги. Так меня называли только члены моей семьи. Никто точно не знал, что, на самом деле, это прозвище означало, но когда двухлетний Эрик назвал так свою новорожденную сестру – что было очень смело ему доверить - оно прижилось. “Да. Это Зигги. Откуда ты…?”

“Я вчера говорил с Дженсеном”,- объяснил он. “Он рассказал мне о своем визите и о словесной выволочке, которую он тебе устроил. Он упомянул, что ты можешь позвонить”.

“Ну, вот она я”, - ответила я, немного смущаясь.

После этих слов послышался его стон и шорох простыней. Я совершенно не пыталась представить себе степень обнаженности на том конце телефонной линии. Но судя по его голосу, я поняла, что он звучал устало, потому что он спал, и бабочки, до сих пор порхавшие в моем животе, перелетели в мою глотку. Так, ладно, возможно, технически утро пока еще не наступило…

Я рискнула снова выглянуть в окно. “Я тебя не разбудила?” Перед звонком я даже не посмотрела на часы, а сейчас я вообще боялась поднять на них глаза.

“Все в порядке. Мой будильник все равно заведен на…, - он остановился, зевая, - на час позже”.

Я чуть не сгорела от стыда. “Прости, я просто немного… волновалась”.

“Нет, нет, все нормально. Не могу поверить, что я забыл о том, что ты тоже живешь в Нью-Йорке. Слышал, что последние три года ты отгородилась от внешнего мира в лаборатории, вооружившись пипетками и колбами”.

Мой желудок слегка скрутило от того, как низкий голос Уилла стал еще более хриплым от его шутливого нагоняя. “Кажется, ты на стороне Дженсена”.

Его тон смягчился. “Он просто заботится о тебе. Он – твой старший брат и это его любимая работа”.

“Да, я уже слышала”. Я снова принялась мерить шагами комнату, желая чем-нибудь унять образовавшуюся во мне нервозную энергию. “Мне следовало позвонить раньше…”

“Мне тоже”. Он поерзал и, кажется, присел на кровати. Я услышала, как он потянулся и застонал, отчего я закрыла глаза. Это звучало абсолютно похоже, определенно напоминающе, и так же возбуждающе, как секс.

Дыши через нос, Ханна. Оставайся спокойной.

“Чем бы ты хотел сегодня заняться?”- выпалила я. Вот теперь будь спокойной.

Он замолчал, и мне захотелось шлепнуть себя за то, что я не подумала о том, что у него могли быть другие планы. Такие, как, например, работа. А после работы, возможно, встреча со своей девушкой. Или женой. Внезапно, я стала прислушиваться к каждому шороху, пробивающемуся сквозь потрескивающую тишину.

Через целую вечность, он спросил: “А что ты предлагаешь?”

Провокационный вопрос. “Поужинать”.

Уилл замолчал на несколько мучительных секунд. “У меня дело. Поздняя встреча. Как насчет завтра?”

“Буду в лаборатории. Я уже запланировала провести восемнадцать часов с этими до ужаса медленно развивающимися клетками, и если я провалю это дело, и мне придется начинать все сначала, я на совершенно законных основаниях могу убить себя остроконечным предметом”.

“Восемнадцать часов? У тебя будет длинный день, Зигги”.

“Знаю”.

Он засомневался, потом спросил: “В какое время ты сегодня отправляешься на работу?”

“Позже”,- ответила я, переведя глаза на часы, и вздрогнула. Было только 06:00 утра. “Наверное, около 09:00 или 10:00”.

“Присоединишься ко мне на пробежке в парке?”

“Ты бегаешь?”- спросила я. “С какой-то целью?”

“Да”,- ответил он, теперь уже открыто смеясь. “Не то, чтобы я был фанатиком утренних пробежек, я просто бегаю”.

Я крепко закрыла глаза, чувствуя знакомое желание, которое хотелось довести до конца, как и этот вызов… это чертово задание. Глупый Дженсен. “Когда?”

“Через полчаса?”

Я снова посмотрела в окно. Только начинало светать. На земле лежал снег. Изменение, напомнила я себе. С этими мыслями, я снова закрыла глаза и произнесла: “Пришли мне адрес сообщением. Встречаемся в парке”.

Было холодно. Хотя, жопоотмораживающе холодно было бы гораздо более точным определением.

Перечитав сообщение от Уилла, в котором говорилось, что мы встречаемся в Центральном Парке на пересечении Пятой и Девятнадцатой, рядом с Инженерным Входом, я ходила взад - вперед, пытаясь хоть как-нибудь согреться. Утренний воздух обжигал мое лицо и проникал сквозь ткань моих штанов. Надо было взять с собой шапку. Надо было помнить, что на дворе стоял февраль, и что в такую погоду и в это время суток в Центральный Парк могли сунуться только умалишенные. Я уже не чувствовала свои пальцы, и совершенно небезосновательно переживала, что холодный воздух в купе с ледяным ветром, заставят мои уши попросту отвалиться.

В поле моего зрения попало всего несколько человек: старательные спортсмены и молодая парочка, обжимающая на скамейке под длинным, тонким деревом, у каждого из которых в руках был бумажный стакан с чем-то на вид горячим и вкусным. Стая серых птиц клевала случайную пищу с земли, и где-то вдалеке солнце только сейчас стало пробираться из-за небоскребов.

Большую часть своей жизни, я была кем-то средним между общественно адекватной девушкой и мелющей ерунду чудачкой, поэтому, вполне естественно, раньше я чувствовала себя не в своей тарелке: даже когда выиграла гранд на исследование, обойдя тысячи профессоров и студентов Массачусетского Технологического Института, или всякий раз, когда отправлялась за покупками для себя, или самое незабываемое – это когда Итан Кингман просил меня отсосать ему в одиннадцатом классе, на что я ответила отказом, так как до меня не доходило, каким образом мне полагалось это делать и дышать одновременно. И теперь, смотря, как с каждой минутой светлеет небо, я с радостью убегала от этих постоянно преследовавших меня воспоминаний под предлогом утренней пробежки.

И не то, чтобы я не хотела выходить на пробежку… хотя, по большей части, так оно и было. Я даже не знала, как надо заниматься спортом. Но я была не прочь увидеть Уилла. И я немного нервничала. Я помнила его отличительную черту – в его внимании всегда было что-то медлительное и гипнотическое. Что-то, что источало чистый секс. Мне никогда не доводилось общаться с ним один на один, и я просто переживала, что мне не хватит спокойствия, и я не смогу с этим совладать.

Мой брат поставил передо мной задачу – жить более полной жизнью, зная, что для того, чтобы заставить меня действовать, надо убедить меня в том, что я безнадежна. Я была уверена, что Дженсен хотел моего общения с Уиллом не для того, чтобы тот научил меня встречаться, или, давайте скажем прямо, перепихиваться, но прежде всего, мне нужно было проникнуть в голову Уилла, научиться у мастера, и стать таким, как он. Мне просто следовало притвориться секретным агентом, работающим под прикрытием: войти в его мозг и выйти без ущерба для себя.

В отличие от моей сестры.

После того, как в Рождество, семнадцатилетняя Лив связалась с девятнадцатилетним Уиллом, с проколотым ухом и бас – гитарой наперевес, я многое узнала о том, как выглядит девочка - подросток, по уши влюбившаяся в плохого парня. Уилл Самнер был олицетворением плохого парня.

Моя сестра всегда нравилась таким парням, но она никогда не говорила так о других ребятах, как она говорила о нем.

“Зиг!”

Услышав свое имя, я вскинула голову, и посмотрела на героя своих мыслей, который как раз направлялся ко мне. Он был выше, чем я его запомнила, имел стройное сложение тела, широкие плечи и длинные руки и ноги, которые другому человеку добавили бы неповоротливости, но только не Уиллу. В нем всегда было что-то притягательное и непреодолимое, что не попадало под категорию классической симметричной красоты, и мои воспоминания о нем четырехлетней давности поблекли в сравнении с мужчиной, который сейчас шел ко мне.

У него была все такая же улыбка: слегка изогнутая и всегда ленивая, что добавляло его лицу немного озорства. Когда он подошел ко мне, он повернул голову в сторону послышавшейся сирены, представляя моему взору боковой ракурс своего щетинистого подбородка, и длинную, гладкую и загорелую шею, прячущуюся под шерстяным воротником.

Когда же он уже встал вплотную, его улыбка стала шире. “Доброе утро”,- сказал он. “Я так и подумал, что это ты. Когда ты нервничала перед походом в школу или по другим причинам, ты всегда ходила из стороны в сторону, сводя этим свою маму с ума”.

Недолго думая, я сделала шаг вперед, и, обернув свои руки вокруг его шеи, крепко его обняла. Не помню, чтобы раньше я была настолько близка к Уиллу. Он был теплым и твердым. Я закрыла глаза, почувствовав, как он щекой прижался к моей макушке.

Казалось, что его низкий голос сотряс все мое тело: “Рад тебя видеть”.

Секретный Агент Ханна.

Нехотя, я отступила назад, вдыхая свежий воздух, успевший смешаться с запахом его мыла.

“Я тоже рада тебя видеть”.

Под вязаной шапкой с беспорядочно выбивающимися из под нее темными волосами, на меня смотрели ярко-голубые глаза. Он встал ближе и положил что-то мне на голову. “Думаю, это тебе понадобится”.

Я подняла руки и распознала шапку из шерсти толстой вязки. Ух ты, это было обезоруживающе мило. “Спасибо. Возможно, после пробежки мои уши останутся на своем месте”.

Он улыбнулся, и, сделав шаг назад, оглядел меня с головы до ног. “Ты выглядишь… иначе, Зиггс”.

Я рассмеялась. “Этим прозвищем меня всегда называли только члены моей семьи”.

Его улыбка поникла, и на мгновение он посмотрел на меня так, как будто, если ему повезет, то мое имя окажется вытатуированным у меня на лбу. Он всегда звал меня Зигги, точно также, как и мои родные братья –Дженсен, Нильс, Эрик, и сестра Лив. Пока я не стала жить отдельно, для них я всегда была Зигги. “Ну, а как твои друзья тебя называют?”

“Ханна”,- сказал я тихо.

Он продолжал на меня смотреть. Его глаза опустились на мои губы, мою шею, затем неторопливо изучили мои глаза. Образовавшаяся между нами энергия была осязаемой… хотя нет. Должно быть, я совсем не так поняла ситуацию. Это была та самая знаменитая опасность Уилла Самнера.

“Ну, так…”,- начала я, подняв брови. “Побежали”.

Уилл моргнул, кажется, поняв, где мы находимся. “Точно”.

Он кивнул, и натянул свою шапку пониже, прикрывая уши. С тех пор, как я видела его в последний раз, он сильно изменился, став привлекательным и успешным, но если приглядеться, то на месте былой сережки можно было увидеть еле заметную точку.

“Во-первых”,- начал он, быстро возвращая мое внимание к своему лицу. “Будь осторожней с гололедом. Из-за него дороги чистые, но поскользнувшись, ты можешь здорово удариться”.

“Хорошо”.

Он указал на дорожку, идущую вдоль замерзшей воды. “Это – нижняя тропинка. Она идет вокруг водохранилища, что очень хорошо для пробежки, потому как по пути встречается несколько наклонов”.

“И ты бегаешь по ней каждый день?”

Глаза Уилла вспыхнули, и он замотал головой. “Не только по ней. Протяженность этой тропинки всего полторы мили. Так как это твоя первая пробежка, мы немного пройдем, а потом почти с середины добежим оставшуюся милю”.

“А почему нам просто не побежать по твоему обычному маршруту?”- спросила я, слегка расстроившись, что из-за меня ему приходилось сбрасывать скорость и менять маршрут.

“Потому что это шесть миль”.

“Я точно смогу их пробежать”,- возразила я. Шесть миль казались мне не таким уж и большим расстоянием. Оно равнялось примерно тридцати двум тысячам футов. Если я побегу широкими шагами, то, возможно, это составит шестнадцать тысяч шагов… моя улыбка поникла, когда я осознала, сколько это получается. Он потрепал меня по плечу, сдерживая свой смех.

“Конечно, сможешь, просто давай сначала посмотрим, как пройдет сегодняшняя пробежка, а потом поговорим”.

Сказав это, он подмигнул мне.

Я точно не была рождена бегать.

“И ты так бегаешь каждый день?”- спросила я, задыхаясь. Я чувствовала, как по моему виску скатывается капля пота, сползая вниз по шее, но у меня даже не было сил ее смахнуть.

В ответ он только кивнул, выглядя так, как будто наслаждался неспешной утренней прогулкой. Мне же казалось, что я вот-вот умру.

“Много еще?”

Он посмотрел на меня с самодовольной, и от того милой улыбкой. “Полмили”.

О, Боже.

Я выпрямилась и подняла свой подбородок. Я смогу это сделать. Я была молода и находилась в… относительно хорошей форме. Я проводила на ногах почти весь день, бегая из одного помещения лаборатории в другое, и домой всегда поднималась по ступенькам. Я точно смогу это сделать.

“Хорошо…”,- сказала я. Казалось, что мои легкие были заполнены цементом, отчего я могла делать только короткие, поверхностные вдохи. “Мне клево”.

“Уже не холодно?”

“Неа”. Я практически слышала грохот своего сердцебиения и как по моим венам носились потоки крови. Наши ноги стучали по земле и мне, уже, определенно, было не холодно.

“Кроме того, что ты всегда занята, - спросил он, ни капельки не сбившимся дыханием,- тебе нравится то, чем ты занимаешься на работе?”

“Очень”- задыхалась я. “Обожаю работать с Лиемаки”.

Мы долго говорили о моем проекте, и о людях, работающих со мной в лаборатории. Он знал моего научного руководителя по его хорошей репутации в области вакцинации, и меня впечатлило, что Уилл был в курсе моей профессиональной области, несмотря на то, что по его словам, в венчурном бизнесе, она была представлена не лучшим образом. Но ему было интересно узнать не только о моем проекте – ему хотелось узнать о моей жизни, для чего он задал мне прямой вопрос.

“Мой жизнь – это лаборатория”,- сказала я, переводя на него взгляд, чтобы понять уровень его осуждения. Он почти не моргал. Я рассказала ему о нескольких студентах – магистрантах, работающих со мной, и целой кипой постдоков, выпускающих бумагу со скоростью света. “Они классные”,- объяснила я, сглатывая, после чего сделала большой вдох. “Но у меня в друзьях женатые ребята, да еще и с детьми, поэтому после работы мы не ходим гонять шары на бильярдном столе”.

“Не уверен, что к тому моменту, как ты заканчиваешь свою работу, открыто хоть одно заведение, в котором ты можешь поиграть в бильярд”,- поддразнил он. “Разве я здесь не для этого? В качестве заместителя старшего брата с проектом по выведению тебя из рутинной жизни?”

“Точно”,- рассмеялась я. “Знаешь, когда Дженсен красноречиво указал на то, что мне нужно заниматься своей личной жизнью, я рассердилась, а потом поняла, что он был прав ”. Я замолчала, пробежав еще несколько шагов. “Просто я была сосредоточена только работе, занимаясь сначала то одним проектом, то другим, и пока еще не перестала получать от этого удовольствие”.

“Ага”,- согласился он, тихим голосом. “Но это не есть хорошо”.

Я пыталась игнорировать напряженность его взгляда, и не отрывала своих глаз от дорожки, по которой мы бежали. “Ты никогда не думал о том, что чем ценнее нам человек, тем меньше мы проводим с ним времени?” Когда он не ответил, я добавила: “В последнее время, я чувствую, что не вкладываю душу там, где это нужно”.

Своим боковым зрением я увидела, как он кивнул и отвел от меня взгляд. Он молчал целую вечность, но когда ответил, сказал только: “Да, я понимаю”.

Через несколько мгновений я обернулась на звуки его смеха. Он был низким, отдаваясь волнами по всему моему телу, и проникая в кости.

“Что ты делаешь?”- спросил он.

Я проследила его взгляд, который был устремлен на мои руки, перекрещенные на груди. Я засмущалась, но призналась: “У меня уже сиськи болят. Как вам, мужчинам, это удается?”

“Ну, начнем с того, что у нас нет…” Он неопределенно махнул в сторону грудной области.

“А как насчет другого? В чем вы бегаете, в боксерах?” Черт возьми, что это со мной? Проблема первая: отсутствие речевого фильтра.

Он снова посмотрел на меня в замешательстве и чуть не споткнулся о сломанную скамейку. “Что?”

“В боксерах?” – повторила я, произнеся вопрос в три кратких слога. “Или вы пользуетесь другими приспособлениями, которые придерживают ваши мужские причиндалы от…”

Он остановил меня громким лающим смехом, который эхом отдался от деревьев, окутанных ледяным воздухом. “Нет, не в боксерах”,- ответил он. “Внизу у нас слишком много двигающихся дополнительных частей”. Он подмигнул мне, и со все еще игривой полуулыбкой на губах, перевел взгляд на дорожку.

“А у тебя есть эти дополнительные части?”- не унималась я.

Уилл одарил меня обалдевшим взглядом. “Если тебе так интересно, на пробежку я надеваю тренировочное белье. Оно сшито специально для того, чтобы мужские части оставались в сохранности”.

“Кажется, в этом смысле, девушкам повезло больше. У нас нет частей, которые…, я беспорядочно указала рукой на нижнюю часть туловища, - шлепают при беге. Снизу мы компактные”.

Теперь мы уже дошли до ровной поверхности дорожки и замедлили шаг. Уилл не переставал смеяться. “Я в курсе”.

“Ну ты же эксперт ”.

Он окинул на меня скептическим взглядом. “Что?”

На долю секунды мой мозг вознамерился забрать высказанные слова обратно, но было уже слишком поздно. Мне никогда не удавалось подвергать собственную речь цензуре перед ее озвучиванием, на что мои родные с радостью указывали всякий раз, как им представлялся удобный случай, но сейчас мой мозг, пытался не упустить редкую возможность выложить перед легендарным Уиллом все, как на духу, словно мне не представится второго шанса. “Эксперт по вагинам”,- сказала я, перейдя на почти беззвучный шепот на слове на букву В.

Его глаза расширились, и его шаги стали замедляться.

Я остановилась и согнулась пополам, пытаясь отдышаться.

“Ты сам так сказал”.

“Когда я сказал, что я ‘эксперт по вагинам’?”

“Ты не помнишь, как это было? Ты сказал, Дженсен хорош в разговорах. А ты хорош в действии. А затем ты поиграл бровями”.

“Какой кошмар. Как ты вообще все это запомнила?”

Я выпрямилась. “Я была двенадцатилетней девочкой. А ты был девятнадцатилетним секси-дружком моего брата, который отпускал шуточки про секс. В нашем доме ты был почти мифическим созданием”.

“Почему я об этом ничего не помню?”

Я пожала плечами, смотря позади него на теперь уже заполненную людьми тропинку.

“Наверное, по той же причине”.

“Но я не помню, что бы и ты была такой смешной. Или такой же… начал он, оглядывая меня украдкой, - повзрослевшей”.

Я улыбнулась. “Я и не была”.

Он завел руки назад, и, подняв свой свитер, снял его через голову. На секунду, надетая под свитером футболка задралась, открывая его накачанный пресс. От вида его плоской плоти и темной поросли волос от пупка вниз, все мое тело свело. Его тренировочные штаны висели достаточно низко, представляя моему взору высеченную форму его бедер, манящий намек на его мужскую принадлежность, сильные ноги и… черт побери… тело Уилла Самнера было просто нереальным.

Когда он снова одернул футболку вниз, он вывел меня из состояния транса, после чего я подняла глаза, чтобы впитать в себя остальные части его тела, а именно, обнажившиеся предплечья под короткими рукавами футболки. Он стал растягивать свою шею, не замечая, моих блуждающих по нему глаз. С того раза, когда Уилл прожил у нас все лето, работая с моим папой, у меня осталось о нем очень много воспоминаний – и как мы с Уиллом и Дженсеном сидели на диване, смотря кино, и как после долгого дня в лаборатории, он ходил по коридору в одном полотенце, обернутом вокруг его бедер, и пытался унюхать аромат ужина на кухонном столе. О его татуировках я могла забыть только под невиданной силой черной магии. Увидев их сейчас, я вспомнила о синей птичке на счастье на его плече, гору и корни дерева, переплетающихся по всему его бицепсу.

Но некоторые из них были новыми. Чернильные завитки в форме двойной спирали на середине его предплечья, фрагмент какого-то изображения, выглядывающей из-под рукава футболки на другой руке. Уилл затих, и когда я подняла на него взгляд, то увидела, что он с насмешкой смотрел на меня.

“Прости”, - пробормотала я, смущенно улыбаясь. “У тебя появились новые”.

Он облизнул свои губы, и мы возобновили нашу прогулку. “Не извиняйся. Я бы их не делал, если бы не хотел, чтобы на них смотрели”.

“А это не странно? Ну, работа, и все такое?”

Пожав плечами, он ответил: “Длинные рукава, пиджаки. Большинство людей не знают, что они вообще у меня есть”. После этих слов я думала не о том большинстве, кто ничего не знает о его татуировках. Мне стало интересно узнать о том меньшинстве, кто знает каждую линию всех его наколок.

Опасность Уилла Самнера, напомнила я себе. Все, сказанное им звучит пошло, и теперь ты думаешь о нем без одежды. В очередной раз.

Я прогнала эти мысли, пытаясь отыскать новую тему для разговора.

“Как насчет твоей жизни?” Он осторожно посмотрел на меня.

“А что тебе интересно узнать?”

“Тебе нравится твоя работа?”

“Чаще всего, да”.

Я приняла этот ответ с улыбкой. “Ты часто навешаешь свою семью? Твоя мама и сестры живут в Вашингтоне, так ведь?” Я вспомнила, что у Уилла были две старшие сестры, которые жили недалеко от их матери.

“В Орегоне”, - поправил он. “И да, пару раз в год”.

“Ты с кем-нибудь встречаешься?”- сболтнула я.

Он сдвинул брови, как будто не до конца поняв, о чем я его спрашивала. Через некоторое время он ответил: “Нет”.

Его очаровательно смущенная реакция помогла мне забыть о том, каким неприличным был мой вопрос.

“И ты никогда всерьез об этом не задумывался?”

“Нет, хитрожопая. И нет, у меня нет никого, кого я мог бы представить тебе со словами ‘Эй, Зигги, это такая-то и такая-то, она моя девушка ’ ”.

Я уставилась на него, издавая думающий звук “хмммм”. “Какое характерное отклонение”.

Он стянул шапку, и пробежал пальцами по волосам. Они были влажными от пота и торчали в миллионы разных сторон.

“Тебя не привлекла ни одна женщина?”

“Несколько привлекли”. Он перевел свой взгляд на меня, отказываясь сдаваться под натиском моего допроса. Я помнила эту черту Уилла – он никогда не чувствовал потребности объясняться, но при этом, никогда не уклонялся от вопросов.

Было ясно, что он остался прежним Уилом: всегда с женщинами и никогда с одной.

Мой взгляд сам собой опустился на его грудь, на то, как она вздымалась и опускалась от его постепенно замедляющегося дыхания. На его жилистые плечи, на гладкую, загорелую кожу. На его губы, которые были слегка раскрыты, и которые он снова облизывал. На его подбородок, который был четко очерчен и покрыт темной щетиной. Внезапно на меня накатило острое желание почувствовать эту небритость у себя между ног.

Мои глаза теперь уже спустились к его большим, загорелым рукам, спокойно висящим по бокам и - Господи, Боже, что он, возможно, этими пальцами вытворяет - плоскому животу, к передней части его тренировочных штанов, по которым было понятно, что там у Уилла Самнера было на что смотреть. И матерь Божья, мне захотелось затрахать этого мужчину до полусмерти.

Нас окутало продолжительное молчание и чуть погодя, тонкой струйкой стало пробиваться осознание происходящего. Сейчас я находилась не за тонированным стеклами, и я никогда не обладала хорошей способностью стирать свои эмоции с лица. Уилл, скорей всего, сумел прочитать каждую мысль, вертящуюся в моей голове.

Его глаза потемнели от понимания, и он сделал ко мне один шаг, оглядывая меня с головы до ног, словно зверька, пойманного в ловушку. На его лице появилась ослепительная, убийственная улыбка. “Каков вердикт?”

Я с трудом сглотнула, сжимая свои вспотевшие ладони в кулаки, и промямлила только: “Уилл?”

Он моргнул один раз, второй, затем отступил назад, кажется, приходя в себя. Я практически видела, как в его сознание стало просачиваться: это – младшая сестра Дженсена… она на семь лет младше меня… я уже водил шуры – муры с Лив… это – девочка – ботаник.. перестань думать не той головой.

Он слегка поморщился и на выдохе произнес: “Точно, прости”.

Я расслабилась, потешаясь над его реакцией. В отличие от меня, Уилл всегда мог скрывать свои эмоции, но не здесь, и, как выяснилось, не со мной. От осознания этого факта в моей груди зародилось чувство уверенности: он мог быть притягательным и самым чувственным мужчиной на планете, но Ханна Бергстрем, определенно, могла справиться с Уиллом Самнером.

“Так значит”,- продолжила я. “Ты не собираешься остепениться?”

“Точно нет”. Уголки его губ изогнулись в легкой улыбке, и теперь он уже выглядел совершенно порочным. Мое сердце, ровно как и женские штучки, спрятанные в трусиках, не пережили бы и одной ночи с этим мужчиной.

Моя дорогая вагина, хорошо, что у тебя нет никакого шанса. Можешь успокоиться.

Сделав круг, мы вернулись в началу нашей тропинки, где Уилл облокотился о дерево. “И почему ты решила заняться своей личной жизнью именно сейчас?” Он поднял свою голову, снова возвращая разговор ко мне. “Я в курсе, что твой папа и Дженсен хотели бы, чтобы ты больше была вовлечена в социальную жизнь, но постой. Ты симпатичная девчонка, Зиггс. Не может быть, чтобы у тебя не было предложений”.

Я на секунду прикусила губу, удивившись тому, что Уилл, конечно же, предположил, что в моем случае, дело касалось секса. И если честно… он был прав. При этом на его лице не отразилось ни осуждения, ни попытки избежать разговора на такую личную тему.

“Дело не в том, чтобы я ни с кем не встречалась. Дело в том, что я ни с кем не встречалась как следует ”,- сказала я, вспоминая свою последнюю, до слез блеклую ‘встречу’.

“Знаю, возможно, за моим легким очарованием в это слабо верится, но я не очень хороша в такого рода ситуациях. Дженсен мне кое о чем рассказывал. Тебе удалось окончить свою докторантуру с отличием, и для тебя это всегда казалось проще простого. И вот она я, лабораторная мышка, в окружении людей, рассматривающих социальную не адаптацию в качестве темы для исследования. Не скажу, чтобы было много желающих, если ты понимаешь, о чем я”.

“Ты молода, Зиггс. Почему тебя это сейчас волнует?”

“Меня это не волнует, но мне двадцать четыре. У меня есть функционирующие части тела и мой мозг частенько сруливает в интересные места. Я просто хочу это… изучить. Разве в моем возрасте ты не думал о таких вещах?”

Он пожал плечами. “Я особо не напрягался”.

“Конечно, не напрягался. Тебе стоило приподнять свою бровь и женские трусики сами летели на пол”.

Уилл облизнул свои губы и принялся растягивать свою шею. “Ты - кадр”.

“Я – научный сотрудник, Уилл. Если я собираюсь это делать, то мне нужно проникнуть в их голову и узнать, как мужчины думают”. Я сделала глубокий вдох, посмотрела на него осторожно, после чего сказала: “Научи меня. Ты сказал моему брату, что поможешь мне – так помоги”.

“Я абсолютно уверен, что он не имел в виду ‘ Эй, покажи моей сестре город, убедись, что за квартиру она платит не слишком много, ах, да, и научи ее трахаться ’”. Его темные брови нахмурились, когда ему, кажется, пришла в голову какая-то идея. “Ты просишь, чтобы я свел тебя с одним из моих друзей?”

“Нет. Боже ”. Я уже не знала, хотела ли я рассмеяться, или залезть в какую-нибудь яму и спрятаться там… навечно. Мне нужно было, чтобы он научил меня трахать других мужиков до полуобморочного состояния. Возможно, после этого я буду их легче глотать, вернее, понимать и стану более общественно ориентированной.

“Я хочу, чтобы ты научил меня…”,- я пожала плечами и почесала свои волосы под шапкой.

“Как встречаться. Научи меня правилам”.

Он отвел взгляд, выглядя совершенно ошеломленным. “‘Правилам’? У меня нет…” Его передернуло, отчего слова остались недосказанными и, подняв свою руку, он стал тереть свой подбородок. “Я не уверен, что у меня есть необходимые знания, чтобы научить тебя встречаться с мужчинами”.

“Ты окончить Йельский Университет”.

“Да, и что? Это было давно, Зиггс. Не помню, чтобы у нас был курс по траховедению”.

“И ты состоял в группе”,- добавила я, проигнорировав его последнюю фразу.

Наконец, его глаза озарились изумленным блеском. “К чему ты клонишь?”

“К тому, что я окончила Массачусетский Технологический Институт, играла в Подземелья и Драконы, и Маги…”

“Алле, да я был гребаным профессионалом в Подземельях и Драконах, Зиггс”.

“И моя мысль заключается в том,- продолжила я, не обращая внимания на его реплики, - со знаниями после Йельского Университета, и участием в молодежной рок – группе, у тебя, наверняка есть идеи по улучшению личной жизни заумных неформальных чудачек”.

“Ты сейчас надо мной издеваешься?”

Вместо ответа, я просто скрестила руки на груди, и стала терпеливо ждать. Эта была та же самая поза, которую я принимала, мысленно штудируя каждую лабораторию, чтобы решить какой предмет исследования мне выбрать в следующий раз. Но я не хотела бегать по лабораториям весь первый год после окончания моей магистратуры; я хотела незамедлительно начать свои исследования совместно с Лиемаки. И после того, как я объяснила ему, почему его работа идеально систематизирована для перехода от изучений вирусной вакцинации к паразитологии, и аргументировала, какими доводами я могла доказать высказанный тезис, я стала ждать под дверью его кабинета с точно такими же перекрещенными на груди руками. Я была готова стоять так часами, но после всего пяти минут он сдался, и на правах руководителя исследования, сделал для меня исключение.

Уилл смотреть куда-то вдаль. Я не была уверена в том, обдумывал ли он мои слова, или решал сделать ноги, оставив меня чихающей в облаке снежной пыли.

В конце концов, он вздохнул. “Хорошо, но для установления более общественно ориентированной жизни, запомни правило номер один – никаких звонков – кроме такси – до рассвета”.

“Да. Прости”.

Он оглядел меня, указывая на мою одежду. “Мы будем бегать. Выходить в люди и делать то, что требуется”. Он поморщился, неясно показывая на мое тело. “Не думаю, что тебе что-нибудь нужно в себе менять, просто… бля, я не знаю. На тебе мешковатая толстовка твоего брата. Поправь, если я ошибаюсь, но я уверен, что в такой одежде ты ходишь и в повседневной жизни”. Потом он пожал плечами. “Хотя, это довольно мило”.

“Я не собираюсь одеваться как давалка”.

“Тебе и не надо одеваться, как давалка ”. Он отошел от дерева, запутывая пальцы в своих волосах, потом снова надел шапку. “ Господи. Ну ты и манипулятор. Ты знаешь Хлои или Сару?”

Я замотала головой. “Это одни из тех женщин, с которыми ты… не встречаешься?”

“О, нет, черт, нет”,- ответил он, смеясь. “Это женщины, которые крепко держат моих лучших друзей за яйца. Думаю, тебе будет полезно с ними познакомиться. Клянусь Богом, к концу вечера, вы станете лучшими подругами”.