Значение и влияние

В своём неоднородном тексте, «Бхагавад-гита» совмещает главные аспекты философии индуизма. «Бхагавад-гита» в основном содержит в себе философии Вед, Упанишад, санкхьи и йоги. Из-за духовной глубины изложенной в ней философии, «Бхагавад-гита» является одним из самых уважаемых и ценимых духовных и философских текстов не только традиции индуизма, но и религиозно-философской традиции всего мира.

Значение в индуизме

На протяжении истории, «Бхагавад-гита» всегда была предметом изучения для брахманов и йогов в индуизме. Несмотря на то, что она не является «каноном» ведических писаний, практически все течения в индуизме признают её авторитетность.

Последователи школ веданты в индуизме, относят «Бхагавад-гиту» к одному из трёх основополагающих писаний «праштхана-трайи», наряду с Упанишадами и «Веданта-сутрами».

Авторитет и влияние «Бхагавад-гиты» таковы, что её обычно рассматривают наравне с Упанишадами. Её называют «самой популярной индийской Библией», и из-за того, что в ней подчёркивается важность самоотверженного служения, она была главным источником вдохновения для Махатмы Ганди.

К числу великих мудрецов, святых и философов, нашедших вдохновение в «Бхагавад-гите», относится и основатель гаудия-вайшнавизма Чайтанья Махапрабху, который положил начало публичному воспеванию мантры «Харе Кришна» в Индии в начале XVI века.

Ритуальная функция

В древней Индии ритуальный текст заучивался учеником с голоса учителя, после чего регулярно воспроизводился нараспев (рецитировался) наизусть; такое рецитирование считалось ритуальным актом. Востоковед и один из переводчиков «Бхагавад-гиты» В. С. Семенцов полагает, что такую ритуальную функцию имела и «Бхагавад-гита».

Особенность «Бхагавад-гиты» в том, что это большая поэма, разные части которой, разумеется, сложным образом связаны друг с другом по содержанию, дополняют друг друга, являются, по словам Семенцова, комментариями друг на друга. Моцарт говорил о том, как рождается у него музыкальное произведение:

Моя душа тогда воспламеняется, во всяком случае если что-нибудь мне не мешает. Произведение растёт, я слышу его всё более и более отчётливо, и сочинение завершается в моей голове, каким бы оно ни было длинным. Затем я его охватываю единым взором, как хорошую картину или красивого мальчика, я слышу его в своём воображении не последовательно, с деталями всех партий, как это должно звучать позже, но всё целиком в ансамбле.[68]