Письмо маме

«Мама, у меня все нормально, завтра на рассвете идем в атаку. Сегодня с утра артиллерийская подготовка. Наши глухонемые батареи обрели дар слова и бойко тарахтят на все лады. Артиллерийская канонада действует на нервы убийственно.

Но когда бухает своя артиллерия, на душе чуть-чуть легче.Солдаты шутят.

Противник точно вымер. Когда противник молчит, в душе невольно нарастает тревога.

Очень хочется домой, обнимаю – сын».

Письмо жене:

«Дорогая Жони. Три месяца – вот уже три долгих как я не видел тебя, не слышал твои голос, не знаю жива – ли ты. Вот уже три долгих месяца я пишу эти письма и не получаю ответ. Я не знаю что с тобой – жива – ли ты, здорова – ли. Всё что мне остается – это только верить, верить и воевать. Бороться за нас и за нашу надежду на будущее – за мечту о маленьком белом домике в окружении раскидистых каштанов, мечтать о маленьких круглощеких карапузах которые будут называть нас мамой и папой. Я верю в то, что все будет хорошо – молись за меня и не забывай, а я буду бороться, бороться за нас».

Письмо солдату:

«Любимый…

Так хочется увидеть тебя, обнять.

Ненавижу войну. Кровь, боль, страх.

Я постоянно нахожусь в лазарете. Помогаю раненым и молюсь о том, что бы шальная пуля тебя не догнала. Это так страшно – боятся, что каждый новый раненый может оказаться тобой. Поэтому первым дело я заглядываю в лицо больному, возможно это плохо но каждый раз я благодарю небо за то, что это не ты.

Возможно увидев меня ты меня разлюбишь. Я уже совсем не так хороша как раньше – старенькое платьице, в старых пятнах крови. Мне пришлось отрезать косы – они очень мешались при операциях. Больше нет розовых щек – так мне говорят, сама я не знаю – зеркала в лазарете нет.

На самом деле здесь не плохо, постоянно новые люди. Правда сложно прощаться, особенно когда знаешь что больше никогда не увидишь этого человека. Вот так и живем. Каждый день что-то новое, только выстрелы неизменны – они не прекращаются.

Я очень – очень жду тебя. Обнимаю – твоя Эльза.

Да благословит тебя Господь.»

Выстрел в Сараево
Две стаи недругов - волков
(Зловещий рык, оскал зубов...)
Лишь повод ждут. Таков конфуз:
Антанта - Тройственный союз...

И этот повод подвернулся:
Весь мир к безумству повернулся.
В Сараево убит эрцгерцог -
В упор студентом юным дерзко...

Ах, бедный...герцог Фердинанд!
Коль знал чему он стал причиной
(Войны - зияющей могилы),
То, верно, застрелился б сам...

И вот депеши, телеграммы -
Предвестники грядущей драмы.
Объявлен сербам ультиматум!
Война придет... И это фатум.

Конфликт коснулся многих наций,
Пошла волна мобилизаций:
"Бросай дела, скорее в строй!
Зелён? И что?.. Научит бой!"

Война объявлена
«Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!»
И на площадь, мрачно очерченную чернью,
багровой крови пролилась струя!

Морду в кровь разбила кофейня,
Зверьим криком багрима:
«Отравим кровью игры Рейна!
Громами ядер на мрамор Рима!»

С неба, изодранного о штыков жала,
слёзы звезд просеивались, как мука́ в сите,
и подошвами сжатая жалость визжала:
«Ах, пустите, пустите, пустите!»

Бронзовые генералы на граненом цоколе
молили: «Раскуйте, и мы поедем!»
Прощающейся конницы поцелуи цокали,
и пехоте хотелось к убийце — победе.

Громоздящемуся городу уродился во сне
хохочущий голос пушечного баса,
а с запада падает красный снег
сочными клочьями человечьего мяса.

Вздувается у площади за ротой рота,
у злящейся на лбу вздуваются вены.
«Постойте, шашки о шелк кокоток
вытрем, вытрем в бульварах Вены!»

Газетчики надрывались: «Купите вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!»
А из ночи, мрачно очерченной чернью,
багровой крови лила́сь и лила́сь струя.

***