Глава 3. Только когда я оказался в камере, до меня дошел весь ужас моего положения

Только когда я оказался в камере, до меня дошел весь ужас моего положения. Я здесь, заперт, а Хаким в плену у этого ненормального латиноса и время неумолимо движется вперед.
Азиз постарался. Эта тюрьма ужасна. Каменный мешок где-то глубоко под землей. Затхлый, невентилируемый воздух. Сырость, плесень. Тусклый свет лампочки освещает грязный пол и матрас на нем. Больше здесь ничего не было. Кроме дырки в углу, понятно, для каких дел. Хуже и придумать было нельзя. Ну почему все всегда так плачевно?
Чувство, что я сам виноват, не отпускает. Зачем я еще и съязвил? Идиот, какой же идиот… Называется, выкопать самому себе могилу. Придурок. Еще и Надж с Сафи… Шейх приказал их привести. Он наверняка догадался, что управляющий и старик помогли мне. Надеюсь, их наказание не будет слишком жестоким… Однако, учитывая, что Азиз так запросто засадил меня сюда…
Скручиваюсь в комок на матрасе.
Хаким, прости меня, я подвожу тебя. Я ни на что не способен.

***

Спать здесь просто невозможно. Тишина такая, что давит на уши. Из-за потока лихорадочных мыслей, не могу отключиться хоть на пару минут. А это плохо, потому что отчаяние, которого я так боялся, начало потихоньку подбираться ко мне. Это моя вина, моя, моя… Из-за меня погибнет человек. Мой любимый человек. Так нельзя… Почему жизнь такая несправедливая?.. Хотелось плакать. Нет, рыдать, биться головой о стенку, причитать, сетовать, кричать во весь голос. Но я сделал иное. Неожиданно собрался и обшарил всю свою камеру в поисках хоть какого-нибудь выхода. К сожалению, мне не повезло. Кроме тяжелой двери входа-выхода не было. Я честно потолкал ее плечом. Затем врезался в нее с разбега. Вскрикнув, я сидел на полу минут десять, пережидая растекающуюся по телу боль. Странно, ударился же плечом, а больно везде. После этого мне оставалось только признать, что я в безвыходном положения. Но я не терял надежду.

***

Я понял две вещи: меня не кормят и времени тут нет. Перед тем, как меня поместить в эту камеру, у меня забрали все: часы, сотовый, мелочь из карманов. Босым, в рубашке и джинсах меня заперли здесь. Я даже не знаю, сколько времени прошло. День? Полдня? Это было хуже, чем бурчание в желудке. И если судить по этому, то здесь я примерно сутки. Нужно поспать. Нужно не паниковать. Нужно не поддаваться тоске и отчаянию. Пытаюсь принять удобную позу на жестком матрасе. Вдруг слышу далеких звук шагов, эхом разносящихся по коридору. Подскакиваю. Кто бы это мог быть? Дверь с натужным скрипом открывается. Я вижу смутный силуэт. Незнакомый мне человек. Ставит на пол поднос с едой. Стоит мне пошевелиться, он предупреждающе говорит:
- Не двигайся. А то применю электрошокер.
Замираю. Человек уходит.
- Стойте, пожалуйста! – кричу я в бессилии. – Мне нужно…
Дверь захлопывается. Черт! Это невыносимо! Пока я сижу тут, Хаким, может быть, умирает! Подскакиваю к двери и со злостью колочу по ней кулаками. Пара ударов, и я разбиваю руки в кровь. Какой я неженка… Сил нет. Сажусь прямо на пол, плевать, что грязный, смотрю, что мне принесли. Не густо. Лепешки и какая-то каша или пюре… Ни ложки, ни салфетки. Правда, есть еще бутылка воды, которую я с жадностью выпиваю. Заставляю себя съесть все до кусочка. Силы мне еще нужны.

***

Почему Азиз так поступил со мной? Как можно быть таким жестоким? Засадить меня в это ужасное место, дать своему брату спокойно умереть? Это просто бесчеловечно! Неужели я сделал ему так больно? Или это особенный восточный менталитет?
Разбираться в этом я мог бы бесконечно. Боюсь, именно это мне и придется сделать, потому как запертый в этой темнице я ничего не могу. А отмеренные мне две недели рано или поздно подойдут к концу.
Не может все так кончится! Не может! Я подскакиваю со своего матраса, метаюсь по камере. Нет, пожалуйста, помогите мне, пожалуйста, пожалуйста…
Недоверчиво прислушиваюсь к шороху за дверью. Высшие силы меня услышали? Невероятно… Дверь распахивается, морщусь от света, но почти сразу узнаю голос Наджа:
- Алекс, быстрей!
Он встревожен, тяжело дышит, словно бежал только что. Я выбегаю к нему, обнимаю его. Мужчина хватает меня за руку и тащит куда-то по коридорам. Освещения почти нет, кое-где неяркие желтые лампочки, запах все такой же затхлый.
- Надж… - пытаюсь узнать я хоть что-нибудь, но получаю резкое:
- Потом.
Мы бежим долгое время. Петляем, поднимаемся по лестницам. Один я бы давно заблудился. Лабиринт Минотавра какой-то. Не верю своим глазам, когда вижу перед собой лифт в необработанной глиняной стене. Мы забегаем в него, Надж нажимает кнопку, и мы синхронно приваливаемся к стенкам, чтобы отдышаться.
- Надж, что…
- Замолчи и слушай, Алекс. Сейчас мы окажемся на поверхности, там тебя ждет машина и Сафи. Ты должен будешь как можно быстрей добраться до аэропорта и улететь на личном самолете шейха, пока он не спохватился. Я постараюсь, чтобы до него вести о твоем побеге не дошли как можно дольше.
- Надж, я…
- Тебе не стоило так злить повелителя, - с разочарованием произносит управляющий.
Как же много бы я отдал, чтобы не слышать этого ранящего тона.
- Надж, послушай…
- Нет, послушай ты, делай все быстро и окажешься на свободе. Самолет приземлится в Москве. И никогда, слышишь, Алекс, никогда не возвращайся!
Лифт останавливается. Надж, едва распахиваются его створки, хватает меня за руку и снова бег. Мы на поверхности, в каком-то здании. Глупо звучит… Где же меня держали? Времени спрашивать нет. Тут светлей, и я могу рассмотреть свежие кровоподтеки на лице управляющего. Он заметно хромает, хоть и бежит, припадая на правую ногу. У меня сжимается от жалости сердце. И от вины. Это я натворил…
Мужчина распахивает входную дверь и на меня обрушивается жаркий, липкий воздух. Не успеваю привыкнуть, потому что меня толкают к одной единственной машине возле обочины. Вышли мы из какого-то заброшенного здания посреди пустыни.
- Не теряй ни секунды, Алекс, от этого зависит не только твоя жизнь, - говорит Надж и неожиданно крепко обнимает меня.
Стекло машины с пассажирской стороны опускается и показывается голова Сафи:
- Скорее.
Управляющий кивает. Я сажусь за руль, понимая, что в горле пересохло, а от избытка чувств я не могу сказать даже спасибо, лишь беспомощно открываю рот. Надж наклоняется ко мне:
- У тебя самые красивые глаза на свете, Алекс.
Сафи не выдерживает:
- Давай же, газуй!
И мы срываемся с места, оставив верного мне Наджа в облаке пыли.
В груди пульсирует неравнодушное сердце. Я механически веду машину, закрываю окна, чтобы жаркий ветер не заносил частички песка. Господи, я даже не понимаю, что это за машина! Вцепляюсь в руль так, словно это мое единственное спасение. Кажется, нога на педали газа онемела. Стрелка, показывающая скорость, неумолимо ползет вверх.
- Вздохни, Алекс, давай, глубоко, - спокойный голос Сафи приводит в чувство.
- Что он с вами сделал?
В этот самый момент я ненавижу Азиза как никого на этом свете. Какой нужно быть сволочью, чтобы так поступить со своими преданными слугами? Сафи выглядел не лучше брата. Синяки, ссадины. Правую руку он прижимал к животу.
- Ничего того, чтобы мы не заслужили, маленький принц, - удивительные слова привели меня в бешенство, но старик не дал мне вставить и слова:
- Сворачивай налево. Так… Отлично. Нет погони. Газуй и через пять километров направо.
- Сафи…
- Не стоит, Алекс. Мы выбрали свой путь. Как и ты. Я бесконечно люблю моего господина и готов умереть за него.
Все это не игрушки. Это реальность. Где люди умирают. Я широко раскрыл глаза и сосредоточился на дороге. О чем я думал? Почему я такой идиот? Из-за меня пострадали Сафи и Надж. А они не молоды, очень не молоды.
- Здесь направо.
Сворачиваю. Мы все ближе к городу. Мне страшно. Могу представить, в каком бешенстве будет Азиз, когда ему доложат, что я сбежал. Он не будет строить иллюзий. Есть только два человека, способных помочь мне. И он их накажет.
- Сафи, но почему вы помогаете мне?
- А почему светит солнце, маленький принц? – усмехается старик. – Поднажми. Потому что иначе нельзя. Мы не будем заезжать в город. Так дольше, но безопасней.
Дальше мы молчим. Я не думаю ни о чем кроме дороги, потому что вообще-то сложно думать о чем-то серьезном, когда ты несешься в машине на скорости ста семидесяти километров в час. Хоть и работает климат-контроль, я взмок. Но не могу даже отвлечься, чтобы стереть пот со лба. Могу лишь сглатывать вязкую слюну.
Именно здесь, на Востоке я научился мастерски управлять машиной. Сафи и Надж научили меня. Конечно, мне не понятен ответ старика и аналогия с солнцем, но я ему искренне благодарен. Надеюсь, что Азиз не будет слишком жесток с ними…
Над нами совсем низко пролетел самолет. Забившееся быстрей сердце лишь подогрело мой трепет. Скоро аэропорт. Скоро я покину эту страну. Окажусь в Москве. Господи, никогда в жизни я не хотел так попасть в нелюбимую мной столицу! За окном начался забор с колючей проволокой. Точно, аэропорт… Хоть бы получилось!
Еще пара километров, Сафи приказал сворачивать направо. Мы подъехали к воротам, где нас уже ждал мужчина в форме военного. Старик что-то сказал и нас тут же пропустили. Боюсь дышать, боюсь спугнуть непокорную удачу. Сафи говорит, чтобы я ехал к небольшому самолету, стоящему вдалеке ото всех. Через минуту мы там. Двигатель железной птицы заведен, трап спущен. Я резко торможу и выбегаю. Касаюсь голыми стопами раскаленного асфальта, но не чувствую дискомфорта. Сафи подходит ко мне, протягивает пластиковую карточку:
- Здесь миллион долларов, маленький принц, от нас. Это все, что мы можем.
У меня перехватывает горло. Я сжимаю хрупкое тело старика в объятиях. Он тронут, по его щекам, испещренными морщинками, катятся слезы.
- Пора! – кричит какой-то парень, высунувшийся из самолета. На нем форма известных авиалиний. Принадлежащих Азизу.
- Алекс, удачи тебе!
Сафи буквально отталкивает меня, бежит к машине, садится за руль и с пробуксовкой трогается. Я поднимаюсь, не теряя времени, по трапу. Парень с облегчением выдыхает, указывает мне на кресло и скрывается в кабине пилота. Перевожу дыхание и пытаюсь переосмыслить все, что произошло. Грудь быстро вздымается, все никак не могу успокоиться. Из кабины пилота выходит уже знакомый мне парень и говорит пристегнуться. Смотрит он на меня не очень по-доброму. Когда я дрожащими руками защелкиваю ремень, он возвращается к пилотам.
Самолет едва подрагивает, выруливая на взлетную полосу. Я вытираю пот со лба тыльной стороной ладони. Почему-то мне кажется, что ничего не получится. Сейчас нас остановят, меня снова кинут в эту темницу, а Хаким… Не могу даже думать об этом. Самолет замирает. Я закрываю глаза. Пожалуйста, взлетай. Шум от двигателей заметно усиливается, тяга вжимает меня в кресло. Мы разгоняемся, отрывается от земли. Уши закладывает. Все выше, выше… Мы взлетели. Удалось. Я открываю глаза. Чувствую тошноту. По желудку пробегают болезненные спазмы. Слюна мгновенно горчит. Прикладываю руку ко рту.
- Вам плохо? – слышу я голос надо мной и тут же чувствую резкий лимонный запах.
Выдыхаю. Больше не тошнит. Мне кажется, я заболел чем-то. Мог я подхватить вирус? Этого только не хватало.
- Лучше?
Я поднимаю глаза на парня, стоящего передо мной с небольшим флакончиком в руках. Вымученно улыбаюсь:
- Спасибо.
- Не за что, - он даже не улыбнулся в ответ. – Мое имя Надим. Я помогу вам.
Надим опускается на одно колено передо мной. Ничего не понимаю, пока мой взгляд не натыкается на небольшую аптечку. Парень достает из нее какие-то средства, приподнимает мою ногу и обрабатывает. Я вижу на бинте кровь. Надо же, я и не заметил. Наверное, поранился, когда мы убегали с Наджем… Разглядываю Надима. Смуглый, темноволосый, как и все арабы. Но что-то в нем есть неуловимо знакомое.
- Почему ты согласился помочь мне? – решаюсь я, когда парень приступает ко второй моей ноге.
Он отвечает, не поднимая головы:
- Я не могу отказать отцу.
Точно! Та же располагающая улыбка, тот же проникновенный взгляд.
- Сафи, он твой отец?
- Верно.
Надим наклеивает лейкопластырь на стопу и, закончив, встает:
- Вы голодны?
Качаю головой, прислушиваясь к ощущениям. Нет. Я не голоден, я чертовски вымотан. Надим без слов исчезает и приносит плед. Он словно читает мои мысли. Как и его отец. Я шепчу слова благодарности, закрываю глаза. В ушах шумит. Меня успокаивает гул двигателей и согревает тепло пледа, пахнущего стиральным порошком. Все будет хорошо. Я спасу Хакима. Не этим путем, значит, другим.