Критика правых

Было бы ошибочно отождествлять немецкий национализм исключительно с национал-социализмом. В своей книге о "консервативной революции" (Die konservative Revolution in Deutschland, 1918-32, Wissenschaftliche Buchgesellcheft, Darmstadt, 1974) доктор Армин Молер (Armin Mohler), наоборот, подчеркивает наличие оппозиции со стороны многочисленных представителей политических движений, духовных течений и интеллектуальных обществ, составлявших Немецкое Движение (deutsche Bewegung), по отношению к окончательно сформировавшемуся гитлеризму - оппозицию, за которую некоторым из них пришлось заплатить ценой своей жизни.

Доминик Веннер (Dominique Venner) замечает: "В то время как левые сдались, несгибаемыми противниками победившего фашизма стали правые. В 1943 г. именно итальянские правые, а не левые, объединились для свержения Муссолини. В Третьем Райхе действительно опасные для Гитлера заговоры замышлялись немецкими правыми, от Канариса до Штауфенбергера" (Op.cit, февраль 1976 г.).

Опубликованная в июле 1933 г., за три года до смерти автора, книга О. Шпенглера "Решающие годы" с этой точки зрения является наиболее показательной. Антон Мирко Коктанен видел в ней "единственное свидетельство существования внутреннего, консервативного сопротивления, никогда не проявлявшегося во времена Третьего Райха". (Освальд Шпенглер и его время, C.H. Beck, Мюнхен, 1968 г.) Жильбер Мерлио (Gilbert Merlio) даже сказал, что "в Германии "Решающие годы" своим успехом обязаны именно тому, что в этой книге дана критика нацизма с точки зрения правых". (О. Шпенглер и национал-социализм, Германские исследования, N 6, 1976 г.)

В 1930 г. А. Розенберг напал на Шпенглера в своей наиболее известной работе "Миф XX века" (Hoheneischen, Мюнхен). В дальнейшем национал-социализм наградил Шпенглера званием Untergangsmelodramatiker (закатившийся мелодраматик - прим.пер) (E. Gunter, Grundel, Jahre der Uberwindung. Korn. Bresleu, 1934).

Для О. Шпенглера, о чем он заявил в "Закате Европы", не раса создает нацию, но, наоборот, культура, движущая идея (например, русская идея) выковывает расу (к примеру, тип прусского офицера). Душа (духовная энергия) создает психику - и составляет с ней одно целое. Человек строится изнутри, а не только снаружи. Он обладает расой, но не принадлежит ей.

В 1932 г., в том же году, когда NSDAP стала господствующей силой в Германии, Шпенглер, в своем введении к "Politische Schrifften" ("Политические работы"), заявил, что национальная революция нуждается не в "партийных вождях", а в "государственных мужах". И добавил: "Сегодня, я не вижу ни одного такого". Он считал национал-социализм вариантом "революции снизу" (Revolution von unten), которая ведет к обезличиванию. Для него она стала примером "стадной морали". "Он выступал против гуманистических, социалистических и во многом демократических черт, имеющихся в нацизме, видя в этих проявлениях серьезную опасность" - писал Мерлио. Шпенглер призывал Гитлера освободиться от пеленок социализма, в которые было закутано его движение. Плебейскому вождю и плебсу он противопоставлял подлинного представителя прусского аскетизма, Herrenmensch, харизматического лидера, который черпает свою власть не из массы, но исключительно из трансцендентности принципа авторитета.

Но невозможно было оторвать Гитлера от "массы". "Марксистское толкование - заметил Раймон Картье (Raymond Cartier), - пытается сделать из Гитлера орудие, изобретенное, финансируемое и управляемое капиталистами, единоличными правителями мира, однако это объяснение рассыпается в прах перед лицом фактов. Если Гитлер и был чьим-либо орудием - все исторические деятели являются им в той или иной степени - то только немецких масс". (La Craponillot, N 31, июль 1974 г.)

На протяжении двух томов, составляющих его книгу, Иоахим Фест, обильно цитирует архитектора и бывшего министра Райха Альберта Шпеера, чьи мемуары, опубликованные в 1971 г., ("В сердце Третьего Райха") наделали немало шума. Это более всего прочего, вызывает улыбку. Не шептались ли за Рейном, что И. Фест принимал участие в редактировании этих воспоминаний (Кроме того, Альберт Шпеер голосовал за партию Вилли Брандта, вернувшего ему конфискованное ранее имущество).

Согласно Фесту, у Гитлера были не только "навязчивые идеи". Он также понял как воплотить их в жизнь. С этой точки зрения, он даже представляет собой "исключительный случай интеллектуала, умеющего использовать свою власть на практике".

Гитлер, - объясняет Иоахим Фест - отрицал экспериментальный принцип, согласно которому все революции пожирают своих детей; он действительно был Руссо, Мирабо, Робеспьером и Наполеоном своей революции, он был ее Марксом, Лениным, Троцким и Сталиным. Это доказывает, что он прекрасно понимал, какие силы были спущены им с цепи.

- Неприятная очевидность, уточняет Фест - по ходу книги. Но, наконец, настало время показать феномен Гитлера каким он был и покончить с переодеваниями. Гитлер не был Диктатором Чаплина: он был его противоположностью".

"Величие, - говорит Яков Бурхардт - это необходимость ужасных эпох". Иоахим Фест, считающий себя демо-христианином, близок к мысли о том, что все "великие люди тем или иным образом сопричастны Злу, по его мнению в любом величии скрывается Зло. Гитлер был одним их величайших людей, поскольку в нем было крайне сильно Зло".

- Я думаю, что великие люди оказывают большое влияние, - говорит Фест - но их величие оценивается, исходя из их умения сохранить независимость по отношению к обстоятельствам. Поэтому хорошо, что "сфера действия", на которую распространяется их влияние, уменьшается. В этом смысле, Гитлер, возможно был последним человеком, который стремился делать историю".

Уже В 1970 г. Рудольф Аугштайн (Rudolf Augstein) писал в Шпигеле: "Сегодня, индивидуум на вершине власти уже не обладает возможностью реально решать что-либо. В лучшем случае он обуздывает свои решения. Он действует по долгосрочному плану. Можно с уверенностью сказать, что Гитлер был последним представителем классического великого политика". "Феномен великого человека, - замечает также Фест - всегда эстетического порядка: крайне редко его интересует моральный порядок". Это утверждение ведет далеко. Конечно, "метаморальный" характер всех исключительных исторических деяний кажется очевидным. Однако, наиболее ярко это проявилось в национал-социализме, ввиду той важности, которая придавалось этой системой стилю и зрелищу (факт, неизменно поражавший наблюдателей) - а также благодаря личности вождя.