Гераклит; Аристотель; Цицерон; Лао-цзы; Г. Гроций; Б. Спиноза; Ш.Л. Монтескье; Эразм Роттердамский; И. Кант; Г.В.Ф. Гегель; Г. Спенсер; Ф. Ницше; В.С. Соловьев

ГЕРАКЛИТ (544-483 до в.э.)

[апология агрессивной политики государства]

Гераклит говорит об агрессивном по необходимости характере человеческих вза­имоотношений. Впоследствии многие мыслители указывали на дошедшие до нас высказывания Гераклита как на одну из первых апологий агрессивной политики государства.

ГЕРАКЛИТ. О ПРИРОДЕ [ФРАГМЕНТЫ]

Антология мировой философии: В 4 т. Т. 1. Философия древности и средневековья.

Ч. 1. / Ред. -сост. и авт. вступ. ст. В.В. Соколов и др.

М.: Мысль, 1969. С. 275-280

Борьба - отец всего и всему царь. Одним она определила быть богами, а другим - людьми. А [из тех] одним - рабами, а другим - свободными.

Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости [с. 276].

АРИСТОТЕЛЬ (384-322 до в.э.)

[о значении войны]

Аристотель рассматривал мир как величайшее благо для граждан. Эти его взгляды получили развитие у сторонников «вечного мира». Но Стагирит не считает за людей иноземцев. Поэтому у него «война и вообще насилие, не создавая нового правового основания для рабства, есть лишь средство приобретения тех, кто уже является рабом, «охота» на рабов по природе» [5].

АРИСТОТЕЛЬ. ПОЛИТИКА

Соч.: В 4 т. Пер. с древнегреч. / Общ. ред. А.и. Доватура. М.: Мысль, 1983.

Т. 4. С. 375-644. (Философское наследие. т. 90)

I. III. 8.... Военное искусство рассматривалось до известной степени как естественное средство для приобретения собственности, ведь искусство охоты есть часть военного искусства: охотиться должно как на диких животных, таки на тех людей, которые, будучи от природы предназначенными к подчинению, не желают подчиняться; такая война по природе своей справедлива [1256b, с. 389]....

ЦИЦЕРОН (106-43 до в.э.)

[справедливые и несправедливые войны]

Цицерон считал несправедливой и нечестивой всякую войну, которая «не была возвещена и объявлена». Война характеризуется им как вынужденный акт. В качестве причины справедливой войны он указывает на необходимость защиты государства, в качестве цели - установление мира. «Отдавая должное этим исторически прогрессивным идеям Цицерона в области международного права, следует вместе с тем отметить его в целом одобрительное отношение к завое­вательным войнам римской державы и ее претензиям на мировую гегемонию» [6].

ЦИЦЕРОН. О ГОСУДАРСТВЕ

Диалоги. О государстве. О законах. М.: Ладомир-Наука, 1994. С. 7-88

III. (XXIII, 34).... Наилучшее государство никогда само не начинает войны, кроме тех случаев, когда это делается в силу данного им слова или в защиту своего благополучия (Августин. «О государстве божьем». ХХII. 6).

(35)... Несправедливы те войны, которые были начаты без оснований. Ибо, если нет основания в виде отмщения или в силу необходимости отразить нападение врагов, то вести войну справедливую невозможно (Исидор. Origines. ХVIII. 1).

Ни одна война не считается справедливой, если она не возвещена, не начата из-за неисполненного требования возместить нанесенный ущерб (Исидор. Origines, XVIII, 1; Etymol., XVIII, 12) [с. 65].

II. (XVII, 31). Тулл Гостиллий... установил для объявления войн; эти правила весьма справедливо придуманные им, он подтвердил Финальным уставом¹, согласно которому всякая война, которая не была возвещена и объявлена, признавалась несправедливой и нечестивой [с. 42].

Б. СПИНОЗА (1632-1677)

[о миролюбивой и воинственной политике государства]

Б. Спиноза указывает на то, что отношения между государствами подобны отношениям между людьми в естественном состоянии; этот тезис характерен для сторонников естественно-правовых взглядов. Именно с такой точки зрения Б. Спиноза говорит о миролюбивой или воинственной политике государства.

Б. СПИНОЗА. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ

Трактаты / Предисл. Е.И. Темнова. М.: Мысль, 1998. С. 261-354

III. 13.... Два государства - по природе враги. Ведь люди в естественном состоянии являются врагами. Поэтому те, которые сохраняют естественное право вне государства, остаются врагами. Если, таким образом, одно государство захочет идти на другое войной и применить крайние меры, что подчинить его своему праву, - оно с правом может сделать такую попытку, ибо для ведения войны ему достаточно иметь соответствующую волю. Но относительно мира оно может решить что-либо, лишь если присоединится воля другого государства. Из чего следует, что право войны принадлежит каждому государству в отдельности, право же мира есть право не одного, но по меньшей мере двух государств, которые поэтому называются союзными.

14. Этот союз остается действительным до тех пор, пока имеется налицо причина заключения союза, а именно боязнь вреда или надежда на выгоду. Если же для какого-нибудь из государств то или другое отпадет, то оно остается своеправным и связь, которой были соединены государства, само собой разрушается. Поэтому каждое государство имеет полное право нарушить союз, когда пожелает, и нельзя [с. 280] относительно его сказать, что оно поступает коварно и вероломно, если не держит обещания по устранении причины страха или надежды, так как это условие было равным для каждого из договаривающихся (то именно, что первое освободившееся от страха становится своеправным и может пользоваться своим правом по своему усмотрению) и, кроме того, так как каждый договаривается относительно будущего лишь при предложении наличных обстоятельств. С их изменением же меняется все положение дела, и по этой причине каждое из союзных государств сохраняет за собой право сообразовываться со своей пользой и каждое поэ­тому стремится по мере возможности избавиться от страха, быть, следовательно, своеправным и воспрепятствовать тому, чтобы другое превзошло его своей мощью. Если, следовательно, какое-нибудь государство жалуется на обман, то, конечно, оно должно пенять не на вероломство союзного госу­дарства, но лишь на свою глупость, побудившую его доверить свое благоденствие другому, которое своеправно и для которого свое собственное благоденствие есть наивысший закон.

15. Государствам, заключившим мир, принадлежит право разрешать вопросы, могущие возникнуть относительно условий или законов мира, которые они взаимно обязались хранить, ибо право мира есть право не каждого в отдельности, но договаривающихся вместе. Если же они не могут прийти к соглашению относительно них, то тем самым они возвращаются к состоянию войны.

16. Чем больше государств заключает вместе мир, тем менее страха вну­шает каждое в отдельности всем другим или тем менее власти у каждого начать войну, но тем более оно обязано блюсти условия мира, т.е. тем менее оно своеправно, но тем более обязано приспособляться к общей воли союзных государств [с 281]....

VI. 35. Война должна вестись только в целях мира, дабы по ее окончании не имелось нужды в применении оружия.

Г.В.Ф. ГЕГЕЛЬ (1770-1831)

[философские основания внешнеполитической деятельности государства]

Г.В.Ф. Гегель в «Философии права» касается и философских оснований внешне­политической деятельности государств. Он поддерживает прогрессивные прин­ципы международных отношений - невмешательство во внутренние дела, со­блюдение международных договоров, но в то же время подвергает критике идеи И. Канта о вечном мире, обосновывает возможность и необходимость решения спорных межгосударственных вопросов военным путем.

Г.В.Ф. ГЕГЕЛЬ. ФИЛОСОФИЯ ПРАВА

Пер. с нем. / Ред. и сост. Д.А. Керимов, В.С. Нерсесянц. Авт. вступ. ст. и прим.

В.С. Нерсесянц. М.: Мысль, 1990. 524 с. (Философское наследие. Т. 113)

§ 321. В суверенитете внутри государства... есть эта идеальность постоль­ку, поскольку моменты духа и его действительности, государства, развернуты в своей необходимости и существуют как его члены. Но дух как бесконечно негативное отношение к себе в свободе есть столь существенно для себя бытие, воспринявшее в себя существующее различие и, таким образом, есть исключающее бытие. Государство обладает в этом определении индивидуальностью, которая есть существенно индивид, а в лице суверена – действительный непосредственный индивид.

§ 322. Индивидуальность как исключающее для себя бытие являет себя как отношение к другим государствам, каждое из которых самостоятельно по отношению к другим. Поскольку в этой самостоятельности имеет свое наличное бытие для себя бытие действительного духа, то она есть первая свобода и высшая часть народа [с. 358].

§ 323. В наличном бытии это негативное отношение государства с собой выступает как отношение некоего другого к другому, и так, будто негативно есть некое внешнее. Поэтому существование этого негативного соотношения имеет образ некоего происшествия и переплетенности со случайными событиями, приходящими извне. Но оно - его высший собственный момент, его действительная бесконечность как идеальность всего конечного в нем, та сторона, в которой субстанция как абсолютная власть противостоит всему единичному и особенному, жизни, собственности и ее правам, а также всем более обширным кругам, выявляет и заставляет осознать их ничтожество.

§ 324. Это определение, которым интерес и право единичного располо­жены как исчезающий момент, есть вместе с тем и позитивное, причем не случайной и изменчивой, а в себе и для себя сущей индивидуальности. Это отношение и его признание есть поэтому ее субстанциальный долг - обязанность ценой опасностей и жертв, ценой своей собственности и жизни и тем более ценой своего мнения и всего того, что составляет жизнь, сохранить эту субстанциальную индивидуальность, независимость и суверенитет государства.

Примечание. Существует совершенно превратный расчет, когда при требовании подобных жертв государство рассматривается просто как граждан­ское общество и его конечной целью считается лишь обеспечение жизни и собственности индивидов, ибо это обеспечение не достигается посредством жертвования тем, что оно должно быть обеспечено; напротив, в указанном заключается нравственный момент войны; ее не следует рассматривать как абсолютное зло и число внешнюю случайность, которая может иметь свое случайное основание в чем угодно - в страстях власть имущих или народов, в несправедливости и т.п., вообще в том, чего не должно быть. С тем, что по своей природе случайно, и происходит случайное, и именно эта судьба случайного есть тем самым необходимость, как и вообще понятие и философия заставляют исчезнуть точку зрения простой случайности и познают в ней как в видимости ее сущность, необходимость. Необходимо, чтобы конечное, вла­дение и жизнь было положено как случайное, так как это есть понятие ко­нечного. Эта необходимость выступает, с одной стороны, как сила природы, и все конечное [с. 359] смертно и преходяще. Однако в нравственной сущ­ности, в государстве, у природы отнимается эта сила, и необходимость воз­вышается до дела свободы, до нравственного; природная бренность превра­щается в волимое прохождение и лежащая в основе негативность - в субстанциальную собственную индивидуальность нравственного существа. Война как то состояние, в котором принимается всерьез суетность временных благ и вещей, о чем обычно трактуют лишь назидательно, есть, следовательно, момент, когда идеальность особенного получает свое право и становится действительностью; высокое значение войны состоит в том, что благодаря ей,... «сохраняется нравственное здоровье народов, их безразличие к застыванию конечных определенностей; подобно тому как движение ветров не дает озеру загнивать, что с ним непременно случилось бы при продолжительном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем более вечного мира». Что это, впрочем, лишь философская идея, или, как это обычно выражают иначе, лишь оправдание провидения, и что действительные войны нуждаются еще и в другом оправдании, об этом будет сказано ниже. Что идеальность, которая обнаруживается в войне как в случайном, направленном вовне отношении, и идеальность, согласно которой внутренние государственные власти суть органические моменты целого, что обе они - одно и то же, выступает в историческом явлении также и в том образе, что удачные войны предотвра­щали возникновение внутренних смут и укрепляли государственную власть. Что народы, не желающие переносить суверенность страны или опасающиеся ее, подпадали под иго других народов и с тем меньшим успехом и честью боролись за свою независимость, чем с меньшей вероятностью могла быть внутри страны установлена государственная власть (их свобода умерла как следствие их страха перед смертью); что государства, гарантией независимости которых служит не их вооруженная сила, а другие обстоятельства (как, например, в государствах несоразмерно меньших, чем соседние государства), могут существовать при таком внутреннем строе, который для себя не обес­печил бы ни внутреннего, ни внешнего покоя и т.д., - все это явления того же порядка.

Прибавление. В мирное время гражданская жизнь расширяется, все сферы утверждаются в своем существовании, и в конце концов люди погрязают в болоте повседневности; [с. 360] их частные особенности становятся все тверже и окостеневают. Между тем для здоровья необходимо единство тела, и, сели части его затвердевают внутри себя, наступает смерть. Вечный мир часто провозглашается как идеал, к которому люди должны стремиться. Так, Кант предлагал создать союз правителей, в задачу которого входило бы улаживать споры между государствами, и Священный союз имел намерение стать чем-то вроде подобного института. Однако государство - это индивид, а в индивидуальности существенно содержится отрицание. Поэтому если известное число государств и сольется в одну семью, то этот союз в качестве индиви­дуальности должен будет сотворить противоположность и породить врага. Народы выходят из войны не только усиленными, благодаря внешним вой­нам нации, внутри которых действуют непреодолимые противоречия, но и обретают внутреннее спокойствие. Правда, война приносит необеспеченность собственности, но это реальное необеспечение есть не что иное, как необходимое движение. Нам часто проповедуют с амвона о бренности, тлен­ности и преходящести вещей во времени, однако каждый из нас, как бы он ни был растроган, думает при этом - свое я все же сохраню. Но когда эта необеспеченность предстает в виде гусар с· обнаженными саблями и дело действительно принимает серьезный оборот, тогда эта назидательная растроганность, которая все это предсказывала, начинает проклинать завоевателей. Тем не менее войны возникают там, где они лежат в природе вещей; посевы снова дают всходы, и пустая болтовня умолкает перед серьезными повторениями истории [с. 361].

§ 333. Принцип международного права как всеобщего, которое в себе и для себя должно быть значимым в отношениях между государствами, состоит, в отличие от особенного содержания позитивных договоров, в том, что договоры, на которых основаны обязательства государств по отношению друг к другу, должны выполняться. Однако так как взаимоотношения государств основаны на принципе суверенности, то они в этом аспекте находятся в естественном состоянии по отношению друг к другу и их права имеют свою действительность не во всеобщей, конституированной над ними как власть, а в их особенной воле. Поэтому названное всеобщее определение остается долженствованием, и состояние между государствами колеблется между отношениями, находящимися в соответствии с договорами и с их снятием.

Примечание. Над государствами нет претора, в лучшем случае их отношения регулируются третейскими судьями и посредниками, да и то лишь от случая к случаю, т.е. согласно особенной воле. Кантовское представление о вечном мире, поддерживаемом союзом государств, который способен уладить любые споры, устранить в качестве признаваемой каждым отдельным государством власти всякие недоразумения и тем самым сделать невозможным решение их посредством войны, предлагает согласие государств, которое исходило бы из моральных, религиозных или любых [с. 366] других оснований и соображений, вообще - всегда из особенной суверенной воли и вследствие этого оставалось бы зависимым от случайности.

§ 334. Если особенные воли не приходят к соглашению, спор между государствами может быть решен только войной. Однако какие именно нарушения - а такие нарушения в охватываемой ими обширной области и при многосторонних отношениях между подданными разных государств могут легко возникнуть, и их может быть множество - следует рассматривать как определенное нарушение договоров, противоречие признанию или оскорбление чести, остается в себе не подлежащим определению, так как государство может привносить свою бесконечность и честь в любую из своих единичностей, и оно тем более склонно к такому раздражению, чем больше сильная индивидуальность побуждается длительным внутренним миром искать и создавать себе сферу деятельности в области внешней политики.

К § 334. Грисхайм, с. 741 след.: В каждом мирном договоре стороны подписывают решение о вечном мире, и при каждом объявлении войны мы слышим, что другая сторона нарушила договор, и тогда опосредование становится невозможным. Справедливая ли это или несправедливая [с. 480] война, in abstracto решить невозможно, она может быть в большей или меньшей степени той или иной, но справедливой или несправедливой ее делает не только формальное нарушение договора.

Государства независимы, они суть наивысшее в мире, им надлежит заботиться о себе, поэтому формальная сторона не является главной, и даже без нарушения ее другой стороной война может быть для данного государства справедливой. Фридрих II начинал войны нельзя сказать, чтобы договоры нарушались, но это тем не менее были справедливые войны. Здесь соотносятся друг с другом представления; если смысл предпослан, мне надлежит делать то, что требуется для меня, и не ждать взрыва [с. 481].

§ 335. Сверх того, государство в качестве духовной сущности вообще не может останавливаться на том, чтобы принимать во внимание лишь действительность нарушения; к этому присоединяется в качестве причины раздоров представление о таком нарушении как об опасности, грозящей со стороны другого государства, со склонностью к утверждению или отрицанию большей или меньшей ее вероятности, к предположениям об определенных намерениях и т.д. [с. 367].

§ 338. Вследствие того что государства взаимно признают друг друга в качестве таковых, так же и в воине в состоянии бесправия, насилия и случайности, сохраняется связь, в которой они значимы друг для друга как в себе и для себя сущие, так что в войне сама война определена как нечто должен­ствующее быть преходящим. Поэтому война содержит в себе определение международного права, устанавливающее, что в войне содержится возможность мира, что, следовательно, послы должны 6ыть неприкосновенны и что война вообще ведется не против внутренних институтов и мирной семейной частной жизни, не против частных лиц.

Прибавление. Поэтому войны новейшего времени ведутся гуманно, и люди не испытывают ненависти по отношению друг к другу. В худшем случае личная враждебность [с. 368] проявляется у тех, кто находится на передовых позициях, но в армии как армии вражда - нечто неопределенное, отступающее перед чувством долга, которое каждый уважает в другом.

§ 339. Во всем остальном взаимоотношения на войне (например, то обстоятельство, что сдающегося берут в плен) и те права, которые в мирное время одно государство предоставляет подданным другого государства в области права, частных сношений и т.д., основаны преимущественно на нравах наций как на внутренней, сохраняющейся при всех обстоятельствах всеобщности поведения [с. 369].

Г. СПЕНСЕР (1820-1903)

[за прекращение войн и установление мира, соответствующего промышленному типу общества]

Г. СПЕНСЕР. СИНТЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (В СОКРАЩЕННОМ ИЗЛОЖЕНИИ ГОВАРДА КОЛЛИНЗА)

Пер. с англ. Киев: Ника - Центр, 1997. 512 с. (Серия «Познание». Вып. 2)

§ 582. Но самое важное заключение к которому приводят все виды доказательств, состоит в том, что основным условием возможности достижения высшего общественного состояния, как политического, так и всякого другого, является прекращение войны. Милитаризм, поддерживая приспособленные к нему учреждения, уничтожит возможность возникновения перемен, направленных к установлению более справедливых учреждений и законов, или же сумеет нейтрализовать эти перемены, тогда как постоянный мир неизбежно поведет к социальным улучшениям всякого рода. Нам было бы приятно, если бы приведенные выше соображения заставили кого-нибудь подумать о том, не ведут ли защищаемые им меры к увеличению того общественного регулирования, которое характеризует воинственный тип, или же, наоборот, они стремятся к большему развитию индивидуальности и большему расширению добровольного сотрудничества - чертам, характеризующим промышленный тип [с. 362].

[1] Геродот сообщает, что египетский царь Амасис (569-526 до н.э.) «издал вот какое постановление египтянам: каждый египтянин должен был ежегодно объявлять правителю округа свой доход. А кто этого не сделает и не сможет указать никаких законных доходов, тому грозила смертная казнь. Афинянин Солон перенял из Египта этот закон и ввел его в Афинах. Еще и поныне он там сохранился как самый превосходный закон» (История II, 177). [Прим. В.С. Нерсесянца.]

[2] Stahl. Die Philosophie des Rechts. 1856. Т. 2. Ч. 2. С. 180.

[3] Losson. Sysytem der Rechrsphilosophie. 1882. С. 313.

[4] Schmidt R. Allgemeine Staatslehre. 1901. Т. 1. С. 148

[5] См.: История политических и правовых учений: Учебник / Под ред. В.С. Нерсе­синца. М., 1996. С. 62.

[6] История политических и правовых учений. Учебник / Под общ. ред. В.С. Нерсесинца. М., 1996. С. 87.