Обладать знанием и знать. Различие между принципами обладания и бытия в сфере знания можно выразить двумя формулировками: "У меня есть знания" и "Я знаю"

Различие между принципами обладания и бытия в сфере знания можно выразить двумя формулировками: "У меня есть знания" и "Я знаю". Обладание знанием означает приобретение и сохранение имеющихся знаний (информации); знание же функционально, оно участвует в процессе продуктивного мышления. Глубокие высказывания таких мыслителей, как Будда, иудейские пророки, Иисус, Мейстер Экхарт, Зигмунд Фрейд и Карл Маркс помогут нам понять, как проявляется принцип бытия применительно к знанию. По их мнению, знание начинается с осознанием обманчивости наших обычных чувственных восприятий, т.е. осознание того, что наше представление о физической реальности не соответствует "истинной реальности" и, главным образом, в том смысле, что большинству людей, живущих как бы в полусне, не ведомо, что большая часть всего, что они почитают за истину или считают очевидным, всего лишь иллюзия, порожденная суггестивным воздействием той социальной среды, в которой они живут. Таким образом, подлинное знание начинается с разрушения иллюзий, с разочарования [Ent-tauschung]. Знать – значит проникнуть за внешнюю оболочку явления до самых его корней, а следовательно, и причин; знать – значит "видеть" действительность такой, какова она есть, без всяких прикрас. Знать не означает обладать истиной; это значит проникнуть за поверхность явления и, сохраняя способность критически к нему относиться, стремиться активно приближаться к истине.

Способность творчески проникать в глубь вещей выражает древнееврейское слово jadoa, что означает познать и любить полно и глубоко. Будда, Просветленный, призывает людей пробудиться и освободиться от иллюзорного представления о том, будто обладание вещами ведет к счастью. Иудейские пророки также призывают людей пробудиться от сна и осознать, что идолы, которым они поклоняются,– это их собственные создания, они иллюзорны. Иисус провозглашает: "Истина сделает вас свободными!". Мейстер Экхарт рассуждает о знании и о Боге таким образом: "Знание – это не какая-то определенная мысль; оно стремится, скорее, сорвать [все покровы] и бескорыстно и в нйготе своей устремляется к Богу, пока не достигнет и не постигнет его" [Blakney,c.243]. ("Нагота" и "нагой" – излюбленные слова Мейстера Экхарта, так же, как и его современника, неизвестного автора книги "Облако неведения".) Согласно Марксу, человек должен избавиться от иллюзий и создать такие условия, которые позволяют ему жить без них. На идее разрушения иллюзий ("рационализации") с целью осознания неосознаваемой реальности основана и концепция самопознания Фрейда. (Этого последнего из философов-просветителей можно назвать революционным мыслителем – в смысле философии Просвещения XVIII, а не XX века.)

Все упомянутые мыслители задавались вопросом о спасении человечества; все они подвергали критике принятые обществом стереотипы мышления. Для них цель знания – не достоверность "абсолютной истины", с которой человек чувствует себя комфортно, а процесс самоутверждения человеческого разума. Для тех, кто знает, незнание равносильно знанию, поскольку и то, и другое является частью процесса познания, хотя в этом случае незнание не означает невежества бездумных. Оптимальное знание по принципу бытия – это знать глубже, а по принципу обладания – иметь больше знаний.

Цель современной системы образования, как правило, заключается в том, чтобы научить людей приобретать знания как некое имущество, в той или иной степени соразмерное с той собственностью и тем общественным положением, которые они, скорее всего, будут иметь в будущем. Получаемый минимум знаний достаточен для того, чтобы люди могли выполнять должным образом свои служебные обязанности. Помимо этого, для более полного ощущения собственной значимости, каждый из них получает в отдельной упаковке "знания-люкс", причем размер такой упаковки зависит от вероятного общественного положения данного лица в будущем. Учебные заведения – это фабрики, производящие подобные упаковки со "всесторонними" знаниями, хотя сами они обычно утверждают, что их целью является ознакомление учащихся с выдающимися достижениями человеческого разума. Многие колледжи особенно изобретательны по части создания таких иллюзий. На их "шведском столе" знаний можно найти многое – от философии и искусства Древней Индии до экзистенциализма и сюрреализма. Для того чтобы чувствовать себя свободно, учащимся достаточно отведать по кусочку от разных блюд, никто не побуждает их сосредоточиться на каком-то одном предмете и даже не требует от них, чтобы они дочитывали книгу до конца. (Радикальная критика этой системы обучения, хорошо показывающая многие ее недостатки, дана Ливаном Илличем.)

Вера

В зависимости от того, по какому принципу – обладания или бытия – используется понятие "веры", оно может иметь два совершенно различных значения в религиозном, политическом или личном смысле.

В первом случае вера – это обладание неким ответом, не нуждающимся ни в каких рациональных доказательствах. Ответ этот состоит из созданных другими людьми формулировок, которые человек принимает в силу того, что он этим "другим" – как правило, бюрократии – подчиняется. В результате человек приобретает чувство уверенности, основанное на реальной (либо только воображаемой) силе бюрократии, и как бы получает пропуск, позволяющий примкнуть к большой группе людей. Это освобождает человека от тяжелой необходимости самостоятельно мыслить и принимать решения. Имея этот ответ, человек чувствует себя одним из beati possidentes – счастливых обладателей истинной веры. Вера по принципу обладания придает уверенность; она претендует на утверждение абсолютного неопровержимого знания, которое представляется правдоподобным, так как сила тех, кто распространяет и защищает эту веру, кажется непоколебимой. Действительно, разве не предпочел бы каждый уверенность, если бы взамен нужно было лишь отказаться от своей независимости?

При установке на обладание Бог, олицетворяющий изначально высшую ценность нашего внутреннего опыта, становится неким идолом. Согласно воззрениям пророков, идол – это сотворенная нами самими вещь, на которую мы проецируем свою собственную силу, обедняя при этом самих себя. Мы подчиняемся собственному созданию, и посредством такого подчинения в отчужденной форме происходит наше общение с самим собой, и так же, как я могу обладать идолом, поскольку это вещь, идол, поскольку я подчиняюсь ему, в то же время обладает мной. Якобы присущие Богу качества, лишь только он превращается в идола, становятся такими же чуждыми моему личному опыту, как и политические доктрины. Этого идола можно превозносить как Милосердного Бога и – одновременно совершать его именем любые жестокости; точно так же отчужденная вера в человеческую солидарность не останавливает людей перед самыми бесчеловечными действиями, не подвергнутыми ни малейшим сомнениям. Кто хочет обрести уверенность, кто хочет иметь готовые ответы на все жизненные вопросы, не стремясь искать их самостоятельно,– тот верит по принципу обладания.

Совершенно иное явление – вера по принципу бытия. Можно ли жить без веры? Разве не должен младенец доверить себя груди своей матери? Разве все мы не должны верить в других людей, в тех, кого мы любим, наконец, в самих себя? Разве можем мы жить без веры в справедливость норм нашей жизни? Действительно, без веры нами овладевают бессилие, безысходность и страх.

Вера по принципу бытия – это прежде всего не верование в определенные идеи (хотя это также может иметь место), а внутренняя ориентация, установка человека. Правильнее было бы сказать, что человек верит, а не что у него есть вера. (Психологическое различие между верой, которая есть доверие [fides qua creditur], и верой как доверие [fides qua creditur] отражает аналогичное различие между содержанием веры и актом веры.) Человек может верить самому себе и другим людям, а религиозный человек может верить в Бога. Бог Ветхого завета – это прежде всего отрицание идолов-богов, которых человек может иметь. Понятие Бога с самого начала трансцендентно, хотя, возможно, оно и создано по аналогии с каким-нибудь восточным властелином. Бог не должен иметь имени, запрещено делать любые его изображения.

С развитием иудаизма и христианства делается попытка достичь полной деидолизации Бога, или – точнее – попытка борьбы с опасностью превращения его в идола с помощью постулирования невозможности каких-либо утверждений о качествах Бога. В христианском мистицизме – от Псевдо-Дионисия Ареопагита до неизвестного автора книги "Облако неведения" и Мейстера Экхарта – это происходит более радикально: понятие Бога имеет тенденцию стать концепцией, в которой Бог фигурирует как Единое, "Божество" (Ничто), приближаясь, таким образом, к представлениям, отраженным в Ведах и неоплатонической философии. Такая вера в Бога поддерживается у человека присущим ему внутренним ощущением божественных качеств в самом себе; это непрерывный процесс активного порождения самого себя или, по Мейстеру Экхарту, вечного рождения Христа внутри нас самих.

Моя вера в самого себя, в других, в человечество, наконец в нашу способность стать людьми в полном смысле этого слова также предполагает уверенность – но основанную на моем личном опыте, а не на подчинении какому-нибудь авторитету, который предписывает мне во что верить. Это уверенность в истине, которая не может быть доказана с помощью рационально неопровержимых фактов; тем не менее у меня есть собственные субъективные основания для того, чтобы быть в ней уверенным. ("В иврите вера обозначается словом "emunah" – уверенность; "amen" означает "воистину, несомненно".)

Будучи уверенным в честности какого-нибудь человека, я тем не менее не могу утверждать, что он сохранит свою честность в будущем; строго говоря, если бы он остался честным до своего смертного часа, то даже это не могло бы опровергнуть следующую позитивистскую точку зрения: неизвестно, не поступился ли бы он своей честностью, если бы прожил дольше. Моя уверенность основана на глубоком знании других людей и собственного прошлого опыта любви и честности. Такое знание возможно лишь в той мере, в какой я могу отрешиться от собственного "я" и увидеть другого человека таким, каков он есть, понять структуру его характера, его индивидуальность и общечеловеческую сущность. Только в этом случае я могу знать, на что способен этот человек, что он может сделать и чего не может. Это, разумеется, не означает, что я могу предсказать все его поведение в будущем, но главные линии его поведения, обусловленные такими чертами его характера, как честность, чувство ответственности и т.д., можно было бы определить (см. главу "Вера как черта характера" в книге "Человек как он есть").

Такая вера основывается на фактах, следовательно, она рациональна. Но эти факты нельзя "доказать" методами традиционной позитивистской психологии; я, живой человек, выполняю роль инструмента, который способен их "уловить" и "зарегистрировать".

Любовь

Любовь также имеет два разных значения в зависимости от того, имеем ли мы в виду любовь по принципу обладания или бытия.

Если бы человек мог иметь любовь, она должна была бы существовать в виде какой-то вещи, субстанции, которой человек может обладать как собственностью. Но такой вещи, как "любовь", не существует – это абстракция. Быть может, это неземное существо или богиня – но никому до сих пор не удалось увидеть эту богиню. В действительности же существует лишь акт любви. Любить – это форма продуктивной деятельности, предполагающая проявление интереса и заботы, познание, душевный отклик, изъявление чувств, наслаждение. Любовь может быть направлена на человека, дерево, картину, идею. Она возбуждает и усиливает ощущение полноты жизни. Это процесс самообновления и самоочищения.

Человек, испытывающий любовь по принципу обладания, стремится лишить объект своей "любви" свободы и держать его под контролем. Такая любовь не дарует жизнь, а душит, убивает ее. Обычно, когда люди говорят о своей любви, они злоупотребляют этим словом, чтобы скрыть, что в действительности они любви не испытывают. Многие ли родители любят своих детей? На этот вопрос все еще нет ответа. Так, Ллойд де Моз пишет о том, что история западного мира двух последних тысячелетий полна свидетельствами ужасных проявлений жестокости родителей по отношению к собственным детям – начиная от физических истязаний и кончая издевательствами над их психикой. Это говорит о таком безразличном, собственническом и просто садистском отношении к ним, что вполне можно утверждать, что любящие родители – это, скорее, исключение, чем правило.

Подобный вывод можно сделать и о браке. Основан ли он на любви, или, согласно традициям прошлого, на существующих обычаях, или является браком по расчету – действительно любящие друг друга супруги представляются исключением. Расчет, обычай, общие экономические интересы, обоюдная привязанность к детям, взаимозависимость или взаимная вражда и страх – все это принимается за "любовь", пока один или оба партнера не признаются, что они не любят и никогда не любили друг друга. В наши дни в этом вопросе можно отметить некоторый прогресс: люди стали смотреть на жизнь более реалистично, и многие из них уже больше не считают, что испытывать к кому-либо сексуальное влечение – значит любить и что теплые, хоть, может, и не очень близкие отношения с друзьями – проявление любви. В результате новых взглядов люди стали честнее, а также стали чаще менять партнеров. Это не обязательно означает, что любовь возникает чаще; новые партнеры могут так же мало любить друг друга, как и старые.

На примере "влюбившихся друг в друга" мужчин и женщин можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать переход от "влюбленности" к иллюзии любви- "обладания". В период ухаживания оба еще не уверены друг в друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни, привлекательны, интересны, даже прекрасны – радость жизни всегда делает лицо прекрасным. Оба еще не обладают друг другом; следовательно, энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, т.е. отдавать другому и стимулировать его. Однако после женитьбы ситуация очень часто в корне меняется. Каждая из сторон имеет, согласно брачному контракту, исключительное право на владение телом, чувствами и вниманием партнера. Но теперь уже нет необходимости никого завоевывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем человек обладает,– своего рода собственность. Незачем уже больше прилагать усилия для того, чтобы быть привлекательными и вызывать любовь – в результате оба начинают надоедать друг другу, и красота их исчезает. Они разочарованы и озадачены. Разве они уже не те люди, которыми были прежде? Не совершили ли они ошибку?

Каждый из супругов, как правило, пытается отыскать причину произошедшей перемены в своем партнере и чувствует себя обманутым. И никто из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга. Ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Вместо того чтобы любить друг друга, они теперь довольствуются тем, что имеют: деньгами, домом, детьми, общественным положением. Итак, в некоторых случаях брак, основывавшийся вначале на любви, превращается в некое "совместное предприятие", в котором эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое – "семью".

Если пара не может преодолеть желания еще раз испытать чувство любви, у того или другого из партнеров можетвозникнуть иллюзия, будто новый партнер (или партнеры) способен удовлетворить его жажду. Им кажется, что единственное, что им хочется иметь,– это любовь. Но для них любовь не является выражением их бытия; это богиня, которой они жаждут покоряться. Их любовь неизбежно терпит крах, потому что – как поется в одной старинной французской песенке – "любовь – дитя свободы", и в конце концов тот, кто поклонялся богине любви, становится настолько пассивным, что превращается в надоедливое, утратившее остатки своей былой привлекательности существо.

Однако нельзя не признать, что для двух любящих друг друга людей брак может быть и наилучшим решением. Вся трудность заключается не в браке, а в собственнической экзистенциональной сущности обоих партнеров и в конечном счете всего общества. Приверженцы таких современных форм совместной жизни, как групповой брак, смена партнеров, групповой секс и др., пытаются, насколько я могу судить, всего лишь уклониться от проблемы, которую создают существующие для них в любви трудности, избавляясь от скуки с помощью все новых и новых стимулов и стремясь обладать как можно большим числом любовников вместо того, чтобы научиться любить хотя бы одного. (См. обсуждение различия между стимулами, "повышающими активность" и, напротив, "усиливающими пассивность", в гл.10 моей книги "Анатомия человеческой деструктивности".)

Глава III