Троицын день

По низинам туман кроется.

Воскресенье. Июнь. Троица.

Ночью дождик полил немножко,

и сверкает под солнцем дорожка,

и сверкает под солнцем лес…,

… и высокий шатёр небес.

Я шагаю по плотной бровке

от автобусной остановки.

Так мне близко тут всё, известно –

час пути – и прибуду на место.

Вот знакомая липа старая …

Ты все так же, как будто усталая,

низко ветви к земле склоняешь.

Может ты, обо мне скучаешь?

Иль грустна от того, что средь поля

тебе вырасти выпала доля?!

Что ж, закурим давай, как раньше,

помолчим, и пойду я дальше.

Вот маячат уже на холме,

и ручонками машут мне

две березки и с ними ива…

Ах, с чего-то мне стало тоскливо!

Ах, с чего-то мне стало больно!

Но довольно печалей, довольно!

Мостик шаткий. Под ним ручей.

И еще накатило горчей.

Нет, сегодня я, точно, врежу

на помин и за душу грешну.

Воздух тёплый, душистый, мятный.

На дороге трава непримятая.

Вдоль дороги крапива некошеная.

Деревенька полузаброшенная….

Деревенька, почти, нежилая….

И не слышно собачьего лая,

не звучит петушиный крик,

а жильцов-то всего – старик,

да четыре убогих старушки…

…Покосившиеся избушки.

С полусгнившим балконом усадьбище,

а за ним – деревенское кладбище.

Вот сюда-то, из года в год,

в этот день и стремится народ.

В этот день оживает деревня.

И у входа, часовня древняя,

принимает людские поклоны.

Шелестят панихидой клёны,

а черёмухи, солнцем облитые,

за усопших читают молитвы.

Сколько ж здесь моих предков зарыто…

Сколько в этой земле сокрыто

разных жизней и разных судеб.

Путь их был непомерно труден:

революция, войны, голод

и работа – в жару и холод,

и трудились – зимой и летом,

с ранней зорьки до поздней ночи.

И мечтали, и верили очень,

до абсурдности, до фанатизма

в лучезарный приход коммунизма.

Я немного отвлекся от дум.

Перед входом на кладбище – шум.

Голоса. Легкий шорох шин

разворачивающихся машин.

И повсюду с цветами люди…

И доносится: «Все там будем».

И еще долетело до слуха:

«Здравствуй, папа. Земля тебе пухом».

Цифры! Цифры скупые дат.

На крестах, за железом оград,

год рожденья и год кончины.

И тире между ними… Лучины

пламень вспых, посветил и погас.

Что осталось? Печальность глаз

над могилой стоящих потомков?

Может, жизнь пролетела без толка?

Что осталось? Осталась – память?

В летний зной иль в метельную замять.

В дождик осени ли усталый,

иль весенней порой снеготалой,

если кто-нибудь вспомнит хоть раз

словом кротким иль парой фраз

отзовётся тепло и лестно.

И добавит: «Царство Небесное».

И дополнит: «Забыть нельзя» –

значит, жизнь пролетела не зря.

Значит, все-таки, есть ответ –

для чего мы приходим на свет.

Я иду по высокой бровке

до автобусной остановки.

Мысли тихие, мысли нежные:

эх, ты, полюшко, дали безбрежные.

Ах, ты, липушка, одинокая,

липа старая, хромоногая…

Буду жив, через год опять

я вернусь, чтоб тебя обнять.

Я приду, если буду в силе…,

… а придет ли к моей кто могиле?!…

По низинам туман кроется.

Тихий вечер. Июнь. Троица.

Свет автобусных фар приближается.

Жить – прекрасно! И жизнь продолжается.