Субъекты доказывания

Для того чтобы стать полноценным средством доказывания и обладать соответствующей юридической силой, каждое доказательство по уголовному делу должно обладать способностью образовывать необходимую совокупность однородных с ним доказательств. Подобную «способность единичного доказательства входить в совокупность однородных доказательств, приобретать в связи с этим доказательственное значение (силу), а также способствовать установлению силы других, находящихся в этой совокупности доказательств», В.Л. Будников назвал кон-вергентностью, то есть еще одним юридическим свойством доказательства, «которое способно превратить его из единичного источника информации, не имеющего определенной юридической силы, в полноценное средство доказывания»1.

Конвергентность доказательств может быть установлена только на этапе их оценки, производимой субъектом доказывания по уголовному делу. «Лишь после того, как субъект доказывания признает его полную конвергентность, доказательство может образовать с другими такими же доказательствами надлежащую совокупность и только в ее рамках приобрести юридическую силу, то есть объективно обусловленную правовую способность формировать внутреннее убеждение по поводу доказанности обстоятельств преступления»2.

Оценка доказательств является завершающим этапом их исследования, после того как формируется и обосновывается соответствующее процессуальное решение по уголовному делу. Как правильно отмечала Ц.М. Каз, «оценка доказательств имеет свое выражение в процессуальных документах»3.

Долгое время в отечественной науке считалось и многими по-прежнему считается, что полноценную оценку доказательств и формулирование вследствие этого определенных выводов вправе делать только публичные участники уголовного судопроизводства — суд, прокурор, органы предварительного расследования. Так, например, Ц.М. Каз отмечала: «Разница между оценкой доказательств государственными органами, ведущими процесс, и иными участниками процесса состоит в том, что первые обязаны руководствоваться правилами оценки доказательств, установленными законом, в то время как иные лица, участвующие в деле, этими правилами не связаны»4.

Подобное мнение поддерживается и другими учеными. И.И. Мухин отмечает: «Оценка же доказательств других участников процесса не порождает для них никакой ответственности за те выводы, которые они делают по делу. Закон не обязывает их принимать какие-либо решения по результатам оценки доказательств и не требует от них обосновывать свои выводы на всестороннем, полном и объективном рассмотрении материалов дела. Оценивая доказательства, они содействуют правильному разрешению дела, но их оценка не имеет обязательной силы для следствия и суда и носит лишь вспомогательный характер»5. Следует, кстати, заметить, что И.И. Мухин вообще был против отождествления доказательств как мыслительной деятельности с процессуальной работой по доказыванию, считая их разными сторонами «единого процесса судебного дока-зывания»6. Данная позиция лишена, на наш взгляд, не только логического, но и нормативного обоснования.

Действительно, ч. 1 ст. 17 УПК, раскрывая условия оценки доказательств, формулирует их применительно только к указанным государственным органам и должностным лицам. Вместе с тем среди субъектов оценки доказательств данная правовая норма указывает и присяжных заседателей, не являющихся публичными участниками уголовного судопроизводства. Кроме того, современными участниками правоотношений, возникающих в процессе оценки уголовных доказательств, выступают и другие частные лица, которые также формируют и представляют суду свои выводы, имеющие такой же правовой характер, что и соответствующие выводы государственных участников названных правоотношений. В этой связи представляется обоснованным и правильным суждение Е.Б. Смагорин-ской, полагающей, что «формулирование и обоснование выводов по делу должны быть прерогативой не только органов уголовного преследования и суда, но и, в частности, адвокатов. «Вывод, — продолжает она, — это не только обеспеченное государственным принуждением процессуальное решение следователя, но и мнение, суждение иных участников процесса»

Такая позиция полностью согласуется и с этимологией слов «решение» и «вывод» в русском языке. Оба эти слова схожи по смыслу друг с другом и означают, прежде всего, определенное умозаключение, сделанное в результате мыслительной деятельности 8. Как конечный результат мыслительного процесса «по уяснению особенностей существующей ситуации, выявлению в ней проблемы, постановки цели, определению путей и средств ее достижения», содержащий в той или иной форме соответствующий «вывод о необходимости совершения конкретных действий», определяет значение слова «решение» и Ю.В. Овсянников 9.

Оценка доказательств как этап процесса доказывания ни в коем случае не составляет прерогативу только тех участников уголовного судопроизводства, чья деятельность и принимаемые в ее рамках процессуальные решения обеспечиваются государственным принуждением. Такой подход быш бы крайне нежелательным, означая установление в доказывании неоправданной и неограниченной монополии государства и тем самым — нивелирование принципа состязательности, ущемление прав и законных интересов частных лиц, принимающих участие в доказывании. Эти участники процесса тоже оценивают доказательства, однако если соответствующая оценка, осуществленная публичными субъектами доказывания, предшествует принятию властных решений, то мыслительная деятельность по исследованию проверенных уголовных доказательств частными лицами создает основу для принесения жалоб, заявлений и ходатайств по поводу определенных обстоятельств по уголовному делу, «жалоба, заявления, ходатайства влекут возникновение обязанности соответствующих органов рассмотреть их и удовлетворить или отказать в удовлетворении, обосновав свои вывода. Таким образом, оценка доказательств участниками процесса (не являющимися представителями государства. — И. 3.) может порождать вполне определенные правовые последствия»10.

Аналогичное суждение по поводу не совсем удачного нормативного регулирования круга субъектов оценки доказательств приводит иВ.Г. Глебов. Он полагает, что законодатель упускает из виду других участников процесса (в том числе и юристов, выступающих в роли представителей или защитников гражданских истцов и ответчиков, потерпевших, подсудимых), также оценивающих доказательства и принимающих на этой основе решения о заявлении ими различных ходатайств, отводов, жалоб и т. п.

Говоря о позитивном значении указанных обращений, следует, на наш взгляд, согласиться сЭ.Я. Кулиевым, которым пишет по этому поводу: «Безусловно, названные обращения частных лиц в уголовном судопроизводстве не являются априори источниками действительной информации о сообщаемых в них фактах. Однако не учитывать их нельзя, поскольку во многих случаях заявления, ходатайства и жалобы позволяют получать бесценную процессуальную информацию, которая обеспечивает правильное установление обстоятельств дела, а также защиту субъективных прав и свободу обратившихся либо представляемых ими лиц»12.

Равное положение участников уголовного процесса в доказывании и, разумеется, в оценке доказательств особенно наблюдается, на наш взгляд, в судебном заседании, где стороны в одинаковой степени используют свои выводы о доказанности обстоятельств по уголовному делу, формулируя их в те или иные процессуальные обращения.

Таким образом, резюмируя изложенное, можно утверждать, что в уголовно-процессуальном доказывании в той или иной степени принимают участие практически все участники уголовного судопроизводства. Вместе с тем степень и объем такого участия различен: одни лишь способствуют решению задач доказывания на отдельно взятом его этапе, главным образом при собирании информации об обстоятельствах преступления и формировании, а также проверке доказательств. Другие, напротив, сами осуществляют такую деятельность, активно проходя все ее этапы, пытаясь достичь при этом истинных знаний об обстоятельствах произошедшего криминального со-быгтия, ставшего объектомправового познания.