Это не означает, что технология — единственный источник

нововведений в обществе. Социальные перевороты могут быть

вызваны изменением в химическом составе атмосферы, измене-

ниями в климате, плодородии почвы и многими другими факто-

рами. Тем не менее технология, бесспорно, — главная сила, ле-

жащая в основе ускоряющегося рывка.

Для большинства людей, отмечает Э. Тоффлер, слово «техноло-

гия» вызывает в воображении образы дымящихся сталелитей-

ных заводов и лязгающих механизмов. Возможно, классическим

символом технологии все еще остается сборочный конвейер,

созданный Генри Фордом полвека назад и превращенный в мощ-

ный социальный символ Чарли Чаплиной в «Новых временах».

Однако этот символ всегда был неадекватным, даже вводил в за-

Глава XX. Техника и судьбы культуры 317

блуждеиие, ибо технология — это всегда больше, чем фабрики

и машины. Изобретение хомута для лошади в Средние века при-

вело к значительным изменениям в методах ведения сельского

хозяйства и было таким же технологическим шагом вперед, как

изобретение Бессемеровой печи столетия спустя (Тоффлер Э. \

Шок будущего, Мч 2001).

По мнению 0. Шпенглера, «техника имеет тот же возраст, что

и свободно движущаяся в пространстве жизнь вообще. Лишь

растение, как видится нам это в природе, представляет собой

просто арену технических процессов. Животное, если оно пе-

редвигается, обладает также и техникой движения, с тем что-

бы себя поддерживать и защищаться» (Шпенглвр 0. Закат Ев-

ропы. Очерки морфологии мировой истории. Всемирно-исто-

рические перспективы. М., 1998, с. 529).

Человек подсмотрел ход природы и подметил ее характерные зна-

ки. Он начал подражать природным чертам с помощью средств и

методов, использующих законы космического ритма. Человек,

по словам Шпенглера, отваживается на то, чтобы играть в боже-

ство,, так что делается понятным, почему на самых ранних изго-

товителей и знатоков этих искусственных вещей (ибо искусство

возникло здесь как противоположность природе) и прежде все-

го на хранителей кузнечного мастерства, окружающие взирали,

как на что-то необычное, их с робостью почитали или отверга-

ли. Возник постоянно растущий запас таких находок, которые

неоднократно совершались и забывались снова. Им подражали,

их избегали и улучшали, пока, наконец, для целых стран света не

возник некий запас само собой разумеющихся средств — огонь,

металлообработка, орудия, оружие, плуг и корабль, домострое-

ние, животноводство и разведение злаков.

«И на этом основании возникает теперь техника высоких куль-

тур, — пишет Шпенглер, — в ранге, окраске и страсти которой

выражается вся целиком душа этих великих существ. Вряд ли

нужно кого-то убеждать в том, что античному человеку с его

эвклидовым ощущением окружающего мира враждебна уже

сама идея техники. Если мы станем ждать от античной техни-

ки решительного и целеустремленного развития и преодоле-

ния общераспространенных навыков еще микенской эпохи, то

тикакой античной техники не существует» (там же, с. 531).

318 Глава XX Техника и судьбы культуры

Чем-то совершенно новым, по словам Шпенглера, оказывается

фаустовская техника, уже на заре готики со всей страстью тре-

тьего измерения напирающая на природу, чтобы ее одолеть.

Античный мудрец «созерцает», как аристотелевское божество,

арабский, как алхимик, отыскивает волшебное средство, фило-

софский камень, с помощью которого можно будет без труда

овладеть сокровищами природы, западный желает управлять

миром по своей воле.

Понятие «фаустовская культура» ввел 0. Шпенглер. Он перечис-

лил восемь основных культур. Одну из них Шпенглер назвал

«фаустовской», имея в виду западноевропейскую культуру. Фа-

уст — это мятежник, восставший против установленного по-

рядка. Он хочет исправить несовершенство мира; Его гложет

тяга к познанию. Фауст пытается реализовать благородное че-

ловеческое стремление — понять и исправить этот мир.

Фаустовский изобретатель и первооткрыватель — нечто уни-

кальное, в оценке Шпенглера. Первозданная мощь его воли,

. светоносная сила его озарений, несокрушимая энергия его

практического размышления должны показаться всякому, кто

смотрит на них из чужих культур, чем-то жутким и непонят-

ным. У всей нашей культуры, считает Шпенглер, — душа

первооткрывателя. Научный эксперимент начинает с прист-

растием вести допрос природы с помощью рычагов и винтов,

результатом чего являются простирающиеся перед нашим взо-

ром равнины, уставленные фабричными трубами и копрами

шахт. Машина — от дьявола: подлинной верой это неизменно

только так и воспринималось.

Паровая машина производит полный переворот и радикально

изменяет картину экономики. До этого времени, считает

Шпенглер, природа оказывала человеку услуги, теперь же она,

как рабыня, впрягается в ярмо, и труд ее, как бы в насмешку,

оценивается в лошадиных силах. От мускульной силы негров,

использовавшейся на неорганизованных предприятиях, люди

перешли к органическим резервам земной коры, где с помощью

угля сберегается энергия, накопления за тысячелетия, водная

энергия привлекается на подмогу энергии угля.

Миллионы и миллиарды лошадиных сил обеспечивают возмож-

ность такого роста численности населения, о котором никакая

другая культура не могла и помышлять. Этот рост является,

как показывает Шпенглер, продуктом машины, которая жела-

ет, чтобы ее обслуживали и ею управляли, а за это стократно

ГлаваXX. Техника и судьбы культуры 319

умножает силы каждого. В связи с этим ценной, более значимой

оказывается и человеческая жизнь. «Труд» делается великим

словом в этических размышлениях. Машина трудится и вынуж-

дает к сотрудничеству людей. Культура взошла на такой уро-

вень деятельности, что под нею трясется Земля.

«То, что разыгралось ныне едва за столетие, являет собой такое

колоссальное зрелище, что людей будущей культуры, которые

будут обладать иной душой и иными страстями, охватит ощуще-

ние, что сама природа в этот час содрогнулась. Бывало и преж-

' де, что политика победно шествовала по городам и весям, че-

ловеческая экономика, глубоко вторгалась в судьбы мира жи-

вотных и растений, однако это касалось одной лишь жизни,

впоследствии вновь изглаживаясь без следа. Но эта техника ос-

тавит по себе следы своего существования даже и тогда, когда

все прочее разрушится и исчезнет, ибо эта фаустовская страсть

изменила облик поверхности Земли» (там же, с. 534).

Машины делаются все более обезличенными по своему образу,

становятся все аскетичнее, мистичнее, эзотеричнее. Они опо-

ясывают Землю бесконечной тканью тонких сил, потоков и на-

пряжений. Машины становятся все духовнее. Все безмолвнее.

Эти колеса, цилиндры и рычаги больше не разговаривают. Все

самое важное прячется внутрь. Машина воспринималась как

нечто дьявольское, и не напрасно.

Однако, по мнению Шпенглера, фаустовские люди стали рабами

своих созданий. Их численность и все устройство образа жиз-

ни вытеснены машиной на такой путь, на котором невозмож-

но ни остановиться хоть на миг, ни отступить назад. Крестья-

нин, ремесленник и даже купец оказались вдруг чем-то мало-

значительным рядом с тремя фигурами, которых вывела на

свет и воспитала машина на пути своего развития: предприни-

мателем, инженером, фабричным рабочим. Из этой небольшой

ветви ремесла — перерабатывающей экономики — в одной

этой культуре, и ни в какой другой, выросло могучее дерево,

отбрасывающее свою тень на все прочие занятия: мир эконо-

мики машинной индустрии.

Он принуждает к повиновению как предпринимателей, так и фаб-

ричных рабочих. Они рабы, а не повелители машин, лишь те-

перь раскрывающей свою дьявольскую тайную власть. Органи-

затор и управляющий оказывается средоточием этого искусст-

венного и усложненного машинного царства. «Западная

индустрия перенаправила древние торговые пути прочих куль-

320 ГлаваXX. Техника и судьбы культуры

тур. Потоки экономической жизни устремляются к чертогам,

в которых обитает «царь Уголь», и к великим сырьевым регио-

нам; природа исчерпывается, земной шар приносится в жертву

фаустовскому мышлению энергией» (там же, с. 537).