Х Р Е С Т О М А Т И Я

К О Н Ф Л И К Т О Л О Г И Я

Составители В.Н.Рябцев и М.А.Шитив

4. Дж.Тернер. [Социологическое наследие К.Маркса и его значение для современной конфликтологи]

[РАБОТЫ К.МАРКСА И Г.ЗИММЕЛЯ КАК ПРЕДПОСЫЛКА ПОЯВЛЕНИЯ КОНФЛИКТОЛОГИИ]

В течение 50-х годов, по мере того как раскрыва­лись существенные особенности, схемы Парсонса, все содержание критических замечаний в его адрес скон­центрировалось вокруг одного пункта. Считалось, что функциональная теория в социологии, особенно ее разработанный Парсонсом вариант, затушевывает кон­фликтную природу социальной действительности. Вско­ре нападки, идущие в этом направлении, превратились в ритуальную церемонию для тех социологов"» которые пытались теоретически искупить прошлые грехи и ко­торые теперь считали, что теория конфликтов должна вывести социологию из теоретического застоя. Как доказывал в 1956 г. Дэвид Локвуд, Парсонс, который в интересах функционального анализа постоян­но допускал, что система находится в состоянии равно­весия, создал вымышленную концепцию социальной жизни. Исходя из этого фантастического мира (так Локвуд обозначил содержание концепции Парсонса), функциональный анализ обязательно должен был под­черкивать только те механизмы, которые поддерживали социальный порядок, а отнюдь не те, которые система­тически порождали беспорядок и перемены. Более того, постоянно предполагая порядок и равновесие, такие повсеместные явления, как неустойчивость, беспорядок, конфликты, слишком легко стали считать отклонения­ми, аномалиями и патологией. Тогда как в действи­тельности, настаивал Локвуд, в обществе были «меха­низмы», которые делали конфликты неизбежными и не­отвратимыми. Например, из-за различий в распределе­нии власти одни группы могли эксплуатировать дру­гие, и в социальных системах складывались очаги на­пряженности и конфликтов. Кроме того, нехватка ресурсов в обществе неизбежно порождала борьбу за их распределение. Наконец, то обстоятельство, что из-за различия своих интересов разные общественные груп­пы преследуют разные цели и, следовательно, должны соперничать друг с другом, приводит к тому, что конфликт обязательно должен разыграться. Эти силы, дока­зывал Локвуд, представляли «механизмы» социального беспорядка, которые при исследовании социальных систем должны иметь такое же аналитическое значе­ние, как и парсонсовскне механизмы социализации и со­циального контроля. < … > к концу этого десятилетия Ральф Дарендорф окончательно сформулировал аргументацию этого направления, срав­нив функциональную теорию с утопией.. Утопии обыч­но имели несколько исторических предшественников, как, например, имела их гипотеза равновесия Парсонса; утопии обнаруживали универсальную согласован­ность преобладающих ценностей и институтов—в духе, поразительно напоминающем парсонсовское понятие институциализации; утопии всегда выявляли процессы, бла­годаря которым поддерживается ныне существующее устройство, что очень похоже на «механизмы» парсонсовской «социальной системы». Следовательно, и утопии, и социальная жизнь, если их рассматривать с функцио­нальной точки зрения, изменяются не слишком серьез­но, так как они не имеют отношения ни к истории, ни к расхождению с ценностями, ни к конфликтам в ин­ституционном устройстве. Таким образом, в начале прошлого десятилетия бы­ли заново открыты конфликты и изменения, что побу­дило некоторых провозгласить точку зрения конфликта «новой социологией». Но и действительности конфликт­ное направление так же старо, как и функционализм; оно имеет своим источником работы двух немецких со­циологов—Карла Маркса и Георга Зиммеля, которые приблизительно были современниками выдающихся органицистов. И подобно тому, как современный функ­ционализм подтверждает правоту этих органицистов, так и современная теория конфликта многим обязана мыслям Маркса и Зиммеля.

[КАРЛ МАРКС О ПРИРОДЕ КОНФЛИКТОВ

В СВЕТЕ СВОЕЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ]

Развивая модель конфликта революционного класса и социального изменения, Маркс создал такой образ социальной организации, который оказывает значитель­ное влияние на современную социологическую теорию. Маркс начинает с простого допущения: экономическая организация, особенно собственность, определяет орга­низацию всего остального общества. Классовая струк­тура и институциональное устройство, так же как и культурные ценности, убеждения, религиозные догмы и другие идеи, существующие в социальных системах, в конечном итоге являются отражением экономического базиса общества. Затем он ввел дополнительное допу­щение: экономической организации любого общества, за исключением конечного коммунистического общества, свойственны такие силы, которые неизбежно порождают революционный классовый конфликт. Считается, что такие революционные классовые конфликты имеют диа­лектический характер и происходят в определенную эпоху, причем сменяющие друг друга базисы экономической организации несут в себе зародыши собственно­го разрушения благодаря поляризации классов и по­следующему свержению господствующего класса угне­тенным. Отсюда следует третье допущение: конфликт имеет два полюса, причем эксплуатируемый класс, сло­жившийся в определенных экономических условиях, на­чинает сознавать свои истинные «интересы» и в конце концов образует революционную политическую органи­зацию, которая выступает против господствующего, владеющего собственностью класса.

На основе работ Маркса возникает ряд допущении, которые бросают прямой вызов допущениям, приписы­ваемым функционализму, и служат интеллектуальным трамплином для конфликтной альтернативы социологи­ческого теоретизирования:

1. Несмотря на то что социальные отношения про­являют свойства систем, они все же изобилуют конф­ликтными интересами.

2. Это обстоятельство свидетельствует о том, что со­циальная система систематически порождает конфликты.

3. Следовательно, конфликт является неизбежным и очень распространенным свойством социальных си­стем.

4. Подобные конфликты имеют тенденцию проявляться в полярной противоположности интересов.

5. Конфликты чаще всего происходят из-за недостаточности ресурсов, особенно власти.

6. Конфликт — главный источник изменения социальных систем.

По-видимому, на развитие современной теории конфликта, помимо этих допущений, имеющих за­конную силу, такое же влияние оказали форма и со­держание причинных представлений Маркса. Эти пред­ставления принимают в общем форму следующего до­пущения: конфликт—это неизбежная и неотвратимо действующая в социальных системах сила, которая активизируется при некоторых специфических усло­виях. Считается, что при некоторых из этих условий латентные классовые интересы (находящиеся в состоя­нии «ложного сознания») превращаются в явные клас­совые интересы («классовое сознание»), а это в свою очередь при определенных дополнительных условиях приводит к поляризации общества на два класса, со­единенных в революционном конфликте. Таким образом, по Марксу, существует ряд условий, которым отводится роль опосредующих переменных, ускоряющих или за­медляющих неизбежное превращение классовых интере­сов в революционный классовый конфликт.

Помимо способа аргументации, большое значение для понимания современной социологической теории имеет содержание модели Маркса. С другой стороны, ее существенный вклад лучше всего можно понять, если изложить предложения теоретической схемы Маркса в более абстрактной форме и тем самым отвлечься от его полемики по поводу социальных классов и революций. Несмотря на то что многие особенности выполненного Марксом анализа при таком изложении будут утраче­ны^4-5, все, чем современная социологическая теория обязана Положениям Маркса, может стать при этом более очевидным. Эти положения приводятся в табл.1.

Таблица 1

КЛЮЧЕВЫЕ ТЕ3ИСЫ МАРКСА

I. Чем более неравномерно распределены в системе дефицитные ресурсы, тем глубже конфликт интересов между господствую­щими и подчиненными сегментами системы.

II. Чем глубже подчиненные сегменты начинают осознавать свои истинные коллективные интересы, тем более вероятно, что они будут сомневаться в законности существующей в настоящее время формы распределения дефицитных ресурсов.

А. Чем больше социальные перемены, производимые господст­вующими сегментами, подрывают существующие в настоящее время отношения между подчиненными, тем более вероятно, что эти последние начнут осознавать свои истинные интерес.

Б. Чем чаще господствующие сегменты создают у подчиненных состояние отчуждения, тем более вероятно, что эти послед­ние начнут осознавать свои истинные коллективные инте­ресы.

В. Чем больше члены подчиненных сегментов смогут жаловаться друг другу, тем более вероятно, что они начнут осознавать свои истинные коллективные интересы.

1. Чем больше экологическая концентрация членов подчиненных групп, тем более вероятно, что они сообщают друг другу свои жалобы.

2. Чем выше возможности членов подчиненных групп получить образование, чем разнообразнее используемые ими средства коммуникации, тем более вероятно, что они должны будут обмениваться жалобами.

Г. Чем больше подчиненные сегменты сумеют развить унифицированную идеологию, тем более вероятно, что они начнут сознавать свои истинные коллективные интересы.

1. Чем выше способность вербовать или порождать идеологов, тем более вероятна идеологическая унификация.

2. Чем ниже способность господствующих групп регулиро­вать процессы социализации и сети коммуникации в си­стеме, тем более вероятна идеологическая унификация.

III. Чем больше подчиненные сегменты системы сознают свои кол­лективные интересы, чем больше они сомневаются законности распределения дефицитных ресурсов, тем более вероятно, что они должны будут сообща вступить в открытый конфликт с доминирующими сегментами системы.

А. Чем меньше способность господствующих групп проявлять свои коллективные интересы, тем более вероятно, что подчи­ненные группы должны будут вступить в конфликт сообща.

IV. Чем выше идеологическая унификация членов подчиненных сег­ментов системы, тем более развита их структура политического руководства, тем сильнее поляризация господствующих и подчиненных сегментов системы.

V. Чем сильнее поляризации господствующих и угнетенных, тем более насильственным будет конфликт.

VI. Чем более насильственным является конфликт, тем больше структурные изменения системы и перераспределение недостающих ресурсов.

5. Дж.Тернер. Георг Зиммель и конфликтный функционализм

[Основные положения теории Г.Зиммеля]

Георг Зиммель стремился сформулировать такие теоретические суждения, которые в своей совокупности уловили бы форму базисных социальных процессов, — подход, который он назвал формальной социологией. Сначала он попытался на основе своих собственных размышлений создать абстракции формальных свойств процессов и событий в самых разнообразных социальных контекстах. При этом Зиммель надеялся развить абстрактные положения, которые позволили бы вы­ делить наиболее фундаментальные социальные процес­сы, лежащие в основе всех образцов социальной орга­низации < … >

Подобно Марксу, Зиммель считал, что конфликт в обществе неизбежен и неотвратим; он полагал, что со­циальная структура состоит не столько из господства и подчинения, сколько из разнообразных, неразрывно связанных процессов ассоциации и диссоциации, кото­рые можно отделить друг от друга только в ходе ана­лиза:

«Структура, возможно, есть sui generis, в которой мотивация и форма циклически взаимодействуют друг с другом, и только для того, чтобы иметь возможность описать и понять ее, мы post factum сопоставляем обе эти тенденции, считая одну из них монистической, а другую — антагонистической»⁸.

Причина, по которой Зиммель придает этому поло­жению особое значение, отчасти заключается в его «организмической» точке зрения на социальную дей­ствительность: обнаруживая формальные свойства, со­циальные процессы, очевидно, носят системный харак­тер — замечание, которое, несомненно, выведено из организмических доктрин, господствовавших в социоло­гии в его время. Этот деликатный органицизм застав­ляет Зиммеля отыскивать те» последствия конфликта, которые ведут к сохранению социального континуума, а не к его изменению:

«Конфликт, таким образом, предназначен для решения любого дуализма: это—способ достижения своеобразного единства (курсив мои. — Дж. Т.), даже если оно достигается ценой уничтожения од­ ной из сторон, участвующих в конфликте. Здесь мы можем прове­сти некоторую параллель с тем, что, как известно, наиболее сильный симптом болезни—это попытка организма избавиться от нарушений и повреждений, вызываемых конфликтами его частей»⁹.

В явном противоречии с гармонией, которая обяза­тельно подразумевается этим органицизмом, Зиммель постулировал для отдельных единиц органического це­лого внутренний «импульс враждебности», или «потреб­ность ненавидеть и бороться», хотя этот инстинкт и сме­шан с инстинктами любви и страсти и ограничен дей­ствием общественных отношений. Следовательно, Зим­ мель считал, что конфликт выражает не просто столк­новение интересов, но и нечто большее — нечто такое, что возникает на основе инстинктов враждебности. По­добные конфликты могут либо обостряться благодаря столкновениям интересов, либо смягчаться – как благо­даря гармонии отношений, так и благодаря инстинкту любви. Однако в конечном итоге Зиммель все же счи­тает, что одним из конечных источников конфликта яв­ляется внутренняя биологическая природа людей-«актеров».

Возможно, именно благодаря попыткам совместить свои допущения о природе социального организма с за­мечаниями относительно инстинктов любви и ненависти Зиммель предпринял самые серьезные усилия с тем, чтобы проанализировать положительные последствия конф­ликта для сохранения социального целого и составляю­щих его единиц. При этом враждебные импульсы рас­ сматривались им не столько как противоречия или рак, разъедающий органическое целое, сколько в качестве одного из тех многочисленных процессов, которые обес­печивают сохранение социального организма. Таким образом, хотя Зиммель и признает, что полностью кооперированное, гармоническое и интегрированное об­щество не обнаружило бы «никаких процессов жизнедеятельности», все же его анализ конфликта обращает внимание в основном на то, каким образом конфликт содействует сплоченности и унификации.

Именно благодаря этому аспекту в работах Зиммеля, посвященных конфликту, складывается образ орга­низации общества, принципиально отличный от той картины, на которой настаивает Маркс:

1. Социальные отношения складываются лишь в си­стемном контексте, воплощением которого служит только органическая взаимосвязь процессов ассоциации и диссоциации.

2. Подобные процессы одновременно являются выра­жением как инстинктивных импульсов «актеров», так и императивов, продиктованных различными типами со­циальных отношений.

3. Следовательно, конфликтные процессы — это очень распространенная черта социальных систем, однако они далеко не обязательно и отнюдь не во всех случаях приводят к разрушению системы и/или социальным изменениям.

4. Действительно, конфликт—это один из главных процессов, которые служат сохранению социального целого и/или некоторых составляющих его частей.

Эти допущения отражены в многочисленных специ­фических высказываниях, которые, очевидно, сделаны Зиммелем на основе прямого наблюдения происходя­щих вокруг событий и чтения исторических источников, объясняющих конфликты. В своих высказываниях Зиммель рассматривает конфликты в качестве переменной, которая проявляет различные степени интенсивности или силы. Полюсами того континуума, который обра­зован этой переменной, по-видимому, являются «конку­ренция» и «борьба», причем конкуренция связана с бо­лее упорядоченной взаимной борьбой партий, приводящей к их взаимному обособлению, а борьба обозначает более, беспорядочную, непосредственную биту партий".»

Несмотря на то что Зиммель не дает экстенсивной разработки функциональных параметров конфликта и не пользуется своей собственной терминологией, опре­деления Зиммеля вызвали у современных социологов длительную дискуссию о том, что является и что не является конфликтом¹². Эта дискуссия часто вырожда­лась в игру словами и терминами, но по существу она ставила серьезный вопрос—проблему уточнения поня­тии, употребляемых в высказываниях о конфликтных процессах; именно эту спорную теоретическую пробле­му Зиммель, совершенно очевидно, считал решающей.

Вероятно, органицизм Зиммеля сыграл решающую роль в концептуализации конфликта как изменчивого явления. В отличие от Маркса, который думал, что конфликт, в конце концов, обязательно усиливается, при­обретает революционный характер и приводит к струк­турным изменениям системы, Зиммель чаще всего ана­лизировал явления противоположного характера—ме­нее интенсивные и острые конфликты, которые укреп­ляли прочность и интеграцию системы, стимулировали ее упорядоченные изменения. Однако в пределах свое­го мягкого органицизма Зиммель все же высказал ряд суждений, относящихся к остроте конфликта, то есть к степени прямой конфронтации и насилия борющихся партий. Как и в случае с Марксом, все воздействие ис­следований Зиммеля на современную теорию можно будет лучше понять в том случае, если изложить его положения более формализовано, в более абстракт­ном виде по сравнению с его описательным очерком. Эти положения перечислены в табл. 2.

В предложении I табл. 2 Зиммель обращается к во­просу об эмоциональной причастности к конфликту участвующих в нем партий, он полагает, что, чем силь­нее эмоции, вызванные конфликтом, с тем большей ве­роятностью конфликт будет связан с применением на­силия. Предложения I-A и I-B, которые, по-видимому, относятся к межличностным конфликтам отдельных индивидов, делают ударение на том, что чувства, вы­званные прежней близостью, враждой или ревностью, усилят остроту такого конфликта. В предложениях II—VII Зиммель переключается с исследования инди­видуальных конфликтов на групповые. Он предполагает, что чем лучше различаются и идентифицируются конф­ликтующие друг с другом группы (II), тем больше бу­дет их внутренняя сплоченность (III). Далее, вероят­ность того, что конфликт вызовет применение насилия, будет тем выше, чем гармоничнее были раньше отно­шения участвующих в конфликте групп (IV), чем мень­ше эти группы были изолированы и обособлены (V), чем больше каждая из этих групп считает конфликт само­целью (VI), чем больше члены конфликтующих групп полагают, что конфликт выходит за пределы их инди­видуальных интересов (VII).

Таблица 2

КЛЮЧЕВЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ЗИММЕЛЯ, КАСАЮЩИЕСЯ
ОСТРОТЫ КОНФЛИКТОВ

1. Чем больше группы вовлечены в конфликт эмоционально, тем острее конфликт [1].

А. Чем выше была раньше степень причастности групп к конфликту, тем сильнее они вовлечены в него эмоцио­нально [2].

Б. Чем сильнее была раньше вражда между группами, прини­мающими участие в конфликте, тем сильнее их эмоции, вызнанные конфликтом [3].

В. Чем сильнее соперничество участвующих в конфликте, тем сильнее их эмоции, вызванные конфликтом [4].

11. Чем лучше «сгруппированы» группы, втянутые в конфликт, тем он острее [5].

111. Чем выше относительная сплоченность участвующих в конфликте групп, тем острее конфликт [6].

IV. Чем крепче было раньше согласие участвующих в конфликте групп, тем острее конфликт [7].

V. Чем меньше изолированы и обособлены конфликтующие группы благодаря широкой социально» структуре, тем острее конф­ликт [8].

VI. Чем меньше конфликт служит просто средством достижения цели, чем больше он становится самоцелью, тем он острее [9].

VII. Чем больше, по представлению его участников, конфликт вы­ходит за пределы индивидуальных целей и интересов, тем он острее [10].

Зиммель понимает, что связная и унифицированная организация конфликтных групп (предложения II—III), члены которых испытывают в связи с конфликтом силь­ные эмоции (I) и цели которых определяются как надындивидуальные (VII), в результате приведет к конфликтам, связанным с применением насилия. Зиммель не считает, что такие острые конфликты непре­менно вызовут реорганизацию социальной системы. Несмотря на то что и Маркс, и Зиммель, по-видимому, ставят один и тот же теоретический вопрос: каковы по­следствия конфликта для социальной системы и для участвующих в нем групп? «Несмотря на то что, по мнению обоих этих авторов, конфликт соответственно

Таблица 3

ФУНКЦИИ СОЦИАЛЬНОГО КОНФЛИКТА ПО ОТНОШЕНИЮ
К УЧАСТВУЮЩИМ В НЕМ СТОРОНАМ

I. Чем сильнее внутригрупповые раздоры и чаще межгрупповые конфликты, тем менее вероятно, что границы между группами должны исчезнуть [11].

II. Чем сильнее острота конфликта, чем меньше интегрирована группа, тем больше вероятность деспотической централизации конфликтных групп [12].

III. Чем острее конфликт, тем сильнее внутренняя сплоченность конфликтных групп [13].

А. Чем больше острота конфликта и меньше конфликтные группы, тем выше их внутренняя сплоченность [14].

1. Чем острее конфликт и меньше конфликтная группа, тем меньше в каждой группе терпимости к отклонениям и разногласиям [15].

Б. Чем острее конфликт и чем больше группа выражает позицию меньшинства в данной системе, тем сильнее ее внутрен­няя сплоченность [16].

В. Чем острее конфликт и чем больше группа занята самообо­роной, тем сильнее ее внутренняя сплоченность.

Таблица 4

ФУНКЦИЙ КОНФЛИКТА ПО ОТНОШЕНИЮ К СОЦИАЛЬНОМУ ЦЕЛОМУ

I. Чем меньше острота конфликта [17], чем больше социальное целое базируется на функциональной взаимозависимости [18], тем более вероятно, что конфликт имеет интегративные последствия для социального целого [19].

II. Чем чаще конфликты и чем они менее остры, тем лучше члены подчиненных групп могут избавиться от враждебности, почувствовать себя хозяевами своей собственной судьбы и, следовательно, поддерживать интеграцию системы [20].

III. Чем менее острый конфликт и чем он чаще, тем больше вероятность того, что будут созданы нормы, регулирующие конфликты [21].

IV. Чем сильнее вражда между группами в социальной иерархии, чем реже при этом открытые конфликты между ними, тем сильнее их внутренняя сплоченность, тем вероятнее, что они будут держать определенную социальную дистанцию и тем самым содействовать сохранению существующего социального по­рядка [22].

V. Чем более продолжителен и менее остр конфликт между группами, в различной степени обладающими властью, тем более вероятно, что они отрегулируют свое отношение к власти.

VI. Чем острее и продолжительнее конфликт, тем более вероятно, что группы, прежде не связанные между собой, образуют коалиции [23].

VII. Чем продолжительнее угроза острого конфликта между партиями, тем прочнее коалиции, в которые вступает каждая из сторон, участвующих в конфликте [24].

И объединяет, и поляризует конфликтные группы,—не­смотря на все это, они начинают расходиться, когда Зиммель подчеркивает, что конфликт приводит к даль­нейшей интеграции более широкой социальной системы, в которой он происходит. Этот интерес к интегративным функциям конфликта как для обеих его сторон, так и для социального целого, вероятно, совершенно неизбежен, если принять во внимание организмических допущения, на которых основывается формулировка спе­цифических для Зиммеля суждений.

В табл. 3 и 4 соот­ветственно обобщаются функции конфликта и по отно­шению к вовлеченным в него группам, и по отношению к социальному целому¹⁴. В табл. 3 предложения I—III указывают на послед­ствия конфликта для организации конфликтных групп. Если вернуться к табл. 2, то там утверждалось, что при­ рода групповой организации и более широкий струк­турный контекст конфликта оказывают влияние на его остроту. Как свидетельствуют предложения, представ­ ленные в табл. 3, Зиммель, напротив, указывает на то, что острота конфликта вызывает изменения в органи­зации конфликтных групп, обеспечивая тем самым раз­ личные образцы организации для различных условии. По-видимому, Зиммель имеет в виду двусторонний процесс обратной связи, где в определенный момент времени организация группы детерминирует остроту конфликта, а впоследствии острота конфликта воздей­ствует на групповую организацию, которая в свою оче­редь окажет воздействие на остроту дальнейших конф­ликтов и т. д.—до тех пор, пока одна из участвующих в конфликте партий или какая-нибудь третья партия не сумеет разрешить этот конфликт. В этом циклическом процессе обратной связи, как считает Зиммель, повы­шенная острота конфликта создает: четкие границы между группами (предложение I); деспотическое руко­водство (II), особенно в тех случаях, когда группа пер­воначально раздроблена; внутреннюю сплоченность (III), особенно тогда, когда группа невелика (III-A), находится в меньшинстве (111-Б) и занята самообороной (111-В).

В табл. 4 Зиммель указывает, что ряд функции конфликта состоит в том, чтобы в различных условиях обеспечивать создание различных форм интеграции си­стем. В предложении I Зиммель высказывает предполо­жение о том, что в дифференцированных социальных системах, основанных на функциональной взаимообус­ловленности частей, менее острые конфликты усиливают интеграцию систем преимущественно тем, что мешают возникнуть острым разрушительным конфликтам. В предложении II Зиммель разъясняет и дополняет предложение I, замечая, что частые и не слишком длительные конфликты помогают избавиться от чувства враждебности, так как они внушают членам группы чувство контроля над своей собственной судьбой; по­этому частые и притом менее острые конфликты усили­вают интеграцию, предотвращая всякую возможность накапливать чувства враждебности и раздражения. В предложении III Зиммель далее показывает, что ча­стые, неглубокие конфликты могут содействовать ин­теграции системы, поскольку они институциализируются и, следовательно, начинают регулироваться норма­тивно. В предложении IV он постулирует, что в иерар­хически организованных системах, где часто разра­жаются конфликты, внутренняя сплоченность потен­циальных конфликтных групп возрастает, но при этом возрастают и их изоляция, обособленность друг от дру­га, обеспечивая тем самым иерархическую основу ин­теграции системы. Предложение V означает, что про­должительные неострые конфликты групп, в разной степени обладающих властью, вероятно, институциализируются и начинают регулироваться при помощи норм (главным образом потому, что те, кто находится у вла­сти, видят в конфликте только неприятности и, следова­тельно, считают, что их нужно регулировать, тогда как те, кто не обладает властью, считают, что все то, что находится «за пределами» конфликта, потенциально подлежит разрушению и, следовательно, нуждается в регулировании). В предложении VI утверждается, что острые и продолжительные конфликты содействуют со­ зданию коалиций, причем это относится не только к различным партиям, принимающим участие в конфлик­те, но и к тем, на кого конфликт может оказать какое- либо влияние; таким образом, считается, что конфликт обеспечивает основу для интеграции ранее не связан­ных групп. Наконец, в предложении VII высказывается следующая мысль: чем продолжительнее и сильнее угроза конфликта, тем вероятнее долговечные коалиции между его потенциальными участниками.

Если вернуться к основным положениям Зиммеля, приведенным в табл. 2, 3 и 4, то в них, очевидно, можно найти много пробелов, неясностей, а возможно, и неверных выводов. Кроме того, положения в табл. 3 и 4, по-видимому, останавливаются исключительно на положительных функциях конфликтов. Несмотря на то что инверсия каждого из этих предложений могла бы показать, при каких условиях конфликт разрушает «социальный организм», Зиммель, по-видимому, не за­ботится о том, чтобы дать необходимые разъяснения; вместо этого он предпочитает подкреплять свой органицизм односторонними функциональными высказыва­ниями. Однако, несмотря на все эти затруднения, схема Зиммеля производит большое впечатление тем, что на­водит на новые размышления. Дело не только в том, что по своему содержанию каждое предложение связа­но с коренными социальными процессами, которые тре­буют дальнейших исследований, но и в том, что по своей форме (то есть при абстрагировании от наблюдений и от констатации условий, при которых, вероятно, происходят те или иные события), выполненный им анализ представляет собой подходящую модель для современного теоретизирования <…>

[Сравнивая теории К.Маркса и Г.Зиммеля…]

Несмотря на то, что и Маркс, и Зиммель считали конфликт широко распространенным и необходимым свойством социальных систем, принятые ими допуще­ния относительно природы общества в корне отлича­лись друг от друга: Маркс подчеркивал антагонистический характер конфликтов, а Зиммель — его интегративные последствия. Эти различия выражаются в том, что они отдают предпочтение совершенно разным ти­пам высказываний, причем Маркс обращается к усло­виям, которые могли бы разрешить конфликт, а Зим­ меля интересует, при каких условиях может измениться острота конфликта. Кроме того, Маркса жизненно ин­тересовали социально-структурные причины конфлик­та, тогда как Зиммель стремился сосредоточить свое внимание на форме и последствиях только что начав­шегося конфликта, ограничиваясь при этом неопреде­ленными ссылками на «борьбу инстинктов».

Сравнивая Маркса и Зиммеля, мы в равной мере заинтригованы тем обстоятельством, что все их высказывания, насколько можно обнаружить, противоречат, друг другу. Например, с одной стороны, Зиммель доказывал, что чем яснее цели, преследуемые участниками конфликта, тем более вероятно, что конфликты можно считать просто средствами для достижения цели, при­ чем в конфликте обе группы, пытаясь избежать той высокой цены, которую приходится платить за острые или насильственные конфликты, будут вынуждены искать компромиссов и других альтернативных средств. С дру­гой стороны, Маркс доказывает нечто прямо противо­положное, когда утверждает, что как только социаль­ный класс осознает свои истинные интересы (а следо­вательно, получает ясное представление о своих целях), то в этом случае насильственный конфликт становится;в высшей степени вероятным. Расхождение этих выска­зываний, по-видимому, проистекает из-за различия принятых авторами допущений, ибо Маркс допускает, что острый конфликт—это неизбежное и неотвратимое свойство социальных систем и их изменений, тогда как Зиммель просто допускает, что конфликт — это просто один и тот же процесс, меняющий свою остроту и имеющий разные последствия в том или ином социальном целом..

В какой-то мере современная теория конфликта по­пыталась объединить многообещающие особенности как схемы Маркса, так и схемы Зиммеля; однако даже пос­ле того, как это было выполнено, современные теорети­ки с гораздо большим энтузиазмом стремились принять допущения и суждения либо одного, либо другого из этих мыслителей. Такая избирательность привела к то­му, что в современной социологической теории сложи­лось два основных направления, которые вдохновлялись либо Марксом, либо Зиммелем: 1) диалектическая тео­рия конфликта и 2) конфликтный функционализм. Ча­ще всего считается, что именно эти направления обес­печат «новые» альтернативы функциональной социоло­гической теории, а следовательно, и более адекватное решение поставленной Гоббсом проблемы порядка: как и почему возможно общество?

6. Дж.Тернер. Диалектическая теория конфликта: Ральф Дарендорф

Ральф Дарендорф постоянно доказывал, что схема Парсонса„ как и функционализм, в целом, создает слиш­ком гармоническое, интегративное и статичное пред­ставление об обществе. Несмотря на то что, как счи­тается, общество имеет «два облика»—облик всеобще­го согласия и облик конфликта—Дарендорф настаивает на том, что сейчас наступило время начать иссле­дование «безобразного облика» общества и отказаться от утопической картины общества, созданного функцио­нализмом. Чтобы покончить с утопиями, Дарендорф со­ветует:

«В будущем концентрировать внимание не только на конкрет­ных проблемах, но и на таких, которые можно объяснить только с точки зрения напряженности, конфликта и перемен. Возможно, этот второй облик общества в эстетическом отношении окажется далеко не столь приятным, как социальная система, однако, если бы вся социология должна была отыскивать легкий путь к утопическому спокойствию, вряд ли это окупило бы наши усилия»'.

Следовательно, чтобы избежать утопии, требуется, чтобы одностороннюю функциональную модель замени­ла односторонняя конфликтная модель. Несмотря на то что Дарендорф не считает эту перспективу конфликта единственным обликом общества², все же она является необходимым дополнением, которое восполнит преж­нюю неадекватность функциональной теории. Именно из этого теоретического призыва возникает модель диа­лектической перспективы конфликта, которая, как про­возглашает Дарендорф, больше соответствует тому, что происходит в мире, чем функционализм, и, следователь­но, служит единственным выходом из утопии. В своем анализе Дарендорф никогда не забывает отметить, что в социальных системах, совершенно очевидно, помимо конфликтов, происходят и другие процессы и что даже те конфликтные явления, которые он предлагает из­ учить, не исчерпывают всего многообразия общественных конфликтов. Однако, высказав все это, Дарендорф затем приступает к такому исследованию, которое, по-видимому, противоречит этой характеристике, ибо в нем постоянно подразумевается, что данная конфликтная модель представляет собой более всеобъемлющую «тео­рию» общества, обеспечивающую более адекватное решение поставленной Гоббсом проблемы порядка.

Представления Дарендорфа об общественном порядке³

Согласно Дарендорфу, институциализация связана с созданием «императивно координированных ассоциа­ции» (в дальнейшем обозначаемых как ИКА), которые не имеют строгих критериев для своего определения и представляют собой хорошо различимую организацию ролей. Для этой организации характерны отношения власти, причем некоторые комплексы ролей обладают властью подчинять себе другие комплексы. Несмотря на то, что высказывания Дарендорфа по этому вопросу несколько неясны, очевидно, что любую социальную единицу — от небольшой группы или учреждения до сообщества или общества в целом — можно в интересах исследования рассматривать в качестве ИКА, если в организации ролей существует явное дифференцирован­ное распределение власти. Следовательно, несмотря на то что власть обозначает насилие одних над другими, в ИКА эти отношения власти стремятся стать узаконенными; следовательно, их можно рассматривать как отно­шения авторитета, где некоторые подразделения имеют «общепризнанное» или «нормативное» право властво­вать над другими⁴. Таким образом, по представлению Дарендорфа, «общественный порядок» поддерживается при помощи процессов, создающих отношения автори­тета в различных типах ИКА, существующих в каждом слое социальных систем.

Однако в то же время власть и авторитет — весьма дефицитные ресурсы, за которые идет борьба и конку­ренция между подгруппами вышеназванных ИКА и ко­торые, следовательно, служат главными источниками конфликтов и перемен в этих ннституционализированных образцах. Этот конфликт в конечном итоге служит отражением того, каково отношение к авторитету раз­личных кластеров ролей в ИКА, так как «объективные интересы» той или иной роли находятся в прямой за­висимости от того, пользуется ли та или иная роль ав­торитетом, обладает ли она властью над другими ро­лями.

Однако, несмотря на то, что разные роли в ИКА в разной мере пользуются авторитетом, в любой конкрет­ной ИКА можно выделить два основных типа ролей— правящих и управляемых, причем правящие комплексы «заинтересованы» в сохранении status quo, а управляемые—в перераспределении власти, или авторитета. При определенных условиях осознание этой противоположности интересов возрастает, и вследствие этого ИКА поляризуется на две конфликтные группы, каждая из которых отныне сознает свои объективные интересы, которые затем вступают в конкуренцию с авторитетом. «Решение» этой конкуренции или конфликта влечет за собой перераспределение авторитета в ИКА, превра­щая конфликт, таким образом, в источник социальных изменений в социальных системах. В свою очередь пере­ распределение авторитета представляет собой институционализацию нового комплекса правящих и управляе­мых ролей, при определенных условиях поляризующихся на две группы интересов, которые снова начинают конкурировать друг с другом в борьбе за авторитет, Итак, социальная действительность служит прообразом этих бесконечно повторяющихся конфликтов по поводу авторитета в различных типах ИКА, из которых состоит социальная система. Иногда конфликты в различных существующих в обществе ИКА частично накладывают­ся друг на друга, что приводит к крупным конфликтам, охватывающим большие сегменты общества, тогда как в другое время и при других условиях эти конфликты ограничиваются рамками конкретной ИКА.

Представление об институционализации как о цикли­ческом или диалектическом процессе привело Дарен­дорфа к исследованию только некоторых ключевых причинных отношений: 1) принимается, что конфликт — это неотвратимый процесс, возникающий из-за проти­воположности сил, действующих в социально организо­ванных структурах; 2) подобный конфликт ускоряется или замедляется благодаря ряду опосредующих структурных условий, или переменных; 3) «решение» конф­ликта в какой-то момент времени создает такое состояние структуры, которое при определенных условиях с неизбежностью приводит к дальнейшим конфликтам противоборствующих сил.

По Марксу, источник конфликта в конечном итоге находится гораздо глубже, чем культурные ценности и в институты, которые представляют собой надстройку. В самом деле, динамика общества обнаруживается в его «внутренней структуре», где дифференцированное распределение собственности и власти с неизбежностью вызывает ряд следующих друг за другом событий, ко­торые при определенных условиях приводят к револю­ционному классовому конфликту. Дарендорф, несмотря на то, что он часто заимствует терминологию Маркса по поводу власти и угнетения в социальных системах, в действительности полагает, что источник конфликта совершенно иной, а именно — институциализированные отношения авторитета в ИКА. Такая позиция сильно отличается от позиции Маркса, который считает, что подобные отношения авторитета—это просто «над­стройка», которая, в конце концов, будет разрушена ди­намичными конфликтами, происходящими на более глубоких уровнях, чем институциализированные структуры. Хотя Дарендорф и признает, что на отношения авторитета оказывают влияние господствующие группы ИКА, и часто ссылается на такие вещи, как «фактуальный субстрат», источником конфликта при ближайшем рас­ смотрении все же становятся ролевые отношения уза­коненного авторитета в ИКА. Этот отказ подчеркивать вслед за Марксом «внутреннюю институциональную структуру» вынуждает Дарендорфа отыскивать источ­ник, конфликта в тех самых отношениях, которые — хотя и временно — интегрируют ИКА. Быть может, сам по себе этот перенос ударения весьма желателен, по­скольку Дарендорф открыто признает, что власть лишь отчасти является отражением отношений собственности. Однако вскоре станет совершенно очевидно, что пред­ставление о власти только как об авторитете может привести к аналитическим проблемам, которые легко могут оказаться столь же трудными, как и те, что воз­никают в полемически заостренной модели Маркса.

Хотя и Дарендорф, и Маркс делают ударение на различных источниках конфликта, в их моделях обна­руживается, что к конфликту и реорганизации социаль­ной структуры приводит аналогичная причинная цепь событий: отношения господства и подчинения ведут к «объективной» противоположности интересов; осозна­ние угнетенными этой внутренней противоположности интересов происходит при определенных условиях; при других условиях это новообретенное сознание приводит к созданию политической организации, а затем — к по­ляризации угнетенных групп, которые впоследствии вступают в конфликт с господствующей группой; в ре­зультате конфликта будет провозглашена новая форма социальной организации; в ней сложатся отношения господства и подчинения, которые повлекут за собой другие события, ведущие к конфликтам, а затем — к из­менению форм социальной организации.

Опосредующие условия, влияющие на эти процессы, выделяются Дарендорфом только по отношению к фор­мированию угнетенными осознания противоположности своих интересов, политизации и поляризации, угнетен­ных в конфликтную группу, а также по отношению к итогам конфликта. Остается не выясненным, при каких опосредующих условиях институциализированные фор­мы создают господствующие и подчиненные группы, а эти последние могут стать примером противоположности интересов - наверное, потому, что они заложены в при­роде институциализация или ИКА и, следовательно, не нуждаются в объяснении <…>

<...> Аналитические категории модели Дарендорфа самостоятельно не перечисляются, потому что они совпадают с такими же категориями модели Маркса

Становится совершенно очевидным, что эмпирические категории Дарендорфа очень сильно отличаются от эмпирических категорий Маркса. Однако форма анализа во многом остается той же самой, так как каж­дый из них полагает, что вопросы эмпирических условий социальной организации, того, как эта организация превращается в отношения господства и подчинения и создает противоположность интересов, не являются проблематичными и не нуждаются в причинном анали­зе. Согласно и Марксу, и Дарендорфу, причинный ана­лиз начинается с разработки условий, которые приводят к росту классового сознания (Маркс) или к осознанию квазигруппами своих объективных интересов (Дарендорф); затем анализ переключается на создание полити­зированного класса «для себя» (Маркс) или подлинной «конфликтной группы» (Дарендорф); наконец, особое внимание обращается на возникновение конфликта меж­ду поляризованными и политизированными классами (Маркс) или конфликтными группами (Дарендорф).

Критика модели диалектического конфликта

Проблемы причинного анализа

Самая заметная критика причинных представлений Дарендорфа исходит от Петра Вейнгардта⁵, который доказывал, что, отклоняясь от Марксовой концепции «внутренней структуры» противоположных интересов, находящейся в основании культурных и институциональ­ных надстроек, созданных правящими классами, Дарен­дорф расплачивается за это тем, что теряет возможность выполнить подлинно причинный анализ конфликта и, следовательно, выяснить, каким образом изменяются формы социальной организации. Эта критика ставит вопросы, напоминающие о сходстве функционализма Дарендорфа и Парсонса: неужели конфликт возникает из легитимизированных отношений авторитета между различными ролями в ИКА? Неужели та же самая структура, которая создает интеграцию, производит и конфликт? Хотя схема Маркса сталкивается с эмпири­ческими проблемами, причинный анализ не ставит перед ней аналитических проблем, так как источник конф­ликта — противоположность экономических интересов — четко отделяется от институциональных и культурных учреждений, поддерживающих временный порядок - социальную надстройку. Дарендорф, однако, затуше­вывает это различие и, таким образом, попадает в ту же самую аналитическую западню, которую он приписывал функциональной теории: изменение, вызывающее конфликт, таинственным образом должно возникать из легитимизированных отношений в социальной системе.

Пытаясь избежать этой аналитической ловушки, Дарендорф часто делает свой причинный анализ весь­ма запутанным. Единственная задача, которую пытается решить Дарендорф, состоит в том, чтобы доказать, что многие роли имеют также и дезинтегрирующий ас­пект, потому что они олицетворяют противоположность интересов тех, кто их исполняет. Эта противоположность интересов отражается в конфликте ролей, который, по-видимому, сводит все спорные вопросы ролевой напряженности и конфликта к дилеммам, создаваемым объ­ективной противоположностью интересов,—что, конеч­но, является весьма сомнительным утверждением, спра­ведливым лишь для определенного периода времени.

Уравнивая интересы и ролевые экспектации (ожидания), Дарендорф, по-видимому, должен был бы пред­ положить, что все институционализированные образ­цы, или ИКА, обнаруживают два противоположных ряда ролевых экспектации — либо подчиняться, либо воз­мущаться, а «актеры» должны «решать» сами, каким экспектациям они будут следовать. По-видимому, акте­ры «хотят» понять свои «объективные интересы» и, следовательно, восстают против ролевых экспектации, возлагаемых на них господствующей группой. Эта за­ дача заставляет модель Дарендорфа сводить происхож­дение конфликта к желаниям, воле и чувствам отдель­ного человека или группы - редукционистский импера­тив, который Дарендорф наверняка бы отверг, если бы он не был столь очевидно продиктован его собственны­ ми причинными представлениями.

Многие из этих проблем можно было бы преодолеть, если бы Дарендорф обеспечил ряд суждений существования и отношений, которые показали бы, при каких условиях легитимизированные отношения ролей в ИКА создают дихотомическое разделение отношений авторитета на отношения господства и подчинения. Просто допустить, что дело обстоит именно так, - значит уклон­иться в своей аналитической схеме от критической причинной цепи. Необходимые предложения такого рода, или, как их оценивает Дарсндорф, «опосредующие эмпирические условия», являются необходимой частью модели, потому что без них остается непонят­ным, как впервые возникают различные типы авторите­та, насилия и угнетения, которые затем приводят к конфликту. Допустить, что они возникают непосред­ственно из социальной структуры или являются ее со­ставной частью,—значит отказаться от постановки важного в теоретическом отношении вопроса о том, ка­кие типы авторитета и в каких типах ИКА приводят к таким-то и таким-то типам господства и подчинения, которые, в свою очередь, ведут к различным типам про­тивоположных интересов и конфликтов. Таков круг явлений, который следует концептуализировать в каче­стве переменных, и включить в причинные цепи диалек­тической модели конфликта. <….>

Трудно поставить перед собой такую задачу, но это позволило бы Дарендорфу отчасти избежать следующих наиболее типичных критических упреков в адрес своих причинных представлений⁸: 1) не только конфликт вызывает изменение социальной структуры, но и изменения структуры служат причиной конфликта (при условиях, которые требуется определить); 2) конфликт не всегда приводит к изменениям (а лишь при некоторых усло­виях, которые требуется определить гораздо детальнее, чем это сделано в исходном исследовании Зиммеля); 3) конфликт может задержать изменения (и вновь тре­буется определить, при каких условиях). Если эти усло­вия просто входят в состав причинных представлений, то теория конфликта просто фиксирует довольно оче­видный факт—то, что изменения происходят,—и не дает ответа на вопросы теоретического характера—по­ чему, когда и где они происходят.

Несмотря на неопределенность своего причинного анализа, Дарендорф все же систематически пытается выяснить, какие «опосредующие эмпирические условия» вызывают превращение «квазигрупп» в «конфликтные группы», а также какие условия влияют на остроту конфликта (причастность к нему членов группы), его насильственный характер (степень регуляции), степень и темп структурных изменений, вызванных конфликтом. Если выражаться более формализовано, Дарендорф выделяет три типа опосредующих эмпирических условии: 1) «условия организации», которые влияют на трансформацию латентных квазигрупп в явные конф­ликтные группы; 2) «условия конфликта», которые определяют форму и остроту конфликта; 3) «условия структурных изменений», которые оказывают влияние на характер, темпы и глубину изменений социальной структуры.

Таким образом, в теоретической схеме получили яв­ное признание следующие переменные: 1) степень сформированности конфликтных групп, 2) степень остро­ты конфликта, 3) степень его насильственности, 4) сте­пень изменения социальной структуры, 5) темпы подоб­ных изменений. Для тех критических замечаний, кото­рые будут приведены ниже, большое значение имеет следующее обстоятельство: такие понятия, как, напри­мер, «ИКА», «законность», «авторитет», «насилие», «господство» и «подчинение», не определены экспли­цитно, как переменные, для которых требуется огово­рить, какие условия влияют на их изменения. Скорее эти понятия либо просто определяются, а потом и связываются друг с другом с точки зрения частичного совпадения их определений, либо излагаются в виде допущений относительно природы социальной реаль­ности.

По отношению к тем явлениям, которые концептуализируются в качестве переменных, высказывания Дарендорфа, по-видимому, являются разработкой высказываний, развиваемых Марксом (см. табл. 1), как это видно из табл. 5.

Таблица 5

ПОЛОЖЕНИЯ СХЕМЫ ДАРЕНДОРФА

I. Чем больше члены квазигрупп в ИКА могут осознать свои объективные интересы и образовать конфликтную группу, с тем большей вероятностью произойдет конфликт.

А. Чем больше будет собрано «технических» условий органи­зации, тем вероятнее образование конфликтной группы.

1. Чем больше в квазигруппах будет создано руководящих кадров, тем вероятнее, что образуются все «техниче­ские» условия организации.

2. Чем более кодифицирована идея системы, или хартия, тем вероятнее, что сложатся все «технические» условия организации.

Б. Чем шире будет круг «политических» условий организации, тем вероятнее, что образуется конфликтная группа.

Чем больше господствующие группы разрешают организацию противоположных им интересов, тем выше вероят­ность того, что будут собраны все «политические» усло­вия организации.

В. Чем больше можно собрать «социальных» условий органи­зации, тем выше вероятность образования конфликтных групп.

1. Чем больше у членов квазигрупп возможностей общаться друг с другом, тем больше вероятность того, что сложатся все «социальные» условия организации.

2. Чем больше новых членов могут иметь структурные образования (например, родство), тем выше вероятность того, что сложатся все «социальные» условия организации.

II. Чем больше соберется «технических», «политических» и «со­циальных» условий организации, тем острее конфликт.

III. Чем больше распределение авторитета связано с распределе­нием других вознаграждений (наложение), тем острее» конфликт.

IV. Чем меньше мобильность между господствующими и подчи­ненными группами, тем острее конфликт.

V. Чем меньше складывается «технических», «политических» и «социальных» условий организации, тем более насильственный характер приобретает конфликт.

VI. Чем больше обнищание угнетенных, связанных с распределением вознаграждений, переключается с абсолютного ба­зиса на относительный, тем более насильственным является конфликт.

VII. Чем меньше конфликтные группы способны приходить к согла­шениям, тем более насильственным является конфликт.

VIII. Чем острее конфликт, тем больше он вызовет структурных изменений и реорганизаций. IX. Чем более насильственным является конфликт, тем выше тем­пы структурных изменений и реорганизаций.

Эти высказывания по своему содержанию и форме исходят из наследия Маркса и с точки зрения эксплицитности представляют собой значительное усовершен­ствование по сравнению с функциональными формули­ровками, в которых бросается в глаза отсутствие си­стематической взаимосвязи предложений. Кроме того, в заслугу Дарендорфу можно поставить его попытки действительно придать своим высказываниям система­тическую форму (в разумных пределах)—трудная задача, которую не слишком часто удавалось выпол­нить социологам-теоретикам. Однако даже, несмотря на то, что эта инвентаризация предложений представляет собой весьма многообещающую попытку, против этой схемы был выдвинут ряд критических замечаний, обзор которых следует здесь привести с тем, чтобы учесть предлагаемые ими усовершенствования.

Одним из самых очевидных недостатков развиваемо­го Дарендорфом направления является неудача всех его попыток представить основные понятия в качестве переменных. В этом отношении наибольшее внимание обращают на себя понятия авторитета, господства— подчинения и интереса. Так как конфликт в конечном итоге возникает из легитимизации отношений автори­тета, то довольно удивительно, что это понятие не счи­тается таким переменным, минимальное значение кото­рого изменяется благодаря изменениям таких свойств, как острота, размах и узаконенность. Дарендорф, ско­рее, предпочитает уклониться от этой проблемы:

«В этом исследовании мы даже не будем пытаться создать ти­пологию авторитета. Однако здесь повсеместно допускается, что су­ществование господства и подчинения—это общая черта всех воз­можных типов авторитета и всех возможных типов ассоциации и организации»"»

Типология авторитета могла бы дать некоторые ука­зания относительно изменения состояний авторитета и связанных с ним понятий—обстоятельство, которое Дарендорф, по-видимому, предпочитает игнорировать, просто доказывая, что всякий авторитет подразумевает господство и подчинение, которые в свою очередь при­дают ему дихотомическую структуру, необходимую для его диалектической теории конфликта интересов. Он отказывается размышлять над тем, в каких типах авто­ритета можно обнаружить, что такие-то и такие-то со­стояния переменных приводят к таким-то и таким-то типам изменений господства и подчинения, которые и свою очередь служат причиной того, что такие-то пере­менные типы противоположных интересов приводят к таким-то переменным типам конфликтных групп. Таким образом, только при помощи допущений и определений Дарендорф связывает между собой основные перемен­ные, которые находятся в причинной зависимости друг от друга, так же, как и от других величин, которые в его схеме эксплицитно являются переменными: степень кон­фликта, степень остроты конфликта, степень его насильственности, степень и темпы изменений. На самом же деле очень вероятно, что именно эти, не выраженные в виде переменных свойства — авторитет, господство, ин­тересы—оказывают не менее серьезное влияние на та­кие эксплицитно сформулированные в его схеме пере­менные, как «опосредующие эмпирические условия», ко­торые Дарендорф предпочитает выделить особо. Кроме того, как отмечалось выше, понятия авторитета, господ­ства—подчинения и интересов, если рассматривать их в качестве переменных, требуют своих собственных «опосредующих эмпирических условии». В спою очередь эти условия могут иметь влияние на иные, следующие за ними условия, подобно тому как «условия организа­ции», согласно схеме, влияют на последующую остроту и насильственный характер конфликта.

Невнимание к этим вопросам очень сильно снижает предсказательную ценность модели Дарендорфа; более того, оно в значительной мере превращает его модель в тавтологию. Оказывается, появление конфликтных групп следует из определения ИКА как дихотомических структур авторитета, образованных противоположностью интересов. Эту тавтологию легче переносить благодаря тому, что Дарендорф вводит понятие квазигрупп (чле­нов ИКА), еще не осознавших своих истинных интере­сов), которые при определенных «условиях организации» приводят к образованию настоящих конфликтных групп. Однако введение этого подразделения просто затягивает решение вопроса о том, как возникли противоположные квазигруппы—вопроса, на который Дарендорф должен был бы ответить так: по определению, с помощью допу­щений. Вместо этого он предпочитает следующий ответ: «Что касается… суждения, то я полагаю, что суждение относительно дихотомии положений авторитета в им­перативно координированных ассоциациях не является ни допущением, ни эмпирической гипотезой, но аналитическим суждением». Однако именно «аналитический характер суждения» в этом контексте остается неясным, хотя, по-видимому, эти слова позволяют избежать вы­ вода о том, что большая часть всех его высказываний по поводу образования конфликтных групп — не более чем новая формулировка его определений и допущений, относящихся к ИКА и обществу.

Эти критические замечания наводят на совершенно очевидное решение — концептуализировать в качестве переменных явлений ИКА законность, авторитет, гос­подство—подчинение и интересы и попытаться сформу­лировать «опосредующие эмпирические условия», влияю­щие на их изменения. Расширяя таким образом пере­чень положений, можно было бы свести до минимума неопределенность причинных представлений и сделать специальные суждения менее тавтологичными. Подоб­ная перестройка позволила бы также отсечь довольно широкий круг диалектических допущений (которые вряд ли изоморфны всей реальности) и обратиться к теоретическому (а отнюдь не философскому) вопросу: при каких условиях ИКА создают легитимизированные от­ ношения авторитета, которые производят четкие отно­шения господства и подчинения, ведущие к резкой противоположности интересов? Вместе с предваритель­ным ответом Дарендорфа на следующий вопрос: при каких условиях возникают конфликтные группы и какие конфликты и изменения они вызывают? — эти дополнительные высказывания, а также высказывания, имею­щие форму обратных им предложений, обеспечили бы серьезный теоретический прогресс в решении конечного теоретического вопроса—«как и почему возможно об­щество».

Методологические проблемы

Дарендорф, как это явствует из его анализа классо­вых конфликтов в индустриальном обществе, озабочен тем, чтобы обеспечить формальные определения глав­ных понятий и наметить операциональное решение во­проса об их применении в конкретных эмпирических ситуациях. Кроме того, включение, по крайней мере, нескольких понятий в эксплицитный перечень предло­жений (хотя и неполный) приводит к тому, что схема, по-видимому, начинает легче поддаваться проверке и опровержению.

Однако остается ряд методологических проблем, одна из которых связана с тем, что этим понятиям даны чрезмерно общие определения. Несмотря на то, что эти определения формализованы, они зачастую носят на­столько общий характер, что их можно применять ad hoc и ex post facto, притом к таким разнообразным явлениям, что в их непосредственной полезности для создания и проверки теории можно усомниться. Напри­мер, власть, законность, авторитет, интересы, господ­ство, даже конфликт определены настолько широко, что примеры, подтверждающие эти понятия, можно обнару­жить почти в любой эмпирической ситуации, какую за­хочет выбрать Дарендорф, - стратегия, которая обес­печивает подтверждение его допущений относительно общественной жизни, но препятствует эмпирическому исследованию этих допущений. Выше этой проблеме уже придавалось особое значение, причем при ее об­суждении отмечалось, что Дарендорф, по-видимому, не­охотно рассматривает в качестве переменных свои основные понятия, как, например, авторитет и господ­ство. Если бы эти понятия были концептуализированы таким образом, исследователям было бы легче «иметь с ними дело» эмпирически, поскольку суждения, опре­деляющие их переменные состояния, более точно уста­навливали бы, какие явления обозначены этими поня­тиями. Дарендорф редко оказывает эту услугу, предпо­читая уклоняться от всяких типологий; и даже в тех случаях, когда понятия определяются им как перемен­ ные, Дарендорф избегает этого вопроса при помощи таких вот утверждений: «Острота конфликта варьирует в определенной шкале (от 0 до 1)». Если к этому вы­сказыванию добавить формальное определение остроты конфликта как «затрат энергии и степени вовлеченность в конфликт конфликтующих сторон», то исследо­ватели-эмпирики получают несколько операциональных указаний относительно того, как можно измерять такое понятие. Если бы эти определения были хотя бы в ми­нимальной степени дополнены несколькими примерами наиболее важных точек на шкале от «О до I», то поня­тия и предложения этой схемы легче было бы подверг­нуть эмпирическому исследованию. Но, судя по тому, как даются определения в настоящее время, Дарендорф делает то же самое, за что он так резко критиковал Парсонса: он применяет понятия ad hoc и ex post facto с тем, чтобы дать такую интерпретацию прошлых со­бытий, которая подтвердила бы всю схему в целом. Чем больше внимания уделил бы Дарендорф тому, что­ бы обеспечить операциональные определения, которые a priori сообщили бы понятиям, входящим в состав предложений, способность предсказывать будущие со­бытия, тем плодотворнее была бы вся его теоретическая инициатива.

Другая методологическая проблема, связанная с этой схемой, возникает из-за тавтологического характера всего теоретического направления в целом. В той мере, в какой предложения схемы истинны больше по опре­делению, чем по выведению, в той же мере вся теоре­тическая схема является неопровержимой — даже в принципе—и, следовательно, приносит мало пользы со­зданию научной теории. До тех пор пока дихотомиче­ское разделение отношений авторитета на господство и подчинение, приводящее к объективной противополож­ности интересов, входит в состав определения социаль­ной действительности, до тех пор трудно усмотреть, из чего следует образование конфликтных групп и возникновение открытого конфликта, если не из их определе­ния — и это несмотря на то, что существуют специаль­ные наукообразные предложения относительно «опосредующих эмпирических условий», которые «вызывают» появление подобных конфликтов. Как уже было замечено выше, эта опасность тавтологии может быть скор­ректирована, если центральные понятия, как, напри­мер, «законность», «авторитет», «господство — подчи­нение» и «интересы», будут концептуализированы в ка­честве переменных, причем будет подготовлен пробный перечень «опосредующих эмпирических условий», влияющих на их изменения.

В общем, схема Дарендорфа ставит перед исследо­вателями-эмпириками ряд проблем. Нечто подобное можно сказать о большинстве теоретических направле­ний в социологии; само по себе это еще не самое серьез­ное обвинение. Однако в схеме Дарендорфа эти мето­дологические проблемы, оказывается, могут быть све­дены до минимума при помощи самых незначительных добавочных усилий. Вероятно, по мере того, как будут производиться эти исправления, направление диалекти­ческого конфликта предложит плодотворный стратеги­ческий план создания социологической теории <…>

[1] Simmel L. Conflict and the Web of Group Affiliation, p. 38-39

[2] Ibid., p. 45-46.

[3] Ibid., p. 48.

[4] Ibid., p. 50.

[5] Ibid., p. 33.

[6] Ibid., p. 49.

[7] Ibid., p. 43.

[8] Ibid.. p. 66-67

[9] Ibid.. p. 27-28.

[10] Ibid., p. 39.

[11] S i m m e 1. Conflict and the Web of Group Affiliation, p. 18.

[12]Ibid., p. 87—88, 92—93.

[13] Ibid., p. 92.

[14] Ibid., p. 96.

[15] Ibid., p. 93-97.

[16] Ibid., p. 96.

[17] S i m m e 1. Conflict and the Web of Group Affiliation. Glance, p. 43—47.

[18] Ibid., p. 73-7S.

[19] Ibid.. p. 17—18.

[20] Ibid., p. 19.

[21] Ibid., p. 26.

[22] Интерпретация Козера. См.: Coser L. A. The Functions ot Conflict. London, Free Press, 1956,
p. 34-35.

[23] S 1 m m e 1. Conflict and the Web of Group Affiliation, p. 103—149.

[24] Ibid., p. 104.