Фёдор верил и не верил. Закрались какие-то сомнения: «С чего это дитё недоношенное? Тяжёлого Ульяна не поднимала, не надрывалась». На этом и закончился диапазон его размышлений

А дитё, укутанное тёплыми пелёнками и уложенное в мягкую подушку, явно не было курносым, зато прехорошеньким. Будто и не Фёдора. Назвали в честь бабушки Яринкой. Ярысей её назвала Ульяна. Фёдор по-русски: Ириной, а подросла – то Иркой. И не лежала у него душа к недоношенке. Зато Ульяна всю свою любовь отдавала Ярысе, как Наташе. Оберегала от холода, от того, чтоб никто из старших её не обидел… Тут был полный апофеоз любви матери. «Куда теперь уйдёшь от лысого с четырьмя детьми? И красота слиняла, и детей куча. Кому нужна? Боже мой! Петля на шее стягивается всё уже и уже»

А тут ещё и батько всегда ей советовал – ярый апологет дореволюционного времени: «Живи, Ульяна, с Фёдором. Мужик он хоть и недалёкий, но не пьющий, любит тебя, сам чернорабочий. Одевайся попроще, сбрось яркую украинскую одежду. Вон и наших хлопцев стали одевать, как русских: поснимали вышитые рубашки да свитки, чтоб не выделялись среди других. Пусть все трое учатся: так требует время и власть. У них мабуть (наверное) будет другая дорога. Вон Василь Марийкин пошёл в торговлю. Начальник хоть и небольшой, но не падает духом. Постепенно возьмёт своё трудом и упорством…

Но дорого заплатила Ульяна за Ярысю. Ворвалась буря, как торнадо, как смерч. Как-то она с мужем была на покосе. Гребла сено. На её даже незначительное едкое слово, тот ударил жену кулаком в лицо, перебив переносицу. А почему бы не избить? Кругом ни души… Бей в лицо, в живот… Свидетелей нет… Это была самая высокая точка любви, достигла апогея.

Шла кровь, плакала Ульяна, ещё не зная, что на всю жизнь потеряла свой греческий, исключительно красивый нос. И стала не то курносой, не что-то наподобие этого. Так и не увидела ты, моя голубушка, сказочную страну, эльдорадо, страну золота и богатства, страну горячей любви…

Фёдор тогда бросился перед нею на колени, целовал ей руки и ноги, просил прощение. Клялся, как и прежде, что никогда не тронет её даже пальцем. Но тот пигмей, недалёкого ума, но с чудным голосом обманул опять её. Сначала ругались из-за нужды, упрямства Ульяны и тупости Фёдора, но драк вроде не было. Однако была ещё одна, правда без увечья. О ней будет сказано выше. Хотя можно сказать и сейчас, что ещё раз бил Фёдор Ульяну из-за Ганьки, за ту, которую Ульяна считала барчучкой, испортившей ей жизнь. «Не родись она – думала Ульяна, – вернулась бы к Савке». Петро клялся, что любил, а сам бросил её, когда случилась беда. А Савка два раза пересекал тысячи километров. И от него у неё уже две дочери… Наташа и Ярыся… Две её голубки, две её ласточки.

Тогда они простились с Савкою навсегда, но изредка переписывались. В 1931 году родился Миша, а в 1932 – Ярыся. А для Ганны всю жизнь была загадка: кто был её отец и отец Ярыси. И только уже, когда была на пенсии в гостях у материного брата Андея, узнала всю правду…