Вторая операция

Вторую операцию перенес на удивление легко. Алексей Вадимович оказался абсолютно прав, я действительно, сам того не подозревая, очень хорошо подготовил тело ко второй операции. Возможно, мне дали большую дозу наркоза, по этому, смогли пробудить ото сна лишь поздно вечером. Врачи разбудили меня, и убедившись что со мной все в порядке, покинули отделение реанимации. После позднего пробуждения я почти всю ночь не мог уснуть. Я вновь слушал мерное попискивание аппарата и вновь всю ночь старался угадать момент, когда аппарат начнет мерить давление. В этот раз, никак не удавалось предчувствовать нужный момент. Но это не мешало всю ночь провести в полудреме.
На следующее утро я буквально скакал на кровати, переживая за тех больных, кто оказался рядом со мной. Дежурные медсестры вышли из палаты, в это время одной больной стало плохо. Реанимационную палату от коридора отделяет стена с большими окнами, чтобы из коридора сразу можно было увидеть, что происходит внутри. Мне нельзя было отрывать голову от подушки. Я и не пытался предпринять подобных попыток, а лишь смотрел в потолок и краем глаза видел окно. Когда уловил коридоре какое-то движение, то стал активно жестикулировать, всячески привлекая внимание. В палату вошел профессор Олюшин. Видать его привлекли мои жесты. Он подошел к моей кровати и произнес. Операция прошла удачно, мы удалили всю опухоль. У вас очень хорошая гистология, поздравляю! Мы вас немного подлечим, и я надеюсь, что в третий раз мы вас здесь не увидим.

В это утро заведующий больницы решил сделать обход. В отделение реанимации он зашел в сопровождении большого штата врачей и девушки-секретаря, которая по истории болезни зачитывала фамилию больного, диагноз и результат операции. До меня доносилось: «Тотально удаление опухоли, Тотальное удаление…, частичное удаление…». Подойдя к моей кровати, секретарь зачитала фамилию и краткую выдержку из истории болезни: «Больной Кузнецов, повторная операция, тотальное удаление. После первой операции было облучение, от химии отказался». Девушка, прочитала об отказе от химии с некоторым смущением. Последнюю фразу она произнесла совсем тихо. Заведующий не расслышал и переспросил:
- Что?
Девушка совсем смутилась, краснея и проглатывая слова, она шепотом произнесла:
- Он, он отказался от химии…
Девушка покраснела, опустив глаза в пол, будто была вынуждена оправдываться за какой-то постыдный проступок. Мне показалось, что это не я, а она сделала то, в чем ей трудно было признаться. Затем секретарь нашлась и бодро продолжила:
- Вчера была повторная операция и тотальное удаление опухоли.
Главврач удовлетворенно кивнул, девушка вздохнула с явным облегчением.
Наконец, заведующий отошел от моей кровати, а секретарша быстро засеменила за ним. Ее нежданная пытка была окончена.

Вскоре меня перевели из реанимации в общее отделение. Через два часа после переезда, я самостоятельно пошел в туалет. Я чувствовал себя не очень уверенно, но от сопровождения жены отказался. Идя по коридору, опираясь на ходули-каталку, нос к носу столкнулся с Виктором Емельяновичем. Он удивленно взглянул на меня, потом произнес:
- Молодой человек, чтобы в третий раз я вас здесь больше не видел!
Он вошел в ординаторскую и закрыл за собой дверь. Я знал, что у профессора очень чуткое сердце, которое он скрывает за напускной строгостью. По этому, мне было приятно слышать эти слова.

В день перевода из реанимации Оля встречала меня возле послеоперационной палаты. Увидев, что со мной все в порядке, ее глаза засияли от счастья, она тихонечко прикоснулась ко мне с легкой дрожью в кончиках пальцев и отошла в сторонку, чтобы дать возможность проехать в палату. Весь день и ночь она была подле меня. Она буквально светилась от счастья.
В тот же вечер мы вышли с ней в коридор. Надо было немного размяться. Мы под ручку прошлись по коридору, и уселись на кресла. Я заглянул Оле в глаза, и тут, из глубины наших душ полилась наша песня: «Летел голубь, летел сизый со голубицей, шел удалый молодец, да с кранной девицей…». Песня словно чистый ручеек птекла из самых глубин наших душ. Я видел, как слова песни хрустальным потоком проистекают из уст моей жены. Увидев хрустальный поток Олиного голоса, я стал вплетать в него золотистые струи своего голоса. Наши губы приблизились словно в поцелуе. Вдруг, наше дыхание стало словно одно на двоих, наши голоса слились и зазвучали с особой глубиной и силой в тончайших переливах души в дивной песне. Когда это произошло, возникло ощущение, будто открылось особое пространство, наполненное хрустально золотым сиянием наших голосов. В этот момент я осознал, что у нас с женой одна душа на двоих. Она разделена в двух телах, и обретает целостность только тогда, когда мы вместе, рядом и идем на одной волне в резонансе. Сегодня вечером нечто в нас распахнулось, дав пролиться чистому свету души. Сейчас мы пели особую песнь, песнь радости и вновь обретенного счастья.
В простых словах русской народной песни оказалось сокрытое самое главное. – Это и любовь, и благодарность к Творцу, и радость жить, и упоение от чистой незамутненной любви. Этой песней мы благодарили Бога за Его величайший дар - наши страдания. Ведь именно страдания позволили скинуть все лишнее и ненужное, убрать шелуху чужих слов и понятий. Словно приоткрылась щелочка в амбразуре из скреп наших умов. Очищение страданием позволило засиять нашим душам.
Пока мы пели, из палат потихонечку стал выползать народ. Песня нашей с Олей души их словно зачаровала. Они робко стояли и слушали у дверей своих палат. Видать боялись спугнуть. Потом нас еще просили попеть, но такая песнь бывает только лишь раз. Души не раскрываются по заказу…

Я очень быстро пошел на поправку, через несколько дней я уже легко ходил по коридору и даже на улицу. Словно и вовсе не было операции.

После того, как мне сняли швы, я вновь стал активно натирать голову перекисью водорода, ведь мой практический опыт уже показал, что она помогает полностью убрать шрамы. К тому же, после нее, голова проясняется и становится легче.

Уже перед самой выпиской ко мне подошел Ростовцев и заговорил: «В прошлый раз вы совершили ошибку, отказавшись от химии, по этому, вы опять здесь. Пожалуйста, выполните все наши предписания, заново пройдите и облучение, и химию. И больше не совершайте подобных ошибок».

«Интересно», - думаю, - «врачи собственными руками копались в моей голове, и им удалось сделать то, что в прошлый раз не удалось – полностью отделить опухоль от мозолистого тела. К тому же, врачи получили результат гистологического анализа. А в нем говорится, что опухоль перешла из третьей степени злокачественности, во вторую. Это означает, что опухоль из злокачественной превратилась в доброкачественную».
Чтобы не быть голословным, даю заключение из выписного эпикриза:
«Гистологическое заключение: Олигоастроцитома, степень анаплазии – 2. Учитывая данные гистологического заключение от предыдущей операции и быстрый продолженный рост у больного, имеет место анапластическая олигоастроцитома, степень анаплазии -3. В связи с чем, рекомендуем пройти полный курс облучения и химиотерапии».
Неужели они не поверили своим собственным глазам и гистологии? Наверное, они просто перестраховались, ведь врачи этой клиники искренне переживают за всех своих подопечных, и твердо уверенны в том, что химия мне жизненно необходима. Но, мой случай явно выбился из общей статистики их многолетней практики. А статистика такова, что, при каждой последующей операции, степень злокачественности возрастает. А сейчас, все оказалось наоборот. Как однажды выразился остеопат, такой случай бывает лишь один на миллион, это все равно, что крупно выиграть в лотерею. Но это была не лотерея, а битва за жизнь.
Тут снова вспомнил слова Александра Георгиевича: - «Результат – критерий истины». А это значит, что выбор довериться телу, который совершил год назад, оказался для меня единственно верным решением. Теперь осталось лишь восстановить тело после второй операции и вернуться к повседневным делам, но с новым пониманием жизни. «Иногда, правильность выбора подтверждается тем, что тот же выбор приходится свершать дважды» ( Пифия, фильм «Матрица»).

Я ничего не ответил Дмитрию Михайловичу, а лишь смотрел в его ясные голубые глаза и улыбался в ответ его лучезарной улыбке. Впереди меня ждет иммунотерапия, на которую возлагаю большие надежды. Она сможет помочь телу окончательно расправиться с болезнью, чтобы та больше никогда не вернулась.

Иммунотерапия помогает телу увидеть раковые клетки и начать с ними бороться. Для этого у пациента берут пробу опухоли и кровь из вены. Из них выделяют антитела, которые помогают телу «увидеть» новообразования. Сыворотка хранится не более суток и ее вводят подкожно. Думаю, что иммунотерапия действует гораздо лучше, чем химия, и без последствий для тела.

Впереди самое сложное, – встать на ноги, в прямом и переносном смысле этого слова.