Отцы» и «дети» и метафора слепоты в трагедии В. Шекспира «Король Лир»

Шекспир на то и Шекспир, что ставит так называемые «проклятые» вопросы, которые всегда будут современны и одинаково значимы. Никогда не устаревают любовь отца к дочери и любовь сына к отцу. Обратное также верно: нелюбовь дочерей к отцу, нелюбовь отца к сыну. Родительская, дочерняя и сыновняя любовь (или нелюбовь) – вот тема трагедии на все времена.

У короля Лира три дочери. Он больше всех любит младшую Корделию, но хочет осчастливить всех трех, разделив свое королевство и вручив бразды правления дочерям, а также их высокородным мужьям. Корделии он задумал отдать лучшую часть королевства.[10]Впрочем, прежде король Лир приказывает дочерям рассказать публично, как сильно они любят отца.

Этот приказ, само собой разумеется, старческая блажь, очевидное проявление старческого маразма. К тому же дочери поставлены в двусмысленное положение, поскольку слова любви к отцу они должны произнести в присутствии своих женихов, которые ждут от невест приданого. Цена ошибки слишком высока: если дочери не найдут нужных слов, король и отец отсечет от их приданого часть земель или богатств, так что женихи могут и не взять дочерей короля Лира в жены. Между тем король Лир известен своим вздорным характером, неожиданными вспышками гнева; его нрав испортили власть и придворные льстецы. Короче говоря, нужно угодить вздорному старику, чтобы после наслаждаться независимостью и властью, от которых Лир добровольно отказывается в пользу дочерей и их будущих мужей.

Шекспир, придумав эту блестящую и вместе с тем фантастическую завязку трагедии, без сомнения, отлично знает закон любви, которая чаще всего лишена языка, молчалива и целомудренна в своем молчании. Заставить человека выговорить слова любви, обращенные к собственной персоне, мало того что безнравственно, – это абсурдно и опасно, потому что в таких случаях всегда наготове лицемерие, которое успешно рядится в яркие одежды любви, в то время как на самом деле равнодушно и холодно к ближнему, а иногда порождено ненавистью и\или желанием извлечь выгоды. Язык лжи красноречив и цветист. Старшие дочери короля Лира ничуть не удивлены этому безумному требованию отца и короля‑тирана – они послушно исполняют его приказ:

Гонерилья

Моей любви не выразить словами.

Вы мне милей, чем воздух, свет очей,

Ценней богатств и всех сокровищ мира,

Здоровья, жизни, чести, красоты,

Я вас люблю, как не любили дети

Доныне никогда своих отцов.

Язык немеет от такого чувства,

И от него захватывает дух (С. 12–13).

Регана

Отец, сестра и я одной породы,

И нам одна цена. Ее ответ

Содержит все, что я б сама сказала,

С той небольшою разницей, что я

Не знаю радостей других, помимо

Моей большой любви к вам, государь (С. 13).

И лишь младшая дочь Корделия отказывается высказывать дочернюю любовь публично и под властным нажимом. Шекспир опять ставит сущностный вопрос жизни: можно ли заставить человека любить другого, неважно по праву родства или в силу страсти? Парадоксально, что Корделия, в отличие от своих сестер, по‑настоящему любит отца, несмотря на его вздорный нрав и деспотизм на троне и в жизни. Любовь слепа: ты любишь, и всё тут. Любишь не за что‑нибудь, а, скорее, вопреки. Ведь короля Лира по большому счету любить не за что: он просто взбалмошный и глупый старикашка, развращенный безграничной королевской властью.

Понятно, почему король Лир не может силой вырвать из целомудренных уст Корделии слов любви. Напротив, старшим дочерям, не любящим отца и угождающим вздорным приказам короля, ничего не стоит чуть‑чуть помолоть языком, чтобы в результате получить богатое наследство. Одним словом, когда на сцену выступают деньги, любовь прячется за кулисы и исчезает.

Вторая, хорошо известная житейская, но от этого не переставшая быть справедливой мысль Шекспира заключается в том, что подлинная любовь в большинстве случаев будет отчетливо видна только в годину бедствий и испытаний, а никак не в минуты благополучия в окружении придворной роскоши. Любви больше пристало нищенское рубище, нежели королевская мантия.

Корделию король Лир лишает наследства и приданого, отправляет ее в опалу. Король французский берет в жены бесприданницу, разглядев в Корделии золотую душу и ум. Французского короля не сбили с толку лицемерные речи сестер Корделии, и, наоборот, полюбилась гордая сдержанность младшей дочери.

В опалу король Лир отправляет также и благородного графа Кента, верой и правдой много лет служившего королю, – только за то, что тот осмелился вступиться за Корделию, высказать правду и убеждал короля отказаться от безумного поступка добровольно лишить себя власти.

Параллельно в трагедии развивается другой сюжет темы «отцов» и «детей» – сюжет взаимоотношений графа Глостера и его незаконного сына Эдмунда. Незаконный сын не имеет права претендовать на наследство отца‑богача, потому что имеется законный наследник – сын Эдгар, рожденный в законном браке.

Опять в этой ситуации действуют деньги: чтобы их добиться, нужно оклеветать законного брата как раз в том самом, что втайне задумал сам Эдмунд. Во имя своих корыстных целей Эдмунд не гнушается никакими средствами: он показывает отцу подложное письмо, якобы написанное от лица брата, и тот будто бы подговаривает Эдмунда отравить отца и поделить наследство на двоих: «Это почитание старости отравляет нам лучшие годы нашей жизни и отдает деньги в наши руки слишком поздно, когда по дряхлости мы уже не можем воспользоваться ими в свое удовольствие. Я склоняюсь к убеждению, что тиранство стариков – бесполезный предрассудок, властвующий над нами только потому, что мы его терпим. Встретимся и поговорим поподробнее. Если бы отец мог уснуть и не просыпаться, пока я не разбужу его, тебе досталась бы половина его доходов и постоянная любовь твоего брата Эдгара» (С. 31–32).

Как мы видим, Эдмунд в этом вдохновенно придуманном им письме выразил все то, что сам хотел бы сделать, исключая только то, что его не устраивают равные части наследства, ему подавай всё сразу. Он не собирается делиться с братом. Да и отец ему вовсе не нужен. Он только лишняя обуза.

Граф Глостер, отец Эмунда, верит навету и хочет убить предателя сына, рожденного законной женой. Тот бежит от гнева отца. Получается, что законный сын Эдгар, вследствие коварных козней незаконнорожденного брата, теряет все права на наследство. Мало того, в одночасье он превращается в нищего.

Граф Глостер разослал во все стороны изображения сына с целью поймать преступника. Чтобы спасти свою жизнь, Эдгар бредет по дорогам королевства в лохмотьях сумасшедшего дурачка из лондонского Бедлама. Таких безвредных дурачков немало бродило по дорогам Британии, когда лондонский сумасшедший дом закрыли и распустили его обитателей.

В чем причина злоключений Эдгара? В отцовской нелюбви. Эта нелюбовь возникла «за что»: сын, мол, замахнулся на святая святых, а именно хотел убить отца и сделаться обладателем его богатств. Впрочем, сам‑то Эдгар тоже нисколько не любил отца. Зачем любить, если ты по праву графского рождения и так богат, знатен, красив, без труда покупаешь любовь продажных красавиц?! Сам Эдгар, изображая юродивого дурачка Тома из Бедлама вспоминает свою жизнь как жизнь, полную греха и духовной слепоты. В ответ на вопрос короля Лира: «Кем ты был раньше?» – Эдгар отвечает: «Гордецом и ветреником. Завивался. Носил перчатки на шляпе. Угождал своей даме сердца. Повесничал с ней. Что ни слово, давал клятвы. Нарушал их средь бела дня. Засыпал с мыслями об удовольствиях и просыпался, чтобы их себе доставить. Пил и играл в кости. По части женского пола был хуже турецкого султана. Сердцем был лжив, легок на слово, жесток на руку, ленив, как свинья, хитер, как лисица, ненасытен, как волк, бешен, как пес, жаден, как лев» (С. 116).

Незаслуженные сыном дары отцовской любви (деньги, свобода, положение) потеряны, но взамен приобретен неоценимый дар страдания. Опыт собственного страдания учит состраданию к ближнему, а от сострадания совсем недалеко и до любви. Эдгар был слеп и вдруг прозрел. Брат‑предатель лишил его формальных признаков сыновства, хотя неожиданно наделил его единственно ценным человеческим свойством – способностью любить. Прозревая и проникаясь подлинными жизненными истинами, Эдгар превращается в человека. А ведь это и надо Шекспиру: чтобы люди наконец превратились в людей и возвысились бы над своими животными инстинктами.

Казалось бы, несправедливость отца должны внушить Эдгару ненависть, однако этого не происходит: Эдгар начинает любить отца вопреки нанесенной ему обиде. К тому же граф Глостер сам оказывается в положении законного сына. Он тоже отверженный только потому, что хотел по святому закону гостеприимства приютить в своем замке короля Лира, бывшего государя. Герцог Корнуэльский вырывает у него глаза. Теперь Глостер лишен всех своих земель и замков. Он только слепой, беспомощный старик. Его сын Эдмунд приложил руку к ослеплению отца, предательски выдав графа Глостера герцогу Корнуэльскому. Эдмунд сделался наушником и предателем отца. Он осуществляет свой идеал – полностью устранить отца, чтобы завладеть наследством единолично. Это возможно только в результате отцовской смерти или, как в данном случае, объявлением графа Глостера шпионом короля французского и изгнанием слепого старика из его же собственного дома. Так, Эдмунд сначала предал брата с помощью подлога, потом заложил отца. Это явление в наше время назвали «феноменом Павлика Морозова», имея в виду, что у подобных людей, как Эдмунд, что‑то не в порядке с душой. Шекспир же показывает, что такие люди, наоборот, слишком нормальны. Любовь – исключение из правила, а ненависть и предательство – это, увы! норма жизни.

Глостера‑старшего следовало ослепить, чтобы он по‑настоящему прозрел. Законный сын Эдгар, играющий роль блаженного Тома из Бедлама, становится поводырем отца. Безумный ведет слепого (но и одновременно символически – сын – отца):

Глостер

В наш век слепцам безумцы вожаки (С. 145).

Слепой Глостер делает замечание о дурачке Томе, но, оказывается, он говорит про своего сына и про свое позднее прозрение вследствие немыслимых страданий:

Он не так уж глуп,

Раз кормится. Вчера я видел в бурю

Такого же. «Подобный человек –

Как червь», – подумал я и вспомнил сына

С предубежденьем. Много я с тех пор

Успел узнать. Как мухам дети в шутку,

Нам боги любят крылья обрывать (С. 143–144).

Эдгар, как и отец, тоже прозрел. Он понимает, что его страдания сущая безделица по сравнению со страданиями отца. Он научается любить. Единственно верный и кратчайший путь к любви – сострадание, сочувствие, жалость к человеку.

Шекспир искусно строит интригу, когда колесо Фортуны поворачивается на 180 градусов по отношению к тем, кто благополучен и доволен собой: власть имущие становятся слепыми, нищими или безумными. Только так можно избавиться от глупости и духовной слепоты, во времена благополучия десятки лет застилавшей этим людям свет истины. Точно так же, с помощью жестоких ударов судьбы, Шекспир учит любви «отцов» и «детей».

Старый Глостер, перестрадав, только теперь понимает, кто из двух сыновей был ему настоящим сыном и был достоин отцовской любви. Когда его глаза еще были зрячи и он ходил в шелках и пыхтел от собственной сановности, он больше любил незаконнорожденного Эдмунда. Теперь граф Глостер знает, кого надо любить, но он ничем не может наградить любимого сына, так как сам нищ. У него осталась одна неизрасходованная любовь, которую некуда приложить, ведь сын покинут отцом, он прячется от его гнева и жажды мести, трепещет за свою жизнь. Так думает слепой граф Глостер, держа за руку сына‑поводыря. Ослепнув, граф Глостер духовными очами прозрел свет любви к Эдгару, а капризная Фортуна, точно издеваясь над отцом и сыном, свела их вместе в страдальческой и тайной любви, такой же невысказанной и молчаливой, как любовь Корделии к королю Лиру.

Не менее суровым испытаниям, чем отца и сына Глостеров, подвергает Шекспир отцовские чувства короля Лира. Со своей свитой тот бесчинствует при дворе старшей дочери Гонерильи. У Гонерильи кончается терпение, и она фактически прогоняет отца ко второй сестре Регане. Действительно, с обыденной точки зрения, сколько же можно терпеть выходки злобного и ворчливого старикашки?! Если у дочери нет любви к отцу, то зачем он ей нужен? Прочь из королевского дворца его бренное тело! Чувство долга в этих обстоятельствах не действует. Что такое долг перед отцом, тебя породившим, если в тебе нет к нему ни капли любви? Это не что иное, как химера. Оставлять короля Лира из благодарности, что он, мол, полкоролевства отдал дочери, но эту благодарность она выдерживает в течение целого месяца. Пора и честь знать! Пусть другая сестра Регана немножко помучается с отцом и его хулиганской свитой. Люди из свиты Лира никому не подчиняются, свирепствуют, обижают приближенных Гонерильи, в частности Освальда (надо сказать, лицемера, лизоблюда и мерзавца). Одним словом, король Лир не испытывает любви к своим нелюбимым дочерям, но и они отвечают ему тем же.

Король Лир, ни с того ни с сего раздарив свое королевство, по существу ослеп (раздробление королевства, между прочим, грозит войной между новыми властителями, что и происходит). Король Лир ослеп еще раньше, когда поверил в лесть придворных и нелюбимых дочерей, вместо того чтобы прислушаться к мнению верных людей, не желающих лицемерить и высказывающих в глаза короля нелицеприятную истину. Эти верные люди – граф Кент и королевский шут. Двое остались ему верны. Да еще Корделия, младшая дочь. И в дополнение к ним ослепленный герцогом Корнуэльским граф Глостер, которого Лир встречает на дороге нищим с поводырем. Свита короля Лира наполовину растаяла, потому что люди из свиты почуяли запах жареного: как бы их самих не подвергли лишениям, а то и смерти настоящие королевы Гонерилья и Регана. Ведь король Лир превратился в шутовского короля, в короля без трона, без власти и войска. Король Лир, словом, ничуть не лучше своего шута. Шут, правда, умнее короля.

Регана, средняя дочь короля Лира, ведет себя с отцом еще жестче старшей сестры. Она лишает его свиты, так как совладать с одним злобным старикашкой гораздо проще, чем с целым отрядом прихлебателей и грубых воинов, в любую минуту готовых мечом защитить своего господина. Регана не желает даже принимать отца в своем дворце (тот якобы не подготовлен для приема столь многочисленных гостей). Она принимает его на нейтральной территории, в замке графа Глостера. Король Лир бушует, обливает грязью Гонерилью, посылает на ее голову самые страшные отцовские проклятия:

Услышь меня, услышь меня, природа,

И если создавала эту тварь

Для чадородья, отмени решенье!

Срази ее бесплодьем! Иссуши

В ней навсегда способность к материнству!

Пускай ее испорченная плоть

Не принесет на радость ей ребенка.

А если ей судьба иметь дитя,

Пусть будет этот плод ей вечной мукой,

Избороздит морщинами ей лоб

И щеки в юности разъест слезами.

В ничто и в безнадежность обрати

Все, что на детище она потратит, –

Ее тревоги, страхи и труды,

Чтобы она могла понять, насколько

Больней, чем быть укушенным змеей,

Иметь неблагодарного ребенка!

Прочь, прочь отсюда! (С. 51–52)

Встретившись с Реганой, король Лир уже наполовину укрощен жизнью и неблагодарностью старшей дочери. С Реганой король Лир разговаривает почти тихо и готов подчиниться ее воле, если бы не грубость дочери. Как замечает шут короля Лира, «яйца учат курицу»:

Шут

Отец в лохмотьях на детей

Наводит слепоту.

Богач‑отец всегда милей

И на ином счету.

Судьба продажна и низка

И презирает бедняка (С. 82–83).

Король без королевства все равно что шут в шутовском колпаке, только королю, в отличие от королевского шута, теперь уже отказано в праве говорить правду. Диалог дочери и отца – пародия на воспитание: роли поменялись на противоположные, ныне дочь воспитывает престарелого отца:

Лир

Моя Регана дорогая, знай:

Твоя сестра – большая негодяйка.

Она, как коршун, мне вонзила в грудь

Жестокости своей дочерней когти.

(Хватаясь за сердце.)

Не в силах говорить. Ты угадать

Не можешь, сколько злости в ней, Регана!

Регана

Спокойней, сэр. А я убеждена,

Что вы совсем без всяких оснований

Несправедливы к ней.

Лир

Как мне понять?

Регана

Мне трудно допустить, чтоб Гонерилья

Могла забыть свой долг. А если ей

Пришлось унять бесчинства вашей свиты,

Я одобряю этот трезвый шаг.

Лир

Будь проклята она!

Регана

Отец, вы стары.

Жизнь ваша у предела. Вам нужна

Поддержка и советы тех, кто знает

Природу вашу лучше вас самих.

Поэтому, пожалуйста, вернитесь

К сестре. Чистосердечно перед ней

Сознайтесь в том, что были вы не правы.

Лир

Просить у ней прощенья? А на что

Похоже это будет? Полюбуйся.

(Становится на колени.)

«Родная дочь, никчемен я и стар.

Не откажи, молю я на коленях,

Дать мне одежду, пищу и постель!»

Регана

Оставьте скоморошничать. Довольно.

Вернитесь к ней (С. 88–90).

Чего добился Лир проклятиями Гонерилье? Ненависти Реганы и герцога Корнуэльского, ее мужа. В сущности, дочь хочет смерти отца: смерть решила бы все проблемы и позволила бы сохранить лицо. Герцог Корнуэльский хозяйничает в замке графа Глостера, точно у себя дома. Посланника короля Лира, переодетого графа Кента, который побил Освальда, вестника Гонерильи, якобы за буйство герцог Корнуэльский сажает в колодки. Это грубое оскорбление чести короля Лира, над послом которого произведено вопиющее надругательство. Этот акт весьма далек от принципов благородной дипломатии.

Прибывший в замок Глостера на встречу с дочерью Реганой король Лир должен либо смириться с существующими положением вещей, с издевательствами и оскорблениями, либо ночевать на улице. Король Лир выбирает второе. Буря бушует за стенами замка графа Глостера. С этой бурей вместе бушует и сам король Лир, призывая громы и молнии на своих дочерей и на себя, на свою глупую седую голову, в которой созрела безумная мысль по собственной охоте остаться без гроша и без власти.

Лир

Вой, вихрь, вовсю! Жги, молния! Лей, ливень!

Вихрь, гром и ливень, вы не дочки мне.

И вас не упрекаю в бессердечье.

Я царств вам не дарил, не звал детьми,

Ничем не обязал. Так да свершится

Вся ваша злая воля надо мной!

Я ваша жертва – бедный, старый, слабый.

Но я ошибся. Вы не в стороне –

Нет, духи разрушенья, вы в союзе

С моими дочерьми и войском всем

Набросились на голову седую

Такого старика. Не стыдно ль вам? (С. 106)

Король Лир близок к безумию. Теперь он нищ, гол, холоден и беззащитен перед стихией. Он испытывает все то же самое, что испытывает большинство его подданных, бедных и нищих:

Бездомные, нагие горемыки,

Где вы сейчас? Чем отразите вы

Удары этой лютой непогоды –

В лохмотьях, с непокрытой головой

И тощим брюхом? Как я мало думал

Об этом прежде! Вот тебе урок,

Богач надменный! Стань на место бедных,

Почувствуй то, что чувствуют они,

И дай им часть от своего избытка

В знак высшей справедливости небес (С 113).

Благодаря страданиям, отверженности и боли, король Лир наконец‑то прозревает. Он укрывается от бури в шалаше вместе с изгнанным отцом Эдгаром, играющим роль Тома из Бедлама, чтобы не быть узнанным и пойманным в качестве преступника. Король Лир начинает прислушиваться даже к словам безумного Тома. Другими словами, у бывшего слепого к истине короля Лира открываются глаза на мир и на людей. Это, конечно, слишком позднее прозрение. Впрочем, лучше поздно, чем никогда. Король Лир становится по‑настоящему мудрым. В его безумном бреде, обращенном к слепому Глостеру, слышится голос совести и глубочайшее понимание несправедливости жизни, причиной которой оказываются власть имущие, стало быть, и он сам. Король судит себя, говоря о жестоких законах жизни, убивающих бедняков: «Чудак! Чтобы видеть ход вещей на свете, не надо глаз. Смотри ушами. Видишь, как судья издевается над жалким воришкой? Сейчас я покажу тебе фокус. Я все перемешаю. Раз, два, три! Угадай теперь, где вор, где судья. Видел ты, как цепной пес лает на нищего?

Глостер

Да, государь.

Лир

А бродяга от него удирает. Заметь, это символ власти. Она требует повиновения. Пес этот изображает должностное лицо на служебном посту.

Ты уличную женщину плетьми

Зачем сечешь, подлец, заплечный мастер?

Ты б лучше сам хлестал себя кнутом

За то, что втайне хочешь согрешить с ней.

Мошенника повесил ростовщик.

Сквозь рубища грешок ничтожный виден,

Но бархат мантий прикрывает все.

Позолоти порок – о позолоту

Судья копье сломает, но одень

Его в лохмотья – камышом проколешь.

Виновных нет, поверь, виновных нет:

Никто не совершает преступлений.

Берусь тебе любого оправдать,

Затем что вправе рот зажать любому.

Купи себе стеклянные глаза

И делай вид, как негодяй политик,

Что видишь то, чего не видишь ты (С. 173–174).

Король Лир в конце трагедии предстает перед зрителем (читателем) уже не как злобный, глупый, ворчливый старик с гневными и вздорными истериками, а человек глубоко страдающий, следовательно, способный к состраданию и настоящей любви. Его любовь бурным потоком устремляется к образу дочери Корделии, которую увез далеко‑далеко французский король. Безумие любви заполняет исстрадавшуюся душу короля Лира.

Лир еще не знает, что Корделия, услышав о подлом обращении сестер с отцом, вместе с французским войском высадилась в бывшем королевстве Лира, чтобы восстановить попранную справедливость.

Колесо Фортуны начинает поворачиваться против тех, кто раскрутил его с тем, чтобы извлечь выгоды из предательства брата, отца. Герцога Корнуэльского ранит слуга, который не в силах смотреть, как тот вырывает глаза из глазниц беззащитного, связанного старика Глостера. Эдмунд становится полководцем Реганы, несмотря на то что запятнал себя предательством брата и отца (задолго до идей Фрейда Шекспир выводит на всеобщее обозрение задушевное желание Эдмунда убить отца). Регана и Гонерилья соперничают друг с другом за любовь Эдмунда. В сущности, они готовы перегрызть друг другу горло за красивого самца. Их предательская душонка теперь обращена против собственных мужей. Если в них нет любви к отцу, то, разумеется, нет любви и к мужьям. Их низкую натуру раздирает одна лишь похоть. Вот почему Регана подговаривает Освальда убить слепого Глостера:

Регана

Так вот что я скажу тебе: мой муж

Скончался. Я помолвлена с Эдмундом.

Он больше мне подходит, чем сестре.

Обдумай это. Если встретишь графа,

Вот для него подарок. А сестра

Пусть будет наперед благоразумней.

Так я, скажи, советую. Найдешь

Изменника слепого – помни, много

Дам я тому, кто устранит его.

Освальд

О, если б мне он, госпожа, попался,

Я б доказал, на чьей я стороне! (С. 162–163)

Регана готова убить отца своего любовника, значит, она не прочь убить и своего отца. Почему бы и нет?! Шекспир доводит дочернюю нелюбовь до своего логического предела – желанию отцовской смерти. Таким образом, люди превращаются в животных с их борьбой за существование. Сильные самцы и самки в стае бросают умирать слабых, дряхлых особей, которые когда‑то были их родителями, а ныне они мешают стае и тормозят ее передвижение. Шекспир не принимает этот природный закон пожирания себе подобных, ибо, по его убеждению, гордое звание человек не стоит ломаного гроша без любви, сострадания и жалости.

Возмездие настигает предателя Освальда: его убивает Эдгар, вступившийся за слепого отца.

Однако трагедия Шекспира остается трагедией, и в ней отнюдь не действует закон всеобщей справедливости и повсеместного возмездия злодеям и подлецам. Войска Корделии разбивает армия Эдмунда. Шекспир и здесь художественный новатор. Мерзавец и предатель Эдмунд у него храбр, мужествен и красив особой мужской красотой, которая и привлекает любовь Реганы и Гонерильи. (Эдмунд даже не лишен чувства благородства: на пороге собственной смерти он пытается остановить исполнения собственного приказа – убийство Корделии.) Эдмунд выгодно отличается от вялых и слабосильных мужей Гонерильи и Реганы: герцога Корнуэльского и герцога Альбанского. Чтобы любовник достался ей, Гонерилья отравляет сестру Регану, а потом закалывается сама, потому что узнает, что ее любовник Эдмунд смертельно ранен.

Фортуна разит Эдмунда в рыцарском поединке Эдгара и Эдмунда. Два брата сражаются на смерть. Эдгар перед поединком признается слепому отцу, что он его законный сын, и просит благословения на бой. Граф Глостер, уже слепой и беспомощный, вдруг получает дар небес – любовь сына. Однако его любовь к сыну и чувство вины настолько сильны, что сердце старика не выдерживает и он умирает.

Король Лир тоже соединяется со своей любимой дочерью в темнице. Он готов лелеять ее, петь ей песни любви, убаюкивать ее сон. Он счастлив, несмотря на поражение дела Корделии и неспособность дочери защитить отца:

Пускай нас отведут скорей в темницу.

Там мы, как птицы в клетке, будем петь.

Ты станешь под мое благословенье,

Я на колени, стану пред тобой,

Моля прощенья. Так вдвоем и будем

Жить, радоваться, песни распевать,

И сказки сказывать, и любоваться

Порханьем пестрокрылых мотыльков.

Там будем узнавать от заключенных

Про новости двора и толковать,

Кто взял, кто нет, кто в силе, кто в опале,

И с важностью вникать в дела земли,

Как будто мы поверенные божьи.

Мы в каменной тюрьме переживем

Все лжеученья, всех великих мира,

Все смены их, прилив их и отлив (С. 202).

Но даже темница не спасает чистую и любящую Корделию. Ненависть сестер к ней так велика, что по приказу Реганы и Эдмунда офицер вешает в тюрьме Корделию. Король Лир немощной старческой рукой убивает наемного убийцу, но он не в силах вернуть дочь из могилы. И он уходит вслед за нею, как до него граф Глостер умер от невозможности совладать со счастьем обретенной любви. А король Лир умирает от отчаяния.

И все‑таки в трагедии торжествует любовь, а не ненависть. Король Лир превращается из властителя и тирана в человека. Он прозревает истину любви и сострадания к людям. Он мог бы после всего случившегося стать справедливым королем, любящим своих подданных, если бы не смерть.

От духовной слепоты избавляется также и Эдгар, любовь которого к умершему отцу не прервется теперь никогда.

Любовь «отцов» и «детей» – закон человеческого существования. Жаль, что часто только трагедия и смерть способны открыть этот закон в сердцах ослепших от ненависти или равнодушия людей.