Историческая правдивость и ложность идеи

Эмоциональная оценка социальных характеров, заклю­чая в себе их идейное утверждение или идейное отрица­ние, всегда вытекает из их осмысления писателем и, далее, из особенностей его миросозерцания, его общественных взглядов на жизнь. Но в не меньшей мере она опре­деляется и объективными особенностями самих изображенных характеров и должна соответство­вать этим особенностям в их утверждении и отрицании.

Когда Чернышевский писал о трех задачах искус­ства, он назвал последнюю из них «вынесением пригово­ра», который искусство «произносит» изображаемым явлениям жизни. Этим он сравнил писателя с судьей. В результате разбирательства дела суд выносит обвини­тельные или оправдательные приговоры тем лицам, кото­рые отвечают перед законом за свои действия, иногда за всю свою деятельность. И в интересах не только тех, кто предстал перед судом, но и в интересах всего общества и оправдательные, и обвинительные приговоры суда долж­ны быть справедливыми. Для этого суд должен тщательно разобрать все обстоятельства дела с точки зрения юриди­ческих, а иногда и моральных норм. И суд должен исхо­дить в своих приговорах из того, чего на самом деле объективно достоин каждый, представший перед ним, а не из каких-либо преднамеренных и предвзятых мнений, субъективных симпатий и антипатий. В противном случае его приговоры могут оказаться несправедливыми, лож­ными.

В содержании художественных произведений, особенно литературных, происходит нечто подобное в еще большей степени. Ведь писатель выносит свой «приговор» не от­дельным реальным личностям, а социальным характе­рам — вымышленным героям, воплощающим в себе су­щественные свойства жизни целых социальных слоев и движений определенной страны и эпохи. Поэтому со-

циальные силы, которые представляют общество в его историческом развитии, всегда бывают глубоко заинтере­сованы в том, чтобы «приговоры», выносимые писателем различным социальным характерам, были справедливы. Для общества очень важно, чтобы писатель выражал та­кое идейно-эмоциональное осмысление изображаемых характеров, которого эти характеры действительно достой­ны по объективным, существенным свойст­вам своей жизни, по своему месту и значению в национальной жизни вообще, в перспективах ее развития.

Утверждающего, оправдывающего, возвышающего идейного осмысления и эмоциональной оценки достойны те социальные слои, жизнь и деятельность которых имеет положительное, прогрессивное значение для всего общества, для его исторического развития. Отрицающего, осуждающего, разоблачающего осмысления и оценки за­служивают те слои общества, чья жизнь и деятельность так или иначе препятствует национальному развитию, в той или иной мере наносят ему ущерб, имеют регрес­сивное и реакционное значение. Идейно-эмо­циональное осмысление характеров в соответствии с их объективным национально-историческим значением, поло­жительным или же отрицательным, само получает тем самым общественно национально-прогрессивную значи­мость. Это исторически объективная прав­дивая тенденция произведения. И наоборот, утвер­ждающее идейно-эмоциональное осмысление таких ха­рактеров, которые по своему объективному значению для жизни общества достойны отрицания, и идейное отрица­ние тех характеров, которые в исторической перспективе жизни общества заслуживают идейного утверждения, представляют собой исторически объективную ложную тенденцию произведения, имеющую нацио­нально-реакционное значение.

Так, в I части «Мертвых душ» Гоголь выразил сати-рико-юмористическое отрицание пустой и самодовольной жизни крепостнического, реакционного чиновно-поме-щичьего общества в русском губернском городе и окру­жающих его усадьбах. И эта оценка вполне соответство­вала самой сущности изображаемых характеров, она была исторически правдивой и осталась таковой навсегда. Во II же части «Мертвых душ», особенно в образах помещика Костанжогло и откупщика Муразова, Гоголь тщетно пы­тается найти в жизни тех же слоев русского общества

положительные свойства и дать им идейно-утверждающую эмоциональную оценку. Такая оценка противоречила сущ­ности изображаемых характеров: она была исторически ложной, национально-реакционной. Писатель идеализиро­вал то, что объективно не было достойно идеализации. Вот почему Гоголю, большому и чуткому художнику, так долго творчески не удавалась вторая часть его «поэмы»; он так и не смог закончить ее до своей смерти.

Из этого не следует, что жизнь и деятельность господст­вующих слоев классового общества всегда заслуживает только отрицательного осмысления и оценки. В опреде­ленные исторические эпохи различные слои господствую­щего класса и создаваемая ими государственная власть, угнетавшая трудящиеся массы своей страны, осуществля­ла тем не менее национально-прогрессивную политиче­скую и культурную деятельность, достойную соответст­вующего идейно-эмоционального осмысления в произведе­ниях художественной литературы.

Так, в России в первой четверти XVIII в. происходила быстрая перестройка материальной и духовной националь­ной культуры на передовой западноевропейский лад. Происходила она по инициативе и при активнейшем лич­ном участии царя Петра I. Вместе с тем Петр впервые полностью ввел в России самодержавный принцип прав­ления (абсолютную монархию), он сохранил крепостное право и часто жестоко и грубо применял власть при проведе­нии своих реформ. Но реформы эти имели огромное об­щенациональное значение, благодаря им Россия стала од­ной из мировых держав. Поэтому и позднее, на протяже­нии XVIII в., русские передовые писатели во главе с Ло­моносовым и Фонвизиным с восхищением напоминали в своих одах, поэмах и драматических произведениях о де­ятельности Петра, ставили его в пример русским цари­цам — Елизавете, Екатерине II, стремясь побудить их к продолжению политики великого предшественника. Через сто лет после смерти Петра I Пушкин возвеличил его в поэме «Полтава». Идейная тенденция этих произ­ведений была исторически правдивой и для тех времен на­ционально-прогрессивной.

Пушкин прославлял Петра и построенную им новую столицу и во вступлении к поэме «Медный всадник». Но проблематика этой поэмы в целом гораздо сложнее: поэт не только любовался столицей, созданной в прошлом прогрессивной самодержавной властью, которая к его вре­мени уже потеряла свое национально-прогрессивное зна-

' 109

чение, но и раскрыл в поэме другую сторону деятельности русского самодержавия — ее антинародность, ее губитель­ность для жизни трудящихся масс. Он изобразил в поэме гибель мелкого петербургского чиновника Евгения и его невесты Параши от страшного наводнения, которое на­несло большой ущерб столичной бедноте и которое вообще произошло потому, что Петр основал город «под морем», не считаясь со страданиями и даже жизнью народных низов. Поэтому образ медного всадника выступает в поэме как символ былой национальной прогрессивности само­державной власти и вместе с тем как символ всегдашней и неизменной ее антинародности. Обе стороны идейной на­правленности поэмы — и идейное утверждение самодер­жавной власти, и ее идейное отрицание, — при всей их внутренней противоречивости, имели и имеют до сих пор исторически правдивое значение.

К середине XIX в. самодержавие окончательно утра­тило свою прогрессивность и в его деятельности возобла­дали реакционные, антинародные тенденции, которые про­являлись как в отношении к народу, так и в отношении к представителям передовой общественной мысли — де­кабристам, революционерам-демократам, народовольцам. Поэтому ее отрицание стало исторически прогрессивным.

С такой оценкой самодержавной власти мы встречаем­ся в сатирах Салтыкова-Щедрина, в частности в «Истории одного города». В лице гротескно изображенных глупов-ских градоначальников Щедрин выявляет различные типы самодержавных правителей. Раскрывая «способности» каждого из градоначальников, писатель показывает, ка­ковы конкретные проявления политики русского само­державия и в чем ее реакционность, достойная всяческого осуждения. Это бессмысленная жестокость и несправедли­вость, глубоко враждебное отношение к народу, его бес­пощадное угнетение и подавление, нетерпимость к инако­мыслящим («хватали, ловили, секли, пороли, описывали и продавали»), организация бессмысленных войн, нелепое понимание цивилизаторской деятельности и т. п.

На современном этапе исторического развития в раз­ных странах выступают различные социальные и полити­ческие силы. В их деятельности обнаруживаются разные тенденции. Но как в жизни, так и в литературе эти силы получают различную оценку, соответствующую или не со­ответствующую их сущности.

Так, одним из очень значительных исторически про­грессивных движений 30-х годов нашего века была на-

ционально-революционная, антифашистская борьба в Ис­пании (1936—1939), возглавленная республиканцами и поддержанная представителями различных прогрессивных партий, в особенности коммунистами всех стран. Эта вой­на оставила заметный след в мировой литературе (Э. Хе­мингуэй, Б. Брехт, К. Чапек), в том числе в советской (документальные очерки И. Эренбурга, «Испанский днев­ник» М. Кольцова, повесть К. Паустовского «Созвездие гончих псов», пьеса А. Афиногенова «Салют, Испания!» и др.). Испанская тема нашла отражение в мировой по­эзии — в стихах П. Неруды, Н. Гильена, Н. Вапцарова, П. Элюара. В большинстве произведений, посвященных этой борьбе, обнаруживается исторически истинная оценка событий, отмечается стремление защитить, утвердить, от­стоять и возвысить тот пафос, который воодушевлял ис­панских борцов и всех тех, кто помогал или сочувствовал им в справедливой борьбе за свободу и независимость против реакционных национальных сил и мирового фашиз­ма. При этом надо, конечно, иметь в виду, что глубина понимания социальных противоречий, которые вызвали к жизни это движение, и перспектив его развития в твор­честве разных художников мира была различной.

Произведения, содержащие в себе исторически истин­ную оценку изображаемых явлений и характеров, являют­ся исторически прогрессивными по своему содержанию.

Глава V