Как Хронос, пожирающий своих детей

Станок даже не выпускал своих учеников на кандидатские защиты. Причем, стиль общения у него менялся достаточно резко – едва ты проявляешь научные таланты, сразу становишься плохим. До попытки стать кандидатом ты конгениален. Станок вел серийный отстрел всех своих прикормышей. После предзащитной аттестации у него неожиданно «открывались на них глаза», и бывшие ученики немедленно превращались в законченных подонков. Он так и не выпустил на защиту ни одного. Все его ученики защищались в обход.

Сапог, вообще-то, существо довольно хезливое, несмотря на свои немалые габариты. Но когда он пьян, то смелеет и наглеет. Так вот, он время от времени напивался и начинал похамливать Владимиру Никифоровичу. За это Владимир Никифорович не стал к нему проникаться дополнительной симпатией. Поскольку он сидел в нашем регионе на своей палеолитической парафии, то шансов защититься не было ни у кого. Кроме того, Станок держал в руках все ключевые рычаги. Он и член нескольких ученых советов и ведущий палеолитчик. Единственный человек, которого ему не удалось затопить – это Зализняк. И только потому, что тот работал в Киеве. Станко являлся учеником Бибикова, который уже умер и не представлял опасности. Борисковский в это время уже лежал в предсмертных судорогах в Ленинграде. А все остальные ходили у него на Украине в валетах, поскольку памятники – как бы его. Зачем ему пропускать молодых людей, особенно талантливых?

Но тут произошли необратимые события. А именно – перестройка и незалежнисть Украины. Они все как с катушки съехали. Убедившись, что ему не дадут защититься по палеолиту, Сапог решил сменить лошадь, которая его и вывезет к докторской защите. Зализняк ранее сам подсел на эту лошадь и подучил Сапога. Правда, сел, будучи уже доктором. Короче, в один прекрасный момент Сапога внезапно обуяло чувство национальной гордости. И украинского самосознания. У него «открылись глаза». Он страшно стал интересоваться всеми казаками, казацкой символикой, говорить по-украински и писать статьи во все журналы и газеты. Я ему даже давал какие-то консультации по ногайцам. То есть, отнесся к его новому увлечению вполне интеллигентно. Решил, что таким образом он и станет доктором. Мне же не жалко. В то же время, Сапог не мог пережить моей докторской защиты. Кидаться на меня не было никакого смысла, потому что я работал в своем Педине. Но смотреть на меня противно, он и старался смотреть пореже. Когда я начал копать клумбочку, он, видимо, чуть не удавился от зависти к моей вселенской славе. Сапог очень падок на все эти рекламные штучки – телевизор, радио, газеты. Но, при неплохой профессиональной осведомленности, ему явно не хватает обаяния и общей культуры, а также преподавательской техники. Например, он неважно дает телеинтервью.

Долгое время у нас не было с ним точек пересечения. Пока Сапог не начал заниматься казаками. В начале девяностых это было модно. И тут Чебурашка придумал тему, несчастный Чебурашка, которого всегда обкрадывают. Придумал заниматься могильными каменными казацкими крестами. Чебурашка, будучи коммуняшкой с младых ногтей, тоже резко подался в украинский национализм и патриотизм. Во время «оранжевой революции» он ездил ночевать на Майдан. Как только Украина обрела незалежність, Анатолий Степанович немедленно защебетал на рідній мові. Подзабросил свою античность и стал собирать казацкие кресты на юге Украины. Это довольно грамотно, с точки зрения археологии. До них наконец-то дошло, что этим тоже можно продуктивно заниматься...

Короче, Чебурашка с Сапогом достали какую-то машину от краеведческого музея и сделали разведку. Они обнаружили множество каменных крестов на сельских кладбищах конца XVIII – начала XIX веков. Стали создавать типологию. В группе также участвовал Юра Слюсарь, зам директора краеведческого музея и Славик Кушнир, будущий декан истфака. Сапога взяли тогда в компанию, поскольку он бодрый и энергичный. По итогам разведок они сделали совместную публикацию. Благодаря Кушниру она вышла в сборнике университета. Довольно большая статья, где-то у меня валяется.

После чего Сапог сделал из этой статьи себе книжку. Но только себе - соавторов он нагло скинул. У себя в Ильичевске нашел концы в торговом порту и выдавил из него бабки на издание. Тогда Сапогу жилось хорошо. Потом портовикам надоело и они перестали... Издательство потребовало две рецензии на книжку, желательно от докторов наук. К тому времени Сапог со всеми посрался, кроме меня и Зализняка. Он мне позвонил и спросил, могу ли я дать ему рецензию. Я сказал, что охотно и тут же обо всем забыл. Сижу себе дома, как всегда ни о чем не думаю. Тут звонит Чебурашка и рассказывает, как Сапог написал книжку, украв у него материалы. И тоже просит рецензию на свою книжку о крестах, которую он, впрочем, еще не написал. Я пообещал и ему, попросив договориться с Сапогом, потому что плохо понимаю суть конфликта.

Через некоторое время приходит Сапог с рецензией. Я ему говорю: «Ты знаешь, Игорек, я в курсе дела. Мне неловко. И ты мой приятель, и Толик мой приятель. Я считаю, что в этой ситуации прав он. Книга должна быть соавторской. Это нечестно. Мне такую рецензию подписывать неохота». Сапог начинает играть барыню обратно: «Я это и имел в виду. Мы с Толиком уже поговорили, он согласен на соавторство». Тогда мы сели за компьютер и немедленно переделали первую страницу рецензии, вернее шапку. Просто вписали туда имя Чебурашки. Сапог, правда, попросил поставить его фамилию первым. Я не возражал. Распечатали и пошли в отдел кадров ее заверять, она была на трех страницах... Книжка вышла через какое-то время, но только с одной фамилией Сапога. Имени рецензента не было. На титуле значилось, что таковым является кафедра истории Украины Педагогического университета, которой я тогда заведовал. У меня малость варежка отвисла. Заверил-то я рецензию на последней странице, а первую, которую мы переделали, он снял, вставив другую.

Все это происходило в те времена, когда мы с тобой начали копать склоны у Воронцовского дворца. Сапог явился на раскоп в тот день, когда мы зачистили бастион Хаджибейского замка. Вернее, мы вскрыли фундаменты в предыдущий день, а в день его визита до меня дошло, что мы нашли именно Хаджибей. Я бегал по раскопу с планами крепости Фрейгана и Лафитта-Клаве, и мы вместе начали сажать на них фундаменты. Вышел чистяк, тютелька в тютельку. Археологическое обнаружение Хаджибейского замка - это очень яркая и эффектная находка. Особенно с точки зрения истории Одессы и одесского патриотизма – ведь до этого почти два столетия никто не мог толком выяснить, где именно этот замок располагался. А тут мы его сажаем на местность с точностью до сантиметра. Ликуем и танцуем, как дети. Ловим кайф от блестящего открытия. Сапог вместе с нами, увидел, что все сходится. И его ревнивая и завистливая душа не выдержала - он стал возмущаться, что все это выдумка. Сказал, что я все сочиняю. Я ему снова показываю планы, снова обращаю его вельможный научный взор к фундаментам, к пяточному камню у входа в бастион. И тут он говорит: «Ну и что? Это все ерунда. Вот зато я открыл первые поселения казаков на Пересыпи». После чего, в сердцах, спер наконечник и ушел.