2015-05-30
449
Мы тоже переодеваемся. Из самозащитных побуждений. Мы – контркультура, они должны нас осадить. И перебить самых слабых из нас. А жизнеспособные особи должны сохраниться и воспроизвести себе подобных.
Тогда почему бы не принять законы Зазеркалья в чистом виде? Почему б честно не писать в кодексе: «Все археологические памятники на территории Украины подлежат разрушению Органами разрушения памятников исторического наследия?»
Не смеши меня. Если принять такую культурную установку, «им» придется разрушать памятники на законном основании. Никакого смысла, никакого навара. Это не выгодно. Тогда им с целью наживы придется нарушать закон и охранять памятники, то есть сублимировать «наоборот». А что же остается делать «нам»? Тоже сублимировать «наоборот»? Разрушать памятники «им» назло, во имя закона и спасения такой культуры? Это уже какой-то маразм.
Слава Богу, пока культурная установка у нас совершенно иная. Мы ведь не просто спасаем археологические памятники «назло кондуктору», мы живем тем, что хотим «касаться тайны и дышать свободой», как писал Петр Осипович Карышковский в своих «Березанских сонетах»…
Одесса, 2005-2008
ПРИЛОЖЕНИЯ
«….Кстати, не опубликовать ли в приложении
нашу переписку? Может быть, и другую подобную»
Л.С.Клейн.
Письмо А.О. Добролюбскому
От 23.09.2007
Текст «Одессеи» при подготовке к изданию прошел несколько стадий редактирования. С ним на разных этапах обработки были ознакомлены многие его фигуранты. Это делалось не только для проверки их впечатлений, но и для привлечения членов «референтной группы» к соучастию в корректировке и подготовке текста. Рукопись неоднократно обсуждалась в семье А. Добролюбского, а также многими его друзьями и коллегами. Не все взяли на себя труд высказаться в письменном виде. Но многие советы, рекомендации и уточнения «референтов» по общим и частным сюжетам, стилю, манере и тону изложения, возможностей употребления ненормативной и сленговой лексики и т. п. принимались во внимание, нашли отражение в тексте, а также оказали влияние на его окончательную структуру и характер повествования.
Если попытаться найти общее в предварительных оценках рукописи, то критики единодушно отмечают ее несомненные эстетические и литературные достоинства. Однако многие этические моменты и ситуации повествования вызывают замечания, сомнения и возражения. Такие моменты, которые отражают мнения наиболее критически настроенной части читательской аудитории, сформулированы в письмах Л.С.Клейна. В переписке с ним автор «Одессеи», естественно, отстаивает свою позицию. Поэтому переписка приводится полностью.
Остальные отзывы кратки и, в целом, комплиментарны. Они пересекаются, носят общий характер, а потому приводятся лишь в фрагментах, имеющих прямое отношение к оценке «Одессеи». Исключения составляют лишь письма С.Климовского. В них, помимо общелитературных и социокультурных наблюдений и замечаний, содержатся факты и комментарии к той научной обстановке, которая и поныне господствует в археологических кругах Украины.
[I]. Л.С. Клейн А.О. Добролюбскому.
20.09.07.
Дорогой Андрей Олегович,
Спасибо за доверие и симпатию. Ваши мемуары, пересланные мне Сережей (Эрлихом – А.К.), я сразу же прочел. Впечатление, как Вы, вероятно, понимаете, зная меня, двойственное. С одной стороны, в книге отражена та же борьба с системой, которую вел я сам, те же мытарства, те же в общем цели (я пишу обо всём этом в своих мемуарах). А так как система восстанавливается, то и цели эти не утратили значения. И "герои" этой системы те же. И положительные герои у нас одни и те же часто это мои ученики (Дергачев, Бочкарев - оба отсутствуют в указателе, Щукин), те же друзья (Ковалевская, Ткачук). Я продолжаю эту борьбу (если Вы не читали мою статью "Диагноз" в "Звезде", взгляните - она есть в Интернете).
С другой стороны, тот питейный и матерный тон, который Вы избрали назойливым фоном для своих воспоминаний, во-первых, снижает серьезность проблематики (любое высказывание можно списать на взгляд через бутылку), во-вторых, лично мне претит. Я ведь человек сугубо непьющий и ассоциирующий мат с люмпенами и с советской (и постсоветской) номенклатурой. Я знаю, что в археологических кругах пьянство - почти всеобщая болезнь, мои ближайшие ученики выбыли из строя из-за нее, и я вполне представляю себе эту среду и эту стилистику. Вы как бы ожидаете ответных возгласов: "Ай, здорово, во дал! Так их! Жаль, меня там не было!". Но таких читателей будет меньше, чем Вы ожидаете.
Ваша диктовка ученику оказала Вам плохую услугу. Вся адресация у вас идет сочувствующему и восторженно внимающему ученику, возможно, собутыльнику (такой был у Равдоникаса). Но читательская аудитория будет совсем другая. Там подобные Вашему ученику составят кучку. Даже пьющие не все почитают это за свою жизненную удачу и преимущество. Многие стесняются этого и не желают этого для своих детей и учеников. Я не представляю себе, чтобы Глеб Лебедев или Василий Булкин смешивали эти две вещи – свою идейную борьбу по научной проблематике и свое пристрастие к алкоголю. Это вещи очень разные и противоречащие одна другой. Работы, написанные Глебом в годы, когда он был уже алкоголиком, резко отличаются от его ранних книг. Он это не вполне понимал, но никогда не раскрывал свои алкогольные увлечения в печати, не хвастал ими, не раз предпринимал меры - боролся с болезнью. А Вы пишете об этом так, как будто это естественное дело, вот так, мол, и нужно жить. Своеобразное молодечество, род эксгибиционизма.
Из пьющих читателей (тех, кто примет на ура этот стиль) значительная часть вообще не разделяет остальной Вашей системы ценностей (книги, либеральные идеи) и Ваших интересов.
Что касается непьющих, то часть воспримет Ваши откровения сокрушенно и с жалостью: "Надо же! Кто бы мог подумать, что это так далеко зашло! А выглядел вполне интеллигентным человеком!". Часть брезгливо отвернется. А Ваши враги (среди непьющих они тоже найдутся) возрадуются - вот, показал себя в истинном свете! Чего еще можно ожидать от подобной пьяни! Не ясно ли, что все его оценки нужно принимать с обратным знаком +…
Вы даете оружие в руки своим врагам и тем, что рисуете всё черно-белыми красками. Одни у Вас отъявленные злодеи, другие белые и пушистые. Ваши работы безупречны, а их критики злобствуют и "воняют". А Вам не приходит в голову, что они отмечали действительные недочеты? Я никогда не был почитателем Рыбакова, но признавал, что это был ярко талантливый и интересный человек. Я считал Захарука скучным и банальным, но и у него находил ценные идеи. Я обожал Артамонова, но признавал за ним некрасивые поступки (плагиат) и отмечаю их в своих мемуарах. Поэтому читатель имеет основания мне верить. А Вы - что Вы делаете для завоевания доверия читателя?
Да и вся картина очень уж односторонняя. Нечто вроде Лимонова в археологии. В описаниях отношений у вас доминирует слово "сожрал". Такой-то сожрал такого-то, такая-то сожрала такую-то. Как-то очень однообразно. Homo homini lupus+
Вся фоменкиада тоже не красит воспоминания. Не прибавляет авторитетности археологу. Ошибочность потугов Фоменко достаточно ясна, показана в антифоменковских сборниках безукоризненно. Вы их читали?
Я понимаю, что книга уже написана, она представляет собой цельный текст, и, вероятно, Вы хотели его сделать именно таким. Но если Вы прислали его мне перед печатаньем, то, вероятно, с целью прощупать впечатление. Я скажу откровенно. Если бы можно было умерить упоение алкоголем, щеголяние алкогольными приключениями и т. п., то мемуары только выиграли бы. Соединять мемуары интересного ученого с исповедью Венечки Ерофеева незачем. "Москва - Петушки" были своеобразным литературным феноменом, но у него другая цель. Если уж так хочется сыграть на разных струнах, издайте две книги - одну типа Венечки, а другую - в защиту настоящей науки против археологической мафии.
Возможно, Вы просто хотели выяснить, как я отношусь к тем местам, где вы пишете обо мне. Нормально. В общем, Вы ведь относились ко мне с уважением, и это видно в Ваших строках. Ваш взгляд на результативность моей работы - это ваше право (хотя читали ли Вы мое "Введение в теоретическую археологию"?). Роль Массона в моей докторской защите преувеличена. Он не "сделал мне докторскую". Не он способствовал диссертации (я ведь защищал готовую книгу - "Археологическую типологию", изданную без всякой его помощи). Не он организовал защиту, всё сделали другие - больше всего мои ученики, но он действительно вел себя корректно, порядочно, не препятствовал. Хотя я в свое время выступал с критикой его работ (но тоже никаких пакостей ему не чинил никогда). Отношения у нас были холодные, но уважительные.
Кстати, Вы могли бы констатировать, что всё же я был прав, когда трезво оценил Ваши московские перспективы и посоветовал защищать в другом месте. Вы сберегли бы нервы и время. Всё это напрашивается, но ради объективности стоило бы сформулировать.
Женой Заднепровского была Таня Вагнер-Заднепровская, моя сокурсница, проработавшая всю жизнь в Библиотеке ИИМКа. Как Вы понимаете, я никогда не "талдычил, что я гений". Это всегда звучало (с иронией или без) из уст других. Меня могли обвинять в том, что я возомнил себя гением или веду себя так, но не в том, что я себя таким объявлял. Вы можете считать меня смешным, но глупым-то вряд ли.
Текст, который я прочел, имеет ряд невыправленных огрехов. Главный - немецкое выражение Sturm und Drang (не Schturm). Из названия стоило бы убрать титул "академика". Академий развелось множество, я далек от почитания звания настоящего академика (каким был Рыбаков) за вершину премудрости, но всё же эти люди имели настоящее звание, а звания подобные Вашему - утешительные побрякушки. Вроде значка, внешне похожего на орден, но не орден. Что такое "академик высшей школы"? Кто их избирал? Вы настоящий профессор одного из старейших университетов страны, зачем Вам надувные звания?
Перечень Ваших амурных связей с замужними и незамужними женщинами - приведение имен и фамилий (кажется, не все они умерли) - представляется несколько странным: в мое время это считалось неджентльменским.
Впрочем, возможно, я просто несовременен. Вы можете отнестись к моим нареканиям как к старческому брюзжанию и ничего не менять в своих мемуарах. Дополните только именной указатель (проверьте), дайте в нем цифры страниц и присоедините также указатель предметный.
Чем Вы вообще сейчас занимаетесь, кроме мемуаров? Мои мемуары уже в стадии макета, также книга "Время в археологии". Редактируются "Оборотный Плутарх" и двухтомник "История мировой археологии". Лежит в издательстве "Спор о варягах". Сдал в издательство книжку о музыке "Гармонии эпох". Ведутся переговоры об "Истории антропологических учений" (книга готова). В течение года я по главам обсуждался в Институте лингвистики - "Древние миграции и происхождение индоевропейских народов", теперь готовлю эту книгу к печати со всеми обсуждениями. Одновременно заканчиваю ее популярное изложение - "Время кентавров". Подготовил также несколько сборников своих статей, но руки не доходят договариваться с издательствами. К сожалению, уже несколько лет много времени отнимает лечение (рак с метастазами).
Есть и бытовые заботы. Мой приёмный сын ожидает ребенка. Он забросил аспирантуру и искусство (о его графике писали журналы у нас и за границей) и занялся бизнесом.
Искренне Ваш Л. Клейн
[II]. А.О. Добролюбский Л.С. Клейну
21.09.07
Дорогой Лев Самойлович!
Большое спасибо за столь быстрый отклик. Я не умею читать с такой скоростью. Так, Ваши мемуары я читал дня три-четыре, а наши тексты сопоставимы по объему.
Мне особенно важно было Ваше впечатление, поскольку я, как человек подстилающего археологического поколения, учился по Вашим книжкам и всегда ими искренне восхищался. К сожалению, так получилось, что лично знакомы мы поверхностно, кажется, виделись несколько раз и разговаривали не более пяти минут. Но я всегда слежу за Вашими работами, по мере своих скромных сил и возможностей. Во всяком случае, археологию я преподаю по Вашему учебнику.
Сережа Эрлих переслал мне текст Ваших мемуаров еще весной, заверив меня, что Вы возражать не будете. К тому времени моя рукопись уже была готова. Так что, видимо, мы их создавали параллельно, и по разным причинам.
Ваши побуждения мне ясны, поскольку они следуют из Вашего текста. Что до меня, то я не имел, в сущности, никакой мотивации, кроме настойчивости окружающих. Мой ученик Андрюша Красножон (кстати, он тоже отчасти выкормыш ВАШа) повел себя очень инициативно с этим диктофоном, утверждая при этом, что его этому подучил Марк Ткачук. Я несколько раз приезжал в Кишинев с лекциями в ВАШе, и они считают, что в устной речи я куда лучшее и интереснее, нежели в письменной.
Я не сопротивлялся особо, но и не ставил перед собой какой-то серьезной цели - просто хабальный треп. Самому мне все это писать было лень, потому что нужно сидеть, а во время прогулок и под пиво - в самый раз. Иными словами, я над ними вообще не работал. И, если честно, не слишком серьезно к этому относился, полагая, что вряд ли этот треп будет когда-нибудь доведен до внятного литературного текста.
Когда же это очень скоро произошло, и я его перечитал, то сам был неприятно поражен, насколько мое представление о себе не соответствует тому, что я читаю. Я считал себя, как бы точнее выразиться, более приличным человеком. И поначалу решил, что это нельзя никому показывать.
Но... потом я успокоился и подумал, что в этом может оказаться некое достоинство рукописи. Там изложена святая правда, во всяком случае, в моем восприятии. А если это так, то рукопись представляет собой обычный историко-литературный источник, как бы срез эпохи и культурной ситуации моего поколения в довольно специфической соционаучной среде. И решил оставить все, как есть. Ничего не ретушировать и не заглаживать.
Вы считаете, что диктовка ученику оказала мне дурную услугу. Не знаю в чем. Зато это дало мне уникальную возможность посмотреть на себя со стороны. Ведь текст-то оказался уже отчужденным.
Это было примерно год назад, и я решил его проверить на своей референтной группе, которая, в частности, состоит и из многих фигурантов этого повествования. Просил делать любые замечания, готов изменить и поправить решительно все, с чем кто-либо не согласен. Все желающие высказались, рукопись прочло уже несколько десятков человек, и, кажется, ее уже и не стоит публиковать - и так все, кому надо, читали. Но мне почти все решительно советуют ее издать. Если попытаться сформулировать общее мнение - рукопись эстетически хороша, а вот этически - явно небезупречна. И именно на эти моменты следует обратить внимание. Я постарался учесть все пожелания, но намерен щадить чувства лишь тех людей, которые мне приятны, дороги или близки. А на тех людей, чувства которых я не намерен шадить, эти этические правки не распространяются. Надо было им вести себя прилично в свое время. Мне сейчас уже все равно, что они думают, пускай обижаются или пишут свои мемуары. Это их дело.
Я вовсе не собирался спешить с изданием этих воспоминаний, мне Эрлих это сам предложил, полагая выпустить их к моему 60-летию, которое наступит через полтора года. А также переслал Ваши мемуары. Мне стало лестным оказаться в столь блистательном обществе. Поэтому я и попросил его переслать Вам мой текст.
Еще раз огромное спасибо за замечания. Что касается лично Вас (талдычит, что гений, история с защитой на совете у Массона и пр.), то я это все, естественно, уберу и исправлю. Извините, но и поймите - этот текст - полуфабрикат, он плохо вычитан даже орфографически, я его лишь предварительно проверял. Это же касается именного указателя. Я его сделал в спешке, неполным, просто обозначил намерение его поместить.
Теперь по существу. Позволю себе не согласиться с тем, что "питейный и матерный тон", который я "избрал назойливым фоном для своих воспоминаний", неуместен. Потому что он был именно таким, как я его описываю. Даже хуже, я его еще комплиментарно преподнес. Я хорошо знаю, что Вы - человек совершенно непьющий и даже брезгливо к этому относящийся. Но я вырос в иной обстановке. Именно так вел себя и разговаривал мой любимый учитель П.О. Карышковский. Так же вели себя мои друзья и многие другие люди, на которых я ориентировался. Естественно, я это воспринял, и стал подражать. Именно так вели себя многие окружающие, и даже мои рафинированные дочери. И если сохранять "правду жизни", то такой тон, как мне кажется, следует оставить. Разве что как минимум уполовинить количество матерных слов в тексте. Впрочем, это легко редактируется.
Что касается термина "сожрал", то это, очевидно, следствие моего чрезмерного увлечения в последние годы этологией. Именно по этологии человека я читал спецкурс - сначала в ВАШе, а потом и у себя в университете. Марк Ткачук даже заказал мне написать учебник - надеюсь, что руки дойдут.
Вы пишете, что тон моей книжки делает ее несерьезной - сквозь призму бутылки, и это мешает бороться за "настоящую" науку. Хочу лишь сказать, что я свое занятие наукой не считаю, а считаю искусством, прежде всего педагогическим, общекультурным, литературным, если угодно, а поэтому на этой ниве ни с кем бороться не намерен. И, если честно, никогда ни к чему серьезно не относился, кроме уважения к ближнему как к самому себе, а также желания сохранить культурное наследие. Любое. Возможности мои в нашем обществе, в этом смысле, просто ничтожны, но я пытаюсь хоть несколько книг "вытащить из огня" горящей библиотеки. В этом и усматриваю смысл своего существования и свою миссию, которая дает мне возможность сохранять чувство самоуважения. А также силы продолжать бороться и жить.
Что касается моих амурных связей с разными женщинами, то, в подавляющем большинстве случаев, имена вообще не указываются. А если указываются, то те, которые еще не умерли, уже прочли эту рукопись и никаких претензий не имеют. Напротив, некоторые даже довольны или польщены, что о них кто-то вспомнил или обратил внимание.
Насчет "академика" Вы совершенно правы. Немедленно уберу, большое спасибо.
Если говорить о том оружии, которое я даю своим врагам, то меня это просто мало занимает. Не так их уже и много, большинство почило в бозе. Поколения сменились, меня уже знают лишь как скандалиста и хулигана, копающего без открытого листа и плюющего на институт археологии. Впрочем, большинство моих читателей и сторонников воспринимают эту деятельность чуть ли не как "культурный подвиг". А "доверие читателя" я намерен завоевать своей искренностью и чистотой помыслов.
Возможно, фоменкиада и не красит воспоминания. Но это тоже был совершенно искренний и импульсивный поступок - мне просто захотелось разобраться. Я ведь написал всего лишь одну статью. Даже Ткачук сказал, что один раз - можно. Но больше не надо. Так что я больше не буду.
Все огрехи текста, если речь пойдет уже конкретно об издании, будут, естественно, устранены и тщательно выверены. Пока это всего лишь полуфабрикат. Я просто собираю мнения и впечатления. Еще раз позвольте поблагодарить, что Вы столь внимательно к этому отнеслись.
Вы спрашиваете, чем я занимаюсь. С 95-го года я копаю Одессу и, несмотря на очень сильное противодействие охранных и академических структур, мне удалось продержаться двенадцать лет. Обстановка, в которой я пребываю, описана в пяти последних песнях "Одессеи". Посадить и даже сковырнуть им меня не удалось, чем я всячески горжусь. В позапрошлом году я нашел крупнейшее античное святилище в Причерноморье, и самое приятное, с земляным омфалосом. Материала у меня оказалось столько, что пока он не обработан и не обдуман до конца. Я уже издал несколько книжек по этим раскопкам, и собираюсь продолжать эту деятельность. Святилище в мемуары не вошло, хотя меня и с него пытались снять с прокурором. Снова не вышло. Я собираюсь передать эту деятельность своим ученикам. А пока еще немножко подергаться. Мне сейчас 58 лет, и возраста я, в общем-то, не чувствую. Разве что психологически. Начал считать, сколько мне осталось и успею ли. Думаю, Вы меня хорошо понимаете. Как и я Вас.
Меня очень огорчает и тревожит Ваша болезнь. Но может быть все не так уж страшно или не так скоро? Ведь очень важно не признавать себя больным. Я понимаю, что этого недостаточно, но мне всегда помогало. Вот сейчас, в апреле, я упал на трассе с велосипеда, и от удара мне раздробило всю правую тазовую кость. И пальцы правой руки. Сделали операцию, и, уже через два месяца мои аспиранты отвели меня на пляж на костылях, я стал плавать, и все прошло в течение двух недель. Мне врач объяснил, что это все - от общего оптимистического настроя организма.
Восхищен Вашей эпистолярной продуктивностью - преклоняюсь еще раз, я так не умею. Впрочем, я сейчас много времени уделяю преподаванию и, после двух-трех пар, устаю более, чем во времена своей цветущей молодости. Поэтому пишу книжки и статьи как бы между делом. Планирую сделать монографию о своих раскопках, написать учебник по истории Юго-Западной Украины (с точки зрения Вашей концепции генераторов народов), а также, возможно, учебник по этологии человека для ВАШа. Далее гадать не буду. Дай Бог и с этим управиться.
В понедельник я улетаю в Израиль, в гости к своему другу на две недели. А в 20-х числах ноября буду в Питере на очередной конференции "Боспорский феномен". Мне очень хотелось бы с Вами повидаться. Не могу ли я Вас навестить? Ведь мы никогда толком не разговаривали. Если Вы не против, то напишите мне, пожалуйста, свой адрес и телефон.
Дай Вам Бог здоровья и веру в излечение.
Искренне Ваш Андрей Добролюбский
[III]. Л.С.Клейн А.О. Добролюбскому
22.09 2007
Дорогой Андрей Олегович,
Очень рад, что Вы приняли мои критические замечания с той же доброжелательностью, с которой они писались. Ваши мемуары выдержаны именно в устном стиле, и для устного воспроизведения в интимном дружеском кругу они хороши. Для участников, естественно, тоже - им приятно вспомнить. Но задачи мемуаров как литературного произведения другие, и характеристика некоего поколения для будущего историка морали - лишь одна из них. Кроме того, я думаю, что Вы неправильно, необъективно оцениваете себя этим хабальным очерком со стороны. И Вы не случайно не сразу себя узнали в Вашем лирическом герое. Полагаю, что этот взгляд на него через бутылку и через компанейское молодечество - очень односторонний. Ваша роль была (и остается) другой.
Если у Вас сохранилась переписка, взгляните на нее. Уверен, что там предстанет другой Добролюбский. Ваш текст - не "святая правда", а искаженная картина, замаскированная под наивную правду.
Мне кажется, что публиковать "хабальный треп" нельзя. Это сырой материал, его нужно сохранить для компанейского использования, а на его основе сделать более серьезное аналитическое исследование. А мемуары ученого - это именно исследование. Даже если Вы задались целью описать и исследовать алкоголизм Вашей среды - это тоже нужно делать серьезнее. У всех нас в жизни есть масса дел, которые нас занимают, отнимают много времени, причем регулярно, и дела эти вполне естественные, например дефекация и опорожнение мочевого пузыря, запоры, поносы, проблемы с простатой, но вряд ли это стоит подробно излагать в мемуарах и любоваться своими подвигами. Хотя Алексей Толстой этим любовался (однажды сказал одной даме, выйдя из уборной: "Такой был изумительный стул, жалко было спускать воду!"), но в печать это не дал. По мне, алкогольные проблемы - того же плана.
Опять же мат. Ведь Вы не везде используете эти ресурсы русского языка - для них есть своя аудитория, свой круг общения. А мемуары - для всех, и главным образом совсем для другого круга. Вы пишете, что на пляже имеете обыкновение всегда прикрывать гениталии. Но в мемуарах Вы ведете себя как нудист, покинувший нудистский пляж и вышедший в город, не одеваясь. Мемуары Ваши будет читать в основном та же публика, которая читает Ваши книги и статьи. А написаны сейчас мемуары для другой публики - для узкой компашки Ваших личных друзей и собутыльников. Вы правильно заметили: они уже прочли и насладились. А теперь будет читать (или отказываться читать) другая публика. Вы же выходите с этой публикацией на большой парад. Не превращайте его в карнавал - Вы будете один в карнавальном наряде.
Вы задеваете там многих. Это не прощается. Я отнюдь не предлагаю Вам ослабить Ваши выпады, смягчить критику, пожалеть негодяев. Но Ваши удары должны быть не бранью, а именно серьезными ударами. И уж, конечно, в таких случаях нужно не подставляться противникам самому.
Насчет личных врагов, которых у Вас осталось мало (померли), не обольщайтесь. Померли не все, а новые на их место уже встали и ждут удобного случая. Они нацелены пока не лично на Вас, а на всю категорию. И когда будут бить Вас, они будут в Вашем лице бить всю категорию (даже несколько категорий, для них ненавистных).
Очень советую Вам перечесть свое произведение придирчиво под этим углом зрения. Дать его также серьезному редакторскому работнику с хорошим вкусом. И очень серьезно над ним поработать. Не относиться к нему легковесно. Ведь оно может стать самой известной Вашей книгой.
Против рака я уже борюсь семь лет, с метастазами живу три года (удалось притормозить). Да и возраст - восемьдесят первый.
Понимаю, что жизнь кончается, поэтому и работаю с максимальной напряженностью. Всё же в ближайшее время еще обрыв нити у Парок вроде не предвидится. Так что есть планы новых книг. В частности история русской археологии в лицах - одну главу дал Сергею ("Рыбаков"). Я ведь работаю споро.
Так что можете и заглянуть ко мне.
Ваш Л. Клейн
[IV]. А.О. Добролюбский Л.С.Клейну
22.09.07.
Дорогой Лев Самойлович!
Еще раз спасибо, что Вы столь внимательны к моим эпистолярным потугам. Но Вы не совсем точно определяете мои цели и задачи. Они вовсе не в том, чтобы создать "серьезное аналитическое исследование". И не в том, чтобы быть объективным. И не в том, чтобы "описать и исследовать алкоголизм своей среды". В сущности, там алкоголизм, как серьезная проблема, не рассматривается. Кому - проблема, кому - нет. Я и сам себе задал вопрос, почему я хочу их издать именно в таком виде. И решил, что у меня всего лишь две незатейливые цели: а) развлечься. Вторая цель, как у Дракона в пьесе Евгения Шварца. Она слоистая: б) отомстить; в) страшно отомстить; г) ужасно отомстить. И по достижению этих целей получить удовольствие. Причем сделать это, как писал Аверченко, "без ущерба для собственной личности". Кстати, обильное употребление мата - это тоже компонент развлечения, потому как это выглядит особенно шокирующим и пикантным в устах моей ученой, респектабельной и рафинированной особы. То же касается и повальной пьянки. Но я ведь ухитрился не спиться до конца и пока не умер под забором. А, напротив, превратив свою жизнь в сплошной праздник, прекрасно себя чувствую на склоне лет. В то время, как многие мои ровесники (и даже люди помоложе), которые меня поучали, что пить, курить и разлагаться вредно, и вообще, как нужно жить правильно, давно почили в бозе от инфарктов, инсультов, служебных и бытовых стрессов, разнообразных комплексов и прочей нечисти. Кстати, моя младшая дочь Лиза сказала, что если человек не спивается до 50 лет, то потом уже поздно на это надеяться.
В сущности, это не канонические мемуары, где автор ставит перед собой задачу поведать читателю, "как оно было на самом деле". Это литературное произведение, и я к нему отношусь именно таким образом. Естественно, что какие-то ситуации там приукрашены, искажены или тонированы - но это же обычная вещь. Вы помните "Ворота Расемон" Акутагавы? Как преподносится одна и та же история разными очевидцами совершенно противоположным образом. Здесь то же самое. Как и в любой литературе.
Именно поэтому мне кажется, что чересполосное сочетание "хабала", мата и пьянки со строго научно-академическими, историко-культурными, этическими и, даже, философскими размышлениями придает тексту индивидуальность, делает его более интересным, читабельным и увлекательным. Собственно, это тоже было одной из моих целей. Потому что такое сочетание все-таки необычно.
Я прекрасно понимаю, что воспринимаюсь сам в этом контексте вовсе не ангелом. А я на это и не претендую. Но убежден, что именно такой, хабальный стиль, особенно оскорбителен для моих врагов и гонителей. Потому что тон пренебрежителен. А тон, как известно, делает музыку. Ведь я никому ничего не доказываю и не пытаюсь убедить. Просто пишу, что думаю - и все. Скрывать мне нечего. И незачем.
Я плохо себе представляю, чем могут мне навредить те, кого я, так или иначе, обидел. Сейчас я ни от кого из них никак не завишу ни социально, ни материально, ни ментально. Навредить мне и моим близким конкретно они не могут никак. По-моему, там и брани-то толком нет в их адрес, просто небрежные характеристики типа "болван", "мудак", «редкий идиот» и пр. Ну и что, я так о них думаю. Но, как правило, я всего лишь описываю их поступки и ситуации. Разумеется, с соответствующими комментариями. И то, что это "задевает многих", меня только радует. Значит, книжка удалась. Главное - не обидеть «своих», тех, с кем я намерен считаться.
Вы совершенно правы, что с таким текстом не следует выходить на большой парад. Но я отправляюсь именно на карнавал. И вовсе не убежден, что окажусь там единственным в карнавальном костюме (разумеется, речь идет об исторической перспективе, когда меня уже давно и не будет на этом свете). Но мне хочется издать эту рукопись при жизни и успеть получить удовольствие от "их" бессилия и своей безнаказанности. Жизнь моя тоже перешла в завершающую стадию. Я ее выиграл на сегодняшний день, и этого уже не отнимет у меня никто.
Мне кажется также, что в педагогическом отношении (и так считают мои молодые друзья) этот текст поучителен. Потому что из него следует, что если ты чего-то хочешь добиться, а тебе мешают, то не следует распускать нюни, а быть мужчиной, драться за свои цели и интересы всеми доступными средствами. И никогда не сдаваться.
Разумеется, этические нормы нарушать первому недопустимо. Но если твои противники сплошь и рядом позволяют себе запрещенные приемы, ложь, коварство, обман, интриги, передергивания и т.д. и т.п., то и тебе позволено в ответ вести себя так же. На войне как на войне. Нужно творчески изучать противника, использовать против него его же оружие, выискивать бреши в его обороне, "расшатывать лодку" и вести себя по-большевистски. И тогда победит тот, кто лучше умеет играть (или плавать). Я полагаю, что культура и интеллигентность должны быть агрессивны. Иначе нам хана.
Я также полагаю, что сам факт появления подобного текста, который уже гуляет по Интернету вовсю, и может оказаться изданным в любое время - это уже показатель моей победы над врагом. И ответить им нечем, потому что я, как колобок, от них убежал. Единственное, где они меня пытались достать - это история с открытым листом. Ничего, более творческого, как показал опыт, они придумать не в состоянии. А я все равно 12 лет копал Одессу, и своими истериками они мне только рекламу сделали. Я стал знаменит именно благодаря "им". А ведь именно "слава - выигрыш", как писал Байрон.
Я даже решил прекратить копать Одессу, потому что мне надоело и стало неинтересно. Материала у меня сколько угодно, писать есть о чем. А если захочется выпить на свежем воздухе и посидеть у костра да песенки поорать, то поеду к кому-нибудь в гости в экспедицию из своих друзей.
Что касается того, что я могу испортить себе репутацию, то нет таких гадостей, которые бы уже не были обо мне сказаны моими "оппонентами" задолго до появления этих воспоминаний. В какой-то мере, они же и навязали мне этот жанр. Но существует множество других моих статей и книг, которые меня характеризуют совершенно иначе. Они мне и создали мое нынешнее научное имя, которое, насколько я могу судить по отзывам окружающих, не такое уж и плохое. Поэтому "потомки разберутся", как говаривал Карышковский, когда отказывался вступать в научные дискуссии со своими критиканами. И завистниками.
Еще раз большое спасибо за доброжелательное участие и конструктивную критику. Все Ваши замечания о тех пассажах, где речь идет о Вас, я уже исправил. В том духе, как Вы мне об этом написали. Разумеется, я еще буду неоднократно работать над текстом и вовсе не спешу его издавать, так как в могилу в обозримом будущем добровольно не собираюсь. Если Вы мне не откажете и в дальнейших консультациях и замечаниях, буду очень признателен.
Искренне рад, что и у Вас обрыв нити у Парок не предвидится в том же обозримом будущем. Тогда я позволю себе воспользоваться Вашим приглашением, и, е.б.ж., постараюсь Вас навестить в конце ноября.
Всегда Ваш Андрей Добролюбский.
[V]. Л.С.Клейн А.О. Добролюбскому
23.10.07
Дорогой Андрей Олегович,
Вы умело защищаете свою позицию и выбрали ее сознательно, не из-за промаха. Что ж, исполать Вам. Я-то имел в виду ущерб не лично Вам, а всей "категории" (или "категориям"). Он, мне кажется, всё-таки будет. Но это Ваше право - ставить свое личное удовольствие выше интересов всех "категорий". Когда человек бранится, он, несомненно, делает это не для реального ущерба противнику, а для собственного утешения.
Что же до безвредности алкоголизма, то остаюсь при своем убеждении. Уж как там он сказался на Вашей выживаемости, не знаю, но Вы, несомненно, заняли бы гораздо более заметное место в науке, если бы не это. По Вашим знаниям и Вашему настрою, могли бы - Вашим работам не хватало только большей продуманности и гораздо большего трудового вклада. А этому как раз и препятствовало увлечение алкоголем.
Дело же не в том, чтобы, дожив до 60, не оказаться под забором и сохранить улыбку на лице, а в том, чтобы, дожив до 80, быть в здравом уме и сохранить трудоспособность и свою роль в науке - настолько, чтобы быть интересным не только мемуарами. Кстати, коль скоро Вы, оказывается, познакомились с моими мемуарами, готов выслушать Ваши замечания (хотя учесть их при корректуре уже не получится: макет готов).
Ваш Л. Клейн
P.S. Перечитал еще раз нашу переписку. Ваша защита кое-что существенное добавляет к Вашему мемуарному тексту (кстати, не опубликовать ли в приложении нашу переписку? Может быть, и другую подобную).
[VI]. А.О. Добролюбский Л.С.Клейну
23.09.07
Дорогой Лев Самойлович!
Ваше предложение в постскриптуме мне очень по душе. Но тогда давайте еще немножко попереписываемся, чтобы было, что издавать.
Отвечая на Ваше последнее письмо, не скрою - я очень рад, что Вы отнеслись с уважением к моей позиции. Значит, она все же имеет право на существование. В Ваших глазах. А если речь идет об ущербе "всей категории (или категориям"), то позволю себе не согласиться. Потому что "они" - гонители нашей "категории", конечно же, бессмертны, ибо воспроизводят себе подобных. И "они" будут над нами издеваться, сколько душе угодно, потому что чувствуют себя безнаказанными и не получают ответных ударов. Им то что - у них сила и власть, они нас не боятся. И, когда "они" избирают себе жертвы и начинают их травить, то в большинстве случаев эти жертвы безответны - либо сдаются и начинают угодничать, либо как-то приспосабливаются. Либо наша "категория" изгоняется и покорно бредет в газовые камеры. А "они" еще более наглеют, поскольку бояться им как бы нечего.
Напомню Вам, что с Израилем стали считаться по-настоящему не только после шестидневной войны, но прежде всего после Энтеббе, когда израильская авиаэскадрилья, под рефрен переговоров, внезапно высадилась в этом угандийском аэропорту и освободила своих заложников, перестреляв всю охрану. Эта дерзкая военная операция тогда произвела исключительно шокирующее впечатление - и "они" действительно стали бояться Израиля, потому что так может быть с каждым.
Я вел себя точно так же, потому что "они" меня не боялись. В моих воспоминаниях описано, как при одном из их наездов, Игорь Сапожников украл у меня с раскопа наконечник стрелки, а потом разрушил остатки хаджибейских фундаментов. И в этот раз я им устроил такое Энтеббе, составив соответствующие акты и письма, что после этого несколько лет "они" боялись даже подойти к моему раскопу. Да и после того, как я сковырнул Станко с работы, "они" стали вести себя поуважительнее.
Все это я к тому, что если "они" себя воспроизводят", то мы ("категория") тоже должны себя воспроизводить. И, если "они" будут знать, что могут получить в ответ от этих интеллигентов "в овечьих шкурах", то будут поосторожнее. Они должны нас бояться, если другого языка не понимают. И мои воспоминания - это и есть ответный удар. Этим я, собственно, защищаю свою "категорию" как ее верный рыцарь и солдат. А "они" пускай читают, возмущаются, нервничают и принимают корвалол. Очень даже хорошо. В этом я усматриваю еще и педагогический смысл своей книги. Если каждый из нашей "категории" на своем "участке фронта" будет вести себя подобным образом, то еще неизвестно, кто - кого. Во всяком случае, своих учеников я пытаюсь воспитывать именно в таком духе. И вовсе этим не ставлю "свое личное удовольствие выше интересов всех "категорий". Просто пытаюсь сочетать интересы "категории" с личным удовольствием.
Что касается алкоголизма, то, конечно же, Вы совершенно правы. Это - страшная вещь. Но, если ты, в силу обстоятельств, и вляпался в эту халепу, то и здесь нужно быть мужчиной. И взять себя в руки, не распускаться. Изучить болезнь, как злостного врага, и, если нельзя ее вылечить, то можно обмануть. Мне, во всяком случае, удалось обмануть.
Тем более, что в пьянстве, как и в любом явлении, есть плохие и хорошие стороны. Много лет тому я как-то то сказал своему будущему гонителю Крыжицкому, что хочу бросить пить. Он меня предупредил: "Андрюша, одумайтесь, вы потеряете личность".
Если бы я не пил, то жизнь моя была бы менее красочной. Наверное, я написал бы на десяток книжек больше, и занял бы "гораздо более заметное место в науке". Не убежден, что количество переходит в качество. Я и так страдаю графоманией, издал более десятка книжек, и знаю, что ими зачитываются. И меня это более чем устраивает. В конце концов, Пушкин написал куда меньше, чем Боборыкин. Но кто помнит Боборыкина?
Я завтра улетаю в Израиль, и поэтому у меня сейчас настрой и ассоциации из еврейской истории. Элизер Бен-Йегуда, воссоздатель иврита, говорил: если вы хотите, чтобы вас помнили – сделайте превосходно хоть одну вещь. А я сделал их хотя бы несколько. Так считают окружающие.
Что до своего впечатления о Ваших мемуарах, то позвольте мне их еще раз просмотреть. Я читал их весной, еще в марте, и подзабыл детали. А сейчас просто не успеваю этим заняться, потому что мне нужно подготовиться к поездке. Я завтра улетаю в середине дня и успею получить Ваше ответное письмо, если Вы его напишете. А беседу о Ваших мемуарах давайте перенесем недели на две. Вернусь 8 октября, если меня не взорвет или не застрелит палестинский террорист. Я хочу воспользоваться этой поездкой и проверить свою гипотезу об еврейских колонистах в Причерноморье в античную эпоху. Если Вам любопытно, то прикрепляю ее на скрепке. Эта статья уже несколько раз опубликована и вызывает злобное раздражение многих антиковедов. Мне очень хотелось бы знать и Ваше мнение.
Я очень рад внезапной вспышке нашего общения.
Ваш Андрей Добролюбский
[VII]. Л.С.Клейн А.О. Добролюбскому
23.09.07
Дорогой Андрей Олегович, согласен продолжить переписку, хотя и не знаю о чем. Вроде всё сказано. Поэтому я и озаглавил предыдущее письмо "Точка в дискуссии". Разве что уточнить, что, надеюсь, Вы не приняли мое словечко "категории" за исключительный эвфемизм еврейства. Я очень далек от еврейского национализма. Если уж определять свою национальность, то я скорее сказал бы "русские еврейского происхождения". А категорий, к которым оба мы принадлежим (дорожа этой принадлежностью), и помимо того много. Это и ученые, и гуманитарии, и педагоги, и интеллигенция, и свободомыслящие, и атеисты, и либералы, и западники, и космополиты, и, если вдуматься, патриоты России (включающей и российскую диаспору). Ваше приложение не пришло. Отцепилось по дороге.
Счастливой поездки!
Л. Клейн
[VIII]. А.О. Добролюбский Л.С.Клейну
23.09.07
Дорогой Лев Самойлович!
Мне даже не приходило в голову слово "категория" принять за эвфемизм еврейства. Я не менее Вас далек от еврейского национализма и понимаю это слово точно так же, как и Вы. Курт Воннегут предложил для этого слово "каррас" ("Колыбель для кошки"). Рад, что мы люди одного карраса. Странно, что приложение не пришло. Повторяю попытку.
Ваш А. Добролюбский
[IX]. Л.С.Клейн А.О. Добролюбскому
24.09.07
Дорогой Андрей Олегович,
Спасибо, статья, наконец, дошла в обоих видах. Я прочел ее с интересом. Но впечатление, опять же, двойственное. Несомненно, с точки зрения информативности это прорыв, идея смелая и новаторская. А вот с доказательностью слабовато. Всё строится на косвенных аргументах. Есть ведь прямые пути проверки и доказательства. Почему не рассматриваются для прямого сравнения а) финикийские керамические материалы и б) достоверно еврейские? Другой аспект: где еще есть аналогичная или наиболее схожая сероглиняная посуда? Третий: если это евреи, то где специфические религиозные и т. п. памятники этого населения в Причерноморье? Если четверть всего населения, то такие памятники должны были бы остаться.
Вот побываете сейчас в Израиле - поищите там сероглиняную посуду.
С добрыми напутствиями Л. Клейн
[X]. А.О. Добролюбский Л.С.Клейну
14.10.07.
Дорогой Лев Самойлович!
Извините, что отвечаю с запозданием - я задержался в поездке. Спасибо за интерес к моей еврейской затее. Я с Вами во всем согласен. Решительно во всем. Но, поймите меня правильно, это была всего лишь гипотеза. Поэтому я и решил воспользоваться израильской поездкой. Мне удалось посмотреть керамику этого времени в музее Рокфеллера в Иерусалиме, а также в археологических музеях Яффы, Тель-Авива и Хайфы. А также поговорить с тамошними сотрудниками. Они сильно заинтересовались. Посуда сходна даже в деталях. Кажется, я угадал. Будем искать доказательства.
Что касается культовых памятников еврейского населения, то это всегда невнятно. Меня вообще занимает, как ассимилированного полуеврея и одессита, неуловимость еврейской национальной культуры. Если нас сейчас раскопать, то ничего еврейского не обнаружится. Наверное, это какая-то особенность диаспоры - приспосабливаться под доминирующий тип культуры. А тип мышления при этом сохраняется. Уж не знаю, как это отражается в керамике или иных формах быта. А сероглиняную керамику евреи уже давно не изготавливают. Возможно, в этом наблюдении (или предположении) что-то есть.
Спасибо за доброе напутствие. Еще раз простите, что задержался с ответом.
Ваш Андрей Добролюбский
[XI]. Л.С.Клейн А.О. Добролюбскому
18.10.07.
Дорогой Андрей Олегович,
Поздравляю вас с успехом (по сероглиняной керамике). Археологическая неуловимость характерна не только для ассимилированных евреев, но и для дорийцев, для готов, для протогреков и многих других народностей. При миграциях, отнюдь не попахивающих образованием диаспоры.
Макет моих мемуаров вроде бы закончен. Когда будет передан в типографию, не знаю. В стадии готового макета еще две книги - о музыке и "Археология и время".
Искренне Ваш ЛСК
[XII]. С.Климовский А. Добролюбскому
21.01.2007
Дорогой Андрей Олегович, огромное спасибо за мемуары, о лучшем подарке на свои 45 мечтать и не мог! Уже дошел до 10 песни. Песнь философская просто великолепна, и заставила несколько иначе взглянуть на ряд вещей. Подозреваю, что к ней еще придется вернуться. Эту песнь не выдержал, и переслал болеющему Косте Малееву, как философу (ныне) и археологу (в прошлом). Мат в тексте в основном лежит органично, хотя элемент стеба чувствуется, в частности в этюде с производством слов от пиздеть.
Стилистически мемуары напоминают Довлатова и Пелевина, но это неизбежно, поскольку оба указанных мужичка сами продукты общества в стиле мышления и изложения, и их смело можно причислить к лику соцреалистов, как бы смешно это не выглядело. Не сочтите это подозрением в отсутствии оригинальности в стиле, он как раз то оригинален и приятно легок для восприятия. Подозревают, что «Песнь философская» ни Довлатову, ни Пелевину просто не по зубам, и некоторые сюжеты тоже. Просто, мы все дети одной эпохи и говорим на общем языке.
Чрезвычайно обрадовался, наткнувшись на этюд о снобизме питерцев. У меня то же о них мнение. Собственно, снобизмом страдают и москвичи, но он у них иного происхождения, а потому имеет не столь классическую форму, он как бы внутренний и глубинный, и внешне теряется за московской скоростной коммуникабельностью и внешней демократичностью. Но москвичи ясно осознают свое нахождение в центре информационных, финансовых и административных потоков, и окружающие им интересны с позиций пополнения за их счет этих своих внутренних ресурсов, но при этом москвичи всегда их держат ниже себя. Возможно, это еще со времен Ивана Калиты. …
В мемуарах есть маленькая неточность - Толочко, как не удивительно, не археолог и, по-настоящему, раскопок в Киеве не вел. Сначала его как менеэса послали с Максимовым копать Юрковицу, но это заняло около месяца, и Руси там особо не было, доминировали зарубинцы. Затем он отчаянно с Гупало пытался вскрыть ров городища Кия, но до дна так и не дошли. Немного ковырял склон и площадку вокруг Исторического музея, но вместе с Килиевич. Все это было необходимо для диссертации - пара новых пряслиц и авторское участие. Потом подписался под капище, раскопанное лично Боровским в подвале здания института на Владимирской, 3. Под докторскую сделал несколько шурфов на городищах Поднепровья - Иван-городе, Княжьей горе и еще где-то. И все. Лично и полноценно раскопки никогда не вел. Это делали за него Гупало или Килиевич. Костю Гупало потом выпихнули якобы на повышение - зам директора по науке в открытый к юбилею Музей истории Киева, а когда его там бабы съели, то назад в институт не взяли, и Гупало свалил в Латвию. Килиевич была не столь активна и умна, а потому тихо и бесцветно дожила до пенсии на задворках, не ходя на работу.
Такой стиль раскопок можно назвать участием в материале или засветкой на памятнике. Выкапываешь в наиболее перспективном участке городища ямку 20-50 кв. м, что-нибудь да попадется, и автоматом попадаешь в число его исследователей, хотя для науки от этого ни холодно, ни жарко. В публикациях и диссертации повторяешь общие места из Грекова или Рыбакова и глядишь, становишься видным ученым при поддержке сверху. Когда Тимур Бобровский защитил свою диссертацию о пещерах Киева, просто перерисовав старые планы, Иван Иванович Мовчан очень метко определил - основная заслуга автора (Бобровского) в том, что он побывал на всех этих памятниках. То же проделал и Петя, а до него, но с большим размахом - Рыбаков. Собственно, сейчас мне стал, наконец, понятен феномен Толочка. Он человек ГБ и выдвиженец системы. После войны славянская школа в украинской археологии просто отсутствовала, в отличие от античников. Кто-то погиб, кого-то репрессировали, кто-то, как Полонская-Василенко и Козловская слиняли с немцами, а оставшиеся, вроде Гепнер-Линки, копавшей еще с Хвойкой, или Крипьякевича, доверия не внушали. В итоге научных кадров почти не осталось. В археологию отправили демобилизованных офицеров, но школу надо было создавать и поэтому в Киев присылались Каргер и Генинг. Но нужны были именно местные кадры, и лояльный мальчик из-под Переяслава оказался очень к стати. Он был быстро проведен по всей служебной лестнице, а после объявления незалежности назначен академиком - стране нужны национальные герои. Розовой мечтой мальчика было стать депутатом Верховной Рады или Совета и забыть про эту науку как страшный сон. Мечта сбылась, но дальше события стали развиваться по сценарию, который никто не предусматривал. В итоге, явно москвофильствующий академик оказался не очень нужен в этом году даже Партии регионов, там своя толчея у кормушки. Петя обиделся и в последнем предвыборном номере "Киевского вестника" - газеты кпушников разразился критической статьей в адрес Ахметова и компании, что нет у его партии политической культуры, и только он, академик их может ей научить. Подразумевалось, что за место в списке, которого ему не дали. В результате, регионалы в какой-то мере обиделись на Петра и сейчас, по имеющимся данным, он подвизается в "Союзе левых сил". …
Очень понравилось Ваше наблюдение о законе возмездия на примере Гуржия и других. Я тоже сталкивался с подобными случаями. Сейчас интуитивно чувствую, что институт, а может и академию ждут негаразды. Все конторы, откуда мне пришлось уйти, впоследствии попадали в жесткие перетрубации.
Пока заканчиваю.
С уважением, искренне Ваш,
Сергей Климовский.
[XIII]. С. Климовский А. Добролюбскому
28.01.08.
Андрей Олегович, это великолепно! Дочитал запоем все, беллетристику я почти не читаю, но если подсаживаюсь, то до конца. Довлатов Вам в подметки не годится, он не столь глубок, всего лишь бытописатель, что и является одной из причин, по которой я его не воспринимаю. Он всего лишь советская вариация Джека Керуака.
Очень интересен этюд о Стамбуле, он во многом совпадает с впечатлениями моих знакомых, а “Моралите” дает пищу для дальнейших размышлений. Жаль, что не получил от Вас тогда в 2006 г. характеристику на Ивана Чернякова. Ни за что бы не связался с ним в создании “Ассоциации археологов”, которую он столь бездарно сдал. В прошлом году случайно встретил Клочка, тот ныкался, но понял, что разговора не избежать, а поскольку я на него не наезжал с обвинениями, то он расслабился и рассказал правду. А она такова, что пока мы с Самарским возились с подготовкой съезда, то Черняков с Рябовой ходили и торговались в институте. Козак согласился почти сразу, – делайте Ассоциацию, а я в нее потом вступлю коллективным членом. Но Толочка уломать им не удалось, и тогда эта мафия просто решила от затеи отказаться, раз Толочко им не разрешает, и затянуть время до максимума, чтобы мы оказались в цейтноте. А скряга он предельный – наблюдал лично!
...«Одессея» прояснила и их тактику боя. Толочко играет роль квазидоброго полицейского и потому все подписывает, оставляя грязную работу своим подручным. Очень эффективная тактика: с нас снимается вся информация, у нас создается иллюзия разумности госмашины и лично Толочка, выигрывается время, и главное отсутствуют видимые запреты-репрессалии. Нет формальных оснований назвать его тираном, расстрелявшим демонстрацию к Зимнему. Но затем какой-то клерк в системе, скажем Гаврилюк, вдруг обнаруживает, что у отчета переплет не того цвета или что такое, и вас заваливают. Внешне и наверху все вроде не против, и Толочко преспокойно все подписывает, зная, что это ничего не означает и ни к чему не обязывает, но какая-нибудь Гаврилюк, вдруг заявляет: вы же не соблюдаете элементарных требований и значит вы не профессионал, и вообще человек не достойный. А если вы спорите, что естественно, то окажетесь еще и скандалистом. При этом официально система и ее глава не виноваты. И в случае, если со стороны их возьмут за яйца, то всегда есть отмазка, что стрелочник Гаврилюк что-то не так поняла, и вообще защищалась она в Питере, институт ее не рекомендовал… а вот Толочко, видите – все подписал и изначально вас поддерживал. И при этом идет геббельсовская пропаганда шепотом: мы – Толочко и последний лаборант, это одна команда, это Институт, а значит вы такой нехороший, воюете не с Толочко, а со всем Институтом, вплоть до сторожевой дворняги при входе, которую вы своими мерзкими действиями глубоко морально оскорбляете. Более того, вот видите нас проверяют, отвлекают, начальству портят нервы, не дают сосредоточиться, а значит, все это скажется и на вас, наши милые лаборанты и дворняжки, и вам не дадут ваши любимые косточки, зарплату задержат и все из-за этого бяки, которому видите ли взбрендило копать Замковую гору или набережную в Одессе! Да как он может этим заниматься вообще, если он специалист в каких-то занюханных половцах и ногайцах, которые даже не археология, или защитился на социотопографии Киева аж 16-17 вв., и при этом пытается ковырять древнерусский слой. О том, что у вас куча работ по античности или у меня по Руси, не говоря о килограммах отчетов по раскопкам этих периодов, разумеется ни слова. Вот так работает система.
Несколько неадекватна Ваша оценка Толочка как ученого, поскольку сфера ваших научных интересов все время лежала в стороне от киеворусских тем. Как ни парадоксально это звучит, но Толочко вообще не исследователь, а всего лишь хороший популяризатор науки, повторяющий ее зады, что перетекает в плагиат. Единственное его открытие – 1500-летие Киева, даже не является его собственным изобретением. В своей книжке о Замковой горе я писал об этом, хотя и не очень рельефно, блюдя академизм. Дело заключалось в том, что в 1960-х вопросом юбилея Киева озадачились три человека из института археологии: Самойловский, Виктор Петров и Брайчевский. Все три почти одновременно опубликовали в разных изданиях статьи о том что Киеву 2000 лет, тянули к зарубинецкой культуре. Брайчевский тогда даже развернуто изложил концепцию о гнезде зарубинецких поселений, из которого потом вырос Киев в своей монографии 1963 г. “Когда и как возник Киев?”. В научном плане идея не состоятельна, во-первых, все эти поселения прекратили существовать во 2 в. нашей эры и до летописного Киева 9 в. археологическая дыра в 700 лет. Нормальных поселений нет, несмотря на масштабные раскопки. Дату 5-6 в. Брайчевский вывел по пяти-шести находкам кладов или дорогих украшений “антского” времени. Но клад или найденная в чистом поле серебряная фибула – не доказательство того, что рядом было поселение, ее могли случайно потерять. Тем более, что даже десятка черепков этого времени из Киева нет. Один только драгметалл. Но, все эти находки появились в дореволюционных коллекциях лишь с легендами, что они найдены в Киеве. Скорее всего 90% из них крестьяне выкопали в 1880-90-ых годах на Княжьей горе и других пунктах современной Черкащины, где такие вещи попадаются и сейчас с керамикой. В эти годы как раз Черкащину-Каневщину охватила эпидемия крестьянской археологии и материалы, разумеется тащили в денежный Киев, как сейчас в Москву. А в Киеве был бум именно на киевские древности и привезенным находкам сочиняли соответствующие легенды. Кстати, именно тогда на Подоле землекопы якобы находили сотни античных монет, которые, по замечанию Ляскоронского, в мелочных лавках охотно скупали студенты и гимназисты. Но эти монеты явно везли из Одессы и югов. За 50-лет нормальных раскопок на Подоле ни одна античная монета не была найдена ни археологами, ни строителями. И не может быть найдена, поскольку если даже здесь и был слой этого времени, то лежит он на глубине 10-15 м, куда не особо докапываются наши экскаваторы, не говоря о лопатах землекопов 19 в. И вот на основании этих “находок” Киеву попытались склеить 2000 лет.
Я охотно допускаю спонтанность научных поисков у трех человек, но как прозаик, склонен видеть в том социальный заказ. Особенно если учесть, что Петров в войну служил Штирлицем, а Брайчевский будучи юношей призывного возраста всю оккупацию проработал в фотоателье, которое делало фото фрицев с местными красотками, и в 1943 г., после освобождения Киева, он не поехал на Колыму, а уже в 1946 г. бодро собирал керамику вокруг города и писал статьи не взирая на разруху. Так что, команда была вполне проверенная.
Но старик Самойловский вскоре умер, в судьбе Петрова произошел какой-то непонятный карьерный щелчок и его отовсюду убрали, а Брайчевский около 1974 г. залетел со своим известным “Приеднанням чи возъеднанням”. В отношение этой истории, то подозреваю, что это была попытка внедрения нашего человека к буржуазным националистам.
В итоге, Толочко оказался единственным подходящим человеком, которому и было поручено довести дело юбилея до конца по уже готовым материалам, а прикрывал всю операцию Борис Рыбаков. Это был разумный ход – молодой киевский ученый из нацкадров выступил с идеей, а солидный эксперт из Москвы ее одобрил. Создавалась видимость движения общественности Киева в сторону его юбилея, а не выполнение киевским горкомом распоряжения ЦК из Москвы.
Здесь необходимо сделать еще одно маленькое отступление. В начале 1941 г. научный сотрудник Института Иванцов сдал тогда его ученому секретарю Полонской-Василенко рукопись монографии по древней истории Киева как плановую тему. Иванцов погиб в боях, Василенко слиняла с немцами, рукопись осталась. И ее на всю катушку использовал Михаил Каргер, который полностью воспроизвел концепцию Иванцова почти дословно, разумеется добавив и свои новые находки и вообще все, что смог наскребсти. Но концепцию и структуру текста создал именно Иванцов, хотя он не упомянут ни единым словом. Что не выбрал Каргер, позднее подгреб Толочко. Лишь в 2004 г. работа Иванцова наконец была издана Ин-том истории благодаря усилиям дочери Иванцова, глубокой старушке, и Юре Павленко. Ивакина туда приплюсовали комментатором как археолога, поскольку ставить Толочко было совсем не этично. Бабушка Килиевич, в своей тонкой книжке поймала Толочко на использование такой же неизданной рукописи о кладах Киева Самойловского, которая пылилась в архиве института.
Как-то беседовал с одним очень эрудированным киевоведом, который выдал шикарную фразу: “Да Толочко же невозможно критиковать! У него в книжках есть мнения Рыбакова, есть мнение Каргера, есть мнение еще кого-то, а собственного мнения академика Толочка нет. Что же можно критиковать?”. Специально проверил по двум проблемным аспектам и убедился, таки да! Петр Петрович нашел шикарную фразу “Этот вопрос чрезвычайно сложен…” или подобную, после чего тупо сливает историографию, даже не примыкая к кому-либо. Не возможно критиковать банальности и общеизвестные вещи! Но, воспроизводя их, можно стать академиком.
Относительно Фоменко и хиатусов. Поначалу его книжку читал вполне спокойно, находя даже интересные моменты, пока не натолкнулся на то, что Ярослав Мудрый, Фридрих Барбаросса и Тимур – это все один человек, поскольку он рыжий, с бородой, хромал и с кем-то воевал. С этого момента утратил к нему всякий интерес. Мой московский знакомый-историк, которого периодически слушатели задалбывают вопросами о его отношении к Фоменко, наконец, нашел очень емкий образ для его методики: «Я как историк могу доказать, что математики не правы, и 3+3=8. Не верите? Возьмите две тройки и сложите их!» Очевидно, именно так Фоменко и видит цифры, объемно.
То, что у вас археологически пропали 100 лет гуннов, это ерунда. У нас пропало 100 лет Киева! И не где-то в начале, а весь 16 век! Город, а точнее Подол, был тогда плотно застроен, жило на нем в разное время от 2,5 до 7 тыс. человек и жило постоянно. О том что город был есть привилеи польских королей, подтверждающие ему магдебургское право, налоговые реестры и прочие бумаги, а самого города археологически нет! То есть найдено, максимум 30 черепков и 10 монет и то, лишь на полу церквей. Века 17-18 сидят прямо на Руси 12-13 в. Долго считали, что Киев в 13-14 в. после Батыя был очень жалок и почти никто тут не жил, но 16 в. ни у кого сомнений не вызывал. Я и Ивакин доказали, что это не так. Причем в Верхнем городе я нашел около 20 построек 13-14 в., но ни одной 16 в.! Сагайдак, конечно, жлоб, и часто сносил культурные слои на своем Подоле экскаватором, но не так, чтобы уж совсем вынести 16 в. Тем более, что мне и самому приходилось копать Подол, не говоря о заходах в гости на раскоп. Причем испарились не только остатки домов и слой, но даже керамика хотя бы в переотложенном состоянии! Объяснить внятно я это не могу и никто другой тоже. И это не покойники, которых прятали умышленно! Покойников тоже, кстати нет, хотя их и тяжело вычисли среди полуголых костяков при церквях. Свалить на поздние перекопы сложно, слои 17-18 вв. лежат нормально не шибко нарушены, и даже на Подоле иногда удается поймать 14-15 в., а вот 16 – никак!
Очень понравилось определение Андрюши Ганжи как способного распиздяя. Оно наконец методологически объяснило, почему заваливаются некоторые наши мелкие совместные проекты! Он просто такой по жизни.
Когда издадите “Одессею”, не забудьте про меня, возможно, даже смогу помочь с реализацией части тиража.
Желаю крепкого здоровья и удачного завершения непосредственного общения с медиками! С ними гораздо приятней пить и говорить об истории, чем быть предметом их исследований.
Искренне Ваш, Сергей.
P.S. От Ваших мемуаров получил не только удовольствие, но они дали и пищу к размышлениям. В частности, информация о перепроизводстве кремневых орудий, что позволяет прояснить некоторые моменты для древней Руси и развития всей социальной системы. Подозреваю, что буду обращаться к Вам еще по этому поводу как к специалисту.
[XIV]. С. Климовский А. Добролюбскому
3.02.2008
Дорогой Андрей Олегович!
…С интересом прочел переписку с Клейном. Его позиция мне понятна, хотя я не во всем с ним согласен, но рациональное зерно в его пожеланиях есть. В отличие от него, форму диалога считаю очень удачной, это уход от стандарта мемуаров, хотя прием известный, но редко применяющийся, а тем более удачно. У Вас он органичен еще, в значительной мере, благодаря указаниям мест и дат. Он дает живость и ощущение обстоятельств создания текста, но я бы в отдельных местах смягчил разрывы диалога в виде – «а не пойти ли в туалет». Гораздо лучше и оптимистичней - а не выпить ли еще пива? Сама антитеза высокое-низкое приемлема, но и в ней желательно соблюдать разумные пропорции. Пересоленный суп также тяжело есть, как и недосоленный.
Собственно вопрос о мате - это вопрос о соли. Серафимович в воспоминаниях описал некоего персонажа, который во время декабрьского восстания 1905 г. в Москве очень убедительно агитировал против царя исключительно с помощью мата. Но мат в листовки и статьи до сих пор в таком виде и количестве не вошел. Мат - это эмоции, это даже не соль, а перец, крик души, а если мат становится повседневностью, он не только банален, но и опошляется, а в итоге начинает раздражать. Нельзя поминать имя Божье всуе, то же можно сказать и о мате. Мат от упавшей на ногу батареи, как и посылание начальником подчиненного, или наоборот, - это накал страстей, это оружие, это литература. А подростки, посылающие друг друга каждые 5 минут без каких-либо последствий - это пустота и суесловие.
О пьянстве. Недавно по каналу «Интер» прошел сюжет, что все высчитывающие янки к своему изумлению установили, что человек разумно пьющий, работает производительней, чем принципиальный трезвенник. Впрочем, это было известно всем ранним цивилизациям, а монорелигии лишь запутали этот вопрос. Человек периодически должен останавливаться, чтобы осмыслить бытие, и в этом ему помогает вино. К тому же, это снятие усталости и стрессов. Кук застал за подобным занятием даже аборигенов какого-то забытого Богом и людьми острова. Осознавая эту проблему, даже монорелигии, как иудаизм и христианство, устанавливают идиотским государственническим способом принудительный всеобщий выходной по субботам или воскресеньям, отправ
