Кризисы в жизни ребенка

В 1981 году в Гейдельберге я слушал Глена Элдера, одного из основных специалистов в мире по социологии семьи; он выступал с докладом перед группой исследовате­лей, интересующихся тем, как дети ухитряются расти в условиях неблагоприятной обстановки. Он рассказал нам об интереснейшем исследовании, над которым он работал в течение всей своей жизни. По его словам, два поколения назад, перед Великой Депрессией, группа ученых-мечтате­лей, его предшественников, взялась за исследование поко­ления, продолжавшееся в течение почти шестидесяти лет. Сейчас объектам этого исследования кому за семьдесят, а

Дети и родители: истоки оптимизма 205

кому и за восемьдесят лет, и они продолжают участвовать в этой эпохальной работе длиною в жизнь. И не только они, но и их дети, а теперь и внуки.

Глен рассказывал о тех, кто выстоял во время Великой Депрессии, а также о тех, кто никогда не оправился. Он сообщил очарованной его рассказом группе, что девушки из среднего класса, семьи которых разорились, психологически оправились к началу пожилого возраста, после чего их ста­рение протекало нормально с точки зрения и физической, и психологической. Девушки же из низших слоев, разорив­шиеся в тридцатые годы, буквально разваливались к началу пожилого возраста, и их старость была трагической физи­чески и психологически.

Глен высказал свои предположения о причине этого различия.

«Я думаю, что женщины, которые старели нормально, усвоили во время своего детства, которое пришлось на Великую Депрессию, что неблагоприятные обстоятельства будут преодолены. В конце концов, большинство семей воспрянули экономически в конце 30-х — начале 40-х годов. Это научило их оптимизму, и кризис с его разреше­нием сформировал их стиль объяснения по отношению к неблагоприятным событиям, делая их временными, кон­кретными и внешними. Это означает, что в старости, когда умирал их лучший друг, они думали: «Я найду себе еще». И этот оптимистический взгляд способствовал их здоровью и нормальному ходу их старения.

Что же касается девушек из семей низших слоев, то в большинстве своем эти семьи не смогли оправиться после Великой Депрессии. Они были бедны до нее, во время нее и после. Они научились пессимизму. Они убедились, что если приходит беда, то тяжелые времена остаются навсегда. Их стиль объяснения стал безнадежным. И когда впослед­ствии умирал их лучший друг, они думали: «Никогда уже

206____________________ Мартин Я П. Зелигмаи

у меня не будет снова дружбы». Этот пессимизм, впитан­ный в детстве из реалий существования, накладывался на каждый новый кризис и подрывал их здоровье, их успехи и их благосостояние».

«Правда, все это в значительной степени предположе­ния, — сказал Глен в заключение. —г Никто и понятия не имел пятьдесят лет назад о стиле объяснения, соответствен­но никто его и не измерял. Ужасно жаль, что у нас нет машины времени, чтобы вернуться в тридцатые годы и проверить мои умозаключения».

Этой ночью я не мог заснуть. «Ужасно жаль, что у нас нет машины времени», — звучало у меня в голове. В пять утра я стал ломиться к Глену.

«Глен, просыпайся, есть разговор. У меня есть машина времени!»

Глен вылез из постели, и мы пошли прогуляться.

«В прошлом году, — объявил я Глену, — я получил письмо от замечательного молодого социопсихолога Криса Питерсона. Оно прозвучало для меня как подарок судьбы. В письме Крис просил о помощи, сообщал, что он заперт в маленьком колледже, где ведет в течение года восемь учеб­ных курсов; у него много конструктивных идей, готов к переезду. Я пригласил его поработать со мной пару лет в Пенсильванском университете, и он принял мое приглаше­ние. Оказалось, что у него действительно есть прекрасные идеи».

Наиболее конструктивная идея Криса состояла в том, как суметь оценить стиль объяснения людей, которые не согласились бы заполнять соответствующие анкеты: герои спорта, президенты, кинозвезды. Крис неустанно штудиро­вал спортивные страницы и к каждому заявлению футбо­листа, носившему причинный характер, он относился так, как будто это был пункт из вопросника, заполненного этим спортсменом. Так, если в оправдание того, что он не забил

Дети и родители: истоки оптимизма 207

гол, мазила говорил, что ему помешал ветер, Крис указы­вал, что цитата имеет постоянный, широкий и личный ха­рактер по шкале от одного до семи баллов. Фраза «Мне мешал ветер» получала один балл за постоянство, посколь­ку ничего нет менее постоянного, чем ветер; около одного балла за широту, поскольку ветер мешал только полету мяча, но не личной жизни; и один балл за личностный характер, поскольку футболист не виноват в ветре. Таким образом, «Мне помешал ветер» — очень оптимистичное объяснение плохого события.

Затем Крис усреднял рейтинги всех причинных заявле­ний данного футболиста и получал оценку его стиля объяс­нения, не прибегая к вопроснику. Потом мы показали, что такая оценка более или менее соответствует оценкам, полу­ченным при помощи вопросника. Мы назвали эту технику CAVE (анализ содержания словесных объяснений).

«Глен, — продолжал я, — CAVE — это и есть машина времени. Мы же можем пользоваться этой техни­кой применительно не только к людям, которые не пожела­ют отвечать на наши вопросы, но и к тем, которые просто не могут — например, потому что уже умерли.

Вот почему я тебя разбудил. Сберегли ли твои предше­ственники интервью тридцатых годов, которые брали у де­тей Беркли и Окленда?»

Глен немного подумал. «Это, конечно, было до широ­кого использования магнитофонов, но мне кажется, что беседы стенографировались. Я могу уточнить, когда вер­нусь к своим архивам».

«Если в нашем распоряжении будут подлинные запи­си, — сказал я, — то мы сможем воспользоваться техни­кой CAVE. Каждый раз, когда опрашиваемый ребенок характеризовал в своем ответе причинные связи, мы можем использовать этот ответ по аналогии с пунктом вопросника. Затем, привлекая нейтральное жюри, которому неизвестен

208_____________________ Мартин Э. П. Зелипяаи

источник цитат, оценить степень оптимизма последних. И тогда в результате мы будем знать, насколько оптимистич­ны были все эти дети пятьдесят лет тому назад. Мы смо­жем пропутешествовать во времени и проверить твои пред­положения».

Вернувшись к своим архивам в Беркли, Глен проверил и обнаружил в них стенограммы ранних опросов и полные тексты интервью, взятых в разное время, сначала у дево­чек потом v матеоей, а затем у бабушек. Мы воспользо­вались этими записями, чтобы оценить динамику стиля объяснений этих женщин, для чего извлекли оттуда все ответы, носившие причинный характер, отдали их жюри, не знакомому с источником, и поручили им оценку по всем трем ключевым параметрам.

Предположение Глена оказалось в значительной степе­ни верным. Женщины из среднего класса, которые нор­мально старились, склонялись в основном к оптимизму. Женщины из низших слоев с тяжелой старостью имели склонность к пессимизму.

Первое же использование «машины времени» позво­лило достигнуть трех целей.

Во-первых, «машина времени» оказалась в наших ру­ках исключительно мощным инструментом. Мы теперь могли оценивать оптимистичность людей, которые не стали бы работать с нашими вопросниками; достаточно было иметь стенограмму беседы. При помощи техники CAVE мы те­перь могли прочесать огромное количество материала: пресс-конференции, дневники, беседы терапевтов с пациентами, письма с фронта, завещания. Мы могли оценивать стиль объяснения детей, слишком маленьких даже для теста CASQ, разговорив их, выудив из беседы их причинные заявления и обработав последние по аналогии с ответами на анкету. Мы оказались в состоянии оценить оптимизм давно умер­ших президентов Соединенных Штатов и заключить, возрас-

Дети и родители: истоки оптим изма _____________ 209

тал или снижался уровень пессимизма в истории Америки, были ли одни культуры и религии пессимистичнее других.

Во-вторых, «машина времени» дала нам дополнитель­ное подтверждение того, что мы учимся своему стилю объ­яснения у своих матерей. В 1970 году был проведен опрос бывших детей из Беркли-Окленда, которые стали уже ба­бушками, а также их дочерей, теперь уже матерей. Мы обработали материалы этих опросов при помощи техники CAVE и оказалось, что результаты совпадают с данными вопросников, причем выявилось значительное сходство между уровнем пессимизма матерей и дочерей. Как отмечалось выше, один из путей, которым мы учимся оптимизму, со­стоит в. том, что мы слушаем, как наши мамы объясняют причины происходящего с ними в повседневной жизни.

В-третьих, наша «машина времени» показала впервые, что в формировании нашего оптимизма участвуют реальные кризисы, через которые мы проходим в детстве. Девочки, пережившие экономический кризис, который был преодо­лен, утвердились в понимании того, что дурные события носят временный характер и их можно изменить. Но дети, которые испытали лишения Великой Депрессии и остались затем в нищете, пришли к тому, что стали считать дурные события фиксированными и неизменными. Так что серьез­ные кризисы детской поры могут стать для нас шаблоном (вроде формочек для печенья), которым мы будем пользо­ваться всю оставшуюся жизнь для объяснения новых кри­зисов.

Кроме результатов нашей совместной работы с Гленом Элдером существует еще ряд свидетельств, подтверждаю­щих, что стиль объяснения формируется у детей в процессе преодоления или серьезных жизненных кризисов. Эти сви­детельства были кропотливо собраны английским профессо­ром Джоном Брауном, Когда я в первый раз встретился с ним, он уже десять лет ходил по самым нищим кварталам

210_______________________ Ма ртин Э. Я. Зелигман

Южного Лондона и брал интервью у домашних хозяек. Он опросил их около четырехсот в поисках ответа на вопрос, как предотвратить депрессии. Суммарное количество людей в тяжелой депрессии, обнаруженных им, способно было повергнуть в шок: свыше 20% опрошенных — домохозяй­ки, причем половина — в состоянии психоза. И тогда он попытался понять, чем отличаются женщины, впавшие в тяжелую депрессию в этих суровых условиях, от тех, кто оказался несокрушим?

Ему удалось выделить три защитных фактора. Доста­точно было присутствия хотя бы- одного из них, чтобы депрессия не началась, даже перед лицом тяжелых потерь и нищеты. Первый защитный фактор — интимные отноше­ния с мужем или любовником. Такие женщины побеждали депрессию. Второй фактор — работа вне дома. Третий — чтобы в семье было не более двух детей в возрасте до четырнадцати лет, о которых было бы необходимо забо­титься.

В дополнение к этим трем факторам стойкости Браун выделил два важнейших фактора риска: недавняя потеря (смерть мужа, эмиграция сына) и, что наиболее важно, смерть матери до достижения ребенком подросткового воз­раста..

«Если мать умирает, когда вы еще малы, — объяснял Джордж, — вы думаете о дальнейших потерях самым безнадежным образом. Если ваш сын эмигрирует в Новую Зеландию, вы уже не скажете себе, что он отправился искать счастье и непременно вернется. Нет, вы будете счи­тать его все равно, что умершим. Все потери во взрослом возрасте будут казаться вам смертями».

Потеря девочкой матери — постоянна и всеобъемлю­ща. От матери зависит столь многое из того, что делает девочка. Это особенно верно до периода созревания, пока еще мальчики и орда ровесниц не стали частичной заменой.

Дети и родители; истоки оптимизма 211

Если реальность нашей первой крупной потери определяет строй наших мыслей о причинах наших будущих потерь, то в открытиях Джорджа есть смысл. Эти несчастные дети познают, совсем как те дети из низших слоев времен Вели­кой Депрессии, что потеря постоянна и всеобъемлюща. Их мать ушла и больше не вернется, и вся их жизнь теперь обеднела. Потери в дальнейшей жизни трактуются теперь таким образом: он умер^ он никогда не вернется, я не могу дальше существовать.

Итак, теперь мы располагаем подтверждением того, что существуют три фактора, влияющих на стиль объясне­ния вашего ребенка. Во-первых, форма анализа причинных зависимостей, который он слышит от вас каждый день — особенно если вы его мать. Если ваш стиль оптимистичен, то его будет таким же. Во-вторых, форма критики, адресуе­мой ему при неудачах: если критика носит постоянный и всеобъемлющий характер, то у него будет формироваться пессимистичный взгляд на самого себя. И, в-третьих, ре­альные потери и травмы раннего возраста: если они релак-сируют, у него вырабатывается теория, что дурные события можно изменить и покорить. Но если же они неизменны и всеобъемлющи, то можно считать, что в сознании ребенка посеяны семена беспомощности.