2015-06-04
557
После Февральской революции новая государственность России складывалась по двум разным проектам: Временное правительство пыталось выстраивать ее по типу буржуазно‑либеральных государств Запада, а Советы – исходя из своего проекта, который уже десять лет разрабатывался в русле русского коммунизма.
Первым делом любая политическая сила, претендующая быть государственной властью, должна обеспечить свою монополию на легитимное насилие. В данном случае речь шла о том, что для этого требовалось создать необходимые институты и силовые структуры. Здесь и произошла первая проба сил «двух властей», которые пока что сотрудничали.
Сразу после формирования Временного правительства были ликвидированы посты генерал‑губернаторов, губернаторов и градоначальников, полицейские и жандармские должности и управления. Упраздненные должности заменялись комиссарами Временного правительства. Власть рухнула, главной тактикой Временного правительства стало не создание новых структур, а потакание «революционной толпе». Как признал тогда лидер правых А.И. Гучков, «мы ведь не только свергли носителей власти, мы свергли и упразднили саму идею власти, разрушили те необходимые устои, на которых строится всякая власть».
В первые же дни революции, когда была ликвидирована полиция и из тюрем выпущены уголовники, обывателей охватил страх перед массовыми грабежами. Всеобщая амнистия! Те старики, кто помнит лето 1953 года – широкую амнистию даже при сильной милиции и КГБ, – могут представить себе состояние жителей крупных городов России в марте‑апреле 1917 г. Страх перед преступным насилием был паническим (как говорили, главной мыслью обывателя было: «Уехать, пока трамваи ходят»). Каково было состояние умов, видно из такого мелкого факта: когда в Александринском театре на сцене по ходу пьесы появились городовой и пристав, публика встала и аплодировала.
Пытаясь спасти положение, Временное правительство учредило милицию из числа студентов‑добровольцев. На центральных улицах появились юноши и девушки с красными бантами на груди. Они не совали свой нос в темные переулки и грязные кварталы, где и свирепствовала преступность. А как ответили на эту проблему большевики? Они дали фабзавкомам на заводы разнарядку – мобилизовать в рабочую милицию каждого десятого рабочего. Не добровольно, а мобилизовать, и не с гулькин нос, а каждого десятого. Именно эта рабочая милиция, знающая изнанку жизни, и навела в городах минимальный порядок. Вот первое важное дело, понятное и барыне, и кухарке, в котором Временное правительство проиграло соревнование с Советами. Они оказались гораздо более дееспособными, чуткими и гибкими в создании условий жизни граждан.
Теперь об армии. После Февраля буржуазно‑либеральное Временное правительство не могло не развалить армию царской России как один из главных институтов монархической государственности. Сам ее «культурный генотип» был несовместим с мировоззрением и цивилизационными установками либералов‑западников.28
Уже 2 марта секретарь ЦИК Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов адвокат Н.Д. Соколов (меньшевик, бывший, как и Керенский, одним из руководителей российского масонства тех лет) подготовил и принес в только что созданное Временное правительство известный «приказ №1». Приказ предусматривал выборы в войсках комитетов из нижних чинов, изъятие оружия у офицеров и передачу его под контроль комитетов, установление не ограниченной «ни в чем» свободы солдата. Став военным министром, Керенский издал аналогичный приказ, известный как «декларация прав солдата».
16 июля 1917 года Деникин заявил в присутствии Керенского: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие… Развалило армию военное законодательство последних месяцев».
В этом плане особенно красноречивы действия А.И. Гучкова, ставшего военным министром Временного правительства. Он был человеком близким к армии и имел высокий авторитет среди офицерства и генералитета. Тем не менее, он, следуя логике процесса, давал распоряжения и приказы, разрушавшие армию (например, за март было уволено около 60% высших офицеров).
Офицерство стало отходить от Временного правительства. Выехав 5 апреля на фронт, военный министр (Гучков) был поражен, что генералы подумывали о том, чтобы вступить в партию эсеров. Он писал: «Такая готовность капитулировать перед Советом даже со стороны высших военных, делавших карьеру при царе, парализовала всякую возможность борьбы за укрепление власти Временного правительства».
Почему большевики, опираясь на Советы и армию, так легко отодвинули от власти Временное правительство? Потому, что всем было очевидно расхождение траекторий Февральской и Октябрьской революций, и подавляющее большинство не приняло проект западников. Даже значительная часть буржуазии и дворянства не желала втягивания России в периферийную зону Запада – скрепя сердце приняла власть большевиков.
Показательно разделение офицерства старой армии. В Красной армии служили 70‑75 тыс. этих офицеров, т.е. 30% (из них 14 тыс. до этого были в Белой армии). В Белой армии служили около 100 тыс. (40%) офицеров, остальные бывшие офицеры уклонились от участия в военном конфликте. В Красной армии было 639 генералов и офицеров Генерального штаба, в Белой – 750. Из 100 командармов, которые были в Красной армии в 1918‑1922 годах, 82 были ранее «царскими» генералами и офицерами. Можно сказать, что цвет российского офицерства разделился между красными и белыми пополам. При этом офицеры, за редкими исключениями, вовсе не становились на «классовую позицию» большевиков и не вступали в партию (приглашая их к строительству новой армии, советская власть взяла обязательство «не посягать на их политические убеждения»). Они выбрали красных как выразителей определенного цивилизационного пути, который принципиально расходился с тем, по которому пошли белые.
Вот воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», с которым обратилась большая группа бывших генералов русской армии во главе с Брусиловым: «В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из‑за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку Россию».
Ясно, что такого шага царских генералов не купишь – большевики заслужили его не речами и обещаниями, а совокупностью своих действий, включая мелкие и каждодневные, отражавшие общий вектор их устремлений.
Даже великий князь Александр Михайлович, видя безвыходность положения белых, ставших пособниками Запада, написал: «на страже русских национальных интересов стоит не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи». Антисоветский историк М. Назаров в книге «Миссия русской эмиграции» пишет: «Ориентация Белого движения на Антанту заставила многих опасаться, что при победе белых стоявшие за ними иностранные силы подчинят Россию своим интересам». Напротив, Красная армия с большевиками‑комиссарами воспринималась как сила, восстанавливающая государственность и суверенитет России.
Именно большевики в Гражданской войне стояли «на страже русских национальных интересов». А белые – на страже интересов Запада. В личном плане это была трагедия множества участников Белого движения. Но глупо сегодня ее повторять, надо же на опыте дедов учиться.
Понятно, что революция с восстанием имела вооруженные силы. Еще 12 октября 1917 г. при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов по инициативе ЦК большевиков был создан Петроградский Военно‑революционный комитет (ВРК). По предложению Ленина он был создан как легальный внепартийный орган. В момент создания в его состав вошли представители ЦК и Петроградского комитета РСДРП(б), профсоюзов, армии и флота. При ВРК было бюро ЦК рабочей Красной гвардии. Красная гвардия к моменту Октябрьской революции была уже ощутимой силой: накануне восстания она насчитывала по стране более 100 тысяч человек, ее отряды имелись в более чем 100 городах.
ВРК обладал реальной силой, опираясь на отряды Красной гвардии, верные большевикам армейские части, матросов флота, на районные и Петроградский Советы и местные военно‑революционные комитеты. Он назначал своих комиссаров в воинские части, в отдельные учреждения, предприятия Петрограда и в провинцию. Комиссары ВРК наделялись полномочиями по реорганизации госаппарата, по увольнению персонала, правом ареста «явных контрреволюционеров». Они действовали в контакте с общими собраниями и комитетами солдат и рабочих, с Советами. ВРК стал органом по подготовке и проведению восстания в Петрограде и существовал лишь до 5 декабря 1917 г. Но в ходе его создания и деятельности были отработаны принципы организации системы вооруженных сил. После Октябрьской революции вооруженные силы страны составляли отряды Красной гвардии, рабочей милиции, части старой армии, которые поддержали советскую власть.
Как сказано выше, Советское государство прежде всего должно было восстановить монополию на легитимное насилие. Это означало необходимость ликвидации всех иррегулярных вооруженных сил революции. Надо представить, насколько это был ответственный и тяжелый шаг!
Один из самых красноречивых эпизодов восстановления государственности – ликвидация Красной гвардии … Об этой операции мы ничего не знаем из официальной истории – она никак не вписывалась в упрощенную модель классовой борьбы и романтический образ революции. В Петрограде Красная гвардия была распущена 17 марта 1918 года, о чем было объявлено во всех районных Советах с предложением всем желающим записываться в Красную армию. Начальник штаба Красной гвардии был арестован.
Это и другие действия по «огосударствлению» революционного общества вызвали, конечно, сопротивление части рабочих даже в центре России. Они самоотверженно пошли в революцию – и их разоружают! Это вызвало отток рабочих из Красной армии. Так, к середине мая почти все рабочие с петроградского завода Речкина, ушедшие в Красную армию, вернулись на завод, т. к. не хотели, чтобы остальные рабочие смотрели на них «как на опричников».
Особенно трудное положение сложилось на Урале, где в Советах были сильны левые большевики и эсеры. В городе Невьянске на большом артиллерийском заводе, где работали 7000 рабочих, 12‑17 июня 1918 года произошло восстание. В те дни все отряды рабочих, которыми руководили большевики, отбыли с завода на подавление белочехов, и единственной военной силой остался отряд, в котором командовали эсеры и меньшевики. К восстанию присоединилась часть рабочих. 8 августа началось и продолжалось три месяца большое Ижевско‑Воткинское восстание.
После его подавления рабочие части повстанцев влились в сибирские армии белых, где числились среди самых боеспособных частей. У многих из этих бойцов, чувствующих, что они воюют «не на той стороне», произошел психологический надлом, что выразилось в жестокостях и зверствах. Это было присуще и ижевско‑воткинским повстанцам, и восстаниям 1921 года (например, крестьянскому восстанию в Тамбовской губернии).
Многозначительно явление, о котором советская история умалчивала, а зря – это «красный бандитизм». В конце Гражданской войны советская власть вела борьбу, иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы, с красными отрядами, которые самочинно затягивали боевые действия, когда белые уже склонялись к тому, чтобы разоружиться. В некоторых местностях эта опасность для советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые городские парторганизации, нарушившие общую политическую линию.
Одной из причин падения Временного правительства в октябре 1917 года было нежелание солдат продолжать войну. Как и все главные политические решения большевиков после Февраля, Декрет о мире и затем его реализация в практически достижимой форме были вызваны реальным состоянием страны и соответствовали чаяниям народа. Вовсе не сразу пришли большевики к пониманию этого состояния. Член Исполкома Петроградского Совета меньшевик Н.Н. Суханов в своих «Записках о революции» вспоминает, как 21 сентября 1917 г. на заседании Совета прибывший с фронта говорил: «Солдаты в окопах не хотят ни свободы, ни земли. Они хотят сейчас одного – конца войны. Что бы вы здесь ни говорили, солдаты больше воевать не будут». Как пишет Суханов, на это послышались возгласы: «Этого не говорят и большевики!». Но офицер продолжал твердо: «Мы знаем, и нам неинтересно, что говорят большевики. Я передаю то, что я знаю и о чем передать вам меня просили солдаты».
Что старая армия не могла воевать, стало ясно еще до Октябрьской революции. Последний военный министр Временного правительства генерал А.И. Верховский заявил о необходимости мирных переговоров и за это был отправлен в отставку. Большевики, принимая тяжелое решение о выходе из войны, не следовали никакой доктрине. Напротив, критика политики большевиков на переговорах о мире с Германией была именно доктринальной – и внутри России, и в мировом левом движении. В декабре 1917 г. немецкий республиканец Г. Фернау, живший в Швейцарии, в открытом письме обвинил Ленина в том, что он пошел на переговоры с военщиной Германии, вместо того, чтобы «довести до конца дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс от всякого рабства». Ленин ему ответил тоже открытым письмом, в котором говорилось: «Мы хотели бы спасти наш народ, который погибает от войны, которому мир абсолютно необходим. Требуете ли Вы, чтобы, если другие народы все еще позволяют губить себя, наш народ делал бы то же из духа солидарности?». Наряду с переговорами о мире Советское правительство начало строительство новой армии, первые успехи которой в большой мере стабилизировали положение.
Ввиду явной опасности, что с фронта в глубь страны хлынет неорганизованный поток вооруженных дезертиров, Советское государство сразу приступило к демобилизации старой армии. Одновременно был начат процесс создания новой постоянной и регулярной армии. 15 января 1918 г. СНК принимает декрет «О рабоче‑крестьянской Красной Армии», которая создавалась на принципе добровольности. Принцип добровольности был вызван тем, что война надоела народу и общественное сознание отвергало идею воинской повинности. Для вступления в ряды Красной армии необходимы были рекомендации войсковых комитетов, парторганизаций и профсоюзов или, по крайней мере, двух членов этих организаций. При вступлении целыми частями требовалась круговая порука всех и поименное голосование.
Весной 1918 г. началась иностранная военная интервенция, и ВЦИК ввел всеобщую воинскую повинность. Важным шагом в становлении армии было введение в ноябре 1918 г. формы для военнослужащих, а в январе 1919 г. – знаков различия для командного состава. В сентябре 1918 г. был учрежден орден Красного Знамени, которым награждались за храбрость и мужество в боях.
В марте 1918 г. СНК узаконил привлечение в Красную армию «военных специалистов» из числа офицеров и генералов старой армии (это решение специально подтвердил V Всероссийский съезд Советов). В первые дни наступления войск Четвертного союза (Германии и ее союзников) в феврале 1918 г. в Красную Армию вступило добровольно свыше 8 тысяч бывших офицеров и генералов. Привлечение «военспецов» из числа офицеров вызвало в партии острую дискуссию, а порой и конфликты. Возникла даже т.н. «военная оппозиция» на VIII съезде РКП(б) – из числа противников этой политики. Однако Ленин в отстаивании своей позиции проявил исключительную настойчивость.
Постепенно грани между двумя категориями командного состава – «военспецов» и «красных командиров» («краскомов») – стирались, и к окончанию Гражданской войны оба термина вышли из употребления и были заменены единым наименованием «командир РККА». Все это говорит о том, что становление советских вооруженных сил произошло очень быстро.
Решения большевиков, которые многие современные авторы представляют как ошибочные, выглядят по‑иному, как только их помещаешь в более широкий контекст. Так, «демократизация» армии после Октября – выборность командиров и отмена символов иерархии (погон) – конечно, завершала разрушение армейского уклада и создавала потенциальную опасность. Однако те корпуса и армии, где эти меры провести не удалось (1‑й Польский корпус, Чехословацкий корпус, армии Румынского фронта), стали готовой и организованной ударной силой, которая начала гражданскую войну.
Критическим моментом стал мятеж чехословацкого корпуса (25 мая 1918 г.), сформированного осенью 1917 года из военнопленных чехов и словаков для участия в Первой мировой войне (в январе 1918 года он был объявлен автономной частью французской армии). Этот мятеж послужил для эсеров сигналом к объявлению войны Советскому государству. Белочехи заняли Самару, и 8 июня эсеры образовали Комитет, который объявил себя верховной властью в России. 30 июня в Омске при участии интервентов было создано Сибирское правительство из меньшевиков, эсеров и кадетов. В ноябре здесь же Колчак был провозглашен Верховным правителем России.29
Так же быстро, как Красная армия, формировалась и эволюционировала милиция. II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов утвердил принцип полновластия и единовластия Советов на местах в решении местных дел. 28 октября 1917 г. по телеграфу НКВД предписал всем Советам рабочих и солдатских депутатов учредить рабочую милицию. Она должна была находиться в ведении Совета рабочих и солдатских депутатов, власти обязаны были содействовать ей в снабжении оружием. В акте ничего не говорилось о сельской милиции, но вскоре ее стали создавать крестьянские Советы. Обладание своими вооруженными формированиями (отряды рабочей милиции) усиливало власть Советов. Военно‑революционные комитеты на местах упразднялись.
Декрета об упразднении милиции Временного правительства не было, этот вопрос решался на местах Советами. Центральный аппарат старой милиции был ликвидирован в начале декабря 1917 г. приказом НКВД. Временно старая милиция сохранялась при признании ее личным составом советской власти (Советы направляли в милицию комиссаров). В некоторых районах этот процесс растянулся до весны 1918 г.
Милиция в первые месяцы выполняла задачи как охраны общественного порядка, так и военные. После создания в феврале 1918 г. регулярной Красной армии милицию отделили от военных органов и военных функций, превратив ее в профессиональный, штатный орган по охране общественного порядка. Был сделан шаг к централизации: милиция на местах являлась теперь исполнительным органом центральной власти. Она состояла в непосредственном ведении местных Советов, но подчинялась общему руководству НКВД (в нем было Главное управление милиции). Таким образом, милиция находилась в двойном подчинении – Совету и вышестоящему органу милиции. Милиционеры вооружались холодным оружием и револьверами. При исполнении служебных обязанностей они должны были носить установленную форму или отличительный знак. На милицию возлагалось также проведение розыска и дознания по уголовным преступлениям.
Вскоре после Октября острота борьбы заставила поднять вопрос о создании органа госбезопасности. 7 декабря 1917 г. СНК создал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем (ВЧК). Она была задумана прежде всего как орган борьбы с саботажем в связи с готовящейся всеобщей забастовкой служащих правительственных учреждений. Первые шаги ВЧК были направлены против нарушений трех видов: саботажа чиновников, «пьяных погромов» (разграбления винных складов в Петрограде) и бандитизма «под флагом анархизма».
Особую опасность представляла спекуляция в связи с заключением Брестского мира. Поскольку он предусматривал обязательство правительства России безоговорочно оплатить все ценные бумаги, предъявленные Германией, началась широкая спекуляция акциями промышленных предприятий (в том числе уже национализированных). Акции продавались немецким подданным, от них поступали в посольство Германии, а оно предъявляло их к оплате. На борьбу с этим были брошены большие силы ВЧК.
В момент создания в ВЧК входили лишь большевики. 8 января 1918 г. СНК назначил членами ВЧК четырех левых эсеров, один из них стал заместителем председателя ВЧК. После заключения Брестского мира левые эсеры ушли почти из всех наркоматов, но в ВЧК остались, 6 июля 1918 г. левые эсеры использовали аппарат ВЧК в организации убийства немецкого посла Мирбаха и вооруженного выступления против большевиков. После ликвидации этого выступления левые эсеры были отстранены от работы в органах ВЧК.
Со второй половины декабря 1917 г. Советы стали создавать местные ЧК. В волостях и небольших уездах назначались комиссары ЧК. К концу мая 1918 г. было создано 40 губернских и 365 уездных ЧК (в январе 1919 г. в связи с определенной стабилизацией обстановки уездные ЧК были упразднены).
Число сотрудников ВЧК в конце февраля 1918 г. не превышало 120 человек, а в 1920 г. 4500 – по всей стране. Провести широкие репрессии, которые приписывают ВЧК, она не могла просто в силу своей величины. В ноябре 1920 г. на ВЧК была возложена охрана границ (до этого граница охранялась «завесами» – подвижными отрядами). Тогда численность персонала ВЧК к 1921 г. достигла максимума – 31 тыс. человек. Если посмотреть на одно только здание ФСБ в Москве, то можно понять, насколько ничтожной по масштабам была эта страшная ВЧК.
Но наивно думать, что местные ЧК следовали какой‑то переданной из Москвы инструкции и находились под оперативным контролем центра и тем более лично Ленина. Даже среди сотрудников ВЧК высшего уровня какое‑то время были фракции, которые не подчинялись Дзержинскому и Ленину.
6 февраля 1922 г. ВЧК и ее местные органы были упразднены. Впредь все дела о преступлениях подлежали рассмотрению судами, административные органы судебных полномочий лишались. Вместо ВЧК было образовано Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД под председательством наркома или его заместителя, назначаемого СНК. На местах создавались политотделы при губисполкомах, непосредственно подчиненные ГПУ. Декрет возложил на ГПУ борьбу с бандитизмом, шпионажем, подавление открытых контрреволюционных выступлений, охрану границ, железнодорожных и водных путей сообщения, борьбу с контрабандой. В распоряжении ГПУ были особые войска. ГПУ и его органам предоставлялось право обысков и арестов. Не позднее двух недель арестованному должно было быть предъявлено обвинение. Не позднее двух месяцев со дня ареста ГПУ дело должно было быть направлено в суд или арестованный должен быть освобожден. Вопрос о продлении срока ареста при особых обстоятельствах решал Президиум ВЦИК.
Для оценки исторических явлений надо учитывать, как оно отложилось в коллективной памяти. Очень редко бывает, чтобы карательный орган сохранился в памяти под именем, имеющим положительную окраску. Чекист – именно такое имя. Несмотря на все черные мифы последних лет, до сих пор сотрудники спецслужб желали бы, чтобы их называли уважительно «чекист». Это значит, что в глазах современников‑обывателей ЧК своими жестокостями спасала несравненно больше невинных людей, чем губила. Этот баланс, который не выразить числом, коллективный разум очень хорошо определяет.
