Глава 38

Брагинский резко вырос перед ошарашенным Литвой. Тот все слышал и уже мечтал о спасении Натальи, его самой любимой девушки на свете.

- Торис, беги в Москву, бери моих солдат и живо на подмогу к Белоруссии и Украине! – вдруг приказал он.

- Я?! – парень то ли сильно удивился, то ли испугался.

- Не говори глупостей, с кем мне еще тут разговаривать, как не с тобой? По пути соберешь еще силы и на Пекин! Я тоже в Москву, но сначала освобождать Санкт-Петербург.

- Ты доверяешь мне командование?! – все же изумлялся Лауринайтис.

- Даже более: из всех моих союзников только ты любишь Наталью. Я уверен – ты справишься! – Иван положил ему руку на плечо и заглянул в глаза. – Ты отлично умеешь командовать и поднимать боевой дух солдатам, а с моими солдатами тебе нечего бояться.

- Я… я… - Торис задыхался от нарастающего счастья, благодарности и смущения одновременно. Он понимал всю ответственность задания, но и другого он не хотел. – Почту за честь!

Сердце выбивалось из груди. Счастье переполняло его.

- Кто знает, может тогда Беларусь посмотрит в твою сторону, - надеялся Иван. Очень надеялся!

Голова пошла кругом у литовца: чувствовал, что взорвется от страстей, одолевающих его душу.

- Буду стараться изо всех сил! – пообещал он.

- Тогда сейчас оставлю распоряжения Эстонии, Латвии и своим генералам, а сам отправлюсь с тобой в Москву… - пояснил Россия.

***

Литва ждал его в салоне военного самолета. Ерзал на кресле и молил Бога о том, чтобы они добрались без приключений. Он боялся подвести Ивана, в случае неудачи, но все же старался думать о победе.

«Другой возможности повлиять на столь строгое девичье сердце у меня не будет, - размышлял он. – Так или иначе, я все равно хочу вырвать ее из рук Китая, даже если она мне откажет. У мужчин есть одна черта: умирать за женщин, даже тогда, когда любовь безответна. Лишь бы они улыбались. Беларусь, если я буду умирать на твоих руках – улыбнись мне. Это будет высшей наградой! Тогда я умру счастливым…»

Еще немного погрезив, Лауринайтис вдруг подумал о России: «Черт возьми! Если я его оставлю, то Грех вернется и поглотит его. Некому будет согревать его остывающее сердце. А остывает оно быстро… Вот дилемма! На кого мне его оставить?»

Это обстоятельство взволновало парня. Достал сотовый. Связь есть!

- Алло? – голос поляка по ту сторону.

- Привет, Польша! – ответил Лит. – Я к тебе с большой-пребольшой просьбой! Умоляю, выполни ее!

- А-а?! Что, типа, случилось? Смотря что за просьба, а то скажешь, типа, луну достать, а я и не смогу… Только если участок купить. Кстати, у меня есть свой участок на Луне, это, типа, модно сейчас. А у тебя есть? – тот загрузил бедолагу. – Интересно, а когда там можно дом построить? Правда, у меня на невидимой стороне, но больше у меня, типа, денег не хватило…

- Потом поговорим о Луне! Тут проблемы вполне земные! – хотя Лауринайтис ничего и не ожидал от Феликса путного, но больше у него не было близких. – Ивана одолевает сам Дьявол!

Да, Торис до сих пор искренне верил, что это тот самый падший ангел.

- А-а-а! Как страшно! Я и не сомневался! К сожалению, я не умею изгонять демонов, - честно признался поляк.

- А этого от тебя не требуется, - Лит даже головой покачал. – Я отправляюсь на подмогу Беларуси в Пекин. А тебя прошу просто присмотреть за Брагинским!

- Что?! – изумился Феликс, даже ноготь сломал о другой ноготь. – Ох…

- Пожалуйста! Если рядом с ним никого не будет, то может произойти страшное, - молил литовец.

- Давай, я лучше луну с неба достану? Я уверен – у меня, типа, получится!

- Не нужна мне луна, мне нужен вменяемый Брагинский! – рассердился Лауринайтис.

- Но луну, типа, достать проще, чем это! Да и «вменяемый Брагинский» - сочетание, типа, не сочетаемое, - замялся тот, но вдруг тоже разгневался. – Да и не хочу я!

- Тогда какого хрена ты вообще помогаешь ему?! – вышел из себя Торис, ему даже показалось, что в него самого вселятся дьяволы.

- Потому что ты с ним! – так же яростно ответил Феликс и даже заговорил правильно. – Я тебе помогаю, а не ему! Меня вообще бесит, когда ты так печешься о нем. Он здоровый мужик, пусть и дурной, сам справится, а если не справится – его беда. И вообще! Я сейчас с тобой поеду! – он угрожал.

- Если хочешь помочь мне – выполни мою просьбу! Я больше ни о чем тебя не попрошу!

- Нет! Лучше скажи, где ты и я с тобой пойду нагибать Китай. Там от меня, типа, больше пользы.

Лауринайтис вдруг огорчился. Но отказываться от предложенной помощи – глупо.

- Кстати, а где Украина? – перевел тему Феликс.

- Тоже пошла Китай нагибать… - вздохнул Лит.

- Тогда тем более я с вами! Е-е-е! Нагнем, отдерем и похороним.

- Хорошо… - сдался Торис.

«Он ревнует меня к России, да и не простил он его за… хм… за то, что тот его четвертовал пару раз. Мать моя женщина! Какие же славяне странные и… э-э… самобытные…» - подумал он.

***

Иван отдал распоряжения и уже возвращался к взлетной полосе, как вдруг остановился. Осмотрелся. Звенящая тишина. Казалось, можно услышать, как ветви деревьев покрываются инеем. Воздух очень влажный, а холодный ветер будто живой, нарочно обходил каждое деревце и жилые строения. Даже фонарный столб печально покосился от одиночества и холода.

Брагинский невольно улыбнулся:

- Ты и здесь преследуешь меня?

Ветер вдруг остановился, словно его окликнули. А вокруг никого, только он и Иван.

Россия вздохнул и от тоски негромко запел:

«Среди зеркал тебя искал,
Боясь узнать и потерять.
Бесплотный дух, ты слеп и глух,
К моим мольбам, к моим слезам…»

Воздух вновь ожил и метелью ощутимо обнял Ивана, затем сгустился перед ним и заиграл формами. Постепенно просматривались призрачные человеческие черты. Генерал Мороз в привычном молчании смотрел Ивану прямо в глаза, но в них отражалась нетерпеливая готовность к действиям, как у солдат, жаждущих приказа о наступлении.

Россия неторопливо протянул к нему руку:

«Скажи, ты умеешь жалеть?
"Ах, да", - ухмылка-ответ.
А душа твоя может болеть?
Ах, да - у тебя ее нет…»

Генерал взял его руку в свою, и на его лице заиграла еле заметная улыбка. Иван излучал темную силу, которая смелыми щупальцами устремлялась по рукам и уже окутывала Генерала Мороза. Его призрачные одежды почернели, а глаза еще сильнее ожесточились. Казалось, что теперь он мог превратить в льдину все, на что только посмотрит.

«Во мне живешь, как в ране нож,
Мучишь меня день ото дня…»

Призрак резко притянул Россию к себе, вбирая его силу. Генерал даже рассмеялся, но так беззвучно, как в немом кино. Ему нравилось одновременно защищать и терзать своего любимчика.
«Я вечно твой, всегда с тобой,
Все для тебя, ты - это я…»*

Иван закрыл глаза, обнимаемый ледяными руками своего вечного спутника жизни. Такие объятия только он и может вынести, другие бы уже давно упали замертво от ледяного дыхания на своей шее самого Темного Генерала Мороза.

***

Польша резко открыл дверь самолета, чем сильно напугал Литву – тому даже показалось, как сердце подпрыгнуло и сделало сальто пару раз.

- Дурак! Не пугай меня так! – у него уже нервы не к черту.

- И снова – здравствуй! – Феликс же остался довольным.

- Закрой дверь, дует, - Торис решил на дураков не обижаться.

- Пока шел – резко похолодало, - поляк выполнил его просьбу и сел на соседнее кресло.

Тут же бесцеремонно положил свою ледяную ладонь на его руку, лежащую на подлокотнике. Лауринайтис вздрогнул от неожиданности и холода. Даже мурашки пробежали по телу.

Лит посмотрел на окно – стекла с наружной стороны покрывались белым узором по краям.

- В Москве наверняка дубак, а я не взял с собой теплой одежды, - вслух подумал он и вздохнул.

- Да, зима, типа, подкралась незаметно, - согласился с ним Польша, разыскивая на руке друга теплые участки и согреваясь. – О, дай вторую!

Феликс потянулся за другой его рукой, разворачивая Лита чуть к себе. Тот возмущенно посмотрел на наглеца, но ничего не сказал. Пусть берет все что хочет…

- Тепло… тепло… - приговаривал поляк и сцепил свои пальцы с пальцами друга.

«Как можно быть таким непосредственным?!» - про себя изумлялся Торис.

Дверь снова открылась, но уже не так резко, напротив, неторопливо, скорее зловеще, а холодный морозный воздух тут же защипал за ноги. Парни замерли, когда на пороге возник Темный Брагинский, выпуская белый пар изо рта. Его суровый взгляд устремился на парочку, затем сосредоточился на блондине.

Уголок рта Ивана чуть приподнялся, а Польша уже растерял всю свою смелость: вжался в кресло, отпустив вторую руку друга, и пригнулся, пряча голову в плечи, как черепашка. Россия закрыл за собой дверь и направился к ним.

- Так, братцы-кролики, - он сел в кресло рядом… рядом с Феликсом. – Вы вместе решили идти на Пекин, или Польша опаздывает на гламурную вечеринку в Москве?

- Да! – хором ответили те.

Поляк сильно сжал руку Литвы.

Иван нахмурился:

- Так первое или второе?

- На Пекин, конечно! – таки осмелел Феликс и развернулся к России.

- Я рад, - вдруг улыбнулся Брагинский и убрал упавшие на лицо поляка волосы легким движением руки за ухо того. – Спасибо.

Феликс окаменел от прикосновения небывалой тьмы, даже затошнило.

- Я это делаю ради Лита! – отпрянул он и засуетился. – Лит, я, типа, хочу смотреть в окно!

Феликс забирался к нему в кресло, настойчиво вытесняя Ториса с его места. Тот уже набрал воздуха для возмущенного ора, но заметив взволнованные глаза поляка, понял, что тот не просто так его выселяет.

- Как хочешь, - Лауринайтис пересел на место рядом с Россией.

Самолет тронулся с места и уже разворачивался для взлета. Парни пристегивались.

Торис посмотрел на Брагинского: тот бледен, даже подавлен или просто устал. Когда Иван справился с ремнем, тут же откинулся на спинку сидения.

«Что-то произошло? - забеспокоился Литва, глядя на профиль России. – Не хотелось бы его оставлять в такое время, чувствую, что случится самое страшное…»

Торис перевел взгляд на его руку, положил свою ладонь поверх нее и тут же обжегся холодом, словно металла коснулся. Мороз током ударил в локоть и устремился к плечу, разливаясь по всему телу. Брагинский вздрогнул: он уже задремал, но горячее прикосновение пробудило его. Россия повернул голову и поймал взгляд Лауринайтиса, скромно улыбнулся и снова задремал.

Торис лишь молил Бога, чтобы по прибытию рядом проснулся Россия, а не чудовище.

- Хр-хр… - поляк тоже заснул: сопел, храпел, похрюкивал и пускал слюни.

Видимо, тоже очень устал.

Одному Литу не спалось…

***

Лучи солнца скользнули через решетчатое окно, рисуя сетку на полу. Но чем больше проникало света в помещение, тем сильнее мрачнели углы. Шелест ткани – Беларусь пошевелилась. Дева сидела на полу в темнице и только сейчас подняла голову, взглянула на светлеющее лазурью небо.

Это Яо временно посадил ее сюда, а она из-за злости не легла на нары. Села в уголок и от усталости задремала. Она замерзла…

Нет, даже не так: она заледенела, руки-ноги еле-еле слушались. Она привстала, поковыляла к окну и рухнула за ним – смотрела на просыпающийся мир и завидовала птицам. Летающим и поющим. Тоже захотелось запеть, но совсем не так весело, как юркой пташке.

Наталья вздохнула и негромко завела песню:

«Я уснула в камере пыток,
Где на стенах – тиски и клещи,
Среди старых кошмаров забытых,
Мне снились странные вещи…»

Девушка схватилась одной рукой за холодный прут, но глаза опустила, а пушистые ресницы намокли, и проронили заблестевшую на солнце слезу.

«Заглушала музыка крики,
Столько памяти в каждом слове,
Я уснула в камере пыток,
На полу, в луже чей-то крови…»

Ей снились тревожные сны об отчаянии:

«Я уснула ночью глубокой,
В страшной чаще,
Зарывшись в листьях,
Среди диких чудовищ, голодных,
О своей не заботясь жизни.

Всё равно о ней думать поздно,
Но проклятое чувство долга,
Я уснула, выключив звёзды,
Так хотелось упасть ненадолго…»

Беларусь смахнула слезу легким движением руки, но тут же по щеке скользнула другая, а за ней еще одна и еще. Она загоревала сильнее и уже не могла остановить поток редких слез. Она вообще плакала редко, даже когда бывало очень больно. Но порой горечь становилась невыносимой и мучительной. Она вспоминала другой свой сон в этой темнице. В частности, он был таким же, но в других действиях:

«Я уснула на поле битвы,
В самом центре кровавой бойни,
Среди раненных и убитых,
Полежать хотелось спокойно.

Всё равно нет смысла бороться,
Я и так давно уже пала,
Я уснула, выключив солнце,
Потому, что очень устала…»**

Наталья вдруг рассердилась. Она проиграла и теперь ей стыдно! Невыносимо…

- Красиво поешь, дорогая, - голос Китая застал ее врасплох.

Красавица резко развернулась: на пороге стоял Темный Яо в черных одеждах. Как он открыл дверь так незаметно? Видимо, девушка и вправду очень устала и растеряла всю свою бдительность. Нахмурилась, когда он закрыл дверь за собой… на ключ!

Беларусь промолчала и впилась взглядом в неприятеля, и чем ближе он к ней подходил, тем сильнее она напрягалась, словно пружина. Как дикая кошка, в чью клетку вошел посторонний.

- Не приближайся! – грозно прорычала она, когда Яо подошел к краю невидимой красной границы, которую девушка мысленно прочертила.

Темный лишь усмехнулся и нарочно продолжил наступать. Беларусь взбесилась и, недолго думая, набросилась на похитителя. Но тот перехватил ее руки и только посмеялся над ее отчаянной попыткой: развернул к себе спиной и притянул.

- Никогда не думал, что мне придется по вкусу укрощать строптивых красавиц, ару,- сказал он ей и приласкал языком девичье ухо.

Та поморщилась от отвращения, затем подалась вперед, но вырваться не смогла. Темная сила китайца сильнее ее рук и ног. Она бессильна сейчас.

Аромат девушки вскружил голову Китаю, поэтому тот продолжил изучать свою будущую супругу. Пощекотал губами ее белую шею и прошелся настойчивыми поцелуями по ней, обжигая горячим дыханием.

- Отпусти меня, ублюдок! Я же потом не успокоюсь, пока не вырву твои яйца своими зубами и не затолкаю их в твой гнилой рот! – яро угрожала Беларусь. – Клянусь! Посмей только прикоснуться своими похотливыми руками! Не прощу! Отомщу!

Девушка взбесилась: она не могла себе представить, что ее возьмут прямо здесь и сейчас. Страшно. Стыдно. Обидно…

Тело предательски задрожало.

Яо лишь захохотал и отпустил дикарку. Та рванулась прочь, но он поймал ее за руку – оба растянулись по центру камеры.

- Как хочешь, варварка, но знаешь, я тоже старомоден, ару, - Китай согнул руку в локте, чтобы притянуть свою невесту к себе и заглянул ей в глаза.- Я учту твои пожелания, и прикоснусь к тебе только в нашу первую брачную ночь.

- Этого не будет! Брак священен, когда обе стороны согласны, - она высокомерно взглянула на врага. – А я лучше умру, негодяй!

- Вот как, ару? – Темный Яо резко притянул Наталью к себе и крепко прижал, обняв ее свободной рукой. – Если согласишься – осыплю золотом и шелком. – Он пронзал ее таким же гордым взглядом. – Подарю любой дворец, который только пожелаешь. Окружу тысячами слуг. Ты больше не будешь нуждаться. Мы покорим весь мир, ару!

- Не пытайся меня купить, Кощей, – не куплюсь, - не сдавалась дева и задрала свой нос.

- Не спеши с ответом: я даю тебе время. Если откажешься: все равно станешь моей, но нарочно помогу Америке уничтожить Россию. Так что, все зависит от тебя, ару, - развеселился Китай и ослабил хватку, позволяя девушке вырваться из объятий.

- Иван спасет меня! Он снесет тебе голову, нечестивец! – все еще злилась Беларусь, но вдруг подошла к китайцу и стала толкать его к двери. – Уходи, это моя темница. Закрой дверь с той стороны и сгинь с глаз долой!

- Уйду, если снова улыбнешься мне той волшебной улыбкой, которой ты покорила меня, ару, - он нежно ухватил пальцами прядь ее светлых волос и протянул по всей их длине.

У Беларуси аж мурашки пробежали по коже, но румянец невольно заиграл на ее щеках. От неожиданности она отпрянула.

- Не дождешься, уходи! – она судорожно указывала рукой на выход.

- А может, споешь? – вдруг попросил Яо. – Твой голос, как звон колокольчиков, ару.

- Пошел вон!

- Не уйду, пока не споешь, ару, - издевался тот. - Вот сяду и буду сидеть с тобой.

Китай нарочно присел на нары и издевательски заулыбался. Беларусь готова была размазать негодяя по стенке, но терпеть его присутствие – выше ее сил. Сложила руки на груди и задумалась. Китай ждал, когда девушка решится на улыбку или песню. Делать нечего, Наталья вновь запела, метая молнии из глаз:

«Попробуй разбить меня - ты не поверишь глазам,
Попробуй сломать - ты скорее сломаешься сам.
Холодный и твёрдый в израненных пальцах -
Орудие неандертальца.
Согнуть меня даже гораздо сложней, чем сломать,
Я маленький камень - зато я умею летать.
Холодный и острый осколок гранита,
Смерть Голиафа в руке Давида…»

Беларусь вернулась к окну и села на подоконник, спиной к окну:

«По мне ударяют железным прутом,
Но я камень - холодный и твёрдый гранит,
Я падаю, не разбиваясь потом,
Мне не больно - я делаю вид…»

Яо внимательно слушал и невольно улыбался. Ему нравился боевой дух этой девицы.

«Нет твёрже или нет холодней ничего не земле,
Могла бы быть льдом, но боюсь, что растаю в тепле,
Напрасны уловки, капканы и сети,
Не целься мне в сердце - я в бронежилете!»

Беларусь и вправду была в бронежилете.

«Не просто меня раздавить, расколоть,
Я - камень холодный и твёрдый базальт,
Всего лишь слегка поцарапана плоть,
И в стороны яркие искры летят!»***

Когда песня закончилась, сама девушка немного успокоилась, а Китай поднялся и приблизился к ней. Склонился, взял ее руку и поцеловал. Подобной учтивости Наталья не противилась. Яо поднял взгляд на каменную деву и улыбнулся.

- Но я все же рискну, ару… - сказал Китай. – Ты достойна быть моей, дорогая.

Она ничего ему больше не ответила. Она уже все сказала. Яо оставил ее в темнице одну, как девушка и просила.

----------------

*Otto Dix – Отражение.

** Fleur – Я уснула.

*** Fleur – Камень.