Стивен КИНГ 45 страница

Приемной они не нашли, лишь коридор уводил их все дальше и дальше. Вот они и шли вдоль чуть подсвеченных зеленых стен. Коридор как в фильме, подумал Джейк. Именно там Трусливый Лев так перепугался, что наступил на свой хвост.

И тут, словно добавляя еще толику достоверности, без которой Джейк вполне мог бы и обойтись, Эдди заговорил дребезжащим (и очень похожим) голосом Берта Лара:

— Погодите, друзья, я вот подумал... а ведь у меня нет особого желания встречаться с Колдуном. Я лучше обожду вас снаружи!

— Прекрати! — осадил его Джейк.

— Ати! — согласился Ыш. Он следовал за Джейком по пятам, настороженно глядя по сторонам. Джейк не слышал ничего, кроме их шагов... однако что-то чувствовал: звук, которого не было. Все равно что смотреть на ветровой колокольчик, подумал Джейк, которому нужно лишь легкое дуновение, чтобы зазвенеть.

— Извини. Больше не буду. — Эдди протянул руку. — Посмотрите туда.

Ярдах в сорока зеленый коридор заканчивался зеленой же дверью невероятной высоты... никак не меньше тридцати футов. А вот из-за нее, Джейк теперь это слышал, доносилось мерное гудение. По мере того как они подходили ближе и гудение становилось все громче, нарастал и его страх. Он помнил этот звук: он слышал его, когда Гашер тащил его по подземельям Лада и когда он и его друзья едва успели к отходу Блейна Моно. То работали двигатели, точно такие же, что стояли и на поезде.

— Это же кошмар. — Джейк едва не плакал. — Мы вернулись к тому, с чего начали.

— Нет, Джейк, — взъерошил ему волосы стрелок. — Никогда так не думай. То, что ты чувствуешь, — иллюзия. Так что ни шагу назад.

Надпись на двери в фильме отсутствовала, и только Сюзанна знала, что это слова Данте. «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ», — прочитали они.

Роланд протянул правую, о двух пальцах руку, толкнул дверь. Она открылась.

За дверью глазам Джейка, Сюзанны и Эдди предстал зал, в интерьере которого странным образом перемешались элементы тронного зала, как представляли его себе иллюстраторы сказки Л. Фрэнка Баума и Блейна Моно. На полу лежал толстый ковер (светло-синий, как в салоне для баронов). Сводчатый потолок уходил в темно-зеленую высь, как в кафедральном соборе. Стеклянные колонны, поддерживающие потолок, светились зеленым и розовым светом. Розовая краска точно такого же оттенка покрывала корпус Блейна. Джейк видел, что поверхность колонн не гладкая, на ней вырезаны тысячи и тысячи различных изображений, и все они пугали, будоражили. Преобладали среди них лица с раззявленными в крике ртами.

А прямо перед ними, превращая их в жалких муравьев, возвышался громадный, зеленого стекла трон. Джейк попытался прикинуть его размеры, но не получилось. Не нашлось объектов сравнения — за исключением трона другой мебели в зале не было. Подумал, что спинка трона высотой в добрых пятьдесят футов, но с тем же успехом она могла быть и в полтора, и в два раза выше.

Украшал спинку широко раскрытый глаз, только на этот раз красный, а не желтый. Подсветка трона ритмично мигала, оживляя глаз: он «бился», словно сердце.

Над троном, словно трубы средневекового органа, расположились тринадцать здоровенных цилиндров, каждый пульсировал своим цветом. Каждый, кроме того, что располагался по центру. Черный, как полночь, и застывший, как смерть.

— Эй! — крикнула Сюзанна с кресла. — Есть тут кто-нибудь?

От ее голоса цилиндры сверкнули так ярко, что Джейку пришлось прикрыть глаза. Мгновение тронный зал переливался всеми цветами радуги. А затем свет ушел из цилиндров, они потемнели, умерли, как колдовской кристалл в истории Роланда, когда ему (или управляющей им силе) казалось, что пора передохнуть. Но подсветка зеленого трона осталась, то усиливаясь, то слабея.

Они услышали новый звук, что-то зажужжало, словно включился в работу очень древний сервомеханизм. Он привел в действие панели на подлокотниках трона, которые, сдвинувшись, открыли черные щели в шесть футов длиной и два — шириной. Из щелей повалил розовый дым. Поднимаясь, он темнел и становился ярко-алым. Образуя очень уж знакомую зигзагообразную линию. Джейк понял, что это за линия, еще до того, как в дыме появились слова:

(Лад, Кандлтон, Рейлейя, Песий водопад, Дашервилл, Топика)

Карта-схема маршрута Блейна. Роланд мог говорить что угодное том, как все переменилось, что ощущение Джейка, будто он оказался пленником кошмара,

(это самый жуткий кошмар в моей жизни, и это истинная правда)

всего лишь иллюзия, созданная сбитым с толку разумом и испуганным сердцем, но Джейк знал, что это не так. Это место могло напоминать тронный зал Оза, Великого и Ужасного, но на самом деле они вновь попали в объятия Блейна Моно. Поднялись к нему на борт, и скоро опять начнется марафон загадок. От ужаса Джейку хотелось кричать.

Эдди узнал голос, который прогремел из дымящейся карты-схемы, зависшей над зеленым троном, но не поверил, что с ним говорит Блейн Моно. Не верил он и в то, что они имеют дело с Колдуном Оза. С каким-то колдуном, возможно, но этот дворец — не Изумрудный город, а Блейн мертв, как собачье дерьмо. Эдди погнал его домой с пером в заднице.

— ПРИВЕТСТВУЮ ВАС ВНОВЬ, МАЛЕНЬКИЕ ПУТНИКИ!

Дымящаяся карта-схема пульсировала, но Эдди более не ассоциировал ее с голосом, хотя здешнему хозяину очень этого и хотелось. Нет, голос шел из цилиндров.

Он глянул вниз, увидел побледневшее лицо Джейка, присел рядом с ним.

— Это все фокусы, дружок.

— Н-нет... это Блейн... он... не умер...

— Умер, будь спок. А все это — чуть более громкая версия школьных объявлений. Кому после уроков положено явиться в комнату шесть для занятий с логопедом. Усек?

— Что? — Джейк вскинул голову, его губы дрожали, глаза блестели от слез. — Что ты...

— Эти цилиндры — динамики. Любой писк можно превратить в гром с помощью двенадцати колонок фирмы «Долби». Разве ты не помнишь фильм? Его голос должен звучать громко, Джейк, потому что он — балаболка. Всего лишь балаболка.

— ЧТО ТЫ ТАМ ШЕПЧЕШЬ ЕМУ, ЭДДИ ИЗ НЬЮ-ЙОРКА? РАССКАЗЫВАЕШЬ ОЧЕРЕДНУЮ ГЛУПУЮ ШУТКУ? ИЛИ ОДНУ ИЗ ТВОИХ ДРЯННЫХ ЗАГАДОК?

— Да, — ответил Эдди. — Именно ее. «Сколько нужно биполярных компьютеров, чтобы ввернуть лампочку?» Кто ты, приятель? Я прекрасно знаю, что ты не Блейн Моно. Так кто ты?

— Я... ОЗ! — прогремел голос. Замерцали стеклянные колонны. И цилиндры за троном. — ОЗ ВЕЛИКИЙ! ОЗ МОГУЧИЙ! А КТО ВЫ?

Сюзанна подкатилась к зеленым ступеням, что вели к трону, такому громадному, что даже лорд Перт показался бы рядом с ним карликом.

— Я — Сюзанна Дин, маленькая и увечная. Мне с детства внушали, что в основе общения должна лежать вежливость, а не грубость. Мы здесь, потому что нас тут ждут... иначе мы не получили бы новой обувки.

— ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ, СЮЗАННА? ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ, МАЛЕНЬКАЯ КРЕСТЬЯНОЧКА?

— Ты знаешь, — ответила она. — Мы хотим того же, что и все, насколько мне известно... вновь вернуться домой, потому что нет второго такого места, как дом. Мы...

— Нельзя вернуться домой, — испуганно прошептал Джейк. — Нельзя вновь вернуться домой. Так сказал Томас Вулф [Томас Вулф (1900–1938) — известный американский писатель и драматург. Прославился монументальными романами-эпопеями.], и это правда.

— Это ложь, сладенький, — возразила Сюзанна. — Чистая ложь. Вновь вернуться домой можно. Для этого надо лишь найти подходящую радугу и пройти под ней. Мы ее нашли. А дальше, как ты понимаешь, придется только работать ножками.

— ТЫ ХОЧЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ В НЬЮ-ЙОРК, СЮЗАННА ДИН? ЭДДИ ДИН? ДЖЕЙК ЧЕЙМБЕРЗ? ЭТОГО ВЫ ПРОСИТЕ У ОЗА, ВЕЛИКОГО И МОГУЧЕГО?

— Нью-Йорк нам больше не дом, — ответила Сюзанна. Такая маленькая и такая бесстрашная, в новом кресле-каталке у подножия громадного, пульсирующего зеленым цветом трона. — Так же как и Гилеад не дом для Роланда. Верни нас на Тропу Луча. Туда мы хотим попасть, потому что там наш дом. Единственный дом, который у нас есть.

— УХОДИТЕ! — выкрикнул голос из цилиндров. — УХОДИТЕ И ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ЗАВТРА! ТОГДА МЫ И ОБСУДИМ ЛУЧ! ТРАЛЯ-ЛЯ-ЛЯ, СКАЗАЛА СКАРЛЕТТ, МЫ ПОГОВОРИМ О ЛУЧЕ ЗАВТРА, ПОТОМУ ЧТО ЗАВТРА БУДЕТ ДРУГОЙ ДЕНЬ!

— Нет, — возразил Эдди. — Мы поговорим об этом сейчас.

— НЕ ГНЕВИ ВЕЛИКОГО И МОГУЧЕГО ОЗА! — грозно ревел голос, и цилиндры яростно вспыхивали при каждом слове. Сюзанна понимала, что все это действо затеяно с тем, чтобы пугать, но ей хотелось смеяться. Она словно смотрела на коммивояжера, демонстрирующего новую игрушку. Эй, детки! Когда вы говорите, цилиндры вспыхивают ярче! Убедитесь сами!

— Сладенький, ты лучше послушай меня, — обратилась Сюзанна к их невидимому собеседнику. — Это тебе не следует гневить людей с револьверами на боку. Особенно если ты живешь в стеклянном доме.

— Я СКАЗАЛ, ПРИХОДИТЕ ЗАВТРА!

Из щелей в троне повалил красный дым. Куда более густой. Дымовая карта-схема маршрута Блейна смешалась с ним. На этот раз дым сформировался в лицо. Узкое, суровое, обрамленное длинными волосами.

Это человек, которого Роланд застрелил в пустыне, сразу же догадалась Сюзанна. Джонас, я точно знаю.

Теперь голос Оза чуть дрожал, видать, от негодования.

— НЕУЖЕЛИ ВЫ ОСМЕЛИВАЕТЕСЬ УГРОЖАТЬ ВЕЛИКОМУ ОЗУ? — Губы гигантского дымящегося лица, повисшего над троном, пренебрежительно изогнулись. — НЕБЛАГОДАРНЫЕ СУЩЕСТВА! О, НЕБЛАГОДАРНЫЕ СУЩЕСТВА!

Эдди, который все эти трюки с дымом и зеркалами распознавал с первого взгляда, оглядел тронный зал. Внезапно глаза его широко раскрылись, он схватил Сюзанну повыше локтя.

— Посмотри, — прошептал он. — Господи, Сюз, посмотри на Ыша?

Ушастик-путаник не проявлял никакого интереса к дымовым призракам, будь то карты-схемы маршрута монорельсового поезда, лица мертвых Охотников за гробами или просто голливудские спецэффекты довоенной поры. Он увидел (или учуял) что-то гораздо более интересное.

Сюзанна потянулась к Джейку, развернула его, указала на ушастика. Увидела, как округлились глаза мальчика за мгновение до того, как ушастик добрался до маленькой ниши в левой стене. От тронного зала ее отделяла зеленая занавеска, по цвету неотличимая от стеклянной стены. Ыш вытянул длинную шею, зубы его сомкнулись на материи, он потащил занавеску в сторону.

За занавеской помигивали красные и зеленые огоньки, цилиндры вертелись в стеклянных корпусах, стрелки качались из стороны в сторону на длинных рядах подсвеченных изнутри циферблатов. Но Джейк смотрел не на пульт управления, а на человека, сидящего перед ним, спиной к ним. С длинными волосами, слипшимися от грязи и крови. С наушниками на голове. Говорил он в маленький микрофон, висящий на уровне его рта. Поскольку сидел он спиной к тронному залу, то поначалу и не понял, что Ыш учуял его и нашел.

— УХОДИТЕ! — гремел голос из динамиков... да только теперь Джейк видел источник этого голоса. — ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ЗАВТРА, ЕСЛИ ХОТИТЕ, НО СЕЙЧАС УХОДИТЕ! Я ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЮ!

— Это Джонас, должно быть, Роланд его все-таки не убил, — прошептал Эдди, но Джейк знал, что это не так. Он узнал голос, пусть и искаженный усилителями. Как он мог даже подумать, что это голос Блейна?

— Я ПРЕДУПРЕЖДАЮ ВАС, ЕСЛИ ВЫ ОТКАЖЕТЕСЬ...

Ыш тявкнул, резко, угрожающе. Мужчина у пульта начал поворачиваться.

Расскажи мне, мой мальчик, Джейк помнил, как обладатель этого голоса обращался к нему до того, как в его руки попали усилители. Расскажи мне все, что ты знаешь о биполярных компьютерах и транзитивных схемах. Расскажи мне, и я дам тебе попить.

За пультом сидел не Джонас и не Колдун. Он видел перед собой внука Давида Шустрого. За пультом сидел Тик-Так.

Джейк смотрел на него, оцепенев от ужаса. Злобное, опасное существо, что обитало в подземельях Лада вместе с себе подобными, Гашером, Хутсом, Брандоном и Тилли. Правда, с тех времен он здорово изменился. Его левый глаз, тот, что Ыш порвал когтями, вытек, и на его месте осталось бельмо. Правую половину черепа скальпировали: волосы там больше не росли. Джейк вроде бы помнил, как после его выстрела кожу сорвало с головы Тик-Така, но тогда он был на грани истерики... как и теперь.

Ыш тоже узнал человека, который пытался его убить, и яростно тявкал, наклонив голову к самому полу, оскалив зубы, выгнув спину. Тик-Так изумленно таращился на него.

— Не обращайте внимания на человека за занавеской, — раздался голос у них за спиной, слова сменились смехом. — У моего друга Эндрю сегодня опять неважнецкое настроение. Бедняжка. Наверное, я зря перенес его сюда из Лада, но тогда он показался мне таким несчастным... — И вновь послышался смех.

Джейк обернулся и увидел, что в глубине громадного трона, скрестив перед собой ноги, сидит мужчина. В джинсах, темной, подпоясанной ремнем куртке, старых, поношенных ковбойских сапогах. Куртку украшал значок — пуговица с головой свиньи. Меж ее глаз темнела дырка от пули. На коленях незнакомец держал мешок с завязкой. Он выпрямил спину, расправил плечи, улыбка разом сползла с лица, глаза сверкнули, в оскале обнажились зубы.

— Разберись с ними, Эндрю! Разберись с ними! Убей их! Убей! Всех и каждого!

— Моя жизнь принадлежит тебе! — крикнул в ответ мужчина в нише, и только тут Джейк заметил стоящий в углу автомат. Тик-Так вскочил, схватил его. — Моя жизнь принадлежит тебе!

Он повернулся к тронному залу, и тут же Ыш прыгнул на него, вцепившись в левую ляжку Тик-Така у самой промежности.

Эдди и Сюзанна одновременно выхватили большие револьверы Роланда. И выстрелили синхронно. Одна пуля снесла Тик-Таку полчерепа, забрызгав пульт ошметками мозга и кровью, вторая разворотила шею.

Тик-Так двинулся на них. Шаг, другой. Ыш отцепился от его ноги, рыча, попятился. На третьем шаге Тик-Так протянул руки к Джейку, единственный зеленый глаз Тики источал ярость. Мальчику показалось, что он услышал последнюю мысль Тик-Така: Ах ты, маленький паскудыш...

А потом Тик-Так повалился вперед, как он повалился в Колыбели седых... только на этот раз больше не встал.

— Так пал лорд Перт, и сотряслась земля, — изрек человек на троне.

Только он не человек, подумал Джейк. Совсем не человек. Похоже, мы наконец-то нашли Колдуна. И я почти наверняка знаю, что у него в мешке.

— Мартен. — Роланд протянул левую руку, ту, на которой остались все пять пальцев. — Мартен Броудклоук. После стольких лет. После стольких столетий.

— Хочешь это, Роланд?

Эдди вложил револьвер, из которого он убил Тик-Така, в левую руку Роланда. Из ствола еще вился сизый дымок. Роланд взглянул на револьвер так, словно видел его впервые, затем медленно поднял, нацелил в дыбящуюся, розовощекую фигуру, сидящую скрестив ноги на троне Зеленого дворца.

— Наконец-то. — Роланд взвел курок. — Наконец-то я вижу тебя сквозь прорезь прицела.

— От этого шестизарядника проку не будет: о чем, я думаю, ты догадываешься, — усмехнулся Мартен. — Во всяком случае, против меня. Он не выстрелит, старина. Ни на что, кроме осечки, не рассчитывай. Между прочим, а как поживают твои родственники? За столько лет совсем потерял их из виду. Страсть как не люблю писать письма. Кто-то должен меня за это пожурить, просто обязан.

Он откинул голову и расхохотался. Роланд нажал на спусковой крючок. Вместо громкого выстрела раздался глухой щелчок.

— Не повезло, — с притворной печалью вздохнул восседающий на троне мужчина. — Должно быть, ты случайно взял подмокшие патроны. С выдохшимся порохом. Заглушить вой червоточины они могут, а вот против старых колдунов не годятся. Жаль. А твоя рука, Роланд, посмотри на свою руку! Я вижу, пальцев на ней поубавилось. Как же тебе не повезло. А ведь все могло сложиться куда лучше. Ты и твои друзья могли бы зажить полноценной жизнью, и это, как сказал бы Джейк, истинная правда. Никаких тебе гигантских омаров, никаких свихнувшихся поездов, никаких опасных, даже смертельно опасных, путешествий в другие миры. А требуется для этого сущий пустяк: отказаться от этой глупой и безнадежной затеи — поиска Башни.

— Нет, — ответил Эдди.

— Нет, — ответила Сюзанна.

— Нет, — ответил Джейк.

— Нет, — ответил Ыш и тявкнул.

Темный человек на троне продолжал улыбаться, такие ответы нисколько его не смутили.

— Роланд? А как ты? — Он медленно поднял мешок. Запылившийся, старый. Он свисал с руки колдуна, как капля-слеза, и теперь сквозь мешковину начало пробиваться розовое сияние. — Одно твое слово, и им не придется смотреть на то, что внутри... не придется лицезреть последнюю сцену той давнишней пьесы. Одно твое слово. Откажись от Башни и иди своей дорогой.

— Нет, — ответил Роланд и улыбнулся. И по мере того как его улыбка становилась все шире, лицо Мартена начало вытягиваться. — Я знаю, что ты можешь заговорить оружие, принадлежащее этому миру.

— Роланд, мне неизвестно, о чем ты думаешь, но предупреждаю, не стоит тебе...

— Сердить Оза Великого? Оза Могучего? Но я думаю, что рассержу, Мартен... или Мейрлин... или как там ты называешь себя теперь.

— Флегг, — представился мужчина на троне. — И мы уже встречались. — Он вновь улыбнулся. Обычно от улыбки лицо становится шире, но у Флегга оно еще больше вытянулось в презрительной гримасе. — На развалинах Гилеада. Ты и твои выжившие дружки... этот смешливый осел Катберт Оллгуд и, кажется, Декарри, парень с родимым пятном, отправились на запад искать Башню. Или, по терминологии мира Джейка, решили повидаться с Колдуном. Я знаю, вы видели, ты видел меня, но сомневаюсь, что до сегодняшнего дня ты знал о том, что и я видел тебя.

— И еще увидишь, — ответил Роланд. — Если, конечно, я не убью тебя сейчас и больше ты ни во что не будешь вмешиваться.

По-прежнему сжимая револьвер в левой руке, правой он схватился за пистолет, заткнутый за пояс джинсов, «ругер» Джейка, оружие из другой реальности, и, возможно, неподвластное чарам Колдуна. Как всегда, скорость его движений не улавливалась человеческим глазом.

Мужчина на троне вскрикнул, отпрянул. Мешок свалился с его колен, хрустальный шар, тот самый, что когда-то держала в руках Риа, держал в руках Джонас, держал в руках Роланд, выкатился из него. Из щелей вновь вырвались клубы дыма, на этот раз не красные, а зеленые. И окутали трон. Однако Роланд все равно сумел бы застрелить Колдуна, растворяющегося в дыму, если бы сразу выхватил «ругер». Но мушка зацепилась за пряжку ремня. Чтобы освободить ее, потребовалась четверть секунды, вот на эту четверть Роланд и опоздал. Трижды он выстрелил в клубящийся дым, потом бросился к трону, не слыша криков своих друзей.

Дым Роланд разогнал руками. Его пули вышибли немало осколков из спинки трона, но человекоподобное существо, назвавшееся Флеггом, исчезло. Роланд поневоле задумался, а видел ли он его, или ему все почудилось?

Магический кристалл, однако, розово поблескивал на сиденье, как и много лет назад, когда стрелок был молод и влюблен. Осколок Радуги Мейрлина подкатился к самому краю сиденья. Еще два дюйма, и он бы свалился с него и разбился об пол. Не разбился, этот дьявольский шар, сияние которого Сюзан Дельгадо впервые увидела через окно хижины Риа, куда она прокралась под светом Целующейся Луны.

Роланд поднял хрустальный шар — тот лег на ладонь стрелка, словно и не покидал ее, — заглянул в туманные глубины.

— Вот тебе грех жаловаться на жизнь, — прошептал Роланд магическому кристаллу. Подумал о Риа, которую видел в нем, о ее старческих насмешливых глазах. Подумал о языках пламени праздничного костра, охвативших Сюзан, сжегших ее.

Исчадие ада, подумал он. Если я грохну тебя об пол, мы просто утонем в потоке слез, который хлынет из твоего разбитого чрева... слез всех тех, кого ты погубил.

А почему не сделать этого? Оставшись в целости, этот кристалл скорее всего помог бы им вновь выйти на Тропу Луча, но Роланд, откровенно говоря, не верил, что им требуется его помощь. Он думал, что Тик-Так и существо, называющее себя Флеггом, были их последним препятствием. Зеленый дворец — вот их пропуск в Срединный мир... и он принадлежал им. Они захватили его в бою.

Но ты еще не можешь возвращаться в Срединный мир, стрелок. Не можешь, не рассказав свою историю до конца, не коснувшись последней главы.

Чей это был голос? Ваннея? Нет. Корта? Нет. И не голос отца, который однажды вытащил его голым из кровати шлюхи. То был самый суровый голос, который он частенько слышал в тревожном сне, голос, который ему хотелось ублажить, но случалось такое редко. Нет, не тот голос, на этот раз не тот.

На этот раз он услышал голос ка... ка, что как ветер. Так ему сказали в то лето, на четырнадцатом году жизни... но он еще не закончил свою историю. Как в случае с Деттой Уокер и гадательным блюдцем Синей Дамы, кое-что осталось невысказанным. Осталось тайным. И речь шла не о том, сумеют ли они выйти из Зеленого дворца и вернуться на Тропу Луча. Вопрос ставился иначе: смогут ли они выйти ка-тетом? Если да, они не должны ничего скрывать друг от друга, и ему надо рассказать им о том, как он в последний раз заглянул в колдовской кристалл. Через три ночи после торжественного банкета. Ему надо рассказать им...

Нет, Роланд, прошептал голос. Не просто рассказать. Этим не отделаешься, И ты это знаешь. Да, он знал. Роланд повернулся к своим друзьям:

— Подойдите.

Они медленно подошли, с широко раскрытыми глазами, в которых отражалось пульсирующее розовое сияние. Уже загипнотизированные, даже Ыш, магическим кристаллом.

— Мы — ка-тет. — Роланд протянул шар к ним. — Единство из множества. Я потерял мою единственную любовь в самом начале пути к Темной Башне. А теперь всмотритесь в этот шар, и вы увидите, что я потерял потом. Смотрите внимательно.

Они всмотрелись. Магический кристалл, сжатый руками Роланда, запульсировал быстрее. Он вобрал их в себя и унес прочь. Захваченные розовым вихрем, они перелетели по Колдовской радуге в тот Гилеад, что встретил Роланда, Катберта и Алена как победителей.

Глава четвертая. КРИСТАЛЛ

Джейк из Нью-Йорка стоит в верхнем коридоре замка Гилеада, действительно дворца, который не чета дому мэра Хэмбри. Он оглядывается и видит Сюзанну и Эдди у гобелена, с широко раскрытыми глазами, держащихся за руки. И Сюзанна стоит, ноги к ней вернулись, по крайней мере в Гилеаде, и на ногах у нее уже пара рубиновых башмачков, какие были на Дороти, когда та ступила на свой Великий Тракт, чтобы найти Колдуна Оза, этого балаболку.

У нее есть ноги, потому что это сон, думает Джейк, но он знает, что это не сон. Он опускает голову и видит Ыша, который смотрит на него обеспокоенными, умными, с золотыми ободками глазками. На нем все еще красные сапожки, Джейк наклоняется и гладит Ыша по голове. Чувствует под рукой его шерсть. Она настоящая, реальная. Нет, это не сон.

Однако Роланда здесь нет, отмечает Джейк. Их четверо, а не пятеро. И он отмечает кое-что еще: воздух в галерее розоватый, и у каждой лампы, освещающей коридор, — розовый ореол.

Что-то должно случиться! Какая-то сцена произойдет у них на глазах. И, словно эта мысль послужила катализатором, мальчик слышит приближающиеся шаги.

Эту историю я знаю, думает Джейк. Мне ее уже рассказывали.

Когда Роланд огибает угол, Джейк понимает, что это будет за история: та самая, в которой Мартен Броудклоук останавливает Роланда, когда тот идет на крышу, где, возможно, прохладнее, чем в здании. «Эй, мальчик! — скажет Мартен. — Входи! Не стой в коридоре! Твоя мать хочет поговорить с тобой». Но, разумеется, это ложь, и навсегда останется ложью, сколько бы раз ни возвращалось время к этому моменту. Мартен-то хочет, чтобы мальчик увидел свою мать и понял, что Габриэль Дискейн стала любовницей отцова колдуна. Мартен хочет подтолкнуть мальчика к прохождению обряда посвящения в мужчины в столь юном возрасте, пока отец в отъезде и не может остановить его; он хочет убрать щенка со своего пути, пока тот не отрастил зубы и не начал кусаться.

И сейчас они все это увидят; грустная комедия эпизод за эпизодом пройдет у них перед глазами. Я еще слишком молод, думает Джейк, но ведь и Роланд еще очень молод; ему будет лишь на три года больше, чем Джейку сейчас, когда он с друзьями приедет в Меджис и встретит Сюзан на Великом Тракте. Только на три года больше, когда он полюбит ее. Мне все равно, я не хочу это видеть... И не увижу, понимает он, когда Роланд подходит ближе: все это давно случилось. Потому что на дворе не август, время Полной Земли, а поздняя осень или ранняя зима. Он может это утверждать, потому что на Роланде пончо, сувенир, привезенный из его путешествия на Внешнюю Дугу, и пар, который при каждом выдохе вылетает изо рта и носа стрелка: в Гилеаде нет центрального отопления, и в коридорах холодно.

Есть и другие изменения: вооружен теперь Роланд фамильными револьверами Дискейнов, большими, с сандаловыми рукоятками. Джейк думает, что отец вручил их Роланду на банкете. Он не знает, откуда ему это известно, но он знает. И лицо Роланда, все еще юношеское, уже не такое открытое, гладкое, как лицо мальчика, который шел этим же коридором пять месяцев назад. За это время мальчик многое пережил, прошел через многие испытания, и поединок с Кортом был далеко не самым сложным.

Джейк видит кое-что еще: на юноше-стрелке красные ковбойские сапоги. Роланд, правда, об этом не подозревает. Потому что все это не происходит в действительности.

И, однако, происходит. Они внутри колдовского кристалла, они внутри розового вихря (розовый ореол у лампочек напоминает Джейку Песий водопад, радуги, вращающиеся в тумане), и вот тут все и случается.

— Роланд! — кричит Эдди. Он и Сюзанна по-прежнему стоят у гобелена. Сюзанна ахает и хватает его за плечо, хочет, чтобы он замолчал, но Эдди отмахивается, — Нет, Роланд! Не надо! Плохая идея!

— Нет! Олан! — подает голос Ыш. Роланд словно и не слышит их обоих, проходит на расстоянии вытянутой руки от Джейка, не видя его. Для Роланда их здесь нет. В красной обувке или без оной, их ка-тет в его далеком будущем.

Он останавливается у двери в конце коридора, мнется, потом поднимает кулак и стучит. Эдди направляется к нему, не отпуская руки Сюзан... просто тащит ее за собой.

— Пошли, Джейк, — говорит Эдди. — Нет, я не хочу.

— Никого не волнует, что ты хочешь, а чего — нет, и ты это знаешь. Мы должны это увидеть. Если не в наших силах остановить его, мы хотя бы должны сделать то, ради чего попали сюда. А теперь иди!

С тяжелым сердцем, с скрутившимся в узел желудком, Джейк идет. Когда они приближаются к Роланду, какими огромными кажутся револьверы на его тощих бедрах, какое у него уже усталое лицо, даже в молодости, Джейку хочется плакать. А стрелок вновь стучит в дверь.

— Ее там нет, сладенький, — кричит ему Сюзанна. — Ее там нет или она не открывает дверь, но для тебя это одно и то же! Уходи! Оставь ее! Она этого не стоит! Пусть даже она твоя мать, она этого не стоит! Уходи!

Но Роланд не слышит и ее и не уходит. Когда Джейк, Эдди, Сюзанна и Ыш подходят вплотную, Роланд толкает дверь в комнату матери: она не заперта. Он открывает ее, за ней — сумрачная комната с затянутыми шелком стенами. На полу — ковер, похожий на персидский, какие нравятся матери Джейка... только этот ковер, Джейк знает, привезли из провинции Кашимин.

Ближе к дальней стене гостиной, у окна, которое дребезжит на северном ветру, Джейк видит кресло с низкой спинкой и знает, что именно в нем сидела она, когда Роланд проходил испытание; в нем сидела она, когда сын заметил на ее шее отметину от поцелуя.

Кресло сейчас пустует, но когда стрелок входит в комнату и поворачивает к двери, ведущей в спальню, Джейк замечает мыски туфель, черные — не красные, выглядывающие из-под портьеры рядом с дребезжащим окном.

— Роланд! — кричит он. — Роланд, за портьерой! Кто-то стоит за портьерой! Берегись!

Но Роланд не слышит.

— Мама? — зовет он, и даже голос его тот же, Джейк узнал бы его где угодно... но звучит он куда звонче, молодой голос. Его еще не посадили ветер, пыль и сигаретный дым. — Мама, это я, Роланд! Я хочу поговорить с тобой!

Нет ответа. Он проходит коротким коридором, что ведет в спальню. Джейк рвется на части. Ему хочется остаться в гостиной, подойти к портьере и рвануть ее, но он знает, что от него ждут другого. Даже если он попытается, толку не будет. Рука его пройдет сквозь материю, как рука призрака.

— Пошли, — говорит Эдди. — Нельзя от него отставать.

Они идут, сбившись в кучку, при других обстоятельствах это вызвало бы смех. Но не сейчас. Сейчас трое друзей жмутся друг к другу в поисках поддержки.

Роланд стоит, глядя на кровать у левой стены. Смотрит на нее, как загипнотизированный. Может, пытается представить себе Мартена в кровати своей матери; может, вспоминает Сюзан, с которой никогда не спал в настоящей кровати, не говоря уже о такой роскошной, с пологом. Джейк видит профиль стрелка в трехстворчатом зеркале, что стоит напротив кровати, в алькове. А перед этим тройным зеркалом мальчик видит маленький столик. Мальчик его узнает: почти такой же есть и в спальне его родителей — туалетный столик, за которым мать обычно наводит красоту.

По телу стрелка пробегает дрожь, он сбрасывает с себя груз тех мыслей, что одолевали его. Ноги его обуты в эти ужасные сапоги: такое ощущение, что он пересекал в них кровавый поток.

— Мама!

Шаг к кровати, и Роланд наклоняется, словно думает, что мать может прятаться под ней. Если она и прячется, то в другом месте: туфли, которые выглядывали из-под портьеры, — женские, и в конце короткого коридора, за дверью в спальню, сейчас стоит женщина. Джейк видит подол ее платья,