2015-06-10
323
— Нет никакой Башни, — мягко заметил Катберт. — Я не знаю, что ты видел в этом хрустальном шаре, но никакой Башни нет! Да, это символ, такой, я полагаю, возможно, как чаша Артура, как крест Иисуса... но настоящего сооружения, реального...
— Да, — прервал его Роланд, — Башня существует.
Они повернулись к нему и не увидели и тени сомнения на его лице.
— Башня существует, и наши отцы это знают. За черной землей... я не могу вспомнить, как она называется, это забылось... находится Крайний мир, и в Крайнем мире стоит Темная Башня. Ее существование — великая тайна, которую хранят наши отцы. Именно эта тайна и соединяла их вместе в ка-тет все эти годы, с того самого момента, как мир «сдвинулся». Когда мы вернемся в Гилеад... если вернемся, но я думаю, что так оно и будет... я расскажу им то, что видел, и они подтвердят правоту моих слов.
— Ты все это увидел в кристалле? — с дрожью восторга в голосе спросил Ален.
— Я увидел многое.
— Но не Сюзан Дельгадо, — уточнил Катберт.
— Нет. Когда мы покончим с этими людьми и она порвет с Меджисом, ее участие в нашем ка-тете завершится. Меня поставили перед выбором: Сюзан и моя жизнь с ней и нашим ребенком, которого она носит... или Башня. — Трясущейся рукой Роланд вытер со лба пот. — Я не колеблясь выбрал бы Сюзан, если б не одно «но»: Башня рушится. А если она упадет, мы лишимся окружающего нас мира. Возникнет хаос, масштабы которого невозможно представить. Мы должны идти к Башне... и мы пойдем.
Над его не знающими бритвы щеками, под гладким, без единой морщинки, юношеским лбом, сверкнули глаза не ведающего пощады воина-убийцы глубокой древности, те самые глаза, которые Эдди Дин увидел в зеркале туалета авиалайнера. Но только теперь в них стояли слезы.
А вот в голосе не было ничего детского или юношеского.
— Я выбрал Башню. Это мой долг. Пусть она проживет долгую и счастливую жизнь с кем-то еще... и она встретит такого мужчину, со временем. Что же касается меня, я выбрал Башню.
Сюзан вскочила на Пилона, которого Шими вывел во двор после того, как поджег портьеры в большой гостиной. Олив Торин оседлала одного из меринов, принадлежащих феоду, Шими сел на него же, позади вдовы мэра, держа в одной руке веревку — поводья Капи. Мария открыла хозяйственные ворота, пожелала им удачи, и все трое покинули Дом-на-Набережной. Солнце скатилось почти к самому горизонту, но ветер унес практически весь дым, поднимавшийся раньше. Если в пустыне что и произошло, то осталось в прошлом... или случилось в другом слое того же настоящего.
Роланд, я желаю тебе успеха, подумала Сюзан. Скоро я увижу тебя, дорогой... как только смогу.
— Почему мы едем на север? — спросила она через полчаса.
— Потому что Прибрежная дорога дает нам шанс на спасение.
— Но...
— Ш-ш-ш! Они узнают, что ты сбежала, и первым делом обыщут дворец... если он, конечно, не сгорел. А не найдя тебя во дворце, поскачут следом за тобой на запад, по Великому Тракту. — Она встретилась с Сюзан взглядом, и та подумала, что Олив Торин совсем не такая мямля, как думали в большинстве своем жители Хэмбри. — Я бы сама подумала, что ты ускакала именно в том направлении, значит, точно так же подумают и остальные. Так зачем облегчать им жизнь? Пусть ищут там, где тебя нет.
Сюзан промолчала. Она пребывала в полной растерянности, но Олив вроде бы знала, что делает, и Сюзан это не могло не радовать.
— К тому времени как они поймут, что на западе им искать нечего, уже стемнеет. Эту ночь мы проведем в пещере в пяти милях отсюда. Я же дочь рыбака, поэтому знаю все эти пещеры. — Мысль о пещерах, в которых она играла девочкой, приободрила Олив. — Завтра мы повернем на восток, как тебе и хотелось бы. Боюсь, какое-то время тебе придется иметь в дуэньях старую толстую вдову. Лучше сразу свыкнись с этой мыслью.
— Бы очень добры, — прошептала Сюзан. — Вам следовало отослать меня и Шими вдвоем, сэй.
— И остаться с чем? Мне даже на кухню послать некого. Френ Ленджилл уже решил, что он главный, и у меня нет никакого желания дожидаться его возвращения. Вдруг он придет к выводу, что меня стоит объявить сумасшедшей и засадить в клетку? А может, мне ждать, пока мэром станет Хэш Ренфрю и будет класть сапоги на мои столы? — Олив даже рассмеялась.
— Сэй, мне очень жаль.
— Сожалеть мы будем позже, — ответила Олив на удивление радостным голосом, — а сейчас главное для нас — добраться до пещер незамеченными. Пусть думают, что мы растворились в воздухе как утренний туман. Придержи коня.
Когда ее мерин остановился. Олив приподнялась на стременах, огляделась, определилась с местом, где находится, повернулась в седле, чтобы поговорить с Шими.
— Молодой человек, тебе пора перебираться на мула и возвращаться в Дом-на-Набережной. Если за нами будет погоня, ты должен завернуть их несколькими умными словами. Ты сможешь это сделать?
Плечи Шими поникли.
— Нет у меня умных слов, сэй Торин, так что я их не заверну. У меня в голове вообще нет никаких слов.
— Ерунда, — ответила Олив и поцеловала Шими в лоб. — Возвращайся назад рысью. Если никого не встретишь до того момента, как солнце коснется холмов, поворачивай и вновь следуй за нами. Мы будем ждать тебя у указателя. Ты знаешь, о чем я говорю?
Шими решил, что знает. Он видел этот указатель на Прибрежной дороге.
— Красный столб? С сомбреро на нем. И стрелой, указывающей на город?
— Он самый. Ты доберешься, когда стемнеет, но луна осветит тебе дорогу. Даже если задержишься, мы тебя подождем. Но сейчас ты должен возвращаться и сбить с толку тех, кто пустился за нами в погоню. Ты понимаешь?
Шими понимал. Соскользнул с мерина Олив, подтащил к себе Капризного, взобрался на его костлявую спину, поморщился: укус Капи вновь отозвался болью.
— Пусть будет так, сэй Олив.
— Хорошо, Шими. Хорошо. А теперь поезжай.
— Шими, — позвала его Сюзан, — Подойди ко мне на минуточку.
Шими слез с лошади, подошел, прижимая сомбреро к груди, глядя на нее снизу вверх как на божество. Сюзан наклонилась и поцеловала его не в лоб, а в губы. От счастья Шими едва не лишился чувств.
— Спасибо, сэй, — улыбнулась ему Сюзан. — За все.
Шими кивнул. А когда заговорил, то слова произнес шепотом: волнение мешало повысить голос.
— Это только ка. Я это знаю... но я люблю тебя, сэй Сюзан. Поезжай с миром. Скоро я вновь увижу тебя.
— Буду ждать с нетерпением.
Но скоро не получилось. Отъезжая, Шими один раз обернулся и помахал рукой. Сюзан ответила тем же. Больше Шими ее не увидел. К счастью для него.
Латиго выставил пикеты в миле от Скалы Висельников, но светловолосый юноша, на которого наткнулись Роланд, Катберт и Ален по пути к цистернам, разве что не дрожал от страха и ни для кого не представлял опасности. Язвы от цинги на губах показывали, что Фарсон послал своих людей без должной подготовки, не обеспечив свежими продуктами.
Когда Катберт поприветствовал блондина характерным для людей Благодетеля жестом: скрещенные на груди руки, левая над правой, протягиваются вперед, блондин ответил тем же и облегченно улыбнулся.
— Что там был за шум? — Выговор не оставлял сомнений в том, что родом он из Привходящего мира. Как решил Роланд, из северных феодов.
— Трое мальчишек убили в городе шерифа и его помощника, а потом прятались в Плохой Траве, — ответил Катберт на привычном блондину диалекте. — Произошла стычка. Сопротивлялись они отчаянно, но теперь все кончено.
— Какие...
— Нет времени, — оборвал его Роланд. — У нас срочное послание. — Он скрестил руки на груди, потом двинул их вперед. — Хайл! Фарсон!
— Добрый человек! — ответил блондин. Отсалютовал всем троим, улыбнулся, как бы говоря, что спросил бы Катберта, откуда он родом и кто его родственники, будь у него на это время. А потом они проехали мимо него, без помех миновав охранный кордон.
— Помните, что все надо делать быстро, — прошептал Роланд. — Останавливаться нельзя ни на минуту. Если мы что-то не уничтожим сразу, пусть остается... второй попытки не будет.
— Боги, мы об этом даже и не мечтаем. — Катберт достал рогатку, натянул ленту, проверяя, не потеряла ли она эластичность. Потом послюнявил палец, поднял над головой, определяя направление ветра. Все нормально. Ветер такой же сильный и по-прежнему дует им в спину.
Ален скинул с плеча ручной пулемет Ленджилла, с сомнением оглядел его, взвел затвор-курок.
— Я не очень-то знаком с этим оружием, Роланд. Он заряжен, я вроде бы знаю, как им пользоваться, но...
— Вот и воспользуйся, — отрезал Роланд. Кони их набирали скорость. Копыта гремели по твердой земле. Ветер раздувал пончо. — Он предназначен для той самой работы, что нам предстоит. Если пулемет заклинит, брось его и хватайся за револьвер. Ты готов?
— Да, Роланд.
— Берт?
— Ага. — Катберт заговорил как истинный хэмбриец. — Готов, я готов.
Впереди, в пыльной пелене взад-вперед сновали люди, готовя цистерны к дальней дороге. На новоприбывших смотрели с любопытством, но без опаски. Роланд выхватил оба револьвера.
— Гилеад! — прокричал он. — Хайл! Гилеад!
И бросил Быстрого в галоп. Ален и Катберт не отставали ни на шаг. Катберт вновь оказался посередине, с рогаткой в руках, зажав спички губами.
Стрелки накатывали на Скалу Висельников, как разъяренные фурии.
Через двадцать минут после того, как Шими отправили на юг. Олив и Сюзан обогнули резкий поворот и оказались лицом к лицу с тремя всадниками. В последних лучах заходящего солнца Сюзан увидела синий гроб на руке того, что на-ходился посередине. Рейнолдс. Сердце ее упало.
Мужчину слева, в выцветшей шляпе скотовода и прищуренным глазом, Сюзан не знала, зато справа, похожий на твердокаменного проповедника, сидел на коне Ласло Раймер. Именно на Раймера посмотрел Рейнолдс после того, как улыбнулся Сюзан.
— Мы с Ласло не успели даже пропустить по стакану за упокой его брата, канцлера и министра. Едва мы прибыли в город, как нас убедили поехать сюда. Я не хотел, но... черт! С этой старухой особо не поспоришь. Уговорить труп отсосать у тебя, простите за грубость. Я, правда, думаю, что у твоей тетки поехала крыша, сэй Дельгадо. Она...
— Твои друзья мертвы, — врезалась в его монолог Сюзан.
Рейнолдс помолчал, потом пожал плечами:
— Что тут скажешь. Может, так оно и есть, может — нет. Я вот решил уехать отсюда, даже если они не составят мне компанию. Но могу задержаться еще на одну ночь. Эти обряды в ночь Жатвы... Я много слышал о том, как ее отмечают на Внешней Дуге. Особенно о кострах.
Мужчина с прищуром рассмеялся.
— Пропустите нас, — обратилась к ним Олив. — Эта девушка не сделала ничего дурного, я — тоже.
— Она помогла сбежать Диаборну, — возразил Ласло Раймер, — который убил твоего мужа и моего брата. Я не могу сказать, что она не сделала ничего дурного.
— Боги, возможно, упокоят душу Кимбы Раймера в пустоши, — усмехнулась Олив, — но он разграбил половину городской казны, и то, что не пошло Джону Фарсону, оставил себе.
Раймер отпрянул, словно ему влепили оплеуху.
— А ты думал, я ничего не знаю? Ласло, напрасно ты держал меня за круглую дуру. Хотя что мне до твоего мнения. Я знаю столько, что меня тошнит от таких, как ты. Я знаю, что мужчина, который сейчас сидит на лошади рядом с тобой...
— Заткнись, — пробормотал Раймер.
—...скорее всего всадил нож в черное сердце твоего брата. Сэй Рейнолдса видели ранним утром в том крыле. Так мне сказали...
— Заткнись, сука!
—...и я этому верю.
— Лучше делай, что тебе говорят, сэй, и придержи свой язычок. — Лицо Рейнолдса посуровело.
А он не любит людей, которые в курсе его делишек, подумала Сюзан. Даже когда знает, что сила на его стороне и то, что им известно, никак ему не повредит. И без Джонаса он не столь уверен в себе. Можно сказать, совсем не уверен. Это он тоже знает.
— Позвольте нам проехать, — попросила Олив.
— Нет, сэй, этого я сделать не могу.
— Тогда мне придется помочь тебе, не так ли? Ее рука нырнула под пончо и вернулась с огромным старинным пистолем: инкрустированная слоновой костью рукоятка, потемневший ствол, пороховой запал.
Олив не сумела сразу вытащить пистоль: он зацепился на пончо, и ей пришлось отцеплять его от материи. Она не сумела быстро взвести курок, для этого нужно было задействовать сразу два больших пальца, и ей потребовалось две попытки. Но все трое, в том числе и Рейнолдс, словно оцепенели, увидев у нее в руках это древнее чудище. У Рейнолдса просто отвисла челюсть. Джонас бы расплакался, увидев, кто ходил у него в помощниках.
— Пристрелите ее! — проскрипел старушечий голос за спинами мужчин, перегородивших дорогу. — Что на вас нашло, идиоты? ПРИСТРЕЛИТЕ ЕЕ!
Рука Рейнолдса метнулась к револьверу. Конечно, свое дело он знал, но дал Олив слишком большую фору. Ствол его револьвера еще не покинул кобуры, когда вдова мэра, держа пистоль обеими руками, наставила его на Охотника за гробами и, закрыв глаза, как маленькая девочка, которую заставляют есть что-то противное, нажала на спусковой крючок.
Сверкнула искра, но отсыревший порох на взорвался, а лишь сгорел, превратившись в облачко синего дыма. И металлический шар, достаточно большой, чтобы разнести голову Клею Рейнолдсу, остался в стволе.
А в следующее мгновение громыхнул револьвер Рейнолдса. Лошадь Олив, заржав, поднялась на дыбы. Олив слетела на землю, с черной дырой на оранжевой полосе ее пончо... чуть повыше сердца.
Сюзан слышала собственный крик, доносящийся откуда-то издалека. И, наверное, кричала долго, пока не услышала приближающийся перестук копыт пони. И тут все поняла. Поняла еще до того, как мужчина в выцветшей шляпе подал лошадь в сторону. Она увидела возок, и крики смолкли.
Пони, который привез ведьму в Хэмбри, заменили другим, полным сил, но возок остался прежним, черным, с золотыми каббалистическими символами. И возница тоже. Риа держала вожжи в скрюченных руках, недобро улыбаясь Сюзан. Как улыбаются трупы.
— Привет, моя маленькая конфетка. — Она назвала ее так же, как и давным-давно, в ту ночь, когда Сюзан пришла в ее хижину, чтобы пройти проверку на целомудрие. В ту ночь Сюзан пробежала большую часть пути, такое у нее было хорошее настроение. Она поднялась на холм под светом Целующейся Луны, кровь играла у нее в жилах, щеки раскраснелись, и напевала она «Беззаботную любовь».
— Твои приятели и трахальщики унесли мой шар. — Риа остановила пони в двух шагах от Сюзан. Даже Рейнолдс смотрел на нее со страхом. — Взяли мой чудесный магический кристалл, вот что натворили эти гадкие мальчишки. Эти отвратительные головорезы. Но он успел мне многое показать. Он видит далеко, этот шар, и не только в настоящем. Многое я позабыла... но только не ту дорогу, которой ты хотела ускользнуть, конфетка моя. Не ту дорогу, на которую вывела тебя эта мертвая сука, которая лежит сейчас в пыли. А теперь ты должна вернуться в город. — Ухмылка Риа стала шире. — Самое время разжечь костер, знаешь ли.
— Отпустите меня, — Сюзан оглядела мужчин. — Отпустите меня, иначе вам придется держать ответ перед Роландом из Гилеада.
Риа повернулась к Рейнолдсу:
— Свяжи ей руки и поставь ее на возок. В городе есть люди, которые хотят ее увидеть. Хотят разглядеть как следует, и мы им в этом поможем. Если ее тетка сделала все, что от нее требовалось, этих людей будет много. Свяжи ей руки и поставь на возок. Быстро.
У Алена хватило времени только на одну мысль: Мы могли бы объехать их стороной. Если сказанное Роландом — правда, если магический кристалл — это главное, мы могли. Могли объехать их стороной.
Да только, конечно же, не могли. Кровь сотни поколений стрелков воспротивилась бы этому. Башня или не Башня, воры не должны уйти с добычей. Не должны, если есть возможность их остановить.
Ален наклонился к уху своего коня:
— Если отпрыгнешь в сторону или встанешь на дыбы, когда я начну стрелять, вышибу твои гребаные мозги.
Роланд вырвался чуть вперед благодаря более мощному коню. Они приблизились к группе солдат Латиго: пятеро или шестеро всадников, дюжина или больше пеших столпились вокруг пары волов, которым предстояло тянуть одну из цистерн. Все они в удивлении таращились на Роланда, пока он не открыл огонь, и только тогда бросились врассыпную, как перепелки. Роланд уложил всех всадников: их лошади умчались, одна утащила зацепившегося за стремя ездока. Кто-то закричал: «Бандиты! Бандиты! По коням, идиоты!»
— Ален! — рыкнул Роланд. Перед цистернами сбились в кучу вооруженные люди, пешие и конные, пытаясь наладить оборону. — Давай! Давай!
Ален поднял ручной пулемет, уперся заржавевшим прикладом в плечо, вспомнил ту малость, что знал о стрельбе из автоматического оружия: целься ниже, перемещай ствол быстро и плавно.
Он коснулся спускового крючка, и очередь сотрясла пыльный воздух, отдаваясь резкими тычками в плечо, выплевывая языки пламени со среза ствола. Ален повел стволом слева направо, целясь чуть повыше голов мечущихся, что-то выкрикивающих: стрелял он не по людям, а по цистернам.
И третья в ряду взорвалась. С грохотом, сопровождающимся яркой оранжево-красной вспышкой. Обе половинки металлической сигары взмылив воздух. Одна пролетела тридцать ярдов и рухнула на каменистую землю. Вторая подпрыгнула, окутанная черным дымом. Горящее деревянное колесо пролетело по небу, как тарелка, и покатилось по земле, рассыпая искры.
Люди разбегались в разные стороны, кто на своих двоих, кто приникнув к шеям лошадей. У всех широко раскрытые глаза остекленели от паники.
Дойдя до последней цистерны, Ален повел пулемет в обратном направлении. Он сильно нагрелся, но Ален не снимал пальца со спускового крючка. В этом мире то, что работало, использовали на полную катушку. Конь его бежал вперед, словно понял каждое слово из тех, что Ален прошептал ему на ухо.
Еще одну! Надо взорвать еще одну! Но прежде чем он смог взорвать еще одну цистерну, пулемет замолчал: то ли заклинило патрон, то ли опустел магазин. Ален отбросил его в сторону и выхватил револьвер. И тут же рядом с ним «свистнула» рогатка Катберта, Ален выхватил этот звук среди криков людей, топота копыт, треска горящей нефти.
Ален увидел, как большая петарда поднялась по высокой дуге и опустилась в то самое место, куда направлял ее Катберт: в нефтяную лужу у деревянных колес цистерны с надписью «СОНОКО». Какое-то мгновение Ален еще мог видеть череду черных дыр в сверкающем боку цистерны, дыр, проделанных пулями, выпущенными им из пулемета сэй Ленджилла, затем со вспышкой разорвалась петарда. И тут же дырки в боку цистерны потеряли четкость, заколыхались в мареве: загорелась вытекшая на землю нефть.
— Разбегайтесь! — закричал мужчина в выцветшей пилотке. — Она сейчас взорвется! Они все сейчас в...
Ален застрелил его, и тут же взорвалась вторая цистерна. Кусок раскаленного металла отлетел в сторону и угодил в лужу нефти под соседней цистерной. Вскоре взорвалась и она. Черный дым поднимался в воздух, как над погребальным костром, затягивая солнце, превращая в сумерки ясный день.
Роланд, как и остальные четырнадцать учеников, готовящих себя в стрелки, знал приметы всех шестерых военачальников Фарсона, поэтому он без труда узнал человека, бросившегося за подмогой: Джордж Латиго. Роланд мог бы застрелить его на бегу, но, ирония судьбы, смерть Латиго сильно облегчила бы им отход, что никак не входило в его планы.
Поэтому он застрелил того, кто бежал навстречу Латиго.
Латиго остановился как вкопанный, развернулся, уставился на Роланда сверкающими ненавистью глазами. Затем вновь кинулся бежать, сзывая к себе всадников, собирающихся вне зоны огня.
Взорвались еще две цистерны, словно железными кулаками хватив по барабанным перепонкам Роланда, высасывая воздух из его легких. По разработанному ими плану Алену поручалось продырявить цистерны, а Катберту — поджечь петардами вытекающую из них нефть. Но первая петарда, выпущенная из рогатки и вроде бы подтвердившая правильность намеченного плана, оказалась и последней. Легкость, с которой стрелки проникли во вражеское расположение, и панику, возникшую при первых выстрелах, еще можно было списать на неопытность солдат, но вот с расположением цистерн Латиго допустил серьезную ошибку, причем авторство принадлежало ему, и никому больше. Цистерны он поставил чуть ли не впритык друг к другу, и теперь они рвались одна за другой. Причем после первого взрыва процесс стал необратимым. И хотя левая рука Роланда описала в воздухе широкий круг, приказывая Алену и Катберту переходить к следующему этапу, когда взорвались еще далеко не все цистерны, итог ни у кого не вызывал сомнений. Лагерь Латиго превратился в нефтяной костер, и мечта Джона Фарсона привести в движение машины Древних так и осталась мечтой.
— Поскакали! — крикнул Роланд. — Поскакали! Поскакали! Поскакали!
И они помчались на запад, к каньону Молнии. Тут мимо левого уха Роланда просвистела пуля. Насколько он мог судить, с момента нападения на лагерь в них выстрелили впервые.
Латиго кипел от ярости, ярость эта горячей волной захлестнула его разум. В этом, можно сказать, ему повезло: ярость не дала ему подумать о том, что сделает с ним Благодетель, узнав о таком фиаско. Но в тот момент в голове Латиго сидела только одна мысль: поймать тех, кто сумел захватить его врасплох.
И ведь проделали все это даже не мужчины. Мальчишки!
Латиго знал, кто они, хотя понятия не имел, каким образом они здесь оказались. Знал и то, что далеко им не убежать, он обязательно их поймает, прежде чем они доберутся до леса.
— Хендрикс! — проревел он. Хендриксу по крайней мере удалось удержать своих людей: дюжина всадников держалась плотной кучкой. — Хендрикс, ко мне!
Хендрикс поскакал к нему, когда Латиго обернулся и увидел своих солдат, вытаращившихся на горящие цистерны. От изумления у них отвисли челюсти, а от одного вида их глупых овечьих рож Латиго захотелось топать ногами и вопить во весь голос. Но он сумел сдержать эмоции. И помогла ему одна-единственная мысль, засевшая в голове: мальчишки удирают, но уйти они не должны ни при каких обстоятельствах.
— Эй вы! — крикнул он солдатам. Один обернулся, другие — нет. Латиго широким шагом направился к ним, на ходу вытаскивая из кобуры револьвер. Сунул его в руку того, кто обернулся на его голос, и указал на одного из тех, кто продолжал смотреть на горящие цистерны. — Пристрели этого дурака.
Солдат, как загипнотизированный, поднял револьвер и выстрелил в человека, указанного Латиго. Бедняга рухнул на колени, потом повалился на землю, дернулся, затих. Остальные повернулись к Латиго.
— Хорошо. — Латиго взял у солдата револьвер.
— Сэр! — крикнул Хендрикс. — Я их вижу, сэр! Я ясно вижу врага!
Взорвались еще две цистерны. Несколько кусков металла полетело в их направлении. Кто-то из солдат упал на землю. Латиго даже не шевельнулся. Как и Хендрикс. Настоящий мужчина. Слава Богу, нашелся хоть один, на кого можно положиться.
— Прикажете догнать их, сэр?
— Я возьму твоих людей и поскачу за ними сам. А ты посади на коней это стадо. — Он указал на солдат, внимание которых переключилось с пожара на труп их товарища. — Собери как можно больше людей. Горнист у тебя есть?
— Да, сэр. Рейнс, сэр! — Хендрикс оглянулся, махнул рукой, и к ним подъехал прыщавый, испуганный юноша. У него на груди висел мятый горн.
— Рейнс, остаешься с Хендриксом, — приказал Латиго.
— Да, сэр.
— Собирай людей, Хендрикс, да поживее. Они направляются к тому каньону, а мне кто-то говорил, что у него отвесные стены и выбраться оттуда можно только в одном месте. Если так, мы расстреляем их, как в тире.
Губы Хендрикса изогнулись в улыбке.
— Да, сэр.
А цистерны продолжали взрываться.
На скаку Роланд оглянулся, и его поразили размеры черного дымового столба, поднимающегося к небу. А впереди все более увеличивалась груда нарубленных ветвей, перегораживающая вход в каньон. И хотя ветер дул им в спину, он все равно уже слышал сводящий с ума вой червоточины.
Роланд вскинул руку, показывая Катберту и Алену, что надо притормозить. Они еще смотрели на него, когда он снял бандану, скрутил жгутом и завязал уши. Они последовали его примеру. Стало чуть легче.
Стрелки мчались на запад, таща за собой длиннющие тени. Вновь оглянувшись, Роланд увидел две группы всадников, устремившиеся в погоню. Латиго возглавляет первую, решил Роланд, и он наверняка придержит своих людей, чтобы дождаться второй, более многочисленной группы, и ударить всем сразу. Отлично, подумал он.
И троица продолжила путь к каньону Молнии, также сбросив скорость, давая возможность преследователям сократить дистанцию. А в лагере тем временем продолжали взрываться цистерны: после каждого грохот сотрясал воздух, вздрагивала земля. Роланд все еще удивлялся, с какой легкостью они разделались с цистернами... даже после схватки с Джонасом и Ленджиллом, отголоски которой не могли не насторожить Латиго, они не встретили никакого сопротивления. Ему вспомнился один из праздников Жатвы, когда ему и Катберту было лет по семь, не больше. Они бежали вдоль ряда пугал и ударами палок сшибали их, одно за другим.
«Голос» червоточины проникал в мозг Роланда и через бандану, заставляя глаза слезиться. За спиной все громче звучали топот копыт и голоса преследователей. Его это радовало. Люди Латиго прежде всего хотели взять числом: две дюжины против троих, да и сзади спешит подмога. Они уже предвкушали победу.
Роланд направил Быстрого к тропе, разделяющей надвое груду нарубленных ветвей: тропе, ведущей в каньон.
Хендрикс догнал Латиго, тяжело дыша, с раскрасневшимися щеками.
— Сэр! Готов доложить!
— Докладывай.
— Со мной двадцать человек, и нас догоняют еще не меньше шестидесяти.
Латиго не ответил. Его глаза сверкали, как две льдинки на солнце. Рот под усами изогнулся в улыбке.
— Родни. — Имя Хендрикса он произнес чуть ли не с нежностью любовницы.
— Сэр?
— Я думаю, они направляются в каньон, Родни. Да... посмотри. Я в этом уверен. Еще две минуты, и свернуть они не смогут. — Он вытащил из кобуры револьвер, положил ствол на сгиб локтя, выстрелил по тройке скачущих вперед всадников, не с тем чтобы попасть — от избытка чувств.
— Да, сэр, очень хорошо, сэр. — Хендрикс обернулся и, привстав на стременах, энергично замахал рукой, требуя от своих прибавить скорости.
— Спешиваемся! — крикнул Роланд, когда они добрались до нарубленных веток.
На них пахнуло сухой листвой, которая словно ждала, когда же ее подпалят. Он не знал, как отреагирует Латиго на их маневр: придержит коня или, наоборот, пришпорит, но его это не волновало. У них были хорошие лошади, добрая гилеадская порода, и за прошедшие месяцы Быстрый стал ему близким другом. Он не хотел загонять его, Оленью Шкуру и Банного Листа в каньон, где они оказались бы в западне, между червоточиной и огнем.
Ален и Катберт в мгновение ока оказались на земле, Ален сдернул с рога передней луки седла мешок с магическим кристаллом, перекинул через плечо. Оленья Шкура и Банный Лист сразу побежали дальше, вдоль наваленных веток, но Быстрый застыл на месте, глядя на Роланда.
— За ними, — хлопнул его по крупу Роланд. — Беги.
Быстрый побежал, взметнув хвост. Катберт и Ален пошли по тропе первыми. Роланд последовал за ними, то и дело наклоняясь, чтобы убедиться, что канавки, засыпанные порохом, целехоньки. Никуда они, естественно, не делись, и порох остался сухим: с того времени как они здесь побывали, на землю не упало ни капли дождя.
— Катберт! — крикнул он. — Спички.
Катберт протянул ему несколько спичек. При этом улыбаясь так широко, что оставалось лишь удивляться, что остальные не посыпались на землю.
— Мы устроили им неплохую разминку, не так ли, Роланд?
— Это точно. — Он не смог сдержать улыбки. — Теперь идите. К расселине.
— Дай я сделаю, — попросил Катберт. — Пожалуйста, Роланд, ты иди с Аденом, а я останусь. Поджоги — это моя слабость.
— Нет. — отрезал Роланд. — Предоставь это мне. И не спорь. Идите. И скажи Алену, чтобы он берег магический кристалл.
Катберт еще несколько мгновений смотрел на него, потом кивнул:
— Не тяни слишком долго.
— Не буду.
— Пусть тебе благоволит удача, Роланд.
— Пусть она благоволит и вам.
Катберт поспешил за Аленом, догнал. Тот поднял руку, махнул Роланду. Роланд кивнул в ответ и тут же пригнулся: у самого виска просвистела пуля.
Сидя на корточках, он посмотрел на равнину. Люди Латиго быстро приближались. Слишком быстро. Ветер дул Роланду в лицо. Если спичка погаснет до того, как...
Не надо, о если... Держись, Роланд... держись... жди их...
Он ждал, зажав в пальцах каждой руки по незажженной спичке, вглядываясь сквозь переплетение веток. В нос бил запах мескитового дерева, перемешанный с другим, не менее сильным запахом — горящей нефти. От воя червоточины голова шла кругом. Роланд думал о том, как летел в розовом вихре... о том, как быстро исчез образ Сюзан. Спасибо богам, что есть Шими, мелькнуло у него в голове. Он проследит за тем, чтобы день для нее закончился в укромном месте. Но воющая червоточина словно насмехалась над ним, спрашивая, а может, он увидел далеко не все.
