Глава 8. Неделю спустя Габриэль, выходя из каюты утром, объявил, что через часок-другой они причалят в Лондоне

Неделю спустя Габриэль, выходя из каюты утром, объявил, что через часок-другой они причалят в Лондоне.

Сон как рукой сняло. Кесси сбросила с себя одеяло и вскочила на ноги. Сердце неистово билось в груди, когда она проворно наливала свежую воду в таз. Она драила лицо и шею, пока кожа не запылала, затем быстро причесала волосы и уложила в тяжелый узел на затылке. Со вздохом она потянулась к изношенному и выцветшему платью. Ведь только вчера заштопала очередное расползшееся от ветхости место и подшила подол, и вот опять что-то распустилось. Взяв в руки иголку с ниткой, она снова привела все в порядок. Но больше всего ее расстраивало не старое платье, а дурацкий и пошлый вырез, из-за которого она чувствовала себя просто ужасно. Никогда еще это чувство не угнетало ее так сильно, как сегодня.

В дверь каюты постучали.

– Кесси? Я подумал, вам захочется подняться на палубу, чтобы собственными глазами увидеть, как мы бросим якорь в Лондоне. – Это был Кристофер.

В последнюю неделю Кесси почти не выходила подышать свежим воздухом. Воспоминание о том, как ее чуть не смыло за борт, было слишком болезненным, такое не скоро забудется.

Как ни странно, Габриэль не настаивал. Кесси приоткрыла дверь.

Кристофер радостно заулыбался:

– Буду счастлив, если вы составите мне компанию. И клянусь, что мы и близко не подойдем к борту.

Кесси закусила губу, затем кивнула. Кристофер был таким добрым, нежным и смотрел с такой надеждой, что было бы жаль разочаровать его. Может быть, сегодня ей удастся справиться со своими страхами. Все равно ведь придется спускаться чуть позже на берег.

– Я лишь накину шаль, – пробормотала Кесси.

По палубе разгуливал ветер, но не очень холодный, скорее бодрящий. Кристофер остановился в нескольких шагах от нее и не делал даже попыток приблизиться или поддержать ее под локоть. Сердце Кесси начало было снова метаться, но, видимо, все же не из-за воды, а из-за близости Лондона. Она сама не понимала – то ли подспудно все время страшилась прибытия в новую для нее обстановку, то ли мечтала об этом всей душой и поэтому так волновалась?! Вскоре к ним присоединился и Габриэль, но он почти все время молчал. Кесси вытянула шею, чтобы не пропустить миг, когда на горизонте появится нечто величественное – таинственный Лондон. Ей было невдомек, что оба мужчины наблюдают за ней: один – с понимающей улыбкой на губах, мысли другого были тщательно скрыты от посторонних глаз.

Кесси смотрела на тянувшиеся вдоль берега ряды складских помещений. А вот и порт! Жизнь здесь бурлила, как, вероятно, во всех портах мира. Одни корабли разгружались, другие загружались. Над всем этим клубился дым из труб домов, находящихся рядом с портом. Капитан довел корабль до места стоянки. Бросили якорь.

Кесси взяли под локоть, и голос мужа тихо пророкотал ей на ухо:

– Подожди здесь, пока я прослежу за разгрузкой.

Кристофер отправился в каюту за своими вещами. Он вернулся с кожаным чемоданом в руке, на голове у него красовалась сдвинутая набок шляпа. Он остановился перед Кесси.

– Кажется, пришла пора прощаться, – мягко произнес он.

Даже не вспомнив о муже, который вполне мог наблюдать за ними, Кесси поцеловала Кристофера в щеку.

– Спасибо вам за все. Я… я буду скучать без вас.

Он весело рассмеялся в ответ и опустил чемодан на палубу. Затем сердечно стиснул ее ладони в своих.

– Не думайте, что расстаетесь со мной надолго. Я скоро навещу вас с Габриэлем.

Он снова подхватил свой чемодан и зашагал к сходням. Спустившись на причал, он помахал ей рукой и вскоре исчез в толпе. Как Кесси ни старалась, но грусть тяжелым грузом навалилась на сердце. Что ни говори, а Кристофер был ее единственным и настоящим другом, ведь Бесс-то уже нет в живых.

Разгрузка проходила споро, руководимая опытной рукой. Прошло совсем немного времени, и Габриэль снова возник рядом с женой, тут же взяв ее под руку:

– Ну как? Готова поприветствовать Англию, янки? Изобразив воодушевление, которого отнюдь не испытывала, она положила ладонь на его руку. С первых же шагов вниз по сходням ей показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди от страха. Она не смотрела на воду, сосредоточившись на суетящихся в порту людях, и медленно переставляла непослушные ноги. Так и спустились, слава небесам!

Она слегка побледнела, оказавшись на твердой земле, но уже была спокойна. Воздух здесь был влажный и прохладный, намного холоднее, чем в Чарлстоне. Лишь тут она заметила карету, поджидавшую их. Кучер спрыгнул с козел и услужливо распахнул перед ней дверцу. Кесси застыла в нерешительности, не зная, как велят поступать в таких случаях приличия. Должна ли она сама сесть в карету или кто-то обязан помочь ей? Ей не пришлось долго размышлять по этому поводу. Габриэль решительно подсадил ее и поднялся вслед за ней. Но сел не рядом, а напротив. Обменявшись парой фраз с кучером, он откинулся на спинку сиденья, и карета тронулась в путь. Кесси молчала, пока карета с грохотом петляла по мощенным булыжником улочкам. Издали доносились крики торговцев, во все горло рекламировавших свой товар. Прошло минут двадцать, и она снова обратила внимание на сидящего напротив спутника. Элегантный незнакомец, безучастный и равнодушный ко всему окружающему. В последние дни они обменялись минимумом слов, только если без них нельзя было обойтись. И вот он сидит напротив, молчаливый, властный и… загадочный.

Она нервно расправила юбки смятого платья. Как она ни мечтала навсегда избавиться от своего прошлого, но о будущем и вовсе не осмеливалась пока думать: слишком оно было туманно и неопределенно.

Наконец она решилась нарушить воцарившееся в карете молчание:

– У вас есть дом в Лондоне?

Холодные серые глаза уставились на нее.

– Да, в районе Вест-Энда. Но мы не задержимся в Лондоне.

Кесси судорожно стиснула ладони. Ей очень не понравилось то, что она услышала.

– Тогда где же мы заночуем?

Она ненавидела себя за противную дрожь в голосе, выдававшую страх, но ничего не могла поделать с этим.

Он так пристально изучал ее лицо, что ей впору было заерзать от неловкости.

– В Фарли-Холле, нашем фамильном поместье в Кенте, – проговорил наконец он. – Но сначала сделаем небольшой крюк, – тут его бровь выгнулась вопросительной дугой, ибо он наконец соизволил заметить, что ей не по себе, – чтобы нанести визит модистке.

Модистка. Значит, портниха. Хм, выходит, он не врал насчет платьев. Тьфу, будь ты неладен! Ну почему он читает в ее мыслях, как в собственных? Ишь заухмылялся!

– Не понимаю, чему ты так поражаешься? Я ведь обещал разодеть тебя в пух и прах.

…Наряды, сшитые у Лилиан Уиллисон, были последним писком моды в Лондоне, хотя Кесси об этом и не подозревала. Она во все глаза рассматривала вышедшую к ним женщину с цепкими темными глазами, от которых не ускользало ни единой мелочи. Лилиан уже пережила расцвет своей красоты, но все еще была очень привлекательной особой.

– Моей жене необходимо полностью обновить гардероб, Лилиан. Я имею в виду именно полностью, все до единой вещи. – Тут Габриэль расцвел в такой обворожительной улыбке, что у обеих женщин перехватило дыхание – так он стал неотразим. – И вот еще что, Лилиан. Ты знаешь, я никогда не скуплюсь, но можешь считать, что заключила свою выгоднейшую сделку, если все это останется строго между нами, ясно? Никаких подробностей о том, что именно мы у тебя купили! Никому! Идет?

Лишь с огромным трудом опытной Лилиан Уиллисон удалось скрыть потрясение. Красавец лорд действительно не скупился, когда оплачивал туалеты своих любовниц. Конечно, она будет молчать как рыба. Она не дура. Никому не пожелаешь такого врага, каким мог стать Габриэль Синклер, если что-то вызовет его неудовольствие. Но Боже мой! Сколько же сплетен и слухов поползет по Лондону, как только станет известно, что граф женился! А ведь она первая узнала об этом!

– Вы прибыли как раз туда, где ваши желания – закон, милорд.

Темно-вишневые губы модистки расплылись в угодливой улыбке. Но и только. Держалась она спокойно и с достоинством. Кесси мгновенно почувствовала, что перед ней необыкновенно умная, хитрая и проницательная дама, которая успешно ведет свои дела, – вон как разодета! Наверное, деньги гребет лопатой! Не покажется ли ей… странным и подозрительным брак графа с такой замухрышкой, как она? Не успела Кесси додумать мысль до конца, как их уже провели в примерочный салон.

Боже! Вот это выбор тканей! Глаза разбегаются! Отрезы муслина, шелка и бархата располагались на полках, тянущихся вдоль стен от пола до потолка. Кесси и не мечтала увидеть такое богатство расцветок.

Следующие несколько часов прошли в лихорадочной суете. Кесси покраснела, как маков цвет, когда Лилиан начала раздевать ее. Габриэль развалился тут же в кресле, как будто так и надо, и не сводил с нее глаз. Она же не осмелилась и покоситься в его сторону – не дай Бог встретиться с ним взглядом. Боже, какой стыд! Смущало и то, что он, казалось, чувствовал себя как рыба в воде в примерочной. А ведь тут были выставлены все образцы женской одежды, включая и нижнее белье. Но вкрадчивый внутренний голосок быстро растолковал ей, что все это давно уже не представляет для лорда никакого интереса, тем более тайны. Он побывал не в одной женской спальне – какие уж тут секреты…

Перевалило за полдень, когда они наконец покинули салон модистки. Лилиан вынесла несколько готовых платьев, которые какая-то клиентка не сумела выкупить. Кесси искренне обрадовалась: они сидели на ней как влитые и ничего не пришлось переделывать. Перед тем как уехать, Габриэль попросил упаковать покупки в несколько больших картонных коробок. Кесси разочарованно наблюдала, как коробки прикрепили веревками за козлами. Как бы ей хотелось сменить свое убогое платье на одно из тех, что только что упаковали! Но она благоразумно промолчала. Ей не предложили переодеться, значит, так надо.

По дороге они сделали еще одну остановку – у лавки ювелира, где Габриэль купил для Кесси красивое обручальное кольцо. Когда он надел его ей на палец, в голове почему-то завертелась странная мысль, что кольцо как бы скрепило их брак, сделало его гораздо реальнее, чем до сих пор…

Когда город остался позади, Кесси уже совсем перестала понимать: то ли она дрожит от возбуждения, то ли ей не дают покоя самые мрачные предчувствия. В голове царил полный сумбур. Габриэль же пребывал в приподнятом настроении и с удовольствием, расслабившись, вытянул вперед ноги. Так и не дождавшись каких-либо объяснений от заботливого супруга, Кесси вздохнула и принялась рассматривать пейзаж, мелькавший за окном. Местность разительно отличалась от той, к какой она привыкла в Чарлстоне. Хотя к чему она там привыкла? Знала кусочек Чарлстона да пару раз ездила на окраину за продуктами для Джека. Здесь, насколько видел глаз, простирались пологие зеленые холмы, на которых разноцветными пятнами выделялись фермы да бродили стада овец.

Она, видимо, задремала, потому что очнулась оттого, что кто-то громко звал ее по имени. Спросонку она не сразу поняла, что с ней происходит. Но было четкое ощущение уюта, тепла и безопасности. Щека ее прижималась к мягкому сукну, а стук сердца под ухом звучал ровно и успокаивающе. Она медленно приоткрыла веки… и уставилась прямо в смеющиеся серые глаза.

Она подпрыгнула, словно ее ужалили. Габриэль привычно вскинул брови и едва заметно улыбнулся:

– Ты уснула в такой неудобной позе, что потом бы не смогла повернуть шею. Вот я и решил спасти тебя от этой беды.

Кесси сложила руки на коленях, досадуя на себя за то, что не смогла сдержать дрожь в пальцах. И почему это она всякий раз оказывается в его объятиях? Вот уж чего ей никак не нужно! А уж ему-то и подавно!

Габриэль махнул рукой в сторону окна:

– Мы почти дома, янки.

В этот момент они въезжали в огромные чугунные ворота, возле которых стояла небольшая кирпичная сторожка. Подъездная дорога была аккуратно вымощена булыжником. По обеим ее сторонам тянулись аккуратно подстриженные газоны, за которыми располагались террасы роскошных садов. Кесси зачарованно смотрела на все это великолепие, так что не заметила, как карета замедлила ход и остановилась. Через несколько секунд Габриэль уже ловко опустил жену на землю.

– Вот и наше фамильное поместье, янки. – Габриэль улыбнулся, но как-то странно, одними губами, в глазах же не отразилось никакой радости. – Фарли-Холл.

Кесси никогда не видела ничего подобного. Стройные колонны из камня украшали центр фасада. От центра в обе стороны тянулись два массивных крыла здания, которое невольно вызывало благоговейный трепет. Кесси и не подозревала, что подобное великолепие существует. Но ее новоиспеченный муж не дал ей времени оглядеться. Он быстро подхватил ее под руку и заторопился вверх по широким каменным ступеням.

Двери гостеприимно распахнулись, словно их ждали с минуты на минуту. Встретил их совершенно седой и уже слегка ссутулившийся пожилой дворецкий. Справа от входа находилась длинная галерея, увешанная портретами, слева чередой тянулись затейливо украшенные резьбой высокие двойные двери. Прямо перед ними была широкая лестница, разветвлявшаяся после первого пролета.

Хотя дворецкий и не улыбался, глаза его светились теплом и добротой.

– Милорд! Какое счастье снова видеть вас в поместье!

– Спасибо, Дэвис. Отец в гостиной?

– Нет, милорд. Он отправился на верховую прогулку с герцогом Уоррентоном. Должен вот-вот вернуться.

– Отлично, – пробормотал Габриэль. Он вовремя успел ухватить за руку Кесси, которая незаметно попятилась назад. – Хочу представить тебе мою жену, Дэвис.

Старый дворецкий был, конечно, ошеломлен этой новостью, но слишком вышколен, чтобы выказать свои истинные чувства. Он лишь низко поклонился – учтиво, но отнюдь не угодливо.

– Миледи, позвольте приветствовать вас в стенах Фарли-Холла, – несколько церемонно сказал он.

– Благодарю, – прошептала Кесси. Собравшись с духом, она робко улыбнулась, чувствуя себя совершенно крошечной и незначительной среди всей этой роскоши.

– Дэвис, прикажи, пожалуйста, занести наши чемоданы. И еще: пусть приготовят спальню для моей жены. Думаю, желтая подойдет лучше всего.

– Хорошо, милорд.

Сцепив руки за спиной, Габриэль повернулся к Кесси:

– Ну, янки, надеюсь, все здесь заслужило твое одобрение?

Ее улыбка мгновенно угасла. Он казался таким самодовольным и в его глазах сверкал такой шальной огонек, что она тут же ощутила тревогу. Не к добру все это.

– Вы полагали, что я не поверила вам? – как можно спокойнее спросила она.

Он расхохотался, но смех его был каким-то фальшивым, неестественным.

– Нет, янки, и в мыслях не было! Полагаю, ты ни за что бы не согласилась на мое предложение, если бы тебе не было от этого никакой выгоды.

Кесси вонзила ногти в ладони. Неужели была необходимость выставлять ее такой… такой алчной? Этот человек хочет видеть в ней самое дурное. Но она избавлена была от необходимости дать муженьку отповедь, потому что в холле как раз появилась служанка.

– Ваша комната готова, миледи, – сказала она, скромно потупив глаза. – Если желаете, я тотчас же провожу вас туда.

Кесси бросила на мужа испепеляющий взгляд, затем демонстративно повернулась к нему спиной. Она шла, распрямив плечи и выпрямившись так, словно проглотила аршин. В конце длинного коридора на втором этаже служанка открыла дверь и робко улыбнулась:

– Кстати, миледи, меня зовут Глория. Кесси мгновенно перестала кипеть.

– Спасибо, Глория.

Было странно слышать, как к ней обращались миледи. Она с трудом удержалась от того, чтобы поискать глазами ту, к кому это относилось.

Кесси прошла в комнату и не смогла сдержать восхищенного восклицания. Спальня была колоссальных размеров – намного больше, чем пивной зал в таверне Черного Джека. Бледно-желтый атласный балдахин скрывал огромную кровать. Умывальник был искусно расписан нежными цветами. В комнате располагался еще и широченный шкаф для одежды, а также очаровательный туалетный столик на витых ножках, на котором лежали щетка, расческа и оправленное в серебряную рамку зеркальце. Два стула с низкими спинками были обтянуты белым бархатом и придвинуты к камину.

Кесси поймала себя на том, что передвигалась по комнате на цыпочках – так здесь все было возвышенно. Она все еще не могла поверить, что эта комната предназначена для нее.

Глория во все глаза смотрела на новую хозяйку:

– Надеюсь, комната вам по душе, миледи?

– Она… очень милая. – Это все, что сумела выдавить из себя потрясенная Кесси. Залитая солнечным светом и теплом, комната была воплощением самых дерзких мечтаний.

Свежий ветерок играл занавесками на окне, наполняя комнату сладкими ароматами сада. Кесси слегка отодвинула в сторону отделанную кружевами занавеску. Не должна ли она стыдиться внезапного приступа необъяснимого счастья? Кесси вдруг почувствовала себя страшной эгоисткой. С болью в сердце она подумала о Бесс – мягкой, женственной и добрейшей Бесс, которая бы просто расплакалась от счастья, если бы ей повезло просто взглянуть одним глазком на такое великолепие.

– Может, миледи желает, чтобы я помогла ей переодеться?

Кесси вспомнила о присутствии Глории и повернулась к ней. Та уже успела выложить одно из платьев на кровать – вечернее, изумрудное, как его называла Лилиан.

– Спасибо, я…

– В этом нет необходимости, Глория. – Знакомый мужской голос резко прервал их беседу. Габриэль раскованной походкой прошел в спальню – как всегда, образец элегантности, мужественности и… высокомерия.

– Пожалуйста, позвоните мне в колокольчик, как только я понадоблюсь вам, миледи. – Глория поспешно сделала книксен и удалилась, оставив хозяйку наедине с мужем.

– Пошли, янки! Нас уже ждут внизу. Кесси выпустила занавеску. Она с тоской посмотрела на изумительное платье на кровати.

– Пожалуйста, – ее голос сник до полушепота. – Разве нельзя задержаться хоть на минуту, чтобы переодеться… Габриэль запретил себе замечать мольбу в ее глазах.

– Но у нас нет этой минуты! – резко ответил он. – Мой отец вернулся, а он не любит ждать.

Она совсем сникла, уничтоженная его решимостью. Ее пальцы нервно затеребили юбки старенького платья:

– Но… это ведь то, что я носила у Черного Джека.

– Ну и что? – равнодушно бросил он. – На сегодня сойдет и так.

Она опустила ресницы, но не раньше, чем ее глаза подозрительно ярко заблестели. Габриэль шепотом выругался, проклиная и себя, и ее. Это, конечно, жестоко с его стороны, просто бессердечно, но он не позволит девчоночьим слезам сбить его с толку, смягчить. Иначе он упустит минуту триумфа.

Кесси не проронила ни звука. Габриэль тоже никак не прокомментировал происходящее, он просто взял ее за локоть и подтолкнул вперед, почувствовав молчаливое сопротивление. Он никогда не уступает, и ей следует сразу же понять это. Пусть усвоит раз и навсегда, что не стоит проявлять характер в ситуации, когда он владеет ею. Пусть не тратит понапрасну сил – ничего доброго из подобных фокусов не выйдет.

Они вместе спустились по лестнице. Кесси с каждым шагом все больше напрягалась, предчувствуя жуткий скандал. У нее даже мышцы сводило от страха.

Двойные двери в гостиную были распахнуты настежь, и Кесси успела мельком заметить золотистый узор бумажных обоев и алые с золотым рисунком шторы. У камина стояли двое мужчин, одетые в костюмы для верховой езды. У одного была тяжелая челюсть и обширная лысина. Другой стоял так гордо и прямо, словно ему было всего двадцать, хотя серебряные нити в волосах выдавали его солидный возраст. Услышав шаги, он повернулся, так что Кесси могла рассмотреть орлиные черты и обдающие холодом глаза старого джентльмена. Она поняла: это отец Габриэля…

Оба господина сразу же замолчали, едва Габриэль и Кесси вошли в комнату. Габриэль остановился у дверей.

– Ваша светлость… – Он медленно кивнул головой, на миг склонив ее в приветствии.

– Наконец-то! Тебе давно пора было объявиться. Я уже начал волноваться, что ты решил навсегда остаться у проклятых янки! – Сверкнули сталью серые глаза.

На губах Габриэля появилась улыбка, которую Кесси уже успела узнать и считала ее исключительно опасной.

– Что ты, папа! Откуда такие мысли? Мне подобное и в голову никогда не приходило!

Лицо Эдмунда Синклера выражало крайнее неодобрение.

– Как обычно, твое пренебрежение правилами приличия не имеет предела, – едко заметил он. – Если не возражаешь, мы уединимся втроем? – Глаза его метнули искры на Кесси. – Чтобы обсудить кое-что исключительно важное. Точнее – то, что связано с твоей свадьбой.

Опасная улыбка на губах Габриэля расплылась еще шире.

– А я как раз и приехал поговорить о моей свадьбе, папа! – Он слегка подтолкнул Кесси вперед. – Позволь, дорогая, представить тебе моего отца, Эдмунда Синклера, герцога Шарли, а также Реджинальда Лэтема, герцога Уоррентона. Джентльмены… это Кесси, моя красавица жена, из Америки.

Молчание, наступившее после этих слов, было предгрозовым, словно затишье перед штормом. Казалось, воздух набух напряжением и пульсировал, как живой. Впервые со времени отъезда из Чарлстона Кесси вдруг с тоской и ужасом подумала, что, наверное, было все же мудрее и безопаснее остаться у Черного Джека…

– Жена?! – завопил вдруг Уоррентон, первым нарушив молчание. У него от возмущения даже выступили вены на висках. – Если это какая-то извращенная шутка, то уверяю вас, мне совсем не смешно!

– Клянусь, ваша светлость, что и не собирался никого развлекать. Я совершенно не расположен шутить на эту тему. Кесси – моя жена уже больше месяца. Мы поженились в Чарлстоне, и, надеюсь, вы прекрасно понимаете, почему я не мог устоять. Кто бы не ослеп от такой красоты?

Он коснулся пальцем ее щеки, но жест был демонстративной пародией на нежность. Кесси застыла на месте подобно изваянию изо льда.

Уоррентон взвился и закричал:

– Вы должны были жениться на моей дочери! Боже милостивый, да я вызову вас на дуэль за такое святотатство! На что Габриэль ответил с убийственной вежливостью:

– Как пожелаете, ваша светлость. Но я просил, чтобы о нашей свадьбе не объявляли, пока я не вернусь из Америки. Значит, мою просьбу не выполнили?

В комнате повисла оглушительная тишина. Ее прервал голос Эдмунда:

– Мы не делали объявления о свадьбе.

– Тогда не понимаю, к чему такая крайность, как дуэль, ваша светлость. Я не обесчестил и не опозорил леди Эвелин. Ей не придется страдать от сплетен, поскольку никто, кроме присутствующих в данной комнате, и понятия не имеет, что такая свадьба вообще задумывалась. А если здраво рассудить, то никому бы и в голову не пришла идиотская мысль, что я женюсь на ней вместо брата. С вашей стороны будет сущим безумием устраивать скандал по этому поводу. Только привлечете никому не нужное внимание ко мне и леди Эвелин. Но это, конечно, на ваше усмотрение, ваша светлость… – В голосе Габриэля прозвучала откровенная издевка.

– Он прав, Реджинальд. Если ты вызовешь его на дуэль, то лишь рискуешь навлечь неприятности на обе наши семьи. Нам этот скандал ни к чему. – Тон Эдмунда оставался ровным и бесцветным. – Я не хочу вражды между нами. Если это как-то успокоит тебя, то мы можем обсудить… некоторую… э-э… денежную компенсацию.

Уоррентон схватил свой кнут со стула. Он уже не был таким пунцовым, как вначале, но все еще кипел от ярости.

– Можешь быть уверен, Эдмунд, – рявкнул он, – я скоро свяжусь с тобой!

Резко повернувшись, он покинул гостиную.

После его ухода в комнате воцарилось гнетущее молчание. Кесси хотелось лишь одного: убежать отсюда без оглядки и спрятаться подальше и понадежнее, но она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, словно приросла к полу.

Эдмунд повернул голову и уставился на парочку с такой яростью, что его трясло.

– Американка! – гневно выплюнул он. – Как ты мог? Зная, что я ненавижу само это слово, не говоря уж о нации, которую оно олицетворяет… Даже презренная француженка и то была бы предпочтительнее, чем американка. – В его устах это слово приобрело какое-то непристойное значение, словно это была нация маньяков и убийц. – Клянусь Богом, я не потерплю этого! Слышишь, Габриэль? Я не потерплю этого!

Черты лица Габриэля были жесткими, словно высеченными из мрамора,

– Наш брак освящен церковью и заключен в присутствии свидетелей, отец. И с тех пор прошло уже больше шести недель. Кристофер Марли был свидетелем с моей стороны. Так что наш брак абсолютно законен.

Рука Габриэля обвилась вокруг талии Кесси и погладила ее плоский живот:

– Перед тобой, папа, колыбель нашего потомства. Хм, вполне возможно, Кесси уже сейчас вынашивает твоего внука.

Кесси наконец все поняла. Боже, да он просто наслаждается всем этим!.. Что же это за человек, который радуется, причиняя родному отцу такую боль?

Глаза Эдмунда уставились на кремовую плоть этой янки, обнаженную вырезом платья. Губы его презрительно выпятились:

– И на какой же помойке ты отыскал ее?

– Если по правде, то в пивнушке. – Голос Габриэля превратился в довольное урчание. – Я очень удивлен, что ты никак не отметил мое великодушие и доброту, ведь я практически спас девушку от тюрьмы. И избавил от нищенской доли до конца жизни.

Взгляд герцога помрачнел еще больше.

– Пожалуйста, оставьте нас! – резко приказал он. – Я хотел бы побеседовать с сыном наедине.

Упрашивать Кесси не пришлось. Она подобрала юбки и чуть ли не бегом покинула гостиную. Но не помчалась сломя голову вверх по лестнице, хотя именно этого ей хотелось больше всего. Какая-то неведомая сила – сильнее страха и желания избавиться от всего этого кошмара – удержала ее на месте. Она прислонилась к стене рядом с дверью и прислушалась к голосам, доносившимся из гостиной. Эдмунд вопил:

– Шлюха из пивной! Боже милостивый! В скольких же постелях она успела побывать до того, как попала в твою?

Габриэль – она словно видела это – равнодушно пожал плечами:

– Не знаю и знать не хочу. – Он немного помолчал, разглядывая отца. – Да будет тебе известно, отец, я только сейчас понял, что на самом деле любопытен до чертиков. И просто должен узнать, что тебя раздражает больше всего: то, что она американка, или то, что она не соответствует твоим требованиям к происхождению невесты?

– Происхождению? – Герцог захлебнулся негодованием. – Да у этой подзаборной шлюшки нет никакого происхождения!

– Верно, ее родовая линия не так безупречна, как твоя. Ее мать была шлюхой, а отец… Короче, им мог быть любой из нас.

Габриэль прошел к камину, руки, как всегда, сложены за спиной. Он уже не столь пристально наблюдал за лицом герцога, но испытывал все такое же наслаждение, видя гневное отчаяние отца.

– Должен сразу предупредить тебя, отец: можешь не тратить силы на угрозы, что лишишь меня наследства. Я все еще твой сын, сколько бы ты ни проклинал этот факт. И я знаю, что ты никогда не отдашь свой драгоценный Фарли-Холл в руки чужака. О да, в конце концов в тебе, несмотря на гнев и сомнения, пересилит чувство долга. – Он полуобернулся к отцу и одарил того саркастической улыбкой: – Ведь именно из чувства долга ты и женился когда-то на маме: чтобы у Стюарта была мать?

– Какая разница, лишу я тебя наследства или нет? – горько заметил Эдмунд. – Я уже умру тогда и ничего этого не увижу!

Улыбка, похожая на гримасу, искривила губы Габриэля:

– Очень даже большая разница. Я ведь слишком хорошо знаю тебя, отец, не хуже, чем самого себя. Эдмунд побелел от ярости:

– Чего ты хочешь, Габриэль? Что нужно для того, чтобы ты избавился от нее?

Находясь за дверью, Кесси схватилась за сердце, которое вдруг перестало биться. Грудь просто разрывало от боли. А ведь он предупреждал ее, что любви в этом браке не будет, устало припомнила она. В их сделке любовь не играла никакой роли. И все же она и не предполагала, что их брак был заключен лишь из чувства мести… А сейчас ей стало до боли ясно: месть была единственным мотивом Габриэля…

Габриэль, несомненно, ненавидел своего отца. Иначе зачем бы он все это затеял?!

От его смеха волосы вставали дыбом.

– Я не Уоррентон, папа, а посему деньги меня не соблазнят. Видишь ли, мне от тебя ничего не надо. Совсем ничего! И не надейся, что тебе удастся уговорить мою жену покинуть этот дом, исчезнуть, растаять без следа.

Голос герцога зазвенел от ярости:

– Смена платья не превратит ее в леди. Только подумай, какой скандал разразится по твоей милости!

Кесси отпрянула от стены. Она больше не могла выносить этого откровенного издевательства. Повернувшись, она помчалась вверх по ступенькам, пытаясь подавить рвущиеся из груди рыдания.

– Как будто общество не привыкло к скандалам вокруг моей персоны! А вот для тебя все это будет в новинку, отец, На твоем месте я бы и не пытался отделаться от Кесси. Иначе, клянусь, устрою такой скандал, что чертям в аду жарко станет! И в центре этого скандала будет твоя многоуважаемая персона! А мы оба знаем, что герцог Фарли не переживет этого. Так что лучше смирись с моей женитьбой. Кесси станет частью твоей жизни, так же как и моей.

Герцог остановился посреди гостиной, он уже успел овладеть собой и был спокоен и холоден. Таким его и помнил нелюбимый сын с детства. Габриэль никак не отреагировал на перемену в поведении отца, он лишь молча наблюдал за ним, понимая, что и в полной тишине слышны фанфары победы над очень сильным противником.

Да, он оказался прав, что решил привезти ее сюда. Фарли-Холл был предметом отцовской гордости и светом в окошке для него. И его будет бесить каждая минута пребывания здесь этой шлюшки, этой янки… Вот и хорошо: пусть побесится, пусть потрепыхается в бессильной ярости!

Габриэль склонил голову.

– Отлично! Вижу, что мы поняли друг друга. – Подняв темную бровь, он добавил: – Извини, что не останусь переночевать, папа. Я должен срочно выехать в Лондон. Мы привезли ходовой товар, так что дел у меня сейчас по горло. И вот еще что, папа, – легкая улыбка заиграла на его губах, – будет мудро, если ты велишь собрать все серебро в доме и запереть на ключ. Моя дорогая женушка страдает от странной привычки тащить все, что плохо лежит. Представляешь, она пыталась стащить у меня мои часы в первую же ночь, которую я провел в порту?!

Наверху была зажжена маленькая лампа, которая уютно осветила небольшой уголок спальни. Но Кесси от этого не почувствовала себя уютнее. Она рухнула на кровать и прижала ледяные ладони к пылающим щекам. Все ее удовольствие от роскоши этой комнаты испарилось. Габриэль специально задумал этот фарс, чтобы его жена-простолюдинка из ненавистного племени янки взбесила старика. Она ощутила себя нищенкой, абсолютно неуместной в этом шикарном доме… Он все задумал и рассчитал до мелочей.

Она и сама не поняла, когда вдруг почувствовала, что он вернулся и наблюдает за ней от порога. Да и наплевать ей было на это!

Ее возмущало само его присутствие в одной с ней комнате, в ее жизни! Но тебе, милая, только что преподали отличный урок! – горько возразила она себе. – Тебя ловко превратили в послушную марионетку! Сделали бездумной игрушкой! Только она больше не позволит ему вертеть собой! Пусть больше не рассчитывает на нее! Ни за что!

Она медленно подняла голову и взглянула на него. Габриэля не смутил ее испепеляющий, полный презрения взгляд. Да он настоящий монстр! Этот человек встретил ее гневные слова с высоко поднятой головой.

– Вы ненавидите его! – выпалила Кесси без всякой преамбулы. – Он – ваш отец, и все же вы ненавидите его. Почему? Он не дрогнул. Его ответ был спокоен и четок:

– Мое отношение к отцу именно такое, какого он заслуживает, янки. Впрочем, это моя забота и тебя совершенно не касается.

– Вы женились на мне, потому что я американка. И потому что ваш отец – герцог, а я… никто. И вы были уверены, что он возненавидит меня. Буду откровенен! – передразнила она его, процитировав слова Габриэля. – Как же, вы откровенный! Будьте вы прокляты! – выкрикнула она. – Зачем вы лгали мне?

– Ты не права, янки. Я сказал тебе правду, но при этом не открыл все свои карты. Мой отец настаивал, чтобы я женился на леди Эвелин вместо моего погибшего брата. Я же не собирался уступать его воле, и женитьба на тебе была самым верным способом избежать такой участи.

Лицо ее смертельно побледнело, а глаза засияли подобно двум драгоценным камням.

– Тогда по крайней мере объясните мне, почему он так ненавидит американцев! Ведь вы не можете отрицать, что он их просто на дух не переносит?

– Да, янки, это правда. Видишь ли, у моего старшего брата, Стюарта, и у меня – разные матери. Первой женой герцога была Маргарет. Говорят, он безумно любил ее.

Странно – словно он говорил о ком-то другом. Тот мужчина в гостиной не похож на человека, способного испытывать подобные чувства. Любовь и… герцог? Но Кесси приказала себе не отвлекаться на посторонние мысли, а внимательно слушать то, что ей рассказывают.

– У Маргарет была сестра в колониях. Когда Стюарт был еще совсем маленький, они втроем переправились через океан, чтобы навестить эту сестру. Тогда как раз закончилась война за освобождение колонии от английского владычества. Сестра Маргарет и ее семья оставались лояльными короне, но народ смертельно ненавидел таких людей. Война за освобождение была настоящей мясорубкой, где погибла уйма народу… И вот во время визита отца с женой негодяи подожгли дом сестры. Отец как раз ушел куда-то со Стюартом, и они остались в живых. Остальные погибли в огне.

Габриэль немного помолчал, как бы собираясь с мыслями.

– Мой отец буквально обезумел от горя. Ужасная смерть жены породила в нем неугасимую ненависть ко всем американцам, без разбора… И это задолго до того, как Стюарт погиб на том же континенте в битве за Новый Орлеан шесть месяцев назад.

Кесси закрыла глаза. Две молодые жизни, так нелепо прерванные в расцвете лет, – две трагические смерти, в которых обвиняли граждан ее страны… Но ведь это все равно несправедливо! Ведь она-то никак не повинна в их смерти!

Она широко раскрыла глаза, чувствуя, как грудь буквально стиснули стальные обручи. Болело сердце, болела душа. Она судорожно сцепила ладони на коленях.

– Пресвятая Богородица, неудивительно, что он возненавидел меня всей душой. А вы?.. Вы же знали, что иначе и быть не может!

Габриэль не стал отрицать очевидное.

Она с трудом проглотила ком в горле.

– Я не претендую на то, чтобы разобраться в том, что двигало вами, – медленно проговорила она. – В одном я уверена полностью: вы искали способ унизить и уязвить своего отца – и нашли его. Но, поступив таким образом, вы унизили и меня. И я… ненавижу вас за это, поскольку не могу изменить своего происхождения.

Одинокая слеза выскользнула из-под ее ресницы. Но он не должен видеть ее отчаяния – она решительно смахнула слезу ладонью. Взмахнув рукой, она указала в сторону широкого шкафа, где Глория развесила те платья, которыми они запаслись у модистки, – примерно одна десятая всех заказанных.

– Не сомневаюсь, вы решили, что я быстро утешусь всем этим тряпьем, даже если вы и вышвырнете меня на улицу!

Габриэль молчал. Он хотел бы забыть предостережение Кристофера, который предсказывал ему, что все именно так и случится: она оскорбится не меньше отца.

Он мрачно усмехнулся:

– Я не собираюсь никуда выбрасывать тебя, янки. Ты – моя жена и ею и останешься. Я довольно богатый человек, так что не волнуйся не только относительно тряпок, но и всего прочего. Ты больше никогда не будешь испытывать нужды в деньгах. Я обещал позаботиться о тебе и сделаю это.

Глаза Кесси внезапно высохли, они стали сухими до рези.

– Вы и правда собираетесь всю жизнь заботиться обо мне? – Ее голос был едва слышен.

– Да, янки. Ты мое пожизненное обязательство. – Он не смог скрыть насмешки в голосе, потому что именно так воспринимал все это его отец. – О, я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь себя обманутой! Преданной! Так что считай, что это – заслуженное мной наказание. – Он с подчеркнутой вежливостью поклонился: – И успокойся, тебе ни минуты больше не придется терпеть мое присутствие рядом. Потому что я пришел попрощаться.

– Вы уезжаете?

– Да. Я возвращаюсь в Лондон.

Ее глаза мгновенно округлились от ужаса. Она не успела еще подумать, как отреагировать на это его заявление, как уже вскочила на ноги.

– Вы решили оставить меня здесь одну?!

– В доме полно слуг, чтобы удовлетворить любую твою нужду. Только скажи им, чего ты хочешь, и все будет исполнено. А что касается твоего нового гардероба, то Лилиан заверила меня: она завершит работу в течение десяти дней. Так что жди обновок.

– Я вовсе не это имела в виду! Как насчет вашего отца?

Его губы вытянулись в тонкую линию:

– Это такое огромное поместье, дорогая, что ваши пути никогда не пересекутся. Поверь мне, уж я это испытал на собственной шкуре! А теперь иди сюда, янки. Мне бы хотелось получить на прощание поцелуй от своей любящей женушки, чтобы было о чем вспоминать в долгие ночи, которые нам придется провести порознь.

Вот скотина! После всего что умудрился натворить, он еще надеется, что она будет изображать перед ним покорную жену! Наглец!

– Нет! – гневно выкрикнула она. – И не надейтесь, что вам удастся заставить меня сделать это!

Свет лампы прекрасно очерчивал упрямо поднятый подбородок. Как же он умудрился не заметить столь существенной черты в ее характере? Его глаза сверкнули вызовом. Он довольно улыбнулся:

– Вне всякого сомнения, я могу, янки, и сделаю это.

– Да уж, с вас станется! – с презрением произнесла она.

Его ленивая поза была обманчива, ибо уже в следующую секунду он в три прыжка пересек комнату и оказался перед ней. Она даже не успела попятиться или возмутиться, как сильные руки обхватили ее за плечи.

Она в ужасе заметила страстный блеск в его глазах, а после этого его рот впился в ее губы.

Он не просил ее о покорности – он просто требовал этого, как это сделал бы любой мужчина… Любой мужчина, хорошо разбирающийся в женщинах. Сердце Кесси неистово забилось. И некуда было деться от этих обжигающих губ. Его рука ловко обхватила ее голову, чтобы удержать в том положении, какое было удобно ему. Его поцелуй был властным и до отвращения откровенным. Но он был к тому же жарким и весьма убедительно доказывал, что она беспомощна против этого великана. Она почувствовала себя жертвой предательского жара, темного и сладкого. И чуть не задохнулась, когда через какую-то секунду его язык вторгся к ней в рот. Хотя… появившиеся вслед за этим ощущения нельзя было назвать неприятными… Нет, так назвать их было бы нечестно…

Он притянул ее к себе, словно хотел познакомить ее с каждой своей мышцей. Ее грудь уперлась в его широкую грудную клетку так, что сначала ей стало больно. Она ощущала твердость сильных мускулов на его ногах, прижавшихся к ней. И глубоко внутри зародилось какое-то странное тепло, разраставшееся и медленно охватывавшее все ее тело.

Кесси дрожала, когда он наконец отпустил ее. Все плыло перед ней. На губах мужа блеснула самодовольная улыбка. Он коснулся пальцем ее губ и отступил на шаг.

– Вспоминай обо мне, янки! – Вот и все, что он сказал на прощание.

Рассудок вернулся к ней приступом отвращения к себе. Растаяла в его объятиях, словно созрела для того, чтобы ею воспользовались как последней шлюхой! Да еще и испытывала при этом удовольствие! Можно не сомневаться, что со временем она обо всем забудет в его объятиях.

– Подождите! – крикнула она.

Он повернулся, стоя уже на пороге. На лице его снова застыло равнодушное выражение. И в эту секунду Кесси ненавидела его так, как еще никого и никогда в жизни.

Безрассудная отвага вдруг забурлила в ней.

– Не надейтесь, что я теперь хоть когда-нибудь поверю вам, – четким, звонким голосом произнесла она. – Потому что сегодня вы убедительно показали мне, кто вы есть на самом деле!

Глаза его тут же заледенели:

– Да ну? Интересно, и кто же я?

Кесси набрала полную грудь воздуха:

– Вы такой же бессердечный и жестокий, как и ваш отец! Поэтому и решились причинить ему такую боль!

Он, казалось, застыл на пороге. Но когда наконец ответил, голос его был спокоен, как обычно:

– Это даже к лучшему, что ты, янки, узнала, какой я на самом деле, чем навоображала бы уйму глупостей, к которым я не имею никакого отношения.