Письмо третье 11 страница

В четверг 9 августа стали обтягивать стены трапезной дорогими тканями, причем делалось это в присутствии Мелвила, Бургуэна и остальных с единственной целью, чтобы они впоследствии засвидетельствовали, сколь пышные похороны устроила королева Елизавета. Легко понять, что несчастные узники весьма холодно воспринимали всю эту роскошь, сколь велика она ни была.

В пятницу 10 августа все назначенные особы собрались в епископстве Питерборо, выстроились в указанном порядке и направились в церковь, которая находилась неподалеку. Прибыв туда, они встали на хорах, опять же как им было указано, и началась заупокойная служба; пелась она на английском и велась по протестантскому обряду. Как только прозвучали первые слова панихиды, Бургуэн, видя, что служат ее не католические священники, вышел из церкви, объявив о своем нежелании присутствовать при подобном святотатстве, и за ним последовали все слуги Марии Стюарт, как мужчины, так и женщины, кроме Мелвила и Барб Мобрей, которые считали, что, на каком бы языке ни молились, молитва все равно будет услышана Богом. Их уход вызвал изрядное недовольство, тем не менее епископ произнес проповедь.

После проповеди церемониймейстер вышел к Бургуэну и его друзьям, которые прогуливались во дворе, сказал, что сейчас будет вынос Святых Даров, и пригласил их присутствовать при этом, на что они ответили, что являются католиками и не могут принимать участие в возложении жертвы на алтарь, который не признают. Церемониймейстер удалился, весьма раздосадованный таким их упорством, но пресуществление Святых Даров прошло своим чередом, как и проповедь. Тогда он предпринял последнюю попытку и послал к ним человека сообщить, что служба завершена и они могут вернуться, так как сейчас будет производиться погребальная церемония по королевскому чину, которая не имеет никакого отношения ни к одной из религий; на сей раз слуги согласились возвратиться, но когда они вошли в церковь, жезлы были переломлены, знамена опущены в могилу, а каменщики уже заделывали отверстие, через которое их туда бросали.

В том же порядке, в каком и пришла, процессия вернулась в епископство, где были приготовлены пышные поминки. Как ни странно, Елизавета, казнив Марию Стюарт как преступницу, после смерти стала относиться к ней как к королеве, а кроме того, хотела пышностью поминок воздать честь и должное слугам покойной, о которых она так долго забывала. Но те, естественно, не пошли ей навстречу, не выглядели ни восхищенными всей этой роскошью, ни обрадованными богатыми яствами; напротив, они слезами смачивали хлеб и разбавляли вино, лишь так отвечая и на причиненные им страдания, и на воздаваемые ныне почести. Как только поминки кончились, слуги покинули Питерборо и вернулись в Фотерингей, где им сообщили, что они наконец свободны и могут уезжать куда угодно. Они не заставили повторять это сообщение дважды, поскольку жили в постоянном страхе, уверенные, что жизнь их находится под угрозой, доколе они остаются в Англии. Собрав вещи, 13 августа 1587 года они вышли из замка Фотерингей.

Бургуэн шел последним; перейдя через подъемный мост, он обернулся, глянул на стены, в которых было совершено цареубийство, простер к ним руки и, не в силах простить Елизавете, невзирая на то, что он христианин, даже не столько собственные страдания, а муки, что претерпела его госпожа, громко и угрожающе произнес стих царя Давида:

«Да сделается между язычниками пред глазами нашими отмщение за пролитую кровь рабов Твоих».^[90]

Проклятие старика было услышано, и неумолимая история взяла на себя труд покарать Елизавету.

Мы рассказывали, что, когда топор палача обрушился на голову Марии Стюарт, из рук у нее выпали распятие и молитвенник. И еще мы добавили, что обе реликвии были подобраны женщинами из ее свиты. Что сталось с распятием, нам неизвестно, но молитвенник находится в королевской библиотеке, где его могут увидеть все, кто интересуется подобными историческими реликвиями; два свидетельства, написанные на форзаце книги, удостоверяют его подлинность.