апреля

У нас в Алексине даже «деревенские дурачки» – с юмором. Бабушка сегодня рассказала, как в годы ее детства ходил по улицам такой тихо помешанный: разговаривал сам с собой, улыбался чему-то… Но, в общем, вполне безобидный. «Пунктик» у него был только один: обожал встречать на автовокзале приезжих из Москвы. С транспортом в те годы было туго, городские автобусы брали штурмом, вот он и придумал себе «игру»: подойдет к очереди на остановке, гаркнет: «Кому на Петровку?» Очередь вся к нему: «Нам, нам!» - с чемоданами, с детьми. А он так важно ведёт их в сторону, удаляется – якобы за машиной – и выезжает из-за угла на палочке. Да еще покрикивает начальственно: «Не толпись! На борт не садись!». Тут только до пассажиров «доходило», с кем связались…

Мая.

Урок во втором классе (так называемый «окружающий мир»). Учительница рассказывает, какие бывают животные.

- Ящерица, лягушка – это земноводные. А вот собака, кошка, лисица – млекопитающие…

Ученики – со страхом:

- Мелкопитающиеся?! Это мышками, да?

Мая.

Сижу у подъезда на скамейке – жду подругу. На первом этаже, у подъездного козырька, какая-то женщина красит оконную раму. Идет соседка – голова в белом платочке, глаза смиренно опущены. Увидела, остановилась:

- Бог в помощь! (ехидно) Что же это вы в божий праздник работаете? Когда праздновать-то будете?

Хозяйка, сдержанно:
- Кому делать не черта, у того каждый день праздник …

Бабуля поджимает губы:

- Ну-ну…

Мая.

Шестиклассники толпятся у учительского стола.

- Анна Петровна, а вы почему у нас домашнюю работу не проверяете?

Анна Павловна – иронически:

- А вы её делаете?

Вот так.И всем хорошо.

Мая.

Возле какого-то казенного учреждения – небольшая кучка женщин. Ждут открытия. Сесть негде: вокруг ни лавочки, ни скамейки. Терпеливо переминаются с ноги на ногу. Молчат.

Подходит какой-то дедушка, в стареньком пиджачке, с медалями и наградными планками в несколько рядов. Оглядывается растерянно и (ноги, видно, не держат) усаживается на оградку палисадника. Женщины тут же зашевелились, загомонили:

- Скамейку поставить не могут!

- Им-то что! Плевать они на нас хотели!

- Им что инвалид, что ветеран – какая разница!

На шум выглядывает заспанный охранник. Оценивает ситуацию.

- Отец, иди сюда.

Усаживает его в коридоре на свой стул.

Вот так и везде у нас. Чиновники бездушны – люди отзывчивы.

Мая.

Диалог в парфюмерном отделе. Молодой мужчина спрашивает, есть ли крем для рук «Вороже я». Продавщица поправляет:

- Не «Вороже я», а «Ворож е я». Нету.

Мужчина повернулся было к выходу, но остановился. Возвращается:

- Почему «Ворож е я»-то? Вы же не говорите «шв е я» - а все-таки «шве я». Так и тут.

Продавщица - растерянно:

- У нас такой контингент ходит… Малограмотный. Поэтому так и говорит…

- Кто ходит и говорит?

- Контингент.

- Это люди, что ли?

- Ну да…

- Прекрасно.

Уходит.

А я пришла домой – полезла в словарь ударений. Выяснилось: и вправду – «вороже я»!

Век живи – век учись!

Мая.

В автобусе из Москвы – полно рабочих, возвращающихся со смены. Веселые, довольные, пьют пиво, возятся на задних сидениях. Один, правда, ушел от всех на первый ряд и проспал всю дорогу. В Алексине проснулся, зовет дружка «с задов»:

- Витёк, выходим! (и – завистливо) Гляди-ка, а у тебя уже фингал…

Не зря, мол, три часа провел – интересно, с пользой…

Мая.

Вчера была в Москве. Очень заметно там какое-то всеобщее разъединение. В метро, на улицах, в помещениях – везде люди как будто отгораживаются друг от друга ледяными масками равнодушия. Наверное, это просто инстинктивная защита от ненужного общения. Кто-то подсчитал, что москвич, вышедший утром из дома, имеет потенциальную возможность к вечеру «набрать» десять тысяч собеседников. Понятно, что человеческих сил не хватает на общение в таких масштабах.

А в Алексине все иначе.

Идем с сестрой по улице. Говорю:

- Дождь, наверное, будет…

Проходящая мимо бабуля тут же вступает в беседу - огрызается с непонятным раздражением:

- Какое «будет»! Уже идёт вовсю! Дуры!

А я ведь с ней и не разговаривала вовсе.

Первоклассница оступилась на тротуаре, попала одной ногой на вспаханную землю возле бордюра. Навстречу идет женщина средних лет - и мгновенно реагирует. На ребенка изливается настоящий фонтан сквернословия:

- Зараза! Б…! Корова! Дурища! Тут цветы посажены, сволочь! и т.п.

Так что ещё неизвестно, что лучше: алексинская «пылкость» или московское безразличие.

Мая.

Бабушка перелистывает старый фотоальбом.

- А вот это дедушка Жора, он до Берлина дошел…

Семилетняя сестренка – одобрительно:

- Бабушка, ты такая древняя! Тебе в телевизор надо, про войну рассказывать.

Мая.

Услышала сегодня диск «Песни нашего века». Понравилась «Песня полярных летчиков», особенно строчки:

Ждите нас, невстреченные школьницы-невесты

В маленьких асфальтовых южных городках.

Кажется, что как будто про Алексин. Невест у нас много. Даже в нашем классе, по-моему, выбор для «летчиков» огромный…. Да и насчет того, что Алексин – «южный городок», по нашей школе видно: окна колоссальных размеров, батареи маленькие … Видимо, те, кто школу проектировал, рассчитывал именно на южную широту – что-то вроде Сочи или Геленджика. А зимы-то у нас, между прочим, обычные – среднерусские. Потому и сидит наш класс в январе в пальто и перчатках…

Да и с асфальтом у нас в городе – спросите что полегче…

Мая.

В детской поликлинике очередь. Четырехлетний малыш уже весь извелся, от скуки пристает ко всем другим деткам, валяется по полу, открывает дверь в кабинет врача и т.п. – в общем, хулиганит. Пожилая женщина пытается его отвлечь – помочь молодой маме:

- Иди ко мне, мы с тобой поговорим.

Паренек охотно подходит.

- Ну, расскажи мне: кого ты любишь больше всех?

- Из молодых я больше всех люблю маму. А из старых – бабушку.

Потом вдруг спохватился:

- Что-то я с вами засиделся,-

– и убежал безобразничать в другой конец коридора.

Мая.

Сценка в «Семейной копилке», у кассы. Мать расплачивается за покупки, а малыш-дошколенок тянет её за рукав и о чем-то канючит:

- Ма-ам! Ну ма-ма-а! Ну мама же! Ма-ам, а ма-ам!

Мать, разъяренная, наконец поворачивается к нему:

- Ну что?!

Малыш – растерянно:
- А я забыл …

Мая.

Вообще наши алексинские малыши – это что-то неповторимое! Такое ощущение, что они чувство юмора впитывают с материнским молоком или берут из самого алексинского воздуха…

Маленькая девочка пристально наблюдает за поединком бабушки с мухой. Та гоняется за бедным насекомым по всей комнате с газетой в руке. Наконец муха садится на стол, бабуля прицеливается, бац! – мимо.

Малышка одобрительно комментирует:
- Спаслась …

Мая.

Проходила сегодня по Санаторной – порадовалась на один домик. Вернее, даже, не на сам дом, а на то, как вокруг него облагорожена улица: вдоль всего забора – ровный ряд березок, по бокам от входа две огромные клумбы с цветами – красота, глаз радуется.

Приятно, что хозяева заботятся не только о своем «внутреннем убранстве», но и о прохожих. Вот все бы так! А то на «задах» Радбужской (что примыкают к улице Снегирева) опять устроили жуткую помойку: все овраги, какие есть, завалили разной гадостью, и даже на дорогу свои «отходы жизнедеятельности» выперли - пройти невозможно.

И ведь, главное, знаю, что штрафовали их уже за это год назад – а всё не унимаются.

Мая.

Последний день занятий - уже ни до чего…

- Семенов, последний раз спрашиваю: кто основал Рим?

Класс лениво подсказывает два имени, но тихо. Пятиклассник силится расслышать, пыхтит, сопит и наконец «вспоминает»:

- Чук и Гек!

Мая.

Сегодня в первый раз обратила внимание на «психологический стенд» в нашей школе (год ходила мимо – не замечала!). Очень понравилась так называемая «психологическая памятка родителю» - перечислены сто фраз, «которые никогда нельзя говорить ребенку». Оказывается, нельзя ни в коем случае произносить «Ты зря наделен способностью любить!», «Никогда не думай, что твои привычки – это мое наследие!» и т.п. (фразы явно переводные с «американского диалекта»).

Я просто представила, как будет выглядеть алексинский родитель, произносящий такие сентенции...

То-то ребенок, должно быть, глаза выпучит.

Июня.

Как быстро прошла весна в этом году! Вроде бы недавно еще лежал снег в лесу – и вдруг уже лето. Кажется, что и сирень с черемухой отцвели раньше обычного. А в городе начался летний ремонт дорог. Отремонтировали нашу Радбужскую – и снова летают мимо нашего дома местные «шумахеры» на КАМАЗах. Радостное начало «авторалли» ознаменовалось десятком кошачьих трупиков по обочинам…

Июня.

Были в Москве – проходили по Пушкинской площади. Услышала, как какая-то провинциальная мамаша с энтузиазмом «просвещала» своего малолетнего отпрыска:

-Вот, смотри: это памятник Пушкину! Правда, здорово?!

Дитя - утомленно:

- Столько страхов за один день …

Июня.

Наблюдала сцену в «Олимпе»: какой-то дедушка принес отксерить паспорт, продавщица начала делать, а ему вдруг показалось, что она не те страницы печатает. Завопил на неё. Она, естественно, в ответ, причем еще с б о льшим чувством... Дедуля разобрался в ситуации – стал извиняться:

- Ох, дочка, прости меня, дурака старого, это я сослепу, не серчай, дочь, слышь, доча…

Та сразу утихомирилась. А я подумала: все-таки насколько умиротворяюще действуют на нас эти «родственные» обращения: «дочка», «сынок», «отец», «мамаша» и т.п. Мы как будто вспоминаем, что, в сущности, мы – одна огромная семья, и делить-то нам по большому счету нечего…

«Кем быть?»

(почти по Маяковскому)

Морозный зимний вечер. Стою на автобусной остановке. Поскрипывает снег под торопливыми шагами прохожих. От скуки наблюдаю за тем, как на противоположной стороне улицы в одном и том же месте пробегающие пешеходы поскальзываются, а потом, с трудом сохраняя равновесие, перепрыгивают на безопасное место. А вот пожилая женщина, смешно взмахнув руками, опрокидывается было навзничь… И тут же оказывается подхвачена твердой рукой высокого сутуловатого мужчины, пробегающего мимо. Поставил бабушку на снег, убедился, что ей ничего уже не угрожает, и, как будто даже не заметив происшествия, побежал дальше, оживленно беседуя о чем-то со своим спутником… Ах, да это же Андрей Алексеевич!

Мой доктор, который, как много раз рассказывали мне родители, излечил меня, трехлетнюю, от ложного крупа, приходил ко мне в палату даже в свои выходные и сумел-таки подобрать для меня такой препарат, который наконец-то помог… Наверное, он и не вспомнит меня никогда (сколько у него было таких детишек, которых он спас, – не сосчитаешь!), но в нашей семье его имя произносят с благоговением…

Последнее время я стала часто задумываться о своей будущей профессии. Точнее – о том деле, которое изберу в жизни. А поводом к этому, как ни странно, стали два сильных «киновпечатления». Сначала мы всей семьей посмотрели фильмы комического театра «Квартет И» - «День радио» и «День выборов» - и полюбили их всей душой. Родители говорили, что уже давно не испытывали такого удовольствия от кинокомедии, давно так не смеялись и не радовались хорошей режиссуре и блестящей игре актеров. А нам с сестрами просто очень нравились герои этих фильмов – «радиодиджеи», «креативщики» и «политтехнологи» Леша, Слава, Саша… Мы без конца обсуждали, какие они веселые, остроумные, талантливые, восхищались их находчивостью и эрудицией. Смотрели мы эти фильмы, наверное, раз по двадцать, и каждый раз находили что-то новое, чем можно восторгаться. Запомнили наизусть все меткие реплики, сделали их своими домашними поговорками, а самих героев – своими кумирами, подражали им в разговорах и даже поступках…

А потом мой дядя привез нам посмотреть новый фильм под названием «Дикое поле» - о современном молодом враче, который один в степи на сотни километров вокруг борется со смертью и людскими недугами, спасает умирающих и лечит тяжелобольных. В этом фильме даже нет особенных событий, это просто фильм- портрет: его авторы всего лишь показывают нам этого доктора, как он живет в степи, в разрушающейся больнице, как без всяких лекарств и операционных, без всяких средств и помощников, а главное – без всякой шумихи и самодовольства, просто и скромно выполняет свой профессиональный и человеческий долг. Его, совсем еще молодого, пастухи зовут уважительно Дмитрием Васильевичем...

И я вдруг почувствовала, что «креативщиками» я восхищаться больше не стану. Почему-то только после того, как я увидела этого степного врача, мне пришла в голову простая мысль, которой как-то раньше места не было: а что делают в нашей жизни все эти талантливые диджеи и политтехнологи? Изобретательно врут радиослушателям о мифических редких животных на мифическом лайнере, в убеждении, что «народ всё схавает»? Манипулируют избирателями Саратовской области, чтобы посадить им на шею очередного идиота-губернатора, но зато заработать свое «бабло»? Это для таких целей им дан Господом ум и талант? Это для такой миссии им надо было родиться?

А еще через несколько дней я вспомнила один эпизод из «Дня радио», на который раньше не обращала особого внимания. Там к концу фильма один персонаж ни с того ни с сего вдруг произносит с неподдельной тоской: «Мне сорок лет. Чем я занимаюсь?!»

А и правда: чем?! Чем на самом деле занимаются представители большинства нынешних модных профессий – так называемые менеджеры, брокеры, диджеи, имиджмейкеры, маркетологи и марчендайзеры? Чему сегодня посвящают свою жизнь журналисты? Телевизионные деятели? Политики? Депутаты? Экономисты? Вполне вероятно, каждый из них с необычайно деловым видом пустится в объяснения насчет того, как жизненно важна их профессия и как люди без их работы просто пропадут. Но мне почему-то кажется, что обмануть можно кого угодно, только не самого себя, не свою бессмертную душу… И если на самом деле твое единственное Дело – получить любым путем много денег, то ты рано или поздно себе в этом признаешься, и никакие красивые слова не помогут тому, что по сути своей ты – просто обманщик или вымогатель.

Мне кажется, именно в юности совершенно необходимо понять, что ты собираешься делать в этой жизни и на что ты потратить подаренную тебе жизнь. Потому что твоя цель и определит твою судьбу. Если твоя цель - получать, брать, присваивать, у тебя будет одна жизнь. Если, наоборот, отдавать – другая. Мы свободны в этом выборе. Но дело в том, что только вторая цель – Человеческая…

Я много думала об этом. И поняла, как мне кажется, самое главное: надо выбирать не профессию, не институт и не источник дохода. Выбирать нужно ДЕЛО, которым ты будешь заниматься. И я считаю, что есть три самых главных человеческих Дела, которыми можно заниматься и знать при этом, что ты нужен людям и что ты имеешь право на их уважение.

Во-первых, можно воспитывать и учить детей, чтобы из них получались хорошие, добрые люди, имеющие необходимые знания для жизни и работы. Можно стать учителем, как моя мама.

Во-вторых, можно создавать новые машины и технологии, которые будут облегчать людям жизнь, сделают их труд интереснее, полезнее, продуктивнее. Можно стать инженером, как мой папа. Слово «инженер» переводится на русский язык как «создатель». По большому счету, это самое главное для человека – научиться что-то создавать.

В-третьих, можно научиться врачеванию и посвятить свою жизнь спасению людей от болезней и смерти, как Дмитрий Васильевич из кинофильма «Дикое поле».

Еще «есть такая профессия – Родину защищать»,- говорил когда-то один из героев фильма «Офицеры», любимого в нашей семье. Но я считаю, что быть военным – это не профессия, а долг любого мужчины, независимо от его профессии. И это требуется только во время войны, а не всегда.

И я знаю, что награда за такой труд, за такие Дела - действительно из разряда самых дорогих, самых главных для человека. В любые времена, что бы ни творилось за окном, как бы ни вело себя государство по отношению к тем, кто лечит, учит и созидает, всё равно эти профессии – наиболее уважаемые и ценимые людьми.

И дело совершенно не в том, сколько за этот труд платят. Я понимаю, что не очень много. Во всем мире врачи, учителя и инженеры зарабатывают значительно меньше, чем, скажем, юристы и бизнесмены. Но, на мой взгляд, это самые престижные (в подлинном смысле слова!) профессии, которые человек может избрать.

Перестаньте издеваться над лесом!

В прошлый четверг наша маленькая сестренка прибежала из леса со слезами:

- Там какие-то дяди пилят деревья!

Мы действительно слышали звук пилы в лесу, но не придали этому значения: мало ли причин для этого. Может, сухостой убирают.

В общем, семилетнюю Верочку мы не послушались и в лес не вышли. А зря.

Только вечером увидели, во что превратилась наша рощица. Вместо наших любимых молодых берез и сосен - безобразно торчащие на высоте Верочкиного роста пни, наполовину отпиленные, наполовину отломанные, вокруг – грубо срубленные сучья. А на нашей заветной поляне – вкопанные в землю четыре столба (видно, для стола или какого-нибудь самодельного мангала), из которых еще сочится свежая смола…

Наверное, эти люди просто не понимают, что они творят. Наверное, им никто никогда не объяснял, как следует вести себя в этой жизни – и как нужно относиться к природе. Думаю, им уже не поможешь: ведь нельзя вразумить того, кто этого не хочет.

На следующий день мы узнали, что одна из наших соседок подошла к этим дядькам, чтобы их усовестить, но они грязно выругали ее и прогнали. Они, наверное, чувствовали себя очень сильными и очень смелыми…

Вы, наверное, скажете: пустяки, подумаешь, решили люди сделать себе местечко для пикничков, имеют право после трудовой недели… Но мы-то знаем, что бывает после таких пиршеств в нашем лесу (который мы с соседями, между прочим, круглый год чистим и убираем, чтобы не захламлялся валежником, не зарастал мусором, что вечно разбрасывают проходящие мимо любители чипсов и пива).

Вот только неделю назад мы весь вечер ходили с мешком по этой поляне, подбирали битые бутылки, чтобы поиграть в футбол без риска порезаться. И это, видимо, только одна компания «любителей природы» повеселилась возле наших домов на самом конце улицы Радбужской. А вдруг еще кому-то приглянутся наши березки и сосны? Места тут действительно красивые и чистые – недаром же много лет все жители окрестных домов ухаживают за этим кусочком леса. А вот за домами в середине нашей улицы на лесной территории устроена самая настоящая помойка! На протяжении сотен метров невозможно сделать ни шагу: навалены горы мусора, среди которых шмыгают крысы. Под вековыми соснами и елями валяются полиэтиленовые пакеты, бутылки, пищевые отходы, какое-то рванье, куски старых обоев… Оттуда даже белки ушли, и дятлы там больше не стучат. И ладно бы – некуда было б девать им этот мусор! Так ведь ездит каждую субботу по нашей улице специальная машина, которая всякий бытовой мусор собирает и вывозит. Казалось бы, чего проще: собери всю свою гадость в полиэтиленовый мешок и выстави на дорогу! Нет, им удобнее вываливать всё это за калитку в лес…

«Бабуля, куда мусор понесла?» - кричит какой-то паренек соседской бабке, которая трудолюбиво ползет в лес с охапкой грязной плёнки в руках.

«На помойку!» - охотно отвечает та.

«Какая это тебе помойка, это лес!»

«Да пошел ты!»

Вот и весь разговор. И ведь такое можно видеть не только на нашей улице! Мои школьные друзья рассказывают то же самое про свои улицы и районы …

В прошлом году мы побывали в Дарвиновском музее в Москве. Запомнилась интерактивная рельефная карта – изображение российских лесов: на огромной зеленой площади – уродливые, бесформенные белые пятна, как плесень, расползающиеся все шире, захватывающие всё большие территории.

«Что это?» - спросили мы с ужасом. «Это места обитания человека, - ответил экскурсовод. – Человек как раковая опухоль для планеты, он уничтожает ее своим существованием». Нам стало страшно, но мы не поверили. А вот теперь, глядя на погубленные деревья и загаженную траву вокруг человеческих жилищ, поняли, что это правда…

Дорогие наши сограждане! Оглянитесь вокруг себя! Скажите, вам самим разве не противно? Ведь мы, люди, - это часть природы, а лес - это наш с вами дом. Зачем же гадить в собственном доме?!

Вспомните, пожалуйста: на въезде в Алексин гостей города встречает красочный плакат с замечательными словами: «Алексин – жемчужина России!»

Это действительно так, и мы с детства всей душой верим в эти слова. Но почему-то все чаще, глядя на этот плакат, нам вспоминаются слова из басни Крылова, которую мы читали еще в начальной школе: «Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно…» Так скажите нам, пожалуйста, уважаемые взрослые: почему вы считаете, что жемчужина обязательно должна быть в ОБРАМЛЕНИИ ИЗ НАВОЗА?!

«Те, что приняли смертный бой…»

Чем дальше от нас отходит война, тем труднее ее вспоминать. Уходят люди, которые сами воевали, стареют даже те, кто в войну был ребенком.

Чем дальше от нас это страшное и великое время, тем легче о нем размышлять. Стираются случайные, сиюминутные черты, забываются неважные мелочи, но отчетливее выступает самое важное, самое главное… «Лицом к лицу – лица не увидать, большое видится на расстоянии…»

Чем дальше от нас эти годы, тем важнее о них помнить. Говорят, те, кто забывает прошлое, лишается будущего. Помня об испытаниях, которые вынес наш народ в те годы, лучше ценишь настоящее. Когда я вижу в нашем алексинском бору овраги, в которые превратились бывшие окопы и траншеи, я понимаю, как мелочны и неважны многие наши нынешние заботы и огорчения… Я прихожу на то место, где в декабре сорок первого года моя прабабушка выкопала землянку, чтобы спасти своих детей от мороза (их дом вместе со всеми домами на Снегиревской улице сожгли немцы), и думаю: а смогла бы я вот так?...

Я очень люблю рассматривать предвоенные и военные фотографии, которые сохранились в нашем доме, хотя их осталось так мало… Мне кажется, это не просто странички истории моей семьи, это как будто частичка истории народа – ведь она и складывается именно из таких страничек. Очень важно помнить имена великих полководцев, но не менее важно для каждого из нас помнить своего собственного прадедушку - простого солдата, от которого тоже зависела великая Победа.

Нет в России семьи такой,

Где б не памятен был свой герой,

И глаза молодых солдат

С фотографий увядших глядят…

Я знаю, что в каждой семье, у каждого русского человека есть в прошлом участники войны, и горжусь тем, что в нашем роду воевали все без исключения мужчины и даже некоторые женщины – например, прабабушка Шура (тетя моего дедушки Толи) начала воевать на Ленинградском фронте и дошла до Берлина.

Один мой прадедушка - Сальков Алексей Георгиевич - был пехотинцем, воевал в Польше и Финляндии в 1939-1940 г), потом работал на оборонном предприятии в Алексине. Другой прадед (тоже дедушка моей мамы) - Степанов Николай Дмитриевич – был солдатом Красной Армии с августа 1941 по август 1945. После победы над Германией был переброшен на Дальний Восток, к границам Японии, и только после разгрома японцев вернулся наконец домой. Хотя он даже ни разу не был ранен, после Победы прожил недолго…

Дедушка моего папы - Кобзев Иван Михайлович - служил артиллеристом, был кадровым военным, воевал с 1941 по 1945 гг. А вот после войны он работал в Московском уголовном розыске и, между прочим, принимал участие в ликвидации знаменитой банды «Черная кошка». А второй (отец его мамы) - Рыбаков Сергей Михайлович - ушел в армию еще до начала войны, по обычному призыву, и вернулся только после Победы. Он тоже был простым солдатом-пехотинцем, в 1944 году его тяжело ранили, но из госпиталя он все равно попросился обратно, на фронт, и вернулся домой только летом 1945 года.

У нас в семье есть те, кто побывал в фашистских концлагерях. Мой троюродный прадедушка Женя (Евгений Иванович Кивотов) был в 1942 году захвачен в плен и три года провел в Освенциме. Он дважды бежал, пробирался через Германию (простые немцы его прятали), а в Польше его каждый раз выдавали гестаповцам. В 45 году он вернулся домой полуслепой и весь искалеченный пытками: у него была сильно повреждена одна рука, переломаны ноги, а на левой щеке навсегда остался след страшного ожога от фашистской сигареты. Он умер, когда мне было два года, а все мои родные прадедушки – еще до моего рождения, поэтому о том, как и где они воевали, я знаю только по рассказам бабушек, мамы, моего дяди Андрея, который вырос с прадедушкой Леней и которому тот много рассказывал о войне. У Алексея Георгиевича еще были братья Сергей и Георгий, и они тоже воевали. Прадедушка Сережа погиб летом 41 года, где-то в Прибалтике (он был кадровый военный, и в войне участвовал с первой ее минуты). А прадедушка Жора, младший из братьев, пошел в армию добровольцем, воевал на «катюше», брал Берлин.

Я считаю, что участниками войны были не только солдаты, но и солдатские жены. К началу войны у моей прабабушки Полины уже было трое детей, а в 1949 году – шестеро. Она всех сберегла, всех вырастила, хотя сама была инвалидом первой группы (у нее не было ноги, пальцы были искалечены), но этого никто не замечал – она работала не покладая рук всю свою жизнь, до войны была участницей стахановского движения, как и прадедушка Леня. По семейной легенде, они и познакомились на слете стахановцев в Туле. Прабабушка в начале 30-х годов работала учительницей в деревне – ликвидировала безграмотность, потом выучилась на бухгалтера. У нее всегда было большое домашнее хозяйство – огород, домашняя скотина, но она все успевала, была веселая и жизнерадостная, большая выдумщица. Бабушка Люся вспоминает, что даже в голодные военные годы ее мама всегда устраивала им новогодние праздники, сюрпризы, елки. Прабабушка была украинкой и замечательно пела украинские и русские народные песни. А прадедушка Леня был суровый, неразговорчивый, он все время что-нибудь делал по дому, но он очень любил детей, особенно совсем маленьких, мастерил им сам игрушки, качели… На старой семейной фотографии они с прабабушкой сидят в какой-то смущенной, напряженной позе, неловко сложив руки на коленях - как будто им непривычно ничего не делать, и они не знают, куда эти руки девать, раз они ничем не заняты…

Прабабушка всю жизнь вспоминала страшные месяцы оккупации нашего города. Когда фашисты пришли в Алексин, они выгнали ее с маленькими детьми из дома – дом был хороший, и его занял немецкий офицер с денщиком. Прабабушка сначала со всей семьей скрывалась у соседей (у тех была совсем плохонькая избушка, и немцы на нее не позарились). Она вспоминала, что ее младшую сестру, красавицу Верочку (Веру Афанасьевну Добруцкую), они прятали от фашистов в подполе и мазали ей лицо сажей. А потом фашисты, уходя из Алексина, сожгли всю нашу улицу, и жителей спасал только бор – люди в сорокаградусный мороз рыли там себе землянки, накрывали их еловыми и сосновыми ветками, засыпали снегом и так зимовали с крошечными детьми…

Моя бабушка – в то время трехлетняя малышка – до сих пор помнит, как много наших мертвых бойцов лежало на том декабрьском снегу уже после того, как отгрохотали катюши, освободившие наш город. Эти солдаты спасли Алексин, спасли моих родных от плена (всех жителей Алексина в последние дни оккупации согнали в вагоны, чтобы отправить в Германию на муки и смерть), а сами «приняли смертный бой» и навечно остались на алексинской земле.

Как давно это было … Шестьдесят девять лет назад! Если вдуматься, целая человеческая жизнь прошла с того декабря! Казалось бы, за это время должны затянуться все раны, изгладиться из памяти самые страшные впечатления…

Но это нельзя, невозможно, недопустимо! Этого не будет никогда! Потому что наша память, наше прошлое – это и есть МЫ, РОССИЯ. Если мы ее утратим, не будет НАС – будет какой-то другой народ, у которого не было ни Куликовской битвы, ни Бородина, ни Курской дуги…

А пока мы всё это помним, мы - РУССКИЕ.