Новая физика

Попытки уйти от трёхмерного пространства при помощи математики и метагеометрии. Четыре координаты.

Исследование структуры материи и лучистой энергии. Исследование атома. Открытие электрона.

Признание скорости света предельной скоростью. Скорость света как универсальная константа.

Определение четвёртой координаты в связи со скоростью света. Время как мнимая величина и формула Минковского. Признание необходимости рассмотрения времени вместе с пространством. Пространственно-временной четырёхмерный континуум.

Новые идеи в механике. Признание возможности того, что принцип сохранения энергии неверен. Признание возможности превращения материи в энергию и⁴ обратно.

Попытки построения системы абсолютных единиц измерений.

Установление факта весомости света и материальности электричества.

Принцип возрастания энергии и массы тела во время движения.

Специальный и общий принципы относительности; идея необходимости конечного пространства в связи с законами тяготения и распределением материи во вселенной. Кривизна пространственно-временного континуума. Без-

граничная, но конечная вселенная. Измерения этой вселенной определяются плотностью составляющей её материи. Сферическое или эллиптическое пространство. «Упругое» пространство.

Новые теории структуры атома. Исследование электрона.

Квантовая теория. Исследование структуры лучистой энергии.

Теперь, когда мы рассмотрели принципиальные особенности как «старой», так и «новой» физики, можно задать себе вопрос: сумеем ли мы на основе того материала, которым располагаем, предсказать направление будущего развития физической науки и построить на этом предсказании модель вселенной, отдельные

части которой не будут взаимно противоречить и разрушать друг друга? Ответ таков: построить такую модель было бы нетрудно, если бы мы располагали всеми необходимыми и доступными нам данными о вселенной, в связи с чем возникает новый вопрос: имеем ли мы все эти необходимые данные? И на. него, несомненно, следует ответить: нет, не имеем. Наши данные о вселенной недостоверны и неполны. В «геометрической» трёхмерной вселенной это совершенно ясно: мир невозможно вместить в систему трёх координат. Вне неё окажутся слишком многие вещи, измерить которые невозможно. Равным образом, ясно это и относительно «метагеометрической»

вселенной четырёх координат. Мир во всём его многообразии не вмещается в четырёхмерное пространство, какую бы четвёртую координату мы ни выбирали: аналогичную первым трём или воображаемую величину, определяемую относительно предельной физической скорости, т. е. скорости света.

Доказательством искусственности четырёхмерного мира в новой физике является, прежде всего, крайная сложность его конструкции, которая требует искривлённого пространства. Очевидно, что кривизна пространства указывает на присутствие в нём ещё одного или нескольких измерений.

Вселенная четырёх измерений, или четырёх координат, так же неудовлетворительна, как трёх. Можно сказать, что мы не обладаем всеми данными, необходимыми для построения вселенной, поскольку ни три координаты старой физики, ни четыре координаты новой не достаточны для описания всего многообразия явлений во вселенной.

Вообразим, что кто-то строит модель дома, имея всего три его элемента: пол, одну стену и крышу. Такова модель, которая соответствует трёхмерной модели вселенной. Она даст общее. представление о доме, но при условии, что ни сама модель, ни наблюдатель не будут двигаться; малейшее движение разрушит иллюзию.

Четырёхмерная модель вселенной новой физики представляет собой ту же самую модель, но устроенную так, что она вращается, постоянно поворачиваясь к наблюдателю фасадом. Это может на некоторое время продлить иллюзию, но лишь при условии, что имеется не более одного наблюдателя. Два человека, наблюдающие такую модель с разных сторон, вскоре увидят, в чём заключается хитрость.

Прежде чем выяснять вне всяких аналогий, что в действительности означают слова «вселенная не укладывается в трёхмерное и четырёхмерное пространство», прежде чем устанавливать, какое число координат определяет вселенную, необходимо устранить одно из самых серьёзных проявлений непонимания по отношению к измерениям.

Иначе говоря, я вынужден повторить, что к исследованию измерений пространства или пространства-времени нельзя подходить математически. И те математики, которые утверждают, что вся проблема четвёртого измерения в философии, психологии, мистике и т. д. возникла потому, что «кто-то подслушал разговор между двумя математиками о предметах, которые понимают только они», совершают большую ошибку; является ли эта ошибка преднамеренной или нет — лучше знать им самим.

Математика потому так легко и просто отрывается от трех-

мерной физики и евклидовой геометрии, что в действительности вовсе им не принадлежит.

Неверно думать, будто все математические отношения должны иметь физический или геометрический смысл. Наоборот, лишь очень небольшая и самая элементарная часть математики постоянно связана с геометрией и физикой, лишь очень немногие геометрические и физические величины имеют постоянное математическое выражение.

Нам необходимо понять, что измерения невозможно выразить математически, и, следовательно, математика не может служить инструментом исследования проблемы времени и пространства. Математически можно выразить только измерения, производимые по заранее согласованным координатам. Можно, например, сказать, что длина объекта — пять метров, ширина — десять, а высота — пятнадцать. Но различие между самими по себе длиной, шириной и высотой выразить невозможно: математически они эквивалентны. Математика не ощущает измерений, как ощущают их физика и геометрия. Математика не в состоянии уловить различие между точкой, линией, поверхностью и телом. Точка, линия, поверхность и тело могут быть выражены математически при помощи степеней, иными словами, просто обозначены: допустим, а обозначает линию, а² — поверхность, а³ — тело. Но дело в том, что такие же обозначения годятся и для обозначения отрезков разной длины: а = 10 м, а² = 100 м, а³ = 1000 м.

Искусственный характер обозначений измерений степенями становится особенно очевидным при следующем рассуждении.

Допустим, что а — это отрезок, а² — квадрат, а³ — куб, а⁴ — тело четырёх измерений; как будет видно позднее, можно дать объяснение понятиям а⁵ и а. Но что в таком случае обозначают а²⁵, а¹²⁵, или а¹⁰⁰⁰? Если мы предположим, что измерения соответствуют степеням, значит, показатели степени действительно выражают измерения. Следовательно, число измерений должно быть таким же,как число, выражающее степень; а это явная нелепость, поскольку ограниченность вселенной по отношению к числу измерений вполне очевидна; и никто не станет утверждать всерьёз о существовании бесконечного.или даже очень большого числа измерений.

Установив этот факт, мы можем ещё раз отметить, хотя это уже вполне ясно, что трёх координат для описания вселенной недостаточно, потому что такая вселенная не будет содержать движения; или, иначе говоря, любое доступное наблюдению движение немедленно её разрушит.

Четвёртая координата принимает в расчёт время; простран-

ство отдельно более не рассматривается. Четырёхмерный пространственно-временной континуум открывает возможность движения.

Но само по себе движение представляет собой очень странное явление. При первом же подходе к нему мы встречаемся с интересным фактом. Движение содержит в себе самом три явно выраженных измерения: длительность, скорость и «направление». Но это направление находится не в евклидовом пространстве, как предполагала старая физика; это направление от «до» к «после», которое для нас никогда не исчезает и никогда не меняется.

Время есть мера движения. Если изобразить время в виде линии, тогда единственной линией, которая удовлетворит всем требованиям времени, будет спираль. Спираль — это, так сказать, «трёхмерная линия», т. е. линия, которая требует для своего построения трёх координат.

Трёхмерность времени совершенно аналогична трёхмерности пространства. Мы не измеряем лространства кубами; мы изме-ряем-его линейно в разных направлениях; точно так же поступаем мы и со временем, хотя внутри времени можем измерить только две координаты из трёх, а именно: продолжительность и скорость. Направление времени для нас не величина, а абсолютное условие. Другое отличие заключается в том, что относительно пространства мы понимаем, что имеем дело с трёхмерным континуумом, а по отношению ко времени этого не понимаем. Но, как уже было сказано, если попытаться соединить три координаты в одно целое, мы получим спи-раль.

Это сразу же объясняет, почему «четвёртая координата» для описания времени недостаточна. Хотя мы допускаем, что оно представляет собой кривую линию, её кривизна остаётся неопределённой. Только три координаты, или «трёхмерная линия», т. е. спираль дают адекватное описание времени.

Трёхмерность времени объясняет многие явления, которые до сих пор оставались непонятными, и делает ненужными большую часть тщательно разработанных гипотез и предположений, необходимых для того, чтобы втиснуть вселенную в границы трёх- или даже четырёхмерного континуума.

Трёхмерность времени объясняет также, почему «теории относительности» не удаётся придать своим построениям удобопонятную форму.В любой конструкции чрезмерная сложность представляет собой результат каких-то упущений или ошибочных предпосылок. В данном случае причина сложности проистекает из упомянутой выше невозможности вместить вселенную в пределы трёхмерного или четырёхмерного континуума. Если мы попытаемся рассмотреть трёхмерное пространство как двухмерное и объяснить все физические явления как происходящие на его поверхности, нам потребуется ещё несколько новых «принципов относительности».

Три измерения времени можно считать продолжением измерений пространства, т. е. «четвёртым», «пятым» и «шестым» измерениями пространства. «Шестимерное» пространство — это, несомненно, «евклидов континуум», но с такими свойствами и формами, которые нам совершенно непонятны. Шестимерная форма тела нами непостижима, и если бы мы могли воспринимать её нашими органами чувств, то, конечно, увидели бы её и. ощутили как трёхмерную. Трёхмерность есть функция наших внешних чувств. Время представляет собой границу этих чувств. Шестимерное пространство — это реальность, мир, каков он есть. Эту реальность мы воспринимаем сквозь узкую щель внешних чувств, главным образом, прикосновением и зрением; мы даём ей определение «трёхмерного пространства» и приписываем свойства евклидова континуума. Любое шестимерное тело становится для нас трёхмерным гелом, существующим во времени; и свойства пятого и ше-стoro измерений остаются нашему восприятию недоступными. Шесть измерений образуют «период», за пределами которого не Остаётся ничего, кроме повторения этого же периода, но в другом масштабе. Период измерений ограничен с одного концa точкой, а с другого — бесконечностью пространства, умноженной на бесконечность времени, что в древнем симво-лизме изображалось двумя пересекающимися треугольниками, или шестиконечной звездой.

Совершенно так же, как в пространстве одно измере-рние, линия, и два измерения, поверхность, не могут суше-ствовать сами по себе и, взятые в отдельности, суть не более чем воображаемые фигуры, тогда как реально существует только тело, так и во времени реально существует лишь трёхмерное тело времени.

Несмотря на то, что в геометрии счёт измерений начинается с линии, только точка и тело являются, в подлинно физи-ческом смысле, существующими объектами. Линии и поверх-ности суть лишь черты и свойства тела. Их можно рассматривать и по-другому: линию как траекторию движения точки в пространстве, а плоскость — как траекторию движения ли-нии в перпендикулярном ей направлении (или как её вращение).

То же самое относится и к телу времени. Только точка (мгновение) и тело реальны. Мгновение может, меняться, т. е. сокращаться и исчезать или расширяться и становиться телом. Тело также способно сокращаться и становиться точкой или расширяться и становиться бесконечностью.

Число измерений не может быть ни бесконечным, ни очень большим; оно не превышает шести. Причина этого кроется в свойстве шестого измерения, которое включает в себя все возможности в данном масштабе.

Чтобы понять это, необходимо рассмотреть содержание трёх измерений времени, взятых в их «пространственном» смысле, т. е. как четвёртое, пятое и шестое измерения пространства.

Если принять трёхмерное тело за точку, линия существования или движения этой точки будет линией четвёртого измерения.

Возьмем линию времени, как мы обычно его себе представляем.

Теперь

После

Прежде

Эта линия, определяемая, точками «прежде», «теперь» и «после», есть линия четвёртого измерения.

Вообразим теперь несколько линий, пересекающих линию «прежде—теперь—после» и перпендикулярных ей. Эти линии, каждая из которых обозначает «теперь» для данного момента, выразят вечное существование прошлого и возможность будущих мгновений.

Каждая из этих перпендикулярных линий представляет собой «вечное теперь» для какого-то момента, и у Каждого момента есть такая линия вечного теперь.

Это и есть пятое измерение.

Пятое измерение образует поверхность по отношению к линии времени.

Всё, что мы знаем, всё, что признаём существующим, лежит на линии четвёртого измерения; линия четвёртого измерения есть «историческое время» нашего существования. Это единственное время, которое мы знаем, единственное время, которое мы чувствуем и признаём. Но, хотя и незаметно, ощущение других «времён», как параллельных, так и перпендикулярных, постоянно вторгается в наше сознание. Эти параллельные «времена» совершенно аналогичны нашему времени и тоже состоят из «прежде—теперь—после», образуя основу ткани времён, тогда как перпендикулярные времена состоят только из «теперь» и образуют уток.

Но каждое мгновение «теперь» на линии времени, т. е. на одной из параллельных линий, содержит не одну, а

несколько возможностей; иногда их число велико, иногда же мало. Вообще число возможностей, содержащихся в каждом мгновении, должно быть ограниченным, поскольку, не будь оно ограниченным, не существовало бы ничего невозможного. Таким образом, каждый момент времени, в пределах некоторых ограниченных условий бытия или физического существования, содержит определённое количество возможностей и бесконечное число невозможных случаев. Но и невозможные случаи также могут быть различными. Если я иду по знакомому ржаному полю и внезапно вижу на нём большую берёзу, которой вчера там не было, это будет невозможным явле-нием (как раз тем «материальным чудом», которое не допуска-ется принципом Аристотеля). Но если я иду по этому полю и вижу посреди него кокосовую пальму, это будет невоз-можным явлением другого рода, тоже «материальным чудом», но более высокого, более трудного порядка. Следует иметь в| виду это различие между невозможными случаями.

Передо мной на столе лежит множество разных предметов. Я могу воспользоваться ими по-разному. Но я не могу взять со стола что-то такое, чего там нет, — например, апельсин, которого там нет, или, скажем, пирамиду- Хеопса или Исаакиевский собор. Кажется, что в этом отношении между апельсином и пирамидой нет никакой разницы, однако она существует. Апельсин в принципе мог бы лежать на столе, а пирамида не могла бы. Как ни элементарны эти рассуждения, они показывают существование разных степеней невозможного.

Но сейчас нас интересуют только возможности. Как я уже упоминал, каждое мгновение содержит определённое число возможностей. Я могу осуществить одну из существующих возможностей, т. е. могу что-то сделать, а могу ничего и не делать. Но как бы я ни поступил, иначе говоря, какая бы из возможностей данного мгновения ни осуществилась, её осуществление предопределит следующее мгновение времени, следующее «теперь». Это второе мгновение времени снова будет содержать некоторое число возможностей, и осуществление одной из них предопределит следующее мгновение времени, следующее «теперь».

Таким образом, линию направления времени можно определить как линию осуществления одной возможности из числа всех возможностей, заключавшихся в предыдущей точке.

Линия такого осуществления будет линией четвёртого измерения, линией времени. Зрительно мы представляем её себе в виде прямой линии; но правильнее было бы представить её в зигзагообразном виде.

Вечное существование этого осуществления, линия, перпендикулярная линии времени, будет линией пятого измерения, или линией вечности.

Для современного ума вечность — неопределённое понятие. В разговорном языке вечность принимают за неограниченную протяжённость времени. Но религиозное и философское мышление вкладывает в понятие вечности идеи, которые отличают её от простой бесконечной протяжённости. Яснее всего это видно в индийской философии с её идеей «Вечного Теперь» как состояния Брахмы.

Фактически понятие вечности по отношению ко времени — то же самое, что понятие поверхности по отношению к линии. Бесконечность для линии не обязательно должна быть линией, не имеющей конца; это может быть и поверхность, т. е. бесконечное число отрезков.

Вечность может быть бесконечным числом конечных «времён».

Для нас трудно, думая о времени, представлять его во множественном числе. Наша мысль чересчур привыкла к идее одного времени, и хотя в теории идея множественности «времён» уже принята новой физикой, на практике мы продолжаем думать о времени, которое повсюду и везде одно и то же.

Что же будет шестым измерением?

Шестым измерением будет линия осуществления возможностей, которые содержались в предыдущем мгновении, но не были осуществлены во «времени», т. е. в четвёртом измерении. В каждое мгновение в каждой точке трёхмерного мира существует определённое число возможностей; во «времени», в четвёртом измерении, осуществляется одна из них; эти осуществлённые возможности слагают одна за другой пятое измерение. Линия времени, бесконечно повторяющаяся в вечности, оставляет в каждой точке неосуществлённые возможности. Но эти возможности, не осуществившиеся в одном времени, осуществляются в шестом измерении, которое представляет собой совокупность «всех времён». Линии пятого измерения, перпендикулярные линии «времени», образуют по--верхность; линии шестого измерения, начинающиеся из каждой точки «времени» и идущие во всевозможных направлениях, образуют тело, или трёхмерный континуум времени, в котором нам известно только одно измерение. По отношению ко.времени мы остаёмся одномерными существами и поэтому не видим параллельного времени или параллельных времён; по этой же причине мы не видим углов и поворотов времени, а представляем себе время прямой линией.

До сих пор мы принимали все линии четвёртого, пятого и шестого измерений за прямые, за координатные оси. Но нам следует понять, что эти прямые невозможно считать реально существующими. Они представляют собой лишь воображаемую систему координат для построения спирали.

Вообще говоря, реальное существование прямых линий вне некоторой определённой шкалы и определённых условий невозможно ни установить, ни доказать. И даже эти «условные прямые линии» перестают быть прямолинейно направленными, если мы вообразим их на вращающемся теле, которое совершает к тому же целый ряд разнообразных движений. По отношению к пространственным линиям это совершенно ясно: прямые линии суть не что иное, как воображаемые координаты, которые служат для измерения длины, ширины и высоты, вернее, глубины спирали. А линии времени геометрически ничем не отличаются от линий пространства. Единственное их отличие состоит в том, что в пространстве мы знаем три измерения и способны установить спиральный характер всех космических движений, т. е. таких движений, которые мы рассматриваем в достаточно крупном масштабе. Но мы не осмеливаемся на это, когда речь идёт о «времени». Мы стараемся вместить всё пространство времени в одну линию большого времени, общего для всех и вся. А это. иллюзия: нет «времени вообще», каждое отдельно существующее тело, каж-дая «отдельная система» (или то, что принято в качестве таковой) имеет своё собственное время. Это признано и новой физикой. Однако новая физика не объясняет смысла этого Понятия, не объясняет, что значит «отдельное существование». Отдельное время — это всегда замкнутый круг. Мы можем думать о времени как о прямой линии только на прямой «большого времени». Если «большое время» не существует, тогда каждое отдельное время может быть только кругом, т. е. Замкнутой кривой. Но круг и любая замкнутая кривая для

Своего определения нуждаются в двух координатах. Круг (окружность) —это двухмерная фигура. Если вторым измере-Нием времени является вечность, это значит, что вечность вхо-дит в любой круг времени и в каждое мгновение круга вре-мени. Вечность и есть кривизна времени; это тоже движе-ние, вечное движение. И если мы представим время в виде Круга или любой иной замкнутой кривой, вечность будет озна-

чать вечное движение по этой кривой, вечное повторение, вечное возвращение.

Пятое измерение есть движение по кругу, повторение, возвращение. Шестое измерение есть выход из этого круга. Если мы вообразим, что один конец круга приподнят над поверхностью, мы наглядно представим себе третье измерение времени, или шестое измерение пространства. Линия времени становится спиралью. Но спираль, о которой я говорил раньше, — это очень слабое приближение к спирали времени, её возможное геометрическое изображение. Действительная спираль времени не похожа ни на одну из известных нам линий, потому что в каждой своей точке она имеет ответвления. И поскольку в любое мгновение имеется много возможностей, в любой точке существует много ветвей. Наш ум не только отказывается представить себе результирующую фигуру из кривых линий, но не способен даже помыслить о ней; мы утратили бы всякую способность ориентироваться в этой непроходимой чаще, если бы нам не помогали прямые линии.

В этой связи можно понять смысл и цель прямых линий в системе координат. Прямые линии — вовсе не наивность Евклида, как пытаются доказать неевклидова геометрия и связанная с ней новая физика. Прямые линии — это уступка слабости нашего мыслительного аппарата, уступка, благодаря которой мы способны хотя бы приблизительно размышлять о реальности.

Фигура трёхмерного времени предстаёт в виде сложной структуры, которая состоит из лучей, исходящих из каждого мгновения времени; каждый из них содержит внутри себя собственное время и испускает в каждой точке новые лучи; взятые все вместе, эти лучи образуют трёхмерный континуум времени.

Мы живём, мыслим и существуем на одной из линий времени. Но второе и третье измерения времени, т. е. поверхность, на которой лежит эта линия, и тело, в котором содержится поверхность, ежесекундно вторгаются в нашу жизнь, в наше сознание, оказывают влияние и на наше «время». Когда мы начинаем чувствовать три измерения времени, мы называем их направлением, продолжительностью и скоростью, Но если мы захотим хотя бы приблизительно понять истинные взаимоотношения вещей, мы должны помнить о том, что направление, продолжительность и скорость являются не подлинными измерениями, а всего лишь отражениями подлинных измерений в нашем сознании.

Думая о теле времени, которое рбразуется линиями всех возможностей в каждое мгновение, мы должны помнить, что за пределами этих возможностей ничего быть не может.

Вот точка, с которой мы способны понять ограниченность бесконечной вселенной.

Как было сказано ранее, три измерения пространства плюс нулевое измерение, плюс три измерения времени образуют период измерений. Необходимо понять свойства этого периода. Он содержит в себе как пространство, так и время. Период измерений можно считать пространственно-временным, т. е.

пространством шести измерений, или пространством осуществления всех возможностей. Вне этого пространства мы можем представить только повторение периода измерений — или в нулевом масштабе, или в масштабе бесконечности. Но это иные пространства; они не имеют ничего общего с пространством шести измерений и могут существовать или не существовать, ничего не меняя в пространстве шести измерений.

Счёт измерений в геометрии начинается с линии, с первого измерения, и в некотором смысле это правильно. Но и простран-ство, и время имеют ещё одно, нулевое измерение, точку, или мгновение. Необходимо понять, что любое пространственное тело — вплоть до бесконечной сферы старой физики — есть точка (или мгновение, если брать его во времени).

Нулевое, первое, второе, третье, четвёртое, пятое и шестое измерения образуют период измерений. Но «фигура» нуле-вoro измерения, точка, есть тело другой шкалы. Фигура первого Измерения, линия, представляет собой бесконечность по отно-шению к точке. Для самой себя линия является телом, но телом иной шкалы, чем шкала точки. Для поверхности, т. е. для фигуры двух измерений, линия есть точка. Для себя по-веpxность трёхмерна, в то время как для тела она оказы-вается точкой и т. д. Для нас линия и поверхность являются лишь геометрическими понятиями, и на первый взгляд непо-Нятно, как это они могут быть трёхмерными телами для самих себя. Это станет понятнее, если мы начнём с рассмотрения геометрического тела, которое представляет собой реально Существующее физическое тело. Мы знаем, что это тело является трёхмерным для самого себя и для других трёхмерных тел шкалы, близкой к его собственной. Кроме того, бно является бесконечностью для поверхности, которая представляет собой нуль по отношению к нему, поскольку никакое число поверх-ностей не составит тела. Но и тело является точкой, нулём, фигурой нулевого измерения для четвёртого измерения, вопервых, потому что тело — это точка, т. е. одно мгновение во времени; и во-вторых, потому что никакое количество гел не создаст времени. Всё трёхмерное пространство — лишь мгновение во времени. Следует помнить, что «линии» и «поверхности» — не более чем названия, которые мы даём изме-рениям, лежащим для нас между точкой и телом. Для нас они не обладают реальным существованием. Наша вселенная состоит из точек и тел. Точка есть нулевое измерение, тело — трёхмерное. На другой шкале тело необходимо принять за точку времени, а ещё на одной — вновь за тело, но за тело трёх измерений времени.

В такой упрощённой вселенной не будет ни времени, ни дви жения. Время и движение созданы как раз не полностью воспри нимаемыми телами, т. е. линиями пространства и времени и поверхностями, пространства и времени. Период измерений реальной вселенной на самом деле состоит из семи степеней тел (степень в этом случае, разумеется, — лишь название): 1) точка, или скрытое тело; 2) линия, или тело второй сте пени; 3) поверхность, или тело третьей степени; 4) тело, или пространственная фигура, тело четвёртой степени; 5) время, или существование во времени тела как простран ственной фигуры; 6) вечность, или существование времени, тело шестой степени; 7) то, для чего у нас нет названия, «шестиконечная звезда», или существование вечности, тело седьмой степени.

Необходимо далее заметить, что измерения подвижны, т. е. любые три последовательных измерения образуют либо «время», либо «пространство», и «период» может двигаться вверх и вниз, когда снизу удаляется (прибавляется) одна степень, а сверху одна прибавляется (удаляется). Таким образом, если прибавить одно измерение «снизу» к шести измерениям, которыми мы располагаем, тогда должно исчезнуть одно измерение «сверху». Трудность понимания этой вечно меняющейся вселенной, которая сокращается и расширяется в зависимости от размеров наблюдателя и скорости его восприятия, уравновешивается постоянством законов и относительных положений в этих изменчивых условиях.

«Седьмое измерение» невозможно, ибо это была бы линия, которая никуда не ведёт, идёт в несуществующем направлении.

Линия невозможностей есть линия седьмого, восьмого и других несуществующих измерений, линия, которая ведёт «никуда» и приходит «ниоткуда». Неважно, какую необычную вселенную мы способны вообразить; но при этом мы не можем допустить существования Солнечной системы, в которой Луна сделана из зелёного сыра. Точно так же о каких бы необычных научных манипуляциях мы ни думали, мы не в состоянии себе представить, чтобы Эйнштейн действительно воздвиг на Потсдамской площади мачту для измерения расстояния между землёй и облаками, хотя он и грозился в одной из своих книг сделать это.

Таких примеров можно привести множество. Вся наша жизнь фактически состоит из явлений «седьмого измерения», т. е. из явлений фиктивной возможности, фиктивной важности и фиктивной ценности. Мы живём в седьмом измерении и неспособны выбраться из него. И наша модель вселенной никогда не сможет стать полной, если мы не поймём места, занимаемого в ней «седьмым измерением». Но понять это очень трудно. Мы даже не приближаемся к пониманию того, как много несуществующих вещей, играет важную роль в нашей жизни, управляет нашей судьбой и нашими действиями. Опять-таки, как было указано раньше, даже несуществующее и невозможное бывает разных степеней; поэтому вполне оправданно говорить не о седьмом измерении, а о воображаемых измерениях, число которых также является воображаемым.

Для того, чтобы, вполне обосновать необходимость рассматривать мир как мир шести измерений, или шести координат, нужно рассмотреть основные понятия физики, оставшиеся без определения, и посмотреть, нельзя ли рпределить их при помощи принципов, установленных нами выше.

Начнём с движения,

С точки зрения как старой, так и новой физики движение всегда остаётся одним и тем же. Различают только его свойства: продолжительность, скорость, направление в пространстве, прерывность или непрерывность, периодичность, ускорение, замедление и т. п.; и все характерные особенности этих свойств приписывают самому движению, так что движение разделяется на прямолинейное, криволинейное, равномерное, неравномерное, ускоренное, замедленное и т. д. Принцип относительности движения привёл к принципу сложения скоростей, а разработка принципа относительности выявила невозможность сложения скоростей, когда «земные» скорости сравнимы со скоростью света, Это повлекло за собой множество выводов, предположений и гипотез, которые в данный момент нас не интересуют. Достаточно напомнить лишь один факт, а именно: что само понятие «движения» не определено. Равным образом не определено понятие «скорости». Что касается «света», то здесь мнения физиков расходятся.

В настоящий момент нам важно осознать только то, что движение всегда рассматривалось как однородное явление. Не было попыток установить разнообразные феномены внутри самого движения. И это особенно странно, поскольку здесь определённо присутствуют четыре вида движения, четыре совершенно разных явления, доступных прямому наблюдению.

В некоторых случаях прямые наблюдения нас обманывают, например, когда во многих явлениях возникает иллюзия движения. Но сами явления — это одно, а их разновидности — другое. В данном частной случае непосредственное наблюдение приводит нас к реальным и неоспоримым.

фактам. Нельзя рассуждать о движении, не поняв разделения движения на четыре вида.

Вот эти четыре вида движения:

1. Медленное движение, которое как движение не видно; например, движение часовой стрелки.

2. Видимое движение.

3. Быстрое движение, когда точка становится линией, например, движение тлеющей спички, которой быстро вращают в темноте.

4. Движение настолько быстрое, что оно не оставляет зрительных впечатлений, но производит определённое физическое действие, например, движение летящей пули.

Чтобы понять различие Между этими четырьмя видами движения, вообразим один простой опыт. Представим себе, что мы глядим на белую стену, расположенную от нас на некотором расстоянии; по ней движется чёрная точка — то быстрее, то медленнее; а иногда и совсем останавливается.

Можно точно сказать заранее, когда мы начнём видеть движение точки, а когда перестанем.

Мы видим движение точки как движение, если эта точка за 1/10 секунды пройдёт 1-2 дуговых минуты круга, радиусом которого будет расстояние до стены. Если точка движется медленнее, она покажется нам неподвижной.

Предположим сначала, что точка движется со скоростью часовой стрелки на циферблате часов. Сравнивая её положение с положением других, неподвижных точек, мы, во-первйх, устанавливаем факт движения точки, а во-вторых, определяем скорость этого движения — но самого движения не видим.

Это и будет первый вид движения — невидимое движение.

Далее, если точка движется быстрее, проходя более двух дуговых минут за 1/10 секунды, мы видим её движение как движение. Это второй вид движения — видимое движение. Оно может быть самым разным по своему характеру и охватывать большую шкалу скоростей; но когда скорость возрастает в 4—5 тысяч раз, оно перейдёт в движение третьего вида. Это значит, что, если точка будет двигаться очень быстро, проходя в 1/10 секунды всё поле нашего зрения, т. е. около 160° или 9600 дуговых минут, мы будем видеть её не как движущуюся точку, а как линию.

Это третий вид движения с видимым следом, или движение, в котором движущаяся точка превращается в линию, движение с видимым прибавлением одного измерения.

И наконец, если точка мчится со скоростью, скажем, ру-

жейной пули, мы вообще её не увидим; однако, если эта «точка» обладает достаточным весом и массой, её движение способно вызвать физические действия, доступные нашему наблюдению и исследованию. Мы можем, например, слышать её движение, видеть движение других объектов, вызванное её невидимым движением, и так далее.

Это четвёртый вид движения — движение с невидимым, но воспринимаемым следом.

Все четыре разновидности движения суть абсолютно реальные факты, от которых зависят форма, аспект и корреляция явлений в нашей вселенной. Это так, потому что различия четырёх видов движения не только субъективны; т. е. они различаются не только в нашем восприятии, но и физически, по своим результатам и по воздействию на другие явления, а прежде всего, они различны по своему отношению друг к другу; и отношение это постоянно.

Учёному физику высказанные здесь идеи могут показаться довольно наивными. Он возразит: «А что такое глаз?» Глаз обладает удивительной способностью «сохранять в памяти» виденное в течение 1/10 секунды; если точка движется достаточно быстро для того, чтобы память каждой 1/10 секунды сливалась с другой памятью, результатом будет линия. Здесь нет преобразования точки в линию; весь процесс является субъективным, т. е. происходит только внутри нас, только в нашем восприятии. На самом деле движущаяся точка движущейся точкой и остаётся. Именно так выглядит дело с научной точки зрения.

Это возражение зиждется на допущении того, что мы знаем, что наблюдаемое явление вызывается движением точки. А что, если мы не знаем этого? Как можно это установить, если невозможно приблизиться к линии, которую мы увидели, прекратить движение, остановить предполагаемую движущуюся точку?

Линию видит наш глаз; однако при определённой скорости движения такую же линию или полосу «увидит» и фотоаппарат. Движущаяся точка на самом деле превратилась в линию; и мы глубоко заблуждаемся, не доверяя своему глазу: это как раз тот случай, когда глаз нас не обманывает. Он устанавливает точный принцип разделения скоростей. Разумеется, он устанавливает его для себя, на своём уровне, на собственной шкале, которая может меняться. Но не будет меняться, скажем, в зависимости от расстояния и останется одинаковым на любой шкале — прежде всего число разновидностей движения, которых всегда будет четыре; взаимоотношения между четырьмя скоростями со своими производными, т. е. результатами,

также останутся неизменными. Эти взаимоотношения между четырьмя видами движения создают весь видимый мир. Суть их заключается в том, что одно движение не обязательно бывает движением по отношению к другому движению; последнее возможно лишь в том случае, когда сравниваемые движения по своим скоростям не слишком отличаются друг от друга.

Так что приведённый выше пример с точкой на стене представляет собой движение по сравнению как с невидимой скоростью движения, так и со скоростью, достаточно большой для того, чтобы образовать линию. Однако это движение не будет движением по отношению к летящей пуле: для неё оно окажется неподвижностью — точно так же, как линия, образуемая быстро движущейся точкой, будет для медленно движущейся точки линией, а не движением. Это можно сформулировать следующим образом.

Подразделяя движение на четыре вида согласно установленному выше принципу, мы замечаем, что движение является движением (с нарастающей или убывающей скоростью) только для тех видов движения, которые располагаются поблизости, т. е. в пределах определённой корреляции скоростей, точнее, в пределах некоторого возрастания и убывания скорости, которые, по всей вероятности, можно точно установить. Более удалённые друг от друга разновидности движения, т. е. движения с существенно разными скоростями (когда, например, одна из них больше или меньше другой в четыре-пять тысяч раз, будут друг для друга не движениями с разной скоростью, а явлениями большего или меньшего числа измерений.

Но что же такое скорость? Что это за таинственное свойство движения, которое существует лишь в средних степенях и исчезает в малых и больших степенях, вычитая или прибавляя, таким образом, одно измерение? И что такое движение?

Движение есть видимое явление, зависящее от протяжённости тела в трёх измерениях времени. Это значит, что каждое трёхмерное тело обладает ещё тремя измерениями времени, которых мы, как таковых, не видим, а называем свойствами движения или свойствами существования. Наш ум не в силах охватить временные измерения в их целостности; не существует никаких понятий, которые выражали бы их сущность во всём её многообразии, ибо все существующие «концепции времени» выражают лишь одну сторону, одно измерение. Поэтому протяжённость трёхмерных тел в неопределимых для нас трёх измерениях времени представляется нам движением со всеми его свойствами.

По отношению к измерениям времени мы находимся точно в гаком же положении, в каком находятся животные по отношению к третьему измерению пространства. В книге «Tertium Organum» я писал о восприятии третьего измерения животными. Все кажущиеся движения для них реальны. Когда лошадь пробегает мимо дома, дом поворачивается к ней разными сторонами, дерево прыгает на дорогу. Даже когда животное остаётся неподвижным и только рассматривает неподвижный объект, последний начинает обнаруживать необычные движения. Собственное тело животного, даже в состоянии покоя, может проявлять для него много странных движений, которые наши тела для нас не проявляют.

Наше отношение к движению и к скорости особенно сходно с таким явлением. Скорость может быть свойством пространства. Ощущение скорости, возможно, является ощущением проникновения в наше сознание одного из измерений более высокого пространства, нам неизвестного.

Можно рассматривать скорость как угол. Это сразу же объясняет все свойства скорости, в частности то, что и большие, и малые скорости перестают быть скоростями. Угол имеет естественную границу как в одном, так и в другом направлении. (...)

Используя введённые выше определения времени, движения и скорости, перейдём теперь к определению пространства, материи, массы, тяготения, бесконечности, соизмеримости и несоизмеримости, «отрицательных количеств» и т. д.

Что касается пространства, то мы сразу же сталкиваемся с тем, что пространство слишком охотно считают однородным. Даже сам вопрос о возможности разнородного пространства не возникает; а если такое случается, он не покидает области чисто математических умозаключений и не позволяет судить о реальном мире с точки зрения разнородного пространства.

Нередко самые сложные математические и метагеометри-ческие понятия утверждают себя, отбрасывая все прочие. «Сферическое» пространство, «эллиптическое» пространство, пространство, определяемое плотностью материи и законами тяготения, «конечное, но безграничное» пространство — в любом случае, это — пространство в целом; и всегда это цельное пространство считается однообразным и однородным.*

* Настоящая глава, в основном, закончена в 1912 году; первая её часть написана позднее. Делая обзор современного состояния физики, я не пытался довести его до сегодняшнего дня и упомянуть всетеории, появившиеся к этому времени, потому что ни одна из них ничего не меняла в.моих принципиальных выводах. Наиболее полное изложение взглядов на пространство 450

Из всех позднейших определений пространства самым интересным представляется «моллюск» Эйнштейна, который превосхищает многие будущие открытия. «Моллюск» способен самостоятельно двигаться, расширяться и сжиматься; он может быть не равным самому себе, неоднородным по отношению к самому себе.

И всё же «моллюск» — лишь аналогия, лишь очень робкий пример того, как можно и нужно рассматривать пространство. Чтобы создать его, понадобился весь арсенал математики, метагеометрии и новой физики наряду со «специальным» и «общим» принципами относительности.

В действительности, всё было бы гораздо проще, если бы существовало понятие разнородности пространства.

Попробуем рассмотреть пространство так же, как рассматривали время, с точки зрения непосредственного наблюдения.

А. Пространство, занятое домом, в котором я живу, комна- той, в которой я сейчас нахожусь, и моим телом, воспринимается мною как трёхмерное. Конечно, речь здесь идёт не о «чистом» восприятии, поскольку оно уже прошло сквозь призму мышления; но так как трёхмерность дома, комнаты и моего тела не вызывает споров, его можно принять.

В. Я гляжу из окна и вижу часть неба с несколькими звёздами на нём. Небо для меня двухмерно. Ум знает, что небо обладает «глубиной»; но мои непосредственные ощущения этого не подтверждают, напротив, они отрицают истинность этого факта.

С. Я размышляю о структуре материи и о такой её единице, как молекула. Для непосредственных ощущений одна молекула не имеет размерности; но при помощи рассуждений

читатель найдёт в книге Эддингтона «Пространство, время и тяготение», особенно в главе «Виды пространства». Эддингтон цитирует там У. К. Клиффорда, который в книге «Здравый смысл точных наук» писал: «Теперь читателю до некоторой степени будет понятна опасность догматического утверждения о том, что аксиомы, основанные на опыте в ограниченной области, обладают универсальностью. Это утверждение может привести к тому, что мы не обратим внимания на возможное другое объяснение какого-нибудь явления или сразу же отбросим необычное объяснение. Гипотезам о том, что пространство не является плоским, что его геометрический характер способен со временем измениться, вероятно, предстоит сыграть важную роль в физике будущего: возможно, это и не так, но нам не следует отбрасывать их как возможные объяснения физических явлений лишь потому, что они могут противоречить популярному догматическому убеждению в универсальности некоторых геометрических аксиом — убеждению, которое возникло благодаря столетиям бездумного преклонения перед гением Евклида».

Это высказывание имеет, кажется, связь с идеей разнородности пространства.

я прихожу к выводу, что пространство, занимаемое молекулой, состоящей из атомов и электронов, должно иметь шесть измерений — три пространственных и три временных; если бы молекула не обладала тремя измерениями времени, её три пространственных измерения не смогли бы оказать воздействия на мои внешние чувства. Очень большое количество молекул производит на меня впечатление материи, обладающей массой, только по причине шестимерности пространства, занимаемого каждой молекулой.

Итак, «пространство» для меня неоднородно. Комната трёхмерна, а небо двухмерно. Молекула для непосредственного восприятия не имеет размерности; у атомов и электронов размерность ещё меньше; но по причине своей шестимерности множество молекул производит на меня впечатление материи. Если бы молекулы не имели временных измерений, материя стала бы Для меня пустотой.

К сказанному выше требуются некоторые пояснения. Во-первых, если молекулы «не имеют размерности», как могут атомы и электроны иметь её еще меньше? Во-вторых, каким образом временные измерения воздействуют на наши внешние чувства, почему пространственные измерения сами по себе не оказывают на нас влияния?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо подробнее рассмотреть приведённые выше соображения.

Звезда, которая представляется мне мерцающей точкой, в действительности состоит из двух огромных солнц, каждое из которых окружено множеством планет; оба эти солнца разделены колоссальным расстоянием. На самом деле мерцающая точка занимает громадный участок трёхмерного пространства. Здесь опять-таки может возникнуть возражение, подобное тем, которые возникали в случае четырёх видов движения, а именно, что я беру чисто субъективные ощущения и припи-сываю им реальный смысл.

И снова, как и в случае рассуждений о четырёх видах движения, я могу возразить на это, что меня интересуют нe ощущения, а взаимоотношения их причин. Причины не явля-ются субъективными, а зависят от вполне определённых, объективных условий — в данном случае от сравнительной ве-личины и расстояния.

Дом и комната для меня трёхмерны в силу их соизмеримости с моим телом. «Небо» двухмерно, потому что оно далеко. «Звезда» кажется точкой, потому что она мала по сравнению с небом. «Молекула» может быть шестимерной, но как точка, т. е. в виде тела нулевого измерения, она не в состоянии оказать на мои внешние чувства какого-либо воздействия. Это факты, в них нет ничего субъективного.

Но это ещё далеко не всё.

Измерения окружающего меня пространства зависят от размеров моего тела. Если бы размеры моего тела изменились, изменились бы и измерения пространства. «Измерение» соответствует «размеру». Если измерения моего мира могут меняться с изменением моего размера, тогда и размеры моего мира тоже могут меняться.

Но в каком отношении?

Правильный ответ на этот вопрос сразу же выведет нас на верный путь.

Чем меньше будет «тело отсчёта», или «система отсчёта», тем меньшим окажется мир. Пространство пропорционально размерам тела отсчёта, и все меры пространства пропорциональны мерам «эталона». То же самое, однако, справедливо и по отношению к самому пространству. Возьмём электрон на Солнце в его отношении к видимому пространству и к Земле. Для электрона всё видимое пространство будет (конечно, приблизительно) сферой диаметром в километр; расстояние от Солнца до Земли составит несколько сантиметров, а сама Земля окажется почти «материальной точкой». Луч света с Солнца достигает Земли (для электрона) мгновенно. Этим объясняется, почему мы никогда не можем перехватить луч света на полпути.

Если же вместо электрона мы возьмём Землю, для Земли расстояние окажется гораздо больше, чем для нас. Все расстояния будут больше во столько же раз, во сколько Земля больше человеческого тела. Так обязательно бывает потому, что иначе Земля не могла бы ощутить себя трёхмерным телом, каким мы её знаем, а была бы для себя неким непостижимым шестимерным континуумом. Но такое самоощущение противоречило бы верно понятому принципу единства законов. Причина здесь в том, что, если бы Земля оказалась для себя шестимерным континуумом, тогда и нам пришлось бы стать для себя шестимерными континуумами; а поскольку мы являемся для себя трёхмерными телами, Земля тоже должна быть для себя трёхмерным телом. Впрочем, невозможно с уверенностью утверждать, что понятия Земли о самой себе должны непременно совпадать с нашими представлениями о себе.

Если мы теперь попробуем вообразить, каким должно быть пространство, занимаемое земными объектами, с одной стороны, для электрона, а с другой — для Земли, мы придём к очень странному и, на первый взгляд, парадоксальному выводу. Окружающие нас предметы — столы, стулья, вещи повседневного обихода и т. п. — не могут существовать для Земли, ибо они для неё слишком малы. В мире планет невозможно представить себе стул. Невозможно и помыслить об индивидуальном человеке в отношении к Земле, потому что индивидуальный человек не может существовать по отношению к ней. Даже всё человечество в целом не может существовать по отношению к Земле. Оно существует только вместе со всем растительным и животным миром и со всем, что было создано

руками человека.

На это не может быть серьёзных возражений, потому что частица материи, которая по отношению к человеческому телу такова же, как само это тело или даже как всё человечество, — такая частица, несомненно, не может существовать для нас по отношению к Земле. Очевидно также, что стул не может существовать в мире планет, потому что он слишком для этого мал. Что здесь является странным и парадоксальным, так это неизбежный вывод, что стул не может существовать и для электрона или в мире электрона, — и тоже потому, что он слишком

Мал.

Это утверждение представляется бессмысленным. «Логически» дело должно обстоять так, что стул не может существовать для электрона потому, что по сравнению с электроном он чересчур велик. Но так бывает только в «логической», т. е. трёхмерной вселенной с постоянным пространством. Шестимерная вселенная нелогична, и пространство внутри неё может сокращаться и расширяться в гигантских масштабах, сохраняя при этом только одно постоянное свойство, а именно, углы. Поэтому пространство, существующее для электрона в пропорции к его размерам, будет настолько малым, что стул практически не займёт в этом пространстве никакого

места.

Таким образом; мы пришли к пространству, которое расширяется и сжимается сообразно размерам «эталона», — к пространству, способному сжиматься и расширяться. В новой физике ближе всего к этой идее «моллюск» Эйнштейна. Но как и большинство идей новой физики, этот «моллюск» не столько являет собой формулировку какого-то нового принципа, сколько попытку показать непригодность старого. «Старое» в этом случае — неподвижное и неизменное пространство. То же самое можно сказать и об идее пространственно-временного континуума. Новая физика признаёт, что пространство нельзя рассматривать отдельно от времени, а время — отдельно от пространства; но какова сущность взаимоотношений пространства и времени, и почему явления пространства и явления времени кажутся непосредственному восприятию разными — этого новая физика не выясняет.

Новая модель вселенной утверждает как непреложный факт единство пространства и времени, а также различия между ними; кроме того, она описывает принцип перехода пространства во время, а времени — в пространство.

В старой физике пространство всегда было пространством, а время — временем. В новой физике обе эти категории составляют одну, пространство-время. В новой же модели вселенной явления одной категории могут переходить в явления другой категории, и наоборот.

Когда я пишу о пространстве, о понятиях пространства и об измерениях пространства, я имею в виду пространство для нас. Для электрона и, весьма вероятно, даже для тел, гораздо более крупных, чем электрон, наше пространство окажется временем.

Шестиконечная звезда, изображавшая мир в древней символике, в действительности есть выражение пространства-времени «периода измерений», т. е. трёх измерений пространства и трёх измерений времени в их совершенном единстве, где каждая точка пространства связана со всем временем, а каждый момент времени — со всем пространством, когда всё находится повсюду и везде.

Но это состояние шестимерного пространства непостижимо и недоступно для нас, потому что наши органы чувств и ум позволяют нам устанавливать связь только с материальным миром, т. е. с миром определённых ограничений по отношению к высшему пространству. Мы никогда не можем видеть шестиконечную звезду.

Что же такое материальный мир? Что значит материальность? Что такое материя?

Ранее в этой главе цитировалось определение Хволь-сона:

«Объективизируя причину ощущения, т. е. перенося эту при- чину в определённое место в пространстве, мы считаем, что это пространство содержит нечто, называемое нами материей, или субстанцией».

И далее:

«Употребление термина «материя» было ограничено исключительно материей, которая способна более или менее непосредственно воздействовать на наши органы осязания».

Современные физика и химия многого добились в изучении строения и состава материи и не ограничиваются определениями, подобными определению Хвольсона; они рассматривают как материю всё, что можно измерить и взвесить, хотя бы и опосредованным образом. Изучая строение и состав материи, учёные имеют дело с разновидностями материи, которые столь малы, что не могут оказать никакого воздействия

нa наши органы осязания, и тем не менее признают их материальными.

Фактически же, и старая точка зрения, которая ограничивала понятие материи слишком узкими рамками, и новая точка зрения, которая чересчур расширяет сферу материального, — обе допускают ошибку.

Чтобы избежать противоречий, неточностей и путаницы в терминах, необходимо установить наличие нескольких степеней материальности:

1. Материя в твёрдом, жидком и газообразном состояниях (до определённого уровня разрежённости), т. е. состояниях, в которых материю можно разделить на «частицы».

2. Очень разрежённые газы, состоящие из отдельных молекул; молекулы, распавшиеся на составляющие их атомы.

3. Лучистая энергия — свет, электричество и т. п. — электронное состояние материи, или электроны и их производные, не связанные в атомы. Некоторые физики считают это состояние распадом материи, но данных, подтверждающих эту точку зрения, нет.

Неизвестно, что удерживает электроны в атомах, так же как неизвестно, что удерживает молекулы в клетках, а протоплазму — в живой органической материи.

Необходимо помнить о степенях материальности, так как без использования их невозможно отыскать выход из того хаоса, в котором оказались физические науки.

Что же означают эти подразделения с точки зрения упомянутых принципов «новой модели вселенной», и как можно определить степени материальности?

Материя первого рода трёхмерна, т. е. любую часть этой материи и любую её «частицу» можно измерить в длину, ширину и высоту; она существует во времени, т. е. в четвёртом

измерении.

Материя второго и третьего рода, т. е. её составные части (молекулы, атомы и электроны), не имеют пространственных измерений, сравнимых с измерениями частиц материи первого рода; они осознаются нами только в больших массах и только через свои временные измерения — четвёртое, пятое и шестое; иначе говоря, они достигают сознания лишь благодаря своему движению и повторению этого движения.

Таким образом, только первую степень материи можно считать существующей в геометрических формах и в трёхмерном пространстве. Атомную и электронную материю можно с полным правом рассматривать как материю, принадлежащую не нашему, а другому пространству, потому что для её описания требуется шесть измерений. Её единицы — молекулы, атомы и электроны, взятые сами по себе, вполне естественно назвать нематериальными.

Итак, материальность делится для нас на три категории, или три степени.

Первый вид материальности представляет собой состояние материи, из которой состоят наши тела. Эта материя и любая её часть должны обладать (для нас) тремя измерениями в пространстве и одним измерением во времени; пятое и шестое измерения мы постичь не в состоянии.

В материальности первого вида (для нас) больше пространства, чем времени.

Второй и третий виды материальности представляют собой состояния молекул, атомов и электронов, которые (для органов ощущения) имеют нулевое измерение в пространстве и осознаются нами только в силу трёх своих измере- ний времени.

В материальности второго и третьего рода (для нас) больше времени, чем пространства.

Переход материи из твёрдого состояния в жидкое и из жидкого в газообразное касается только молекул, т. е. расстояния между ними и их сцепления. Но во всех этих состояниях — твёрдом, жидком и газообразном — внутри молекул всё остаётся одинаковым, т. е. пропорциональность материи и пус-стоты не меняется. Внутри атомов электроны одинаково удалены друг от друга и так же вращаются по своим орбитам при всех состояниях сцепления молекул. Изменения в плотности материи, её переход из твёрдого состояния в жидкое или газообразное никоим образом на них не действуют.

Мир внутри молекул напоминает пространство, где движутся небесные тела. Электроны, атомы, молекулы, планеты, солнечные системы, скопления звёзд — всё это явления одного и того же порядка. Электроны движутся внутри атома по своим орбитам совершенно так же, как планеты в Солнечной системе. Электроны суть такие же небесные тела, как планеты; даже их скорость такая же, как скорость планет. В мире электронов и атомов можно наблюдать все явления, которые наблюдают в астрономическом мире. В этом мире существуют и кометы, которые странствуют от одной солнечной системы к другой. Есть там и метеоры, и потоки метеоритов. «Как вверху, так и внизу» — кажется, наука подтверждает старую формулу герметистов. Но, к несчастью, так только кажется, потому что модель вселенной, которую строит наука, слишком неустойчива и может разлететься на куски при первом же прикосновении.

Действительно, что связывает все эти вращающиеся частицы, или агрегаты, материи? Почему планеты Солнечной системы не разлетаются в разные стороны? Почему они продолжают вращаться по своим орбитам вокруг центрального светила? Почему электроны оказываются связанными друг с другом, образуя таким образом атом? Почему они не разлетаются, а материя не распадается в пустоте? Подобные вопросы в той или иной форме всегда стояли перед наукой; но даже в наши дни она не в состоянии ответить на них, не вводя при этом два новых неизвестных: «притяжение» (или «тяготение») и «эфир».

«Притяжение, — говорит наука, — удерживает планеты около Солнца, а электроны в одном целостном образовании; притяжение, эта таинственная сила, проявляется в воздействии более крупной массы на массу меньших размеров». Этот ответ науки на заданный выше вопрос вызывает новый вопрос: как может одна масса влиять на другую, хотя бы и меньшую, когда она находится от неё на большом расстоянии? Если представить себе Солнце в виде большого яблока, Земля будет маковым зёрнышком, находящимся а двенадцати шагах от яблока. Как же возможно, чтобы яблоко подействовало на маковое зерно на расстоянии двенадцати шагов? Они должны быть каким-то образом связаны, иначе воздействие одного тела на другое совершенно непостижимо и фактически невозможно.

Учёные пытались дать ответ на этот вопрос, выдвинув гипотезу, что существует некая среда, через которую передаётся воздействие и в которой вращаются электроны, а может быть, и небесные тела.

Но с точки зрения новой модели вселенной подобные гипотезы, равно как и гипотеза тяготения, совершенно не

нужны.

Материя атома заставляет нас ощущать её существование благодаря движению. Если бы движение внутри атома прекратилось, материя превратилась бы в пустоту, в ничто. Действие материальности, впечатление массы создаются движением мельчайших частиц, которое требует времени. если мы отбросим время, если представим себе атомы без времени, т. е. вообразим все электроны неподвижными, материи не будет. Неподвижные малые величины находятся вне нашего восприятия. Мы воспринимаем не их, а их орбиты, даже орбиты их орбит.

Небесное пространство является для нас пустым, иначе говоря, как раз тем, чем была бы материя без времени.

Но в случае небесного пространства мы раньше, чем в случае материи, узнали, что видимое нами не соответствует реальности, хотя наука по-прежнему далека от правильного понимания этой реальности.

Светящиеся точки превратились в миры, движущиеся в пространстве; возникла вселенная летающих шаров. Однако эта концепция не является завершением возможного понимания небесного пространства.

Если схематически изобразить взаимную связь небесных тел, мы представим их себе в виде точек или дисков на большом расстоянии друг от друга. Как нам известно, они не являются неподвижными и вращаются одна вокруг другой; мы знаем также, что они не являются точками. Луна вращается вокруг Земли, Земля — вокруг Солнца; а Солнце, в свою очередь, вращается вокруг неизвестного нам светила или, во всяком случае, движется в определённом направлении. Следовательно, Луна, вращаясь вокруг Земли, вращается в то же время вокруг Солнца и движется куда-то вместе с ним. Земля тоже вращается вокруг Солнца и одновременно вокруг какого-то неизвестного центра.

Если мы захотим графически изобразить траектории этого движения, мы сделаем это следующим образом: путь Солнца — в виде линии, путь Земли — в виде спирали вокруг этой линии, и путь Луны — в виде спирали вокруг спирали Земли. Если же мы захотим изобразить траекторию Солнечной системы в целом, нам придётся отметить пути всех планет и астероидов в виде спиралей вокруг центральной линии Солнца, а пути спутников планет — в виде спиралей вокруг спиралей планет. Нарисовать такой рисунок очень трудно, а с астероидами он фактически невозможен. Ещё труднее построить по этому рисунку точную модель, особенно если при этом необходимо строго соблюдать все соотношения, расстояния и т. п. Но если бы нам удалось её всё-таки построить, она оказалась бы точной моделью небольшой частицы материи, во много раз увеличенной; и если бы удалось уменьшить эту модель в требуемое число раз, она показалось бы нам непроницаемой материей, в точности совпадающей с той материей, которая нас окружает.

Материя, или субстанция, из которой состоят наши тела и все окружающие объекты, построена совершенно так же, как Солнечная система; только мы не в состоянии воспринимать электроны и атомы как неподвижные точки, а воспринимаем их в виде сложных и запутанных траекторий их движения, которые создают впечатление массы. Если бы мы смогли воспринять Солнечную систему на значительно более мелкой шкале, она вызвала бы у нас впечатление материи. В этой Солнечной системе для нас не было бы пустоты — точно так же, как нет пустоты в окружающ